Региональное пространство в политической организации мира

Постановка проблемы. В современных международных отношениях все большую актуальность, вес и влияние приобретает региональный фактор, деунифицируя картину мира через различные версии жизнеустройства человеческих коллективов. В международной среде это привело, с одной стороны, к появлению соглашений, устанавливающих правовой порядок трансграничного взаимодействия и придающих устойчивый характер деятельности в условиях пересечений границ. С другой — выявило условность и непостоянство региональных объединенийих предельность, наличие политического и институционального аспектовслабость теоретических ориентаций. С третьей — сформировало проблему меняющейся пространственной формы и методов получения знания о регионе как особой социально-политической организации пространства. Наконец показало, что региональное пространство всегда стремится к пересечению политических и административных границ, нарушая и вмешиваясь в регламенты соседствующих территорий, что и вводит регион в проблематику международных отношений и стратегических исследований. Так, согласно оценкам международных организаций, общая сумма денежных трансфертов в Польшу, осуществленных поляками из Германии, практически сравнялась в конце XX века с прямыми инвестициями Германии в польскую экономику. В 2000 году статистика ЕС зафиксировала, что около 20 тысяч украинцев ежедневно пересекали границу, направляясь в соседние страны в поисках работы или за товаром. Все это нередко становится источником конфликтов, приводит к нестабильности внутренней ситуации, трансформации политических систем, появлению новых форм взаимодействиятребует новых принципов организации деятельности в расширяющейся международной среде, где происходит сближение внешнего и внутреннего.

Практика показала, что управление конфликтами, как способ упорядочивания и регламентации международных отношений, как и тотальная систематика разделения труда, может осуществляться не везде, не всегда и не во всяком фрагменте развития. В то же время конфликтологические исследования помогли преодолеть традицию восприятия превентивной деятельности и нейтрализации конфликтов как проблемы технической оснащенности и выработки соответствующих технологий. Реальная жизнь общества всегда содержит достаточное количество конфликтов, однако они не являются всеобъемлющим измерением, как это представляли теории 80−90-х годов XX столетия. В локальных границах могут существовать нечеткие зоны, где конфликты являются только потенциально возможными, не наблюдаются в настоящем и не ожидаются в будущем. И в том, и в другом случае их можно облечь в пространственные формы, представить как регион.

Анализ широкого применения термина «регион» в практике международных отношений и государственного управления (российские регионы, американский регион, Европейский Союз, Центральная Азия, Северный регион, Ближний Восток, ландшафтный регион, географический, экономический, культурный, этнический, политический, стратегический и пр.) выявил, что мировая политика картографирует пространство, исходя из его функциональной специфики. Поэтому в определенных ситуациях регион: становится проводником наднациональности и реализации интеграционных решений,.

— используется как инструмент декомпозиции стратегического пространства,.

— направленно создается как пространственно-временная конструкция в подвижной иерархии мирового порядка,.

— предстает как опыт построения будущего, как вид процессов преобразования теоретического в практическое и наоборот.

Познание таких объектов подчеркивает актуальность прикладных исследований феномена регионального. Несомненной является необходимость теоретического осмысления наблюдаемой пространственной перегруппировки социумов, неясные рельефы которого уточняются в региональных перцепциях. Третья причина — очевидность, что в очертаниях нового международного порядка региональные образования превосходят пространство межгосударственных отношений, включая в себя не только отношения между группами и структурами, но и неструктурированные общие признаки. Поэтому в ситуации постулированной открытости обществ конструирование региона из внутренней задачи государства и в этом смысле сугубо административной и социально-экономической превратилось в один из процессов международных отношений и объект мировой политики. Сегодня регион фактически признан элементом международных отношений, циркулирующих в больших политико-экономических зонах. Обрамленная политическими и символическими границами, регламентированная соглашениями трансграничного сотрудничества в международной сфере данная единица перестает восприниматься как географическая категория. Феномен региона показывает, что кроме исторического опыта, специфики сходства и отличия по архетипам менталитета и культуры подобная интеграция требует учета политического контекста, взаимодействия фундаментальных и прикладных исследований.

В теории международных отношений варианты обоснования регионального пространства содержатся в концепциях взаимно пересекающихся суверенитетов, сообщества безопасности, в критике этноцентризма, в предпринятых теоретиками неореализма, неолиберализма и постмодернизма поисках адекватного определения безопасности, в прикладных исследованиях постхолодного мира. Таким образом, феномен регионального пространства вторгается в одну из самых сложных проблем теории международных отношений и занимает сегодня самый большой объем в переговорном процессе и стратегической деятельности — становление нового международного порядка.

Как фрагмент глобального социума, регион обладает способностью интегрировать, разграничивать, распределять, организовывать и трансформировать, т. е. наполнять абстракцию глобальной взаимозависимости реальным содержанием. Практика показывает, что к строительству регионов причастны только ведущие силы мировой политики. А поскольку регионы возникают не везде, и, как правило, основаны на диалогичной политике, то региональные формы в отличие от цивилизационных и этнических становятся способом репрезентации глобальных интересов. В то же время специфические свойства региона позволяют видеть в нем инструмент концентрации и дисперсии политической власти акторов международных процессов, стягивания и растягивания пространственных форм, индуцируемых фактором глобальности.

Поиски причин возрастающего значения пространства в процессе политической организации мира привели автора к оригинальному раскрытию роли регионов в международных процессах, связанных с уровнями политического развития, качеством управления, стратегиями ведущих акторов, ключевыми положениями теории международных отношений и международного регионализма.1.

1 International Regionalism / Ed. by J. S. Nye. Boston: Little, Brown, 1968.

Научная новизна исследования обусловлена актуальностью влияния региональных процессов на глобальное и локальное развитие. По сути, в политической науке это первая попытка включить в проблематику международных отношений триаду — регион, регионализация и регионализм.

Внимание к региону актуализировалось вместе с появлением региональных центров влияния, обозначивших свои претензии на власть в процессе глобализации. Другим моментом, придающим региональной конструкции актуальный смысл, явилось то, что региональная интеграция расширяет практику осуществления суверенитета составляющих ее стран: действует через государство, оставляя за ним право принятия решения. Наиболее явственно регионализация характеризует процессы в Евразии, в пространстве которой действуют несколько регионально организованных интеграций. Вместе с тем внимание исследователей приковано к четыремЕвропейский союз, Содружество независимых государств, АСЕАН и Ближний Восток. Это разные по форме и политическому содержанию конструкции. Общее у них то, что они включают в себя все, что можно объяснить в терминах данного исследования — регион. Поэтому интерес политических наук к деятельностям индивидов и групп, в равной мере должен распространиться и на компонент, выражающий региональное пространство.

В отличие от подавляющего большинства проанализированных работ, в которых рассматриваются отдельные качества региона, автор видит регион как концептуальное пространство. Его границы складываются под преобладающим влиянием феномена — фактора международности, возникающего в процессе политического проектирования международной среды. Это означает непосредственное преобразование теоретического знания в процедуры реализации определенных программ, где решающая роль принадлежит знаниям об обществе и человеке, о переходе от внутреннего опыта к внешнему, сочетаясь с технологиями доминирования. Формой такого перехода выступает региональное пространство (проект-конструкция), в котором осуществляется опыт построения будущего. Таким образом, в диссертации предпринята попытка внедрить в политическую науку новый объект исследования — регион, становление которого в настоящее время происходит, по нашему мнению, на основе научных подходов, включающих регионализацию и регионализм. В диссертации регион анализируется как территория, организация которой предусматривает институциональное оформление геоисторических особенностей, учет количественных и качественных характеристик жизни населения.

Новизна данной диссертации вытекает из рамочного подхода, в соответствии с которым автор прослеживает рождение проблемы глобального в ускоряющемся членении мира на регионы. Глобализация ориентирована на все предметное поле современной цивилизации, но эффективна только в реализации однородности мировой экономики, технологий, электронного производства и коммуникаций. Тем самым она акцентирует ценностные ограничения, а экономические и внеэкономические сферы постепенно приобретают разноскоростную динамику, становясь условиями и средствами регионализации. С другой стороны взаимодействие целых регионов Азии, Америки и Европы поддерживает наличие глобального уровня, однако этот же процесс ясно указывает на утрату отдельными субъектами монопольной функции в формировании мирового порядка. Поэтому региональное пространство можно рассматривать как зону согласованных измерений и зону разногласий (зона В. Парето). Это предопределило политический интерес, как к территориям, так и к пространственным связям, концептуализированным в различных проектах локальности, национального суверенитета, наднациональности, а в случае ЕС и постнациональности. Благодаря чему за последние пятнадцать лет возникло большое количество внешнеполитических проектов по построению регионов в различных частях мира. Наиболее выделяются в этом отношении Центральная Азия и Балтийский регион. Поэтому в целях эмпирической проверки гипотезы в четвертой главе диссертации автор привлек материалы, связанные с утверждениями о «регионности» (термин введен европейскими учеными Б. Хеттне и Ф. Содербаумом) Центральной Азии.

Предлагаемое исследование отличается от всех предшествующих также тем, что в его когнитивно-понятийную схему отобраны теории и эмпирические материалы, рассматривающие организацию отдельных пространств в доминанте «знание — власть» (Ф. Бэкон). Заново отрефлексированные на рубеже тысячелетий в западной литературе они получили развитие в работах, посвященных внешней политике, а также дисциплинах, приоритетом которых является конструктивизация будущего. В этих условиях концепции все чаще строятся с предоставлением им проектных и программных функций, стремясь к универсальной форме конструирования социального пространства. В диссертации малоисследованный в политической' теории регион и связанные с ним регионализация и регионализм рассматривается, как конструкция, характеризующаяся признаками системы и свойствами спонтанно возникающих новообразований. Предпринятое исследование показало, что внедрение научно разработанного регионального подхода является одним из условий грамотного управления процессами развития. Данный подход позволяет осуществить концептуальный переход от управления конфликтами к управлению социальным пространством.

Степень научной разработанности темы исследования определяется тем значением, которое современная политическая наука придает международной среде, возрастающему институциональному влиянию внешних факторов на внутреннюю политику и пространство — центральные категории и процессы теорий глобализации, которые, по сути, являются продуктом «стратегической культуры». Представляя абстрактный уровень научных знаний об общественных процессах, в том числе неопределенность, изменчивость и неустойчивость глобализация позволила сформулировать общие проблемы высокой политики. Их особенностям, границам и способам решения посвящены сотни уникальных работ теоретического и методологического характера. Но в отношении региона разговор ведется так, как если бы каждому автору заранее известно, что он собой представляет. Проблема регионального пространства не затрагивается вообще, в то время как именно в нем происходит становление конформных связей. Интерес к проблемам региона в международных отношениях, в редких случаях завершающийся интегративным анализом, не сбалансирован вниманием к проблеме разграничения социального пространства, сосредоточением на вопросах методологического и управленческого характера.

Исходя из сказанного, автор рассматривал сформулированную проблему как комплексную: требующую для своего решения теоретического построения и проверки основной идеи в рамках предлагаемой концептуально-понятийной схемы.

Учитывая, что все позиции силами одного автора охватить невозможно, в работе главное внимание сфокусировано на тех, где содержатся важные оценки и фактологический материал, помогающие решить определенные в диссертации задачи. Полученные данные показали, что в международной практике термином «регион» обозначаются многофакторные и разнофункциональные пространства, на границах которых рождается особый тип управления переходом влияний, ракурсов и границ. Поэтому выделение региона и картографирование определенного регионального пространства является важнейшей проблемой для политически организующегося мира, в котором они располагаются в виде нечетких множеств.

Отмеченные проблемы подробно рассматриваются в исследованиях российских авторов М. А. Аюпова, В. Я. Белокреницкого, А. Д. Богатурова, И. Н. Барыгина, И. М. Бусыгиной, А. Д. Воскресенского, К. С. Гаджиева, Д. Н. Замятина, И. Д. Звягельской, A.A. Кокошина, H.A. Косолапова, Д. Б. Малышевой, Т. Д. Мам сурова, В. В. Наумкина, A.A. Неклессы, Е. М. Примакова, Ж. Т. Тощенко, Г. П. Щедровицкого и др., внесших большой вклад в понимание регионального аспекта и национальной специфики глобального развития. Немаловажным подспорьем в процессе диссертационного исследования стали регулярно публикуемые материалы регионоведческого фокуса на страницах «Вестника Санкт-Петербургского университета», «Востока», «Космополиса», «Журнала исследований социальной политики», «Логоса», «Международных процессов», «Политических исследований», «Социологических исследований», «Этнографического обозрения», британского журнала международных отношений «International Affairs», журнала Германского общества внешней политики «Internationale Politik», выходящего в США журнала внешней политики «Foreign Affairs».

Огромную роль при написании диссертации сыграли мемуары отдельных политиков, а также исследования XIX-начала XX веков. М. А. Венюков, А. Макшеев, H.H. Баранский, Ю. И. Пославский, П. Н. Савицкий, A.B. Снесарев, М. А. Терентьев, Г. Н. Черданцев, С. Н. Южаков и др. в России, X. Маккиндер в Британии, К. Риттер и К. Хаусхофер в Германии, JI. Вирт в.

США проследили влияние внешних факторов на становление конкретного политического пространства в течение длительного исторического периода. Философские проблемы пространственно-временных представлений человека одними из первых в советской науке подняли Д. С. Лихачев («переднее» л л время) и С. Б. Крымский (ныне украинский ученый). Первый показал, что образ будущего может определять настоящее и, следовательно, стать повесткой развитиявторой продемонстрировал как материальное «место» тела (локус) приобрело теоретический смысл через абсолютизацию метрических свойств пространства. Эти ценные разработки помогли автору провести идею регионального пространства через проблемное поле современных международных отношений.

Отмечая высокий научный уровень публикаций по проблемам региона, диссертант не мог не обратить внимания на отсутствие в анализируемых работах обособления регионального пространства как явления политической организации мира. Большой разброс оценок, вызванный приверженностью исследователей какой-то одной теории или научной дисциплине — истории, социологии, культурологии, конфликтологии, политологии, экономике, глобалистике, дипломатии, информатике — оставляют неоправданно мало места анализу политического проектирования и планирования. В то же время в эмпирике «жизненно важного пространства» активно используется региональная специфика.

Цель и задачи диссертации. Суммируя эмпирические результаты регионологических исследований и собственные наблюдения, автор стремился освободить региональный подход от традиционной 2.

Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.

3 Крымский С. Б. Как менялись представления о пространстве и времени//Философская и социологическая мысль, 1989.№ 1.-СС. 112−115. географической) статики, адаптируя содержание этого термина к новым условиям, в которых региональное (социальное) пространство становится видом производительной силы, актуализирует те или иные ракурсы потенциального, дисциплинирует развитие локальных практик, выделяется как объект и субъект мировой политики, становится элементом политической организации мира. В диссертации регион осмыслен как механизм достижения стратегических и политических целей, основанный на использовании свойств пространства, выявленных в философских, естественнонаучных, социогеографических и информационных исследованиях.

В центре внимания автора ключевые проблемы политического конструирования, все более заметного явления в международной сфере, подходы и методика создания регионального пространства, раскрытие понятий, поиск источников динамики развития, выявление скрытой сути современных подвижек в традиционном понимании явления. В то же время специально выделена позиция людей, обладающих знанием и компетенцией принятия решений в этой области и способных создавать рациональный дискурс возможных следствий регионализации в условиях глобализации. В этой связи предпринята попытка показать связь терминологии со смыслами и замыслами происходящих перемен в сфере международной политики.

Обозначенная цель определяет необходимость решения ряда задач, главными из которых являются:

• выявление регионального поливерсума в глобальном универсуме;

• раскрытие целевых представлений об определенных территориях, интегрированных в виде политических подсистем в ментальных построениях мира;

• выделение региона в стратегическом планировании международных процессов;

• использование региональных практик в новых формах сотрудничества и правилах установления трансграничных связей и транспортных коммуникаций;

• выяснение бинарной — интегрирующей и дезинтегрирующейприроды региональных процессов;

• формирование региона как центрального элемента глобальной трансформации.

Предмет исследования — регион, регионализм и регионализация. В фокус исследования помещено нечетко ограниченное пространство, находящееся под влиянием транснационального феномена, включающего весь набор политических, социальных, экономических, демографических, культурных и иных факторов.

Ценность изучения трансформации социального пространства, возможность проектирования и управления таким объектом несомненна, поскольку решение острейших международных и внутригосударственных проблем (разрешение этнических и конфессиональных конфликтов, выявление региональных иерархий, установление политических границ, создание рынков, строительство коммуникаций, миграция, укрепление безопасности и пр.) всегда привязано к конкретной территории.

Положения, выносимые на защиту, определяются тем, что в диссертации главное внимание концентрируется на выявлении специфики региональных конструкций в мировой политике, теоретических обоснованиях пространственных решений и связанного с этим стратегического целеполагания субъектов мирового сообщества. На рубеже тысячелетий происходит переход от практики управления конфликтами и стратегий сохранения status quo ante к практике управления пространством, необходимо сближающей естественнонаучную и гуманитарную культуры, к планированию развития на основе дифференцированного подхода к традиционным способам жизнеустройства, сложившимся в исторической и повседневной социальной практике.

В российской науке стремление совместить экономические теории и исследования элит с анализом территориально-административных границ не сопровождается выделением социально-политической конструкции регион в качестве объекта управления. Не входит регион и в конституционный перечень субъектов Федерации. Однако установившийся регламент региональной политики и деятельность Совета Федерации показывают, что его можно зафиксировать как категорию политической практики. Включение регионоведения в содержание российской системы образования, научные дискуссии направляют исследовательский интерес к поиску алгоритмов, попыткам на материале регионального пространства дать объяснение усилению деятельностных аспектов управляющих теорий.

В отличие от западных концепций международного регионализма, организующих исследовательский интерес на прикладных и пропагандистских задачах доминирования, в российском регионоведении большое внимание уделяется сложению теоретической базы, способствующей объективному учету всех качеств региона. Однако предпринятые в ряде исследований определения региона, фиксируя его исторические, географические, экономические, этнокультурные и пр. важные признаки, не раскрывают его специфики: присущей региону установки на создание определенного, подчеркивающего самобытность порядканет в них и концентрации на осевом признаке и пр. Между тем изначальный целереализующий — смысл термина «регион», изучение признаков и регионообразующих факторов показывают, что региональная интеграция обусловлена механизмами и процедурами управления, придающими ей эффективность и способность эволюции и деволюции в пространстве.

Источники и литература. Многозначность региона, обусловившая поиск обобщающего признака или свойства «нового» пространства выявила проблему источников, которых оказалось крайне мало. В работе использованы документы, имеющие международный характер — Устав и некоторые современные документы Организации Объединенных Наций, Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, Итоговый документ СБСЕ 1990 года, Алматинская декларация СНГ, европейская Хартия регионализма, в известной степени позволяющих уточнить место региона (регионального пространства) в международных отношениях.

Важную группу составили указы Президента Российской Федерации: Указ от 3 июня 1996 года «Основные положения региональной политики в Российской Федерации» № 803, Указ Президента Российской Федерации от 13 мая 2000 года № 849 (в ред. указов Президента РФ от 1 июня 2000 г. № 1149, от 9 сентября 2000 г. № 1624) и Указ Президента Российской Федерации от 9 июля 1997 года № 696 «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в регионе Российской Федерации». В эту же группу включена Морская доктрина РФ, которая содержит «отраслевое» определение региона, применяемое в практике международной деятельности.

В третью группу источников вошли документы, отражающие процесс возникновения политических границ. Например, изданное в 1886 году Министерством иностранных дел произведение «Афганское разграничение.

Переговоры между Россией и Великобританией. 1872−1855 гг.", 4 где запечатлено создание политической границы на южных рубежах Российской империи, которые более ста лет играют роль не только фактора формирования геополитического пространства, но и определяют специфику регионализации евразийского пространства. Не менее полезным для решения поставленных в диссертации задач явился изданный в 1925 году труд «Константинополь и проливы», 5 в котором собраны документы международного характера, проясняющие некоторые аспекты регламентации европейского и евразийского пространств в начале XX века.

Из исторических памятников, сохраняющих актуальность и имеющих непосредственное отношение к концептуализации политического пространства, автор выбрал древнеиндийский трактат «Артхашастра или наука политики».6.

Ментально-информационным ключом, открывающим дорогу к методикам теоретического анализа, стала исследовательская литература, сгруппированная в целях исследования на основе одного критерия — интереса к пространству как месту обитания социума. Научную традицию изучения региональной специфики, выходящую за пределы географических и этнографических стандартов, заложила Чикагская школа социологии. Работы Р. Парка, Э. Берджёсса и особенно Л. Вирта дали одно из первых обоснований создания региональных конструкций для решения социальных проблем, не вписывавшихся в административные границы и превосходящих возможности локальных систем предотвращать кризисы. Концентрация культурно-ценностного содержания в границах регионального пространства является.

4 Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией. 1872−1855 гг. Издание Министерства иностранных дел. — СПб, 1886.

5 Константинополь и проливы. По секретным документам б. Мининдел. — М., 1925.

6 Артхашастра или наука политики/Пер. с санскрита. — М., 1993. основой французских исследований феномена, сыгравших совершенно особую роль в конструировании европейского политического единства, ярким выразителем которого был, несомненно, Ш. Монтескье, а в науках новейшего времени — Ф. Брод ель и М. Фуко. В конце 1960;х годов термин «малая лавина» («minor avalanche») стал обозначать литературу, посвященную регионам в Европе, в которой наряду с проблемой необходимости выработки правил трансграничного сотрудничества была поднята проблема отсутствия в международных отношениях механизмов защиты кулыурно-исторической целостности.7 Современным английским авторам — Э. Гидденс, Б. Бузан, Д. Хелд и др. — удалось связать феномен региона с открытиями и разработками, которые имели место в общественных науках в течение последнего полутора десятка лет.

Упор на региональный (пространственно ограниченный и регламентированный во времени) характер взаимодействия, которым отличаются работы Э. Гидденса, И. Гофмана, М. Фуко, П. Бурдье, Г. Башляра и др., определил направление поиска теоретических основ социальных трансформаций. Существенность специфики действия в представленных теориях потребовала в ходе диссертационного исследования обращения к работам географов, социологов, политологов, хронологов, климатологов, в синтезе которых родились шведская концепция «временной географии» (Т. Хагерстренд), североамериканская «стратегическая география» (Дж. Кемп, Р. Харкави), метод «ментального картографирования» (Е. Толман, Ф. Шенк), в которых выявляются социальные параметры регионального пространства и стратификации, уровни и условия взаимодействия. Так, российский климатолог В. В. Клименко в своей реконструкции истории на основе.

7 Cooperation and conflict in border areas/Ed. By R. Strassoldo — G. Delli Zotti. — Franko Angeli Editare, Milano, 1982. изменений средней температуры Северного полушария в XIV—XV вв.еках, пришел к выводу, что причиной переориентации многих глобальных, региональных и локальных коммуникаций является климат. Ценная информация, проясняющая политическую ситуацию в IX—XV вв.еках и учитывающаяся в современных западных концепциях регионализации Средней Азии и Кавказа, сосредоточена в фундаментальном труде советских историков «Очерки истории СССР. Период феодализма IX—XV вв. в двух частях».8.

К концу XX века регион стал основным объектом анализа в североамериканских стратегических исследованиях (С. Метц), которые, определяя воздействие факторов на взаимодействие политических целей и военных средств, операционализировали управление пространством в «несуществующих» границах.

В современной российской науке феномен регионализма чаще всего отражает состояние трансформационных процессов, ориентированных на децентрализацию системы власти и внедрение практики местного самоуправления. Однако специфика места ограничивается рассмотрением поведенческих характеристик регионального сообщества, в основном используя этнометодолгический инструментарий измерения социального порядка. В то время как, например, экологический аспект «месторазвития» открывает путь к управлению пространством, в том числе и к упорядочиванию деятельности ТНК. Обзор российских исследований позволяет выделить интерес к признакам политического региона (Р.Ф. Туровский), к региональным факторам развития и безопасности (A.B. Володин), к региону, взятому как «субъект функционирования и развития культуры» (Л.Г. Скульмовская) — как проблема целостности государства (Т.Д. Мам суров) — как поле борьбы политических элит (A.B. Дука и др.) — как когнитивный процесс, связанный с культурой пространства (Л. Смирнягин, Д.Н. Замятин) — как институционализация связей в системе международных отношений (школы ИМЭМО и МГИМО) — как способ разрешения международных конфликтов (И.Н. Барыгин, Д. А. Ланко, Е.А. Феофанова) — как пространственное оформление региональных идентичностей (И.М. Бусыгина) — как «научное районирование» (Л.Н. Коган, Я. Г. Машбиц и др.) — как «единица соорганизации и связи процессов воспроизводства» (Г.П. Щедровицкий) и т. д.

Американские и европейские исследователи (А. Аппадураи, Б. Бузан, Л. Вирт, Э. Гидденс, У. Гори, К. Дойч, Н. Луманн, Дж. Най, И. Нойманн, Р. Страссолдо, М. Фуко, Д. Хелд,) в становлении региона акцентируют специфику коммуникаций, пограничных ситуаций, социальных связей и порядка, взаимодействие между территориальными и виртуальными границами, отличия федеративного и регионального государств, региона и колонии, проблемы безопасности, межкультурные особенности и др. Современные индийские ученые А. Сенгупта и С. Чаттерджи в этой связи разрабатывают вопросы типологической близости населения в трансформирующемся региональном пространстве. Особый исследовательский интерес вызывают т.н. мезо-зоны японского ученого И. Осамы, которые «измеряют» пространства изменений и могут быть изложены как аналитические фрагменты бывшей или будущей целостности.9.

8 Очерки истории СССР. Период феодализма IX—XV вв. в двух частях/Под ред. акад. Б.Д. Грекова/ - М.: АН СССР, 1953.

9 Напр.: Regions: A Prism to View the Slavic-Eurasian World/. Towards a Discipline of «Regionology'YEd. By K. Matsuzato/ Slavic Research Center, Hokkaido University. — Sapporo, Japan, 2000; Siberia and the Russian Far East in the 21st Century: Partners in the «Community of Asia’VEd. by A. Iwashita. — Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2005; Взгляд вне рамок старых проблем: опыт российско-китайского пограничного сотрудничества/Occasional Papers. No 6/ Ответ, ред. А. Ивасита, Д. Кривцов, 2005; Siberia and the Russian Far East in the 21st Century: Partners in the «Community of Asia’VEd. by A. Iwashita/ - Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2005.

Интерпретации представлений о развитии Европейского Союза, СНГ, НАФТА, АСЕАН, распределение функций управления на различных уровнях, границы которых фиксируются региональным содержанием глобальных трансформаций, отрефлексированные А. Аппадураи, У. Беком, А. Богатуровым, Б. Бузаном, М. Бусыгиной, Э. Гидденсом, К. Дойчем, Н. Косолаповым, И. Нойманном, Э. А. Поздняковым, М. Хайдеггером, Д. Хелдом, М. Фуше, М. Чешковым и др., помогли автору выявить функции конечности регионального времени-пространства и потребовали привлечения управляющих теорий основателя кибернетики Н. Винера и бельгийских физикохимиков И. Пригожина, И. Стенгерс и др.

Методологической основой диссертационного исследования являются теоретические и концептуальные разработки российских, западных, индийских и японских авторов по истории, социологии, геополитике, проблемам глобализации и регионализации. Авторская методология обусловлена сложным характером предмета исследования, различием принятых в истории, экономике и политологии стандартов верификации, а также необходимостью синтезированного охвата разнообразных ментальных представлений, фрагментирующих и тем самым изменяющих мировое политическое пространство. В работе применен метод теоретического обобщения, варьирующий системный и ментальный подходы, используемые исследователями мировой политики и международных отношений. Избранный метод позволил синтезировать положения об объекте, выведенные в специальных исследованиях междисциплинарного характера.

Для раскрытия заявленной проблемы автор использовал знания о регионе, накопленные антропологией, географией, культурологией, этнологией, геополитикой, экологией, политической экономией, историей, социологией, политологией, а также самыми молодыми науками глобалистикой и регионоведением. К проблеме «регионального пространства» оказались причастны такие научные дисциплины как философия, логика, математика, физика, медицина и картография. Указанное обусловило необходимость применения а) междисциплинарного подхода, который в данном случае включает достижения исторической, социологической, политологической и аналитической мысли. Наряду с комплексным подходом в работе применен б) сравнительный метод, позволивший выявить разнообразие региональных конструкций. Автор использовал разработанную А. Д. Воскресенским в) методику анализа динамики и преемственности межгосударственных отношений.10 Некоторые данные были получены на основе авторской г) методики получения нового знания, использующей организационную природу информации, 11 которая может проявляться только в неравновесной и изменяющейся системе. Регион не может быть стабильной и в этом случае равновесной системой. Стабильная система имеет определенное состояние и не фиксирует противоречащую неравновесности информацию. Синкретическая триада «регионализм-регионализация-регион» выполняет поисковую функцию, направленную на снятие неопределенности в новых областях знания, в которых еще не завершены эксперименты и нет общепризнанной теории.

Таким образом, в целях исследования разработана специальная методология, которая с одной стороны сохраняет традицию преемственности научного знания, а с другой представляет собой новый концептуальный и методологический аппарат, позволяющий соединить теоретический и эмпирический, макрои микро уровни знания о нелинейности,.

10 Воскресенский А. Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М.: МОНФ, ООО «Издательский центр научных и учебных программ», 1999.

11 Каримова А. Б. Модернизация политической культуры: концептуальное измерение/Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук. — М., 1992. необратимости, неравновесности, актуализированные в практике политического конструирования.

Принимая условия эмпирического теоретизирования американского социолога Р. К. Мертона, автор попытался создать концепцию регионального пространства, ориентированную на решение конкретных проблем и оптимизацию понимания происходящих изменений в системе международных отношений, феномена стратегического расширения.

Теоретическая и практическая ценность диссертации определяется актуальностью данной темы для понимания региональных процессов и тенденций на постсоветском пространстве, особенностью которого является межгосударственное и социальное взаимодействие. Основные результаты и положения могут быть использованы для дальнейшего изучения, а также разработки путей, форм и методов решения интеграционных проблем, планирования внешнеполитической деятельности. Они могут быть включены в учебные курсы по регионоведению, политологии, геополитике и глобалистике в вузах Российской Федерации и Содружества независимых государств.

Апробация диссертации. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании Центра арабских исследований с приглашением специалистов отдела Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН, а также Института мировой экономики и международных отношений РАН и Российского государственного гуманитарного университета.

Материалы диссертации были использованы автором в ходе научно-исследовательской, аналитической и преподавательской работы, при написании статей и монографий. Полученные результаты нашли практическое применение в преподавательской и аналитической деятельности, в прочитанных учебных курсах по политологии Ташкентского института политологии и управления (1990;1992), по международным организациям — на факультетах Университета мировой экономики и дипломатии при МИД (19 992 003) и Академии государственного строительства (2000;2003) Республики Узбекистан, по социологии международных отношений на Социологическом факультете РГГУ (2003 — 2006), по регионоведению на факультетах Мировой политики (2004;2006) и Глобальных процессов (2006) МГУ.

Заключение

.

Каждая эпоха раскрывает новую грань исторического смысла прошлого, помогая точнее предвидеть будущее. Специфика организации региональных пространств показывает рамки решения проблем, которые поставило перед наукой «время сомнений», как принято теперь называть 1980;е годы. Политическая сфера спешит воспользоваться плодами «реификации абстрактных категорий», в которых были уличены историки середины XX века.518 Время-пространство начинает совершать «прагматический поворот». Но он не возвращает «классы» и «социальные группы», а конструирует идентичность социальной, профессиональной, этнической группы, пытаясь поставить под контроль «непредсказуемое прошлое», слишком зависящее от политических императивов настоящего.

В наши дни управление движением в организованном пространстве и самим пространством становится ведущим политическим заданием, в выполнении которого значение имеет насыщение регионального пространства институциональными структурами. Это привело к расширению смыслового и функционального содержания понятия регион, которое терминологически оформилось в военных науках XIX века, 519 а в XX столетии перешло в экономическую и географическую литературу в значении «область», «край», «страна».520 Затем регион возникает как течение в живописи и архитектуре, осмысление которого привело к рождению философии регионализма. В.

518 Уваров П. История, историки, историческая память во Франции/ЛЭтечественные записки, 2004. №. 5. — С. 207.

519 Корф H.A. Общее введение в стратегию, понимаемую в обширном смысле. (Этюды военных наук). СПб.: Тип. шт. отд. корп. жандармов, 1897.

520 Энциклопедический словарь географических терминов указывает, что термин «регион» происходит от латинского region, переведенного на русский язык как «страна» или «область». Регион — это крупные индивидуальные, территориальные единицы. — С. 323. современных гуманитарных науках эта традиция все еще доминирует, несмотря на то, что в конце XX века региональный дискурс проникает в политическую практику.

Однако уже в 1970;х годах западные авторы обращаются к региону как к социальному пространству, традиции и нормы которого создают определенную дисциплину развития, что особенно характеризует социологические теории повседневности и социального пространства, концепции и аналитическую литературу, посвященные внешнеполитической сфере. Актуализация социальной деятельности, понятой в новейшее время как мегапроизводительная сила, эффективность которой стоит в прямой зависимости от стратегии и набора механизмов и функций управления, расширила смысловой и функциональный диапазон региона, создав представления о территориях взаимно пересекающихся суверенитетов. Таким образом, формула «целость и неприкосновенность», введенная в практику международного права в 1809 году, менее чем через 200 лет стала терять свой стержневой статус в политической организации мира.

Исследование региональных пространств, исторически закрепившихся в практике международных отношений, доказывает справедливость выдвинутого автором предположения, что сопряженность с территорией и социальной деятельностью мотивировала использование региональных конструкций для распределения пространственных потоков, возобновив весь информационный спектр термина регион, включая производное от его латинского корня значение «править». В диссертации также подтверждена выдвинутая автором гипотеза, согласно которой, выявление регионального поливерсума в глобальном универсуме раскрывает целевые и ментальные представления об определенных территориях, интегрированных в виде иерархизированных подсистем в политически организующемся мире.

Регион сцепляет константу феноменов глобализации в виде цепочки включений локального, национального, регионального и международногопредохраняет их от нейтрализациифильтрует и устанавливает связи транзитного взаимодействия, определяемые политическими целями. В стратегии глобализации интересны именно эти связи, т.к. в случае их институционализации они становятся каналами транспозиции государства в складывающейся иерархии «двух регионов». В то же время локальное и национальное существуют внутри региона, поэтому его создание развивается неровно (внутренняя иерархия), обнажает источники конфликтов, сопротивляется и способствует сотрудничеству по схемам прогресса (доглобальная парадигма) и иерархии (возникающий миропорядок). Таким образом, регион, абсорбируя в социальном пространстве жесткие требования рыночного либерализма, в современных условиях востребован как фактор порядка.

По мнению автора, в процессе выделения региона создается ситуация, когда физическое пространство стремится преобразоваться в социальное, возбуждая необходимость создания мультимодальной системы хозяйственных и культурных взаимоотношений. В работе доказано, что в международной среде усиливается использование региональных практик как основы новых форм сотрудничества и правил установления трансграничных связей и транспортных коммуникаций. В то же время регионализация как процесс рассечения миграционных, товарных и гуманитарных потоков, информации и символов находит применение в стратегическом планировании, фокусирующем бинарную природу триады регион-регионализация-регионализм. Регионализация не может предшествовать и даже синхронизироваться с процессами нациестроительства. В политической практике конструирование регионов иногда может отражать региональную реакцию Запада на Восток, а иногда является способом решения проблем по линии Север-Юг, с которыми проектировщики нового порядка не справились, осуществляя более общие цели.

Автор считает необходимым подчеркнуть следующие выводы, которые могут иметь практическую пользу для выработки региональной политики или ее элементов:

1. Изучение региона как фактора мировой политики уточняет содержание современных международных процессов. Наблюдаемое в региональной оптике переплетение местных политических институтов с периферийными системами соседствующих суверенитетов снижает эффективность контроля. Однако эта деталь подчеркивает уникальность региона, предназначая его к функции посредника в условиях массового стремления различных региональных практик к политической легализации своих учредительных полномочий, права законодательно регулировать общественные отношения, самостоятельно участвовать в международной деятельности.

2. Социальная деятельность, практика повседневности, социальные проблемы и глобальные угрозы имеют региональные границы и в этом случае не являются географическим или административно-политическим фактом. Регион как новая модель взаимодействия, в которой происходит институционализация неформальных связей, позволяет испытывать новые формы сотрудничества, в том числе и в области кооперации государства и частной экономики, официальной и общественной инициативы. В этой новой архитектуре влияний может быть найден баланс между государственным и рыночным порядком, официальными и гражданскими институтами.

3. Регион не является раз и навсегда данным состоянием. В отличие от государства его конфигурация подвижна, его динамика рождается в процессе развития государства и общества. Он соединяет и расчленяет государства и общества и в этом смысле является выбором и продуктом, воспроизводящим востребованный набор норм, традиций и услуг в пределах конкретной пространственной формы. Сопряженность социальной деятельности и регионального пространства с распределением ценностей позволяет рассматривать их как возможные механизмы политических трансформаций, направленных на выявление факторов укрепления и эрозии государства, его геополитической ориентации в международной среде, механизма и способа решения узловой проблемы.

4. Регион создает рамочные условия для многосторонней деятельности в пределах географически смежных территориях внутри страны и между государствами, которые стремятся к высокому уровню взаимодействия и институционализированной кооперации, становясь в юридическом отношении сущностями одного порядка. Иными словами именно региональное пространство, его символ, культурная принадлежность региона и его институциональные возможности становятся решающим фактором для создания глобальных трансграничных сетей.

В ходе данного комплексного исследования автором получены следующие научные результаты:

1. показано, что регион, хотя и выражает специфику конкретного социального пространства, имеет собственную типологию, превращаясь в структурное поле глобальных трансформаций.

В отличие от государства регион поддается изменениям и позволяет моделировать мировое, национальное и локальное пространства в соответствии с политическими интенциями глобального видения, что характеризует его как концептуальное пространство. С другой стороны, жесткие региональные условия и внешние границы, как, например, в.

Европейском Союзе, служат превентивной мерой, предохраняющей «внутренние» государства и административные территории от склонности к воспроизводству девиантных (этнические конфликты) и аномальных (критические ситуации) социальных практик, а также дезинтеграции в период перехода к новым формам социального и политического взаимодействия, реальной угрозой которого является «этнокультурный» распад. Вместе с тем институционализация наднациональной иерархии в Европейском союзе, выполняя функции управления внутренним (европейским) пространством, служит механизмом предотвращения вмешательства извне, ведет к постнациональности, формы развития которого предстоит определить.

2. раскрыты на примере Центральной Азии, Ближнего Востока, Европейского союза и США особенности практики создания регионов, предназначенных для внешнего или наднационального контроля, что согласуется со спецификой открытости современного регионализма.

В этой связи следует достаточно ясно представлять концептуальную основу глобальных трансформаций, которые «включают в себя элементы разрушения и перераспределения территориальных границ политической и экономической власти». Поэтому созидание региона, выявление его организационной специфики синтезирует интеллектуальные и материальные ресурсы власти и управления. Региональное деление позволяет усилить конфликтный потенциал, активизировать геополитические тренды исторического членения континентов или избавить отношения между народами от патологии этнополитических и экологических кризисов .

3. показано, что региональный подход как способ изучения уровней мировой системы был подготовлен постепенным переходом в течение XX века от опиравшегося на историю и право неокантианства к объяснению картины мира в онтологических возвращениях. Регион открывает смыслы движения, кристаллизуя его для прикладной стратегии.

В политических науках, органически связанных с аналитическими дисциплинами и, особенно, с прогнозами будущего, эмпирические исследования международной среды вывели на постановку теоретической «проблемы уровней анализа». Один из его результатов — признание эпистемологического принципа, в контексте которого традиционно отстаивался «централитет» государства, недостаточным, не охватывающим специфику регионального и снижающим достоверность результатов в анализе поведения государства. Вместе с ним была отвергнута и система бинаризма, более пятидесяти лет выполнявшая роль осевого условия преодоления анархии в международных отношениях. Один из важнейших аргументов резкой смены парадигмы и методологии политического анализа был извлечен из интерпретаций динамики решающих связей между многочисленными факторами стратегической ситуации в социальном пространстве.

4. продемонстрирована роль отдельных теорий в концептуализации регионального фактора, влияющего на безопасность, социальную, экономическую и культурную политику. К моменту появления в оценках мировой ситуации регионального подхода, в международном аналитическом сообществе уже окрепли позиции представителей «новой онтологии», формированию которой положил начало Н. Гартман. Ее основатели М. Хайдеггер и К. Ясперс, испытавшие большое влияние философии С. Кьеркегора, объясняли мир через состояния человеческой психики, введя в научный прогноз будущего феномены «страха», «пограничных ситуаций», «коммуникаций» и «кризиса идентичности», последний из которых как новый элемент политического анализа также пришел из психоанализа. Идеи «новой онтологии», совмещенные с методологией анализа иерархий, привели к очередному «открытию» региона, международного регионализма, рассмотренного в международной среде с точки зрения его функции посредника в политических процессах.

5. обоснована зависимость регионального пространства от «принуждающих качеств структур», которые, по сути, привели к реформе международной практики и сформулировали принципы многосторонней деятельности, концептуализированной в «новом регионализме». Многосторонняя деятельность, развиваемая в международных организациях преимущественно в виде форумов, обрела институциональную определенность и право устанавливать правила международного взаимодействия между всеми его участниками. В «учетном списке» новой реальности оказались государства, международные организации, ТНК, ассоциации, объединения, движения, организованно действующие в интегрированном пространстве как сети пересечений международных акторов.

6. сделан анализ российских, европейских и североамериканских подходов к регионостроительству, прослежена их адаптация к условиям постхолодной реальности, в которой регион, регионализация и регионализм составили основу инструментальной политики и изменили методологию системного анализа.

Результаты перманентной дискуссии о проблемах международной теории всякий раз находили отражение в трехуровневой методологии системного анализа, при которых система: остается неизменной, трансформируется, принимает новый вид. С усложнением системы и знаний каждый уровень развился в самостоятельное направление, послужившее в одних случаях фундаментом новых дисциплин (например, регионоведение), а в других — отложившийся в технологию ситуативного прогнозирования. В уровнях стратегического анализа выявились адаптивные качества региона важные с точки зрения отношений трансформаций.

Аналитические иерархии в отличие от «субсидиарной вертикали» выстроены в логике движения сверху вниз. Поэтому институционально-функциональная и правовая асимметрия «правительственных» (межгосударственных) и «неправительственных» сетей служит источником мировой политики, позволяет контролировать все элементы активности в региональной среде и одновременно гибко фиксирует достигнутое изменение.

7. дана оценка проблеме границ в региональном пространстве. До распада советской территориальной целостности и расчленения Югославии региональные конструкции существовали как образы романтической литературы, метафоры международной жизни, пространственные конструкции реализации военных стратегий. Единственным исключением была площадка Совещания по безопасности и сотрудничеству, где они приобретали упругость предмета переговоров, территориальные очертания и проблему границ, которая, как представлялось, решилась в ходе переговоров. Однако, исследования «лингвистического поворота» в социальных науках показали, что метафора обладает важной функцией в условиях, «когда перестают работать устоявшиеся объяснительные схемы, когда сложившийся концептуальный аппарат ломается», 521 разрушая привычные представления о действительности, вынуждая по-иному посмотреть на связь между элементами, вписать понимание в новый фрейм восприятия. Таким «новым фреймом восприятия» постхолодного мира стали региональные отношения.

В международной дискуссии последних десятилетий сильны голоса сторонников регионализации, обусловливающих явление изменением роли и функций государства в эпоху глобализации. Технология.

521 Печерская Н. В. Знать или называть: метафора как когнитивный ресурс социального знания//Полис, 2004. № 2.-С.96. регионостроительства — один из способов реформирования национального государства, позволяющий последовательно отделять симптомы и причины, вызывающие крах государства, видеть перспективу развития. Поэтому в проектировании регионов ясно различаются рациональный и иррациональный планы. И в том, и в другом случае речь идет о широком наборе информационных коммуникаций. В рациональном — это практика повседневности, транспортные и энергетические магистрали и пр. В иррациональном, как правило, — связаны с когнитивными особенностями восприятия реальности.

8. предложены авторские определения региона, регионализации и регионализма, преодолевающие путаницу между различными типами регионов и способствующее адаптации региональных конструкций и присвоенного ими физического пространства к практике управления.

Схемам конструкций подсознания («пограничные ситуации», «сквозь-через-над», «кризис идентичности») с помощью интернет-коммуникаций в ориентированном на фактор многосторонности новом типе международных связей придается виртуальная «материальность», не стесненная условностями реального времени и границ. Это объясняет, почему в дискуссиях о феномене регионального, «региональных доменах» не выражено стремления придать содержательную устойчивость мимикрии регионального, вызывающей концептуальное размножение.

9. реализована эмпирическая проверка концептуальной идеи, заложенной в основу исследовательского подхода, который позволил рассмотреть проекты и образы Центральной Азии в рамках единого теоретического построения, оценить их с помощью исторических фактов.

10. спрогнозирована возможность внешнеполитического использования региональных конструкций, что в методологическом отношении сделано впервые.

В международной среде в каждом отдельном случае регион является своего рода стратегическим сценарием, способом решения глобального распределения ценностей, с которым в условиях ускоряющегося времени уже не справляются механизмы государственно-организованных пространств. Регион как форма социального взаимодействия ориентирует на определенный социальный порядок, конструируя ряд идентификационных признаков, обладающих существенным для политической организации мира значением. Quod erat demonstrandum этим исследованием, методика которого складывалась на основе подхода к определению региона как формы локализации и способов контроля узловой проблемы, характерной для социального пространства в зоне ее влияния.