Пассивные конструкции в современном английском и азербайджанском языках

I. Предметом исследования настоящей работы являются пассивные конструкции в современном английском (а) и азербайджанском (б) языках, рассматриваемые с точки зрения их специфики в каждом языке и их типологической близости друг к другу, (а). the track was quickly cleared. (182, 467). he could be arrested. (182, 318). he was given a cigar by Doctor Ferrie. (181, 311) ?6)hep терэф тэртемиз супурулшппду. .(203, 171) .диварлардан шланглар асылды. (202, 36) .АллаЬверди.казаклар-солдатлар тэрэфинден дохланды (199, 22).

2.1. Актуальность предмета исследования. Категория залога и связанное с ней представление о залоговой конструкции составляет «наиболее неясную, наиболее дискуссионную проблему» (37, 5). Сложность проблемы определяется прежде всего противоречием между широко распространённой трактовкой залога как морфологической категории глагола и осмыслением залоговых противопоставлений через синтаксическую структуру предложения (12, 25−26- 82, 96−97).

Сложность проблемы пассивных конструкций при широкой распространённости их в английском языке имеет своим следствием тот факт, что данное явление всегда находилось и находится в центре внимания исследователей. В лингвистической литературе проблема пассивных конструкций представлена довольно широко. Она находит своё отражение не только в общих трудах по грамматике английского языка (II- 15- 49- 52- 61- 62- 92- 93- 120-. 134- 138- 150- 155 и.

I. Здесь и впредь в иллюстративном материале приводятся «препарированные» фразы, содержащие в своей структуре конфи1у. рации с пассивными конструкциями (см. стр. 38) т.д.), но и в целом ряде спещальных исследований: статьях (4- 26- 27- 33- 41- 42- 43- 44- 48- 60- 70- 78- 84- 108- 119- 122- 125) и диссертациях (17- 28- 31- 40- 68- ИЗ).

Акцентуации в этих работах подлежат такие вопросы, как сущность самой категории залога, характер взаимосвязи между пассивным залогом как морфологической категорией глагола и пассивной конструкцией, в которой реализуется данный залог. Рассматривается вопрос о видах пассивных конструкций и причинах их распространив нност и в речи.

Ставя синтаксическую конструкцию в прямую зависимость от морфологической категории залога, большинство исследователей залоговые отношения усматривает лишь там, где существует оппозиция хотя бы двух рядов глагольных форм (например, активной и пассивной). Синтаксическая конструкция оказывается замкнутой здесь рамками ограниченного контекста, реализующего определённую залоговую форму глагола. По мнению этих исследователей пассив — термин категории залога. При таком подходе адекватность определения категории залога является необходимым условием для адекватного решения проблемы пассива. Однако сама грамматическая категория залога в английском языке до сих пор не является проблемой полностью решённой, она продолжает оставаться одной из «самых сложных и трудно поддающихся определению грамматических категорий» (12, 19- 62, 117). Залог в понимании различных исследователей — это форма глагола, выражающая:

1) отношение сказуемого к подлежащему и дополнению (51, 191- 61, 82);

2) отношение действия к его субъекту и объекту (29, 121- 47, 126- 62, 117- 71, 3- 103, 125);

3) отношение действия к его носителю, к предмету, определяемому этим действием (92, 243- 102, 104−105);

4) отношение действия к характеру участия в нём лица (предмета), определяемого этим действием (32, 223−224);

5) направленность действия по отношению к его носителю, к определяемому предмету (II, 147);

6) характеристики действия относительно его происхождения с точки зрения лица (предмета), которому это действие предицирует-ся (12, 27);

7) то, что подлежащее совершает действие, т. е. является производителем действия (действительный залог), или что оно подвергается воздействию извне (страдательный залог) (15, 82- 90, 262- 116, 126- 120, 203- 123, 219- 146, 56- 155, 151- 159, 82- 160, 179).

Несомненно, даже этот далеко неполный перечень сгруппированных определений сущности содержания залоговых отношений и залоговой категории, отдельные специфические стороны которых подмечались различными грамматистами, говорит о сложности этого явления и о тех трудностях, с которыми сталкиваются исследователи при изучении этой категории.

Из вышеприведённых определений ясно также, что залог не представляется в качестве некой гомогенной глобальной данности. В нём усматриваются такие аспекты, как: семантический (направленность действия, субъектно-объектные отношения), синтаксический (подлежащно-сказуемные отношения) и морфологический (форма глагола). В зависимости от того, какой из этих аспектов берётся за основу, даётся и соответствующее определение категории залога.

Однако вследствие того, что грамматическое значение категории залога и лексико-семантическое значение самого глагола, образующего формы залога, тесно взаимосвязаны, и универсальных форм выражения этой категории не существует, некоторые исследователи, не ограничиваясь признаками одного грамматического уровня, т. е. морфологического, оперируют также и признаками синтаксическими, лексико-семантичеокими и др., что ведёт к смешению целого ряда пересекающихся явлений и не способствует вскрытию сущности самого залога. При решении данной цроблемы в соответствии с требованиями современной методологии науки следует строго оперировать понятиями и терминами того уровня, который берётся за исследовательскую основу категории залога, что позволило бы создать единое основание однородных признаков, вкладываемых в дефиницию и дифференциацию залогов (см. Главу I).

Различный подход к определению категории залога предопределяет и различие точек зрения на номенклатурный состав залогов. Как известно, большинство авторов признаёт наличие в английском языке только двух залогов: действительного и страдательного (II, 147- 35, 69- 62, 119- 92, 266- 116, 35- 120, 203 и др.), а другие — трёх: действительного, страдательного и возвратного (47, 127), либо нейтрально-возвратного (61, 82), либо возвратно-среднего (29, 121). Такое различие в определении количества залогов в английском языке объясняется теми признаками, которые положены в основу определения самой сущности залога. При ориентации на форму глагола выделяются только два залога: действительный и страдательный. Учёт же других признаков, таких как лексические, лексико-грамматические, семантические — позволяет выделить в английском языке три залога. Отмечалось даже наличие в английском языке и пяти залогов (51, 191).

Общепринятой формой выражения страдательного залога, как известно, считается классическая модель глаголаЬо Ъе + причастие II, которая противопоставляется форме глагола в действительном залоге (см., например, 121, 113- 123, 219- 162, 53). Некоторые исследователи, однако, расширяют круг форм страдательного залога, включая в их число и сочетания глаголов лексико-видово го характера: get, become с причастием II (4, 215- 32, 226- 65, 97- 150, I- 13 -14).

Большой вклад в дело разработки построения универсальной непротиворечивой теории залога внесла группа учёных Института языкознания АН СССР (Ленинградское отделение) во главе с A.A. Хо-лодовичем, во многом опирающаяся в этом вопросе на взгляды Пражских лингвистов. Цель предпринимаемых этой группой учёных исследований заключается в том, чтобы, во-первых, построить универсальную, непротиворечивую теорию залога и, во-вторых, дать адекватное описание разнообразного эмпирического материала, который в соответствии с построенной теорией связан с выражением категории залога.

Заслуга учёных этого направления, разрабатывающих теорию залога на основе валентностного и функционального подхода к изучению языка, заключается в том, что они впервые чётко разграничили синтаксический, семантический и морфологический аспекты категории залога. Синтаксический аспект залога выражается через понятие диатезы. Термин диатеза, как известно, был использован многими лингвистами применительно к различным языкам и в различное время (см. об этом 99, 65) и традиционно соотносился с понятием залога (9, 133). Вслед за Л. Теньером под диатезой A.A. Хо-лодович понимает «схему соответствия между единицами синтаксического уровня и единицами семантического уровня» (105, 13). Именно такое или примерно такое же определение диатезы прослеживается и у других исследователей этого направления (см., например, 99- 107 и др.).

Основанием для такого определения понятия диатезы является суждение, что любое предложение является двуплановым, имеющим план содержания и план выражения. «К плану содержания относится означаемое (семантика), к плану выражения относится означающее синтаксис)» (107, 27), представляющие собой корреляцию семантической ситуации и синтаксической структуры. Семантическая ситуация, соотносимая с означаемым предложения, оказывается, таким образом, семантическим коррелятом предложения/ Будучи членом семантической ситуации, семантический партиципант (коррелят синтаксической позиции — члена предложения), в конечном счёте, вычленяется в предложении на основе вычленения ряда «индивидуальных денотативных ситуаций», находящих так или иначе своё отражение в предложении. Семантическая ситуация базируется на коде семантических понятий, который включает такие понятия, как субъект, объект, адресат, инструмент, исходная точка, конечная точка, место, время, причина, цель, результат, следствие и т. д. (107, 27). «Означающее предложения — это его синтаксическая структура, компоненты которой служат для обозначения компонентов ситуации. Перечень компонентов синтаксической структуры предложения представляет собой код синтаксических понятий членов предложения, в состав которого входят такие понятия, как сказуемое, подлежащее, прямое дополнение, косвенное дополнение, обстоятельство и т. п.» (107, 30). Синтаксический компонент, или синтаксический актант, таким образом, оказывается синтаксической реляционной данностью, отражающей определённый семантический партиципант.

Поскольку схемы соответствий между семантическими партици-пантами и синтаксическими актантами носят неоднородный характер, т. е. цри изменении схемы соответствий в одном случае глагол имеет специальный морфологический маркер, а в других не имеет такого маркера, то оказывается, что диатеза в одном случае является морфологически маркированной, а в другом — немаркированной. Лишь в первом случае диатеза считается залоговой, ибо «залог — это грамматически маркированная в глаголе диатеза» (105, 13). Таким образом, залог оказывается частным случаем, видом диатезы. Количество же залогов в английском языке справедливо оказывается ограниченным лишь двумя видами: действительным и страдательным.

Итак, если согласиться с определением залога как морфологической категории или маркированной в глаголе диатезы, то при установлении грамматического значения и грамматической формы категории залога следует ориентироваться на глагол и только на глагол, В этом случае число залогов глагола будет зависеть от того, сколько грамматических значений категории залога будет иметь собственное морфологическое оформление. Для поставленной в настоящей работе цели данное утверждение является достаточным и потому может служить основой при определении пассивной конструкции (см. стр. 38) в английском и азербайджанском языках.

Однако при этом приходится учитывать и другой, не менее сложный вопрос, суть которого заключается в том, что сочетание глагола to be + причастие II не во всех случаях образует форму страдательного залога. Наряду с формами страдательного залога в английском языке, как известно (22, 71- 71, I), отмечаются омонимичные формы, где причастие II не является носителем действия, а скорее выражает состояние или результат какого-то действия. Например:

1. The table is made of wood. (92, 264).

2. His tone was offended. (11, 155).

3. When I came, the papers were signed and lay on the secretary’s table. (61, 117).

В этом случае исследователи говорят о пассиве состояния (статальный пассив) (28,6) и исключают подобные явления из залоговых оппозиций.

Существует также и такое мнение, согласно которому «сочетание to be + причастие II со значением результативного состояния представляет собой как особую разновидность (подвид) стра.

— 13 дательного залога" <17, 22).

Наличие форм, омонимичных страдательному залогу, естественно, вызывает необходимость разработки критериев их разграничения.

Данному вопросу посвящен ряд специальных работ как советских, так и зарубежных исследователей (17- 71- 72- ИЗ- 114- 145 и др.), в которых выдвигаются различные критерии дифференциации омонимичных форм. В соответствии с наиболее распространённой точкой зрения сочетание глагола to Ъе с причастием II является формой страдательного залога, лежащей в основе пассивной конструкции, если имеется эквивалентная активная конструкция с указанием на то же самое время (92, 273). Это принципиальное требование. Активная конструкция при этом рассматривается в качестве исходной (базисной) (62, 128- 108, 82). Другим существенным критерием отграничения страдательного залога от омонимичных форм является контекст (47, 132- 67, 189- 71, 9- 113, 131), включающий различного рода обстоятельственные слова места, времени, образа действия (22, 71−80- 35, 76- 47, 132- 61, 117- 67, 241−242- 71, 12−13- ИЗ, 134), наличие субъекта действия (35, 76- 61, 117- 67, 241- 71, 13- ИЗ, 150). Не исключаются из этого списка и такие моменты, как видовое значение глагола Ъе, семантика причастия II (35, 78- 47, 132- 49, 78−79- 71, 5- ИЗ, 131), порядок слов и т. д. Так, например, форма глагола в предложениях типа.

1) Jame’s curiosity was roused at once. (47, 132).

2) He tapped and the door was opened by Smither. (4−7, 133).

3) The silence was only broken now by the supping of Jame’s soup. (47, 133).

4) The infected were carried to a special camp. (47, 133).

5) Some efforts were even then being made to cut this portion of the wreck away. (61, 118).

6) Every precaution will be taken. (35″ 77) рассматривается в качестве страдательной, так как в этих предложениях присутствует контекстуальное средство, а именно, обстоятельство образа действия (I), сама структура предложения выражает 4 последовательность событий (2), имеется указание на исполнителя действия, выраженного предложным дополнением (3) или не выраженного, но потенциально возможного (4−6), причастие II образовано от непредельного глагола, выражающего действие (4), глагол употреблён в длительной форме (5) или в форме будущего времени (6). В случае же отсутствия вышеприведённых показателей действия «форма пассива (терминальных глаголов) выражает состояние как результат ранее совершённого действия. Например:

1) Did you do anything to ray blue shirt? Yes, it is mended.

2) We are defeated. A table is set out for luncheon in the garden.

5) The door was lockedthere was nobody in sight. (4) Her car, a green Fiat, was parked outside". (35″ 77).

Все вышеотмеченные критерии, бесспорно, являются формальными показателями, позволяющими отграничить сходные явления при условии последовательной ориентации на эти критерии, их полного учёта. Однако следует при этом отметить, что в целом ряде случаев игнорируется существенный фактор полифункциональности самой пассивной конструкции. С этой точки зрения многие типы рассматриваемых конструкций с причастием II должны оцениваться как определённые виды пассивных конструкций с определённым пассивным значением, а не как синтаксические единицы, противопоставляемые им (см. об этом ниже, стр. 38 и далее).

Как правило, рассматривается и вопрос об употреблении глаголов английского языка в страдательном залоге и, следовательно, об их способности образования пассивных конструкций. Однако глаголы, фиксируемые как способные употребляться в страдательном залоге, а также не обладающие такой способностью, определяются чисто эмпирически и с точки зрения собственно синтаксических признаков (например, сочетаемости) не исследуются. Результаты инвентаризации глаголов, способных употребляться в страдательном залоге, при всей многочисленности и при всём многообразии проводившихся исследований в целом оказываются примерно одинаковыми. Все исследователи считают, что в пассивных конструкциях употребляются переходные и некоторые непереходные глаголы, списки которых тут же прилагаются (II, 140). Считается, что в форме страдательного залога могут употребляться следующие группы глаголов:

1. Глаголы или глагольные группы, которые управляют одним беспредложным дополнением.

2. Глаголы, которые управляют одним предложным дополнением.

3. Глаголы, которые управляют двумя беспредложными дополнениями.

4. Глаголы, которые управляют двумя дополнениями, из которых одно — предложное, а другое — беспредложное (см., например, 150, II, 107).

Глаголы же, не употребляющиеся в пассивных конструкциях, как правило, задаются списком (см., например, 135, 300).

Расплывчатость характеристик глаголов очевидна, ибо известно, что многие глаголы из каждой группы в целом ряде случаев не способны употребляться в пассивной конструкции, и, наоборот, целый ряд глаголов «интранзитивного» типа часто встречается в пассивных конструкциях.

Например: The cup was never drank of.

The dinner was spoken through.

При рассмотрении пассивных конструкций исследователи неизбежно обращаются и к категории переходности-непереходности глаголов, определение которой, как известно, также связано с различного рода трудностями.

Трудности всплывают, прежде всего, при самом определении данной категории. Как известно, понятие переходности-непереходности связывается обычно либо с семантическими признаками — направленностью действия на объект, либо с синтаксическими — способностью глаголов сочетаться с дополнениями.

Если семантика глагола имплицирует действие, переходящее на объект, то его считают переходным глаголом. Если же действие, выражаемое глаголом, -замыкается в самом себе, т. е. не распространяется на объект, то такой глагол принято считать непереходным (29, 79- 49, 75- 66,371- 116, 33- 150, 685).

Принято также считать, что в пассивных конструкциях могут употребляться в основном только переходные глаголы (156, 151). Однако подобный подход не всегда позволяет чётко отграничить переходные глаголы от непереходных и имеет ряд противоречий, на которые неоднократно указывала лингвистическая литература.

Во-первых, признавая категорию переходности-непереходности категорией синтаксической, эти авторы, тем не менее, при её определении оперируют понятиями логико-семантического уровня. Во-вторых, ряд глаголов в английском языке по своей семантике не содержит действия, переходящего на объект, однако эти глаголы, тем не менее, встречаются в том же синтаксическом окружении, что и глаголы, содержащие такое действие. Например: I hit you. i hear you. Глагол hit содержит действие, расцространягощееся на объект, и, следовательно, является переходным, а глагол hear не содержит такого действия, однако это не мешает им употребляться в одних и тех же синтаксических окружениях (66, 371−372).

Известен и другой подход к определению понятия переходности-непереходности, опирающийся на синтаксические свойства глаголов, а именно на сочетаемость глаголов с дополнениями. Традиционно при таком подходе принято считать, что если глагол сочетается с дополнением, то он является переходным, а если он «сочетается с обстоятельством» — непереходным (24, II). Однако и в данном случае избежать противоречий не удаётся.

Одни исследователи считают, что переходными являются глаголы, сочетающиеся только с прямым дополнением, а все остальные глаголы — непереходные (150, I, 26), другие утверждают, что переходные глаголы могут сочетаться с любыми дополнениями, а непереходные — не могут сочетаться с дополнениями вообще (II, 139- 157, 177). Однако утверждение о том, что переходный глагол требует сочетания с прямым дополнением, оспаривается некоторыми исследователями вследствие того, что оно не распространяется на все формы и позиции глагола (24, 16).

Как в первом, так и во втором случаях перед исследователями возникают новые проблемы. Одна из них обуславливается тем фактом, что в речевой действительности часто одни и те же глаголы употребляются как с дополнениями, так и без них, и поэтому правы те исследователи (132, 64), которые отмечают, что при подобном подходе к классификации глаголов на транзитивные и интран-зитивные большая часть из них оказывается включённой одновременно в оба класса (это находит своё отражение также во многих словарях английского языка). В подобных случаях исследователи (29, 80- 47, 85- 133, 33- 135, 319−320- 149, 116- 162, 200) обычно говорят о переходном или непереходном значении, в котором употребляется этот глагол, что никак не согласуется с общим положением теории переходности, согласно которому переходность характеризует глагол в целом, во всей совокупности его форм (см., например, 14, 5- 92, 258). В ряде случаев такие глаголы выделяются i в специальный класс, что не лишено основания (см., например, эр-гативные глаголы у Дж. Лайонза, стр. 373). Исходя из такого специфического свойства английских глаголов, ряд исследователей определяет переходность не только как свойство принимать эксплицитно выраженное дополнение, но и как потенциальную возможность его появления (24, 18).

Сложен также сам факт ориентации при определении транзитив-ности-интранзитивности на такую синтаксическую категорию, как дополнение, понятие довольно неопределённое с нечётко установленными рамками его идентификации и классификации. Как известно, существующие классификации дополнений, базирующиеся на разноплановых основаниях, довольно противоречивы. Поэтому сочетаемость глагола с определённым видом дополнения (с прямым шеи не прямым), используемая в качестве критерия транзитивности-интранзитивности, также является недостаточной, ведущей к неточности и ненадёжности выводов.

Те исследователи (см., например, II, I3I-I32), которые предусматривают сочетаемость транзитивных глаголов не только с прямым, но также и с косвенным (предложным и беспредложным) дополнением, аргументируют свои утверждения возможностью употребления косвенных дополнений в качестве подлежащего в пассивных конструкциях, тем самым связывая семантико-синтаксическую категорию переходности-непереходности с синтаксической категорией пассивных конструкций.

Однако в этом случае перед исследователями возникают новые трудности. Споры возникают вокруг предложных дополнений в сочетаниях типа: to laugh at smb., to deal with smth., to look at (upon, on, for) smb., to take care of smb. И Т.П., а ИМвННО вокруг того, чем являются элементы at, on, for, with, of в вышеприведённых сочетаниях: являются ли они предлогами, и тогда, будучи связанными с последующими дополнениями, превращают их в предложные, а переходный глагол в этом случае оказывается способным управлять предложным дополнением, или эти элементы образуют с глаголом единый комплекс — составной глагол с переходным значением, который, таким образом, управляет прямым дополнением (см., например, 161, 183). Этот вопрос пока остаётся открытым (о конструкциях с подобными глаголами см. ниже, стр. 71 и далее).

Семантический аспект категории переходности получил широкое освещение у сторонников генеративной семантики, которые рассматривают транзитивность как перенос или переход действия от одного партиципанта к другому (их в предложении должно быть не менее двух). Транзитивность в их понимании обладает целым набором параметров, каздый из которых является показателем степени транзитивности, т. е. чем больше параметров транзитивности у глагола, тем больше степень его транзитивности (см., например, 131).

Как видно из вышеизложенного, исследователям не удаётся решить адекватно проблему переходности-непереходности английских глаголов. Причина сложности решения данной проблемы, как представляется, кроется в самом подходе к этой категории.

Рассмотрение существующих точек зрения по проблеме переходности-непереходности как семантико-грамматической категории, показывает, что исследователи в одном случае решают данную проблему в связи с изучением синтаксической категории пассивных конструкций, а в другом случае проблема пассивных конструкций решается через определение понятия переходности-непереходности. Исследователи, таким образом, оказываются в логически замкнутом кругу. Решение проблем переходности-непереходности и пассивных конструкций, как относящихся к различным грамматическим уровням, видимо, не целесообразно определять друг через: друга. Во всяком случае, ориентация на категорию переходности-непереходности в том её понимании, которое в настоящее время существует в языкознании, не проливает света на сущность и специфику пассивных.

— 20 конструкций как синтаксической категории.

Пассивные конструкции, как отмечалось выше (см. стр. 9), определяются по-разному. Наиболее общепринятым является определение, согласно которому пассивной считается такая конструкция, в которой сказуемое выражено глаголом в страдательном залоге (сочетанием to be + причастие II), а подлежащее имеет значение объекта, т. е. лицо или предмет, выраженные в нём, являются не источником действия, а сами подвергаются действию, выраженному в сказуемом (28, 5- ИЗ, 82- 123, 219- 135, 299- 159, 49- 162, 53).

Наряду с этим, однако, существует и такой подход к определению содержания пассивной конструкции, согласно которому — это конструкция, в которой «конкретный лексически обозначенный субъект не занимает позиции подлежащего» (109, 25).

С другой стороны, в целом ряде случаев страдательная форма глагола не рассматривается в качестве обязательного признака. Допускается возможность включения в разряд пассивных конструкций и образований с глаголом в действительном залоге на основе учёта лишь лексического значения глагола. Б данном случае имеются в виду конструкции с так называемыми эргативными (или псевдо-интран-зитивными) глаголами типа The book sells well (66, 388), в которых глагол по значению является пассивным, а по форме — активным. Анализируя подобные явления, исследователи в одном случае говорят о «более» активном и «менее» активном значениях употребления глаголов (92, 268), в другом — активно-пассивном (135, 347) или интранзитивном употреблении глаголов при неодушевлённом субъекте (162, 200), а в третьем — называют такие конструкции псевдонепереходными, в которых из воех признаков пассивной конструкции реализуется лишь один, а именно: «объект активного предложения (который считается более базисным) становится субъектом соответствующего пассивного предложения» (66, 399). Все эти суждения, несомненно, освещают ту или иную сторону подобных конструкций и специфику их употребления как промежуточных в общей цепи преобразования более «базисных» активных предложений в производные пассивные варианты этих предложений (66, 389- 100, 42). Однако при всём их семантическом сходстве, эти конструкции не могут быть рассмотрены в качестве пассивных конструкций, которые обладают собственными, характерными лишь ей признаками (о признаках пассивной конструкции см. Глава I, стр. 38).

Исследуя пассивные конструкции, лингвисты, как правило, обращаются и к соответствующим активным конструкциям и пытаются установить их сходство и различия с точки зрения соотношения их содержания, строя и производности.

Основное различие между активными и пассивными конструкциями как синтаксическими единицами усматривается в том, что в активных конструкциях за глаголом может следовать дополнение, обозначающее объект действия, а в пассивных конструкциях такого дополнения быть не может. Несмотря на это, однако, обе конструкции как бы стремятся отразить одни и те же процессы и отношения, рассматриваемые «с разных сторон» (92, 239). Считается даже, что форма страдательного залога является лишь вариантом действительного залога (96, 32) и что обе конструкции «имеют равные права именоваться ядерными, поскольку это эквивалентные конструкции, находящиеся в отношениях преобразования» (68, 34- 119, 377). Пассивные конструкции рассматриваются как производные от активных (109, 12), более базисных конструкций (66, 399).

Существует и прямо противоположная точка зрения на соотношение содержания активных и пассивных конструкций. Считается, что содержание активных и пассивных конструкций не тождественно друг другу (II, 152- 150, II, 102- 67, 103, 262).

Исследователи фиксируют наличие в английском языке следующих наиболее распространённых типов пассивных конструкций (ИЗ, 17):

1. Так называемая прямая пассивная конструкция (138, II, 308). Это тот случай, когда в роли подлежащего пассивной конст^ рукции выступает прямое дополнение соответствующей активной конструкции. Например: The author gave me the book «*-^ The book was given me by the author.

2. Так называемая косвенная пассивная конструкция (138, II, 308- 135, 302). Б пределах данного типа пассивных конструкций выделяются два случая:

А. Это случай, когда в роли подлежащего пассивной конструкции выступает косвенное беспредложное дополнение соответствующей активной конструкции (см., например, II, 153−154), обозначающее лицо, для которого это действие совершается и которому оно адресуется. Например: The author gave me the book -—I was given the book.

Б. Это тот случай, когда в роли подлежащего пассивной конструкции выступает косвенное предложное дополнение соответствующей активной КОНСТРУКЦИИ. Например: The doctor was sent for. He was looked at. (см. об этом Главу II, а также 151, 50−51).

He ускользает из поля зрения лингвистов, изучающих пассивные конструкции английского языка, и такой вопрос, как причина их большой распространённости в языке. Более широкое распространение пассивных конструкций в английском языке, их более частое употребление по сравнению с другими языками исследователи объясняют по-разному.

В одном случае, это связывается с грамматическими особенностями английского языка и, прежде всего, с почти полным отсутствием падежей, с невозможностью выразить объект действия падежной формой существительного (II, 153). Известно также, что если в языке сильноразвита падежная система, то следует ожидать, что обнаружится слабость в залоговой системе и в различении переходных-непереходных глаголов" (6, 134).

В другом случае, это связывается с характером порядка слов в языке. ". Если в каком-либо языке наблюдается фиксированный порядок слов, то при достаточном развитии глагольного формообразования в нём широко употребительны пассивные конструкцииесли в каком-либо языке относительно свободный или свободный порядок слов, в нём пассивные конструкции — малоупотребительны" (83, 140).

В третьем случае, употребительность пассивных конструкций связывается с особенностями выражения деятеля. Поскольку в самой действительности имеется много процессов, источник которых неизвестен, то и в речевой деятельности находят широкое распространение пассивные конструкции с грамматически невыраженным деятелем (92, 270- 95, 66- 96, 32- 101, 217). Говорящий как бы стремится исключить агенс из предложения, либо желает выделить пациенс, смещая его в начальную позицию (101, 218).

Некоторые исследователи склонны ставить употребление пассивных конструкций в прямую зависимость от отсутствия агента. «Часто пассивные конструкции употребляются, когда агент не известен или когда его нелегко установить» (67, 241).

Резюмируя всё изложенное, можно сказать, что распространённость пассивных конструкций и их многообразие в английском языке-неоспоримый факт, привлекавший и продолжающий привлекать к себе пристальное внимание. При этом, однако, пассивные конструкции в современном английском языке не рассматривались как определённое синтаксическое целое, иерархически организованная микросистема. Отдельные виды пассивных конструкций регистрировались как определённая данность, как правило, с точки зрения их компонентного состава с той или иной интерпретацией их внутренних отношений, соотносимых с содержанием залоговых оппозиций. Такие же вопросы системной организации, как значимость отдельных конституентов этих конструкций, взаимоотношения друг с другом самих конструкций, степень их эквивалентности и системной значимости концептуально не формулировались в задачи исследований даже в последних работах структурно-семантических и транформавдонно-генератив-ных направлений.

При всей глубине подхода к отдельным аспектам рассматриваемого явления, при всей тщательности фактологического их анализа, оно не являлось предметом специального изучения во взаимосвязи всех своих сторон. Более того, в соответствии с основными тенденциями прошлого как синтаксическое явление оно рассматривалось лишь в синтагматическом плане вне ориентации на парадигматический. Не подлежали чёткой дифференциации и сами уровни синтаксической системы — структурно-релящонный, семантический, функционально-коммуникативный, формальный и т. д., с которыми соотносилось это явление. Между тем учёт всех названных моментов с точки зрения общего развития современных лингвистических, вообще, и грамматических идей, в частности, оказывается оправданным и обязательным.

2.2. В отличие от английского языка, где проблеме пассивных конструкций отводится должное внимание как в работах общего грамматического характера, так и в специальных работах, о чём было сказано выше (см. стр. 6−7), пассивные конструкции в современном азербайджанском языке почти не исследованы. Проблема пассивных конструкций, как явление синтаксического плана, в азербайджанском языкознании пока и не ставится, а потому до сих пор нет ни одной специальной работы, посвященной этой проблеме. Даже категория залога, включающая страдательный залог, который составляет основу пассивных конструкций, не нашла ещё своего полного и адекватного решения.

Различие существующих точек зрения на категорию залога в современном азербайджанском языке находит своё отражение как в определении самой сущности залога — грамматического значения и грамматической формы, так и при решении частных вопросов: типов и количества залогов, разграничение значений залоговых показателей, взаимосвязь категории залога с категорией переходности и других смежных явлений (каузатива, рефлексива и т. д.).

Залоги азербайджанского языка определяются по-разному, хотя в сущности они ничем не отличаются от тех определений, которые даются им в английском и русском языках, а именно, залог — это отношение: действия к субъекту и объекту (165, 28- 173, 249- 79, 179), субъекта к объекту (174, 123- 166, 173- 175, 116- 36, 106- 38, 106- 46, ИЗ), субъекта и объекта к действию (III, 3), действия к субъекту или наоборот (88, 454- 77, 9- 39, 42- 172, 77), действия к объекту (177, 46), которое было подвергнуто справедливой критике со стороны большинства тюркологов. Наконец, в тюркологии существует и такое определение категории залога, которое базируется на любых отношениях между субъектом, объектом и действием (168, 238- 176, 177).

Такое множество определений категории залога в азербайджанском языке результируется и в различном определении их количества. В одном случае количество залогов равно трём: действительный, страдательный, средний (39, 44), в другом — их четыре: возвратный, страдательный, понудительный, взаимно-совместный (88, 478), в третьем случае их пять: действительный, страдательный, возвратный, взаимный, понудительный (79, 180- 171, 173- 175, 116- 176, 178- 174, 123- 38, 106), в четвёртом — шесть: действительный, страдательный, возвратный, взаимный, понудительный (каузативный) и либо безличный (170, 243), либо залог способности (172, 77), и, наконец, их может быть семь: непереходный, переходный, возвратный, взаимный, понудительный, страдательный и безличный (167, 131).

В центре внимания тюркологов находится также вопрос продуктивности азербайджанских глаголов, т. е. от каких типов глаголов образуются те или иные залоги, ибо разграничивая азербайджанские глаголы на первообразные и второобразные, в одном случае, и переходные и непереходные — в другом, каждый глагол, как известно, с помощью различных аффиксов может неоднократно переходить из одной группы в другую. Отмечается также, что образование тюркских залогов имеет лексические ограничения, т. е. определённые залоги образуются от определённых типов глаголов (21, 81).

Различия в подходах к решению проблемы залога объясняются неадекватностью решения проблемы грамматического значения и грамматической формы категории залога, нечёткостью лексико-семанти-ческих признаков, которыми руководствуются исследователи.

В целом ряде случаев под грамматическим значением категории залога подразумевается признак направленности действия между его участниками, т. е. субьектно-объектные отношения. В этом вопросе исследователи почти единодушны в мнениях. Именно в направленности действия между субъектом и объектом большинство исследователей усматривает грамматическое значение категории залога (см. об этом выше стр. 25).

Что касается грамматической формы категории залога, т. е. морфологических маркеров, то здесь вопрос решается несколько сложнее. В тех случаях, когда тот или иной залог имеет собственный морфологический показатель, выделение и наличие его в языке не вызывает споров у исследователей. Наряду с этим, однако, в целом ряде случаев морфологический показатель того или иного залога в азербайджанском языке либо вообще отсутствует, либо он совпадает с морфологическим показателем другого залога (88, 483). Так, например, в азербайджанском языке страдательный, безличный и возвратный залоги образуются с помощью одних и тех же окончаний, а именно: -ыл, -ил, -ул,-уп иын, -ин, -ун,.

Отмечается также, что в этом случае залоговое значение может быть установлено либо из смысла предложения, либо из синтаксических особенностей самого глагола: если корень глагола является переходным, то залоговая форма его является страдательной, а если корень глагола является непереходным, то залоговая форма глагола является безличной. Только взаимно-совместный и понудительный залоги обладают собственными морфологическими маркерами (170, 243). Таким образом, оказывается, что в азербайджанском языке семи залоговым значениям соответствуют лишь два морфологических маркера, а третий показатель оказывается общим сразу для трёх залогов.

Результатом поиска выхода из создавшегося положения явилось естественное стремление некоторых исследователей выявить в языке наряду с морфологическими признаками также и синтаксические, такие, как порядок слов, тип синтаксической связи (управление, согласование, примыкание), т. е. виды подчинительных и сочинительных связей.

Однако, как представляется, понятие грамматической формы, основанное на морфологических признаках слов и указанных синтаксических признаках слова, является недостаточным. Ограничение последних только указанными выше признаками тоже оказывается недостаточным дая выявления всей сущности грамматической категории залога.

Суть вопроса в том, что исследователи, оперируя признаками синтаксическими (субъектно-объектные отношения), опять-таки ориентируются на способы внешнего морфологического оформления связей, что в конечном счёте приводит к смешению различных уровней, а залог оказывается категорией не только морфологической, но и синтаксической.

Основной упрёк, который можно сделать тюркологам, исследовавшим залог, заключается в том, что они не разграничивают залоговые отношения как явление синтаксического плана от грамматической категории залога, имеющей собственное морфологическое оформление (область морфологии).

Не занимаясь специальным исследованием проблемы залогов (это не входит в задачи данной работы), считаем, что правы те исследователи (см., например, 39), которые максимально ограничивают номенклатурный состав залогов азербайджанского языка, освобождая его от таких общеизвестных в языкознании грамматических понятий, как переходность, каузативность, взаимно-совместность, безличность и т. д., выделяя лишь действительный, страдательный и средний залоги.

2.3. В современной лингвистике всё большие права приобретают сопоставительно-типологические исследования, имеющие целью изучение структурных особенностей языков и установление степени их сходства и различия. Пассивные конструкции английского и азербайджанского языков в этом плане также не были предметом наблюдения исследователей. Отдельные попытки сравнительного обзора залогов азербайджанского и русского языков на основе лексико-се-мантических критериев (46, 249), а также сравнительно-типологического анализа страдательного залога в современном азербайджанском и английском языках (53) не позволяют вскрыть сущность и специфику данного явления. Между тем, значение типологических исследований как в теоретическом, так и в практическом плане для современного языкознания вполне чётко определено.

2.4. Такое состояние изучаемого явления само по себе служит достаточным основанием для выбора данной темы и свидетельства её актуальности" Рассмотрение пассивных конструкций в обоих языках, выявление их изоморфных и алломорфных типологических свойств позволило бы не только создать основу типологической модели этих языков, но и облегчить процесс преподавания английского языка в азербайджанской аудитории. Результаты исследования могут быть также полезны при составлении синтаксария — словаря синтаксических классов слов и синтаксических конструкций, образуемых на основе их валентностно-парадигматических интенций.

3. Целью настоящего исследования в соответствии с изложенным является изучение множества пассивных конструкций как определённых синтаксических микросистем в современном английском и азербайджанском языках и определение их степени эквивалентности (т.е. типологической близости). Данная цель реализуется путём решения следующих основных задач, вытекающих из неё:

1) Выявления структурно-семантической сущности пассивных конструкций в современном английском и азербайджанском языках в отдельности и в сопоставлении друг с другом, что предполагает: а) выявление синтагматических и парадигматических признаков пассивных конструкций в их единствеб) классификацию пассивных конструкций на основе определённой иерархии признаковв) определение основных речевых параметров — реализации и частотности пассивной конструкции в речи.

2) Выявления структурно-типологической близости изучаемых явлений.

4. Материалом для исследования послужили художественные произведения современных английских и американских писателей, с одной стороны, и азербайджанских — с другой. Общее количество проанализированных фраз в каждом языке составило более 10 ООО. В работе использовались также данные английских толковых словарей и допускались некоторые реконструкции фраз — трансформ (о допустимости авторской реконструкции в исследованиях см., например, 8, 22).

В диссертации в основном используются сравнительно-сопоставительный и типологически^ методы, применяемые для внутриязыковых и межъязыковых соответствий и различий. Используются также приёмы валентностно-синтагматического и трансформационного методов анализа.

5. Научная новизна работы заключается, прежде всего, в сравнительно-типологическом исследовании синтаксической микросистемы с пассивными конструкциями в современном английском и азербайджанском языках. В теоретическом плане новым является подход к пониманию языковой сущности залоговой конструкции как синтаксического явления, обладающего синтаксическим значением — специфическим залоговым отношением и синтаксической Формой — специфическими парадигматико-вариативными признаками, индицируемыми на синтагматическом уровне конструкции морфологической формой глагола. Новым здесь является и соотнесение залогового отношения с потенциальными валентностными свойствами глагола — способностью его видоизменять свою необусловленную валентность — сочетаемость с «подяежащной» позицией субъекта на обусловленную — сочетаемость с «неподлежащной» позицией субъекта. Как следствие такого подхода новым оказывается и сама классификация пассивных конструкций по конструктивным — синтагматико-валентностным и парадигматико-вариативным признакам. Такая классификация является одновременно и классификацией глаголов, употребляющихся в пассивных конструкциях, по их собственно синтагматическим признакам, чего не было сделано до сих пор не только в азербайджанском языке, где данный вопрос, как уже отмечалось, не имел специального изучения, но и в английском, где он изучался широко.

6. Теоретическое значение работы имплицируется прежде всего её новизной. Предложенная классификация пассивных конструкций, системное представление их функционирования в сравниваемых языках позволяет показать взаимосвязь между структурно-синтаксическими, морфологическими и семантическими параметрами в структуре пассивной конструкции и определить её специфические свойства в каждом языке. Можно надеяться, что результаты исследования сущности и структурно-семантической значимости пассивных конструкций в исследуемых языках внесут определённый вклад в изучение теории синтаксиса английского и азербайджанского языков, типологии и метода типологического анализа.

7. Практическая ценность работы усматривается в том, что результаты исследования могут быть использованы в методике обучения иностранным языкам, при составлении учебников и учебных пособий по теоретической грамматике английского и азербайджанского языков, по сравнительной типологии и курсов практической грамматики названных языков, а также при составлении соответствующих лекционных курсов.

8. Апробашя работы. Диссертация обсуждена на объединённом заседании языковых кафедр АПЙИЯ им. 50-летия СССР. Результаты отдельных частей работы были доложены на Международном симпозиуме лингвистов в гор. Ленинграде 21−24 октября 1975 г., а также на различных конференциях всесоюзного и республиканского масштабов.

9. Объём и структура работы. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, списков использованной литературы и литературных источников, цитированных в диссертации, а также списка опубликованных по диссертации работ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

1.0.0. Б работе сделана попытка сиотемно-типологического исследования пассивных конструкций в современном английском и азербайджанском языках.

1.0. Б основу работы положены следующие общие принципы: а. Принцип единой теории и единого метода исследования языков. б. Принцип изолированного подхода к языкам, предполагающий самостоятельное исследование каждого языка в отдельности, независимо друг от друга. в. Принцип типологического сопоставления языков, предполагающий выявление их изоморфных и алломорфных черт и, тем самым, степени их эквивалентности.

1.1. Основным методологическим требованием является требование системного подхода к языку в целом, и, следовательно, к его синтаксическому аспекту, в частности, что предполагает, прежде всего, отграничение синтаксической структуры от условий её реализации и актуализации. Данное положение логически имплицирует ориентацию исследования на собственно реляшонно-семантическую синтаксическую единицу. В качестве таковой принимается конфигурация как единица, образуемая пересечением синтагматических и парадигматических категорий реляции.

1.2. Б соответствии с данными современных лингвистических исследований содержание пассивно-залоговых конструкций усматривается в изменении характера соответствия семантических валентностей (актантов) синтаксическим позициям. Пассивной считается такая конструкция, в которой суперкомплемент (позиция подлежащего на уровне предложения) семантически является неагентивным, что находит свою индикацию в определённом маркере глагола, выражающего действие агента.

— 131.

Конфигурация с пассивной конструкцией отвечает следующим основным требованиям: а. Пассивная конструкция является, прежде всего, производной от активной конструкции, которая считается исходной. б. Супермент в пассивной конструкции репрезентируется предикативной формой глагола в страдательном залоге. в. Суперкомплемент в пассивной конструкции по своей семантической природе является неагентивным. г. Имя суперкомплемента активной конструкции является, как правило, факультативным агентивным комплементом в соответствующей пассивной конструкции.

1.3. В основание классификации конфигураций с пассивными конструкциями, в соответствии с принятой теорией, положена следующая иерархия признаков:

А. Синтагматические признаки: а. Признак количества и качества обязательных комплементов. б. Признак парадигм суперкомплемента и комплементов: б|. Признак классов слов, репрезентирующих позиции суперкомплемента и комплементов. 62* Признак категорий классов слов. 63. Признак формы репрезентации категорий классов слов.

Б. Парадигматические признаки — характер взаимоотношения пассивной конструкции с активной.

2.0. На основе данной иерархии признаков произведено разбиение всего множества пассивных конструкций в английском и азербайджанском языках на определённые типы, классы и подклассы, ха-характеризующиеся своими, специфическими чертами.

3.0. Сопоставление микросистем пассивных конструкций в двух языках осуществляется на основе всех выявленных признаков, присущих каждому языку в отдельности.

— 132.

Определение характера соответствия языков предполагает не только установление параметров сопоставления, но и определение степени их релевантности. В исследовании выявлены такие параметры сопоставления и определена иерархия их степеней релевантности. Это позволяет с определённой точностью оценить, во-первых, значимость каждого параметра для системы отдельного языка, а во-вторых, определить степень изоморфизма и алломорфизма исследуемых микросистем и, тем самым, степень их эквивалентности в рамках определённой, иерархически упорядоченной системы (типологической) в целом.

В исследовании осознана теоретическая и практическая значимость характера речевых параметров: условий реализации пассивных конструкций. В этом плане проведён количественный анализ соотносительной частотности употребления отдельных типов пассивных конструкций в отдельных языках (см. таблицы 3,4) и в сравнении друг с другом (см. таблицу 6).

11.1 Исследование конфигураций с пассивными конструкциями в английском языке позволило переосмыслить целый ряд известных положений в рамках единой синтаксической системы в плане собственно синтаксической её структуры, а также выявить ряд новых конкретных данных о реляционно-семантических условиях функционирования пассивной конструкции.

Определение пассивных конструкций как собственно синтаксических единиц и классификация их на основе общей иерархии признаков позволили избежать их простой инвентаризации, очертить системные грани исследуемого явления и рассмотреть его в общей иерархии синтаксических единиц.

2. Отсутствие какого бы то ни было исследования пассивных конструкций как синтаксического явления в азербайджанском языке придаёт определённую значимость полученным в диссертации данным.

— 133.

Описанные как определённые подсистемы языка конфигурации с пассивными конструкциями в азербайджанском языке приобретают определённый статус в общей системе синтаксических явлений.

3. Основным типом строя конфигураций с пассивными конструкциями для обоих языков является так называемый прямо-пассивный строй, характеризующийся тем, что суперкомплемент (позиция подлежащего) с семантической точки зрения является прямообъектным, т. е. представлен именем прямого объекта исходной активной конструкции. Данный тип строя является единственно возможным для азербайджанского языка.

Специфической чертой английского языка по сравнению с азербайджанским оказывается косвеннопассивный и локативно-пассивный строй, характеризующийся тем, что в первом случае суперкомплемент является косвеннообъектным, а во втором — локативным.

В обоих языках пассивные конструкции являются продуктивным способом варьирования синтаксической единицы. Однако значимость в системе и распространённость её в каждом из сопоставляемых языков различна.

— 134.