Новое управленческое мышление

Новый тип управления начал формироваться под влиянием усложнения социальной и информационной среды производства, которое последовало во второй половине ХХ века за широкомасштабным внедрением технических новаций. Первоначально они создавали иллюзию, что человек вскоре может быть вытеснен из непосредственного процесса производства, а его функции станут выполнять умные машины, роботы. Акцент на целевые установки производства и внимание к техническим факторам достижения экономического первенства определили лицо технократического стиля управления. Функциональный менеджмент, однако, привел к тому, что эффективность труда и производства в относительном выражении стала падать, поскольку незадействованной оказалась живая социальная энергия и творческий энтузиазм сопричастности результатам, потребность в самореализации людей.

Да и само развитие технологии потребовало не вытеснения человека за рамки производства или низведения его до положения функционально более простой «машины», чем современные технические средства, а, напротив, стало стимулом использования всего богатства производительных возможностей человека. Так, «новейшая технизация труда делает возможным такое разделение функций между работником и умными машинами, когда передача последним даже сложных интеллектуальных операций сохраняет за человеком наиболее творческие, формы деятельности, связанные с уникальными свойствами мозга. Это „переворачивает“ традиционные отношения господства техники над человеком как опосредования социально-экономического господства в производстве, возвращая ей роль инструмента и помощника работника, ведет к эргономизации самой техники, к биотехнизации» [1].

Новый статус работника в производственной системе, когда он объективно начинает занимать гораздо более значимую и автономную позицию, чем сервера (слуги) при машинах, требует не только изменений в организации современного производства, но и существенных преобразований субъективного характера: в философии управленческого мышления, социокультурных стандартах труда, в осознании самими работниками всего комплекса собственных трудовых потребностей. Если раньше работа рассматривалась людьми прежде всего как источник материальных средств и возможность занять достойное общественное положение, то в 1990;х годах, например, молодые американцы, не переставая стремиться к высоким заработкам и блестящей карьере, в то же время ищут увлекательной работы и персонального уважения, возможности участия в принятии управленческих решений.

Иными словами, потребности современных работников становятся богаче и шире, духовные факторы выбора труда стали столь же важны, как чисто статусные и экономические. «Было время, когда люди были „факторами производства“. Управление ими ненамного отличалось от управления машинами и капиталом. Этого больше нет. Люди этого не терпят. И если когда-то подобный метод управления людьми и позволял повышать производительность труда, то сегодня он дает обратный эффект. Люди теперь стали личностями, и ими следует управлять по-другому» [2]. Социальные изменения тем самым выступили главной причиной коренных, принципиальных изменений в управленческой стратегии современного бизнеса.

Конечно, любая структура управления оформляет сложившиеся в системе отношения контроля и власти — и именно поэтому наивно было бы полагать, что социализация управления достигается вследствие формирования гуманистических ориентаций менеджеров. Менталитет управленцев играет не последнюю роль в изменении социальной организации современного производства, но и не первую, поскольку демократизация в экономике такой же кризисный и революционный процесс, как и в политической сфере. Перераспределение власти всегда происходит крайне болезненно, с большим сопротивлением со стороны управленческой элиты, и должно быть обусловлено весомыми объективными причинами.

Важнейшей из таких причин является изменение содержания труда, которое проявляется в трансформации отношений внутри систем «человек — техника» и «работники — менеджер».

Функциональная, целеориентированная логика индустриального менеджмента сама по себе стала тем подрывным элементом, который подготовил разрушительные процессы в линейных системах производственного управления. Парадокс этого типа развития заключался в том, что установка на «решение задач» обусловила неудержимое стремление менеджмента осуществлять технические инновации и экономить на затратах труда. Но с развитием технологического базиса производства живой труд перестал быть основным источником затрат, а требования к обслуживанию и использованию современной техники стали так высоки, что профессионально-квалификационные характеристики труда качественно изменили и функциональное, и социальное «лицо» современных работников.

Еще во взлетный период индустриальной эпохи, до начала НТР и задолго предваряя потребности будущей информационной революции теоретики менеджмента отметили несоответствие технической и организационной структуры производства стратегическим требованиям ее саморазвития. «Тогда же, в 20−30-е годы пионеры управленческой мысли (Т.Ватсон, Р. Вуд, Э. Мэйо и др.) всерьез задумались о путях более эффективной организации самого промышленного производства. Они обнаружили, что конвейеры и поточные сборочные линии, несмотря на последовавший невиданный рост производительности, — не более чем временный компромисс в развитии организации промышленного производства, поскольку эти линии делали производство негибким, слабо восприимчивым к научно-техническому прогрессу, неспособным к постоянному совершенствованию с опорой на максимальное использование человеческих ресурсов. Именно тогда было задумано то, что впоследствии окрестили автоматизацией производства, со всеми вытекающими последствиями в виде „теории Y“, кружков контроля качества, бригадного подряда и управления человеческими ресурсами» [3]. Идея групповой автономии труда и производственного саморегулирования, как предтечи демократизации современного производства, зародились, таким образом, еще в лоне индустриальной эпохи и через короткий промежуток времени доказала свое функциональное превосходство. В период второй мировой войны Британское и Американское производство, которое в отличие от Германского базировалось на менеджменте «качества» и «социальной мотивации работников», сумело на практике проявить преимущества новой системы управления.

Дальнейшее развитие управленческих технологий, позволивших качественным образом развить оргструктуру современного производства в направлении согласования функционального и социального статуса работников, было ознаменовано формированием матричной структуры производственного менеджмента и внедрением социотехнических подходов. «В оптимальных социотехнических системах рождается и новое соединение функций обеих подсистем, превращающее людей и технику, при всей их специфичности, в „сопроизводителей“, а системный социотехнический подход к организации труда — в часть его новой культуры» [4].

Если же выйти за пределы рассмотрения процессов, происходящих собственно в производстве, то можно определить целый ряд экстернальных факторов, повлиявших на изменение современной системы управления.

Во-первых, в высокоразвитых странах производство давно перестало быть главной отраслью экономики, и теперь там главенствуют сфера услуг и отрасли, занимающиеся обработкой информации. Это сказывается на формировании общей культуры и стереотипов производственного менеджмента, поскольку наиболее распространенный тип социальных отношений институционализируется повсеместно.

Во-вторых, распространение мехатроники и электронных коммуникаций на базе компьютерных технологий не только в сфере информационного обмена, но и производства, привело к развитию новых, малоисследованных процессов изменения качества и даже психологии труда. Так, «пользователи экспертных систем уже отмечают их высокий обучающий и развивающий эффект, а работающие с мехатроникой в цехах — рост интереса к технической новизне, овладению новыми видами производительной энергии, а также развитие характерологических, особенно морально-волевых качеств.» Модернизация последней четверти ХХ века состояла не только в техническом переоснащении, но и в изменении типа связи человека и техники, развитии объективных условий для большей автономии работника.

В-третьих, произошел процесс интернационализации и глобализации рынков, что требует от производителя более широкой информационной ориентации и особых технологий освоения новых экономических пространств, размещения предприятий и исследовательских подразделений. В этих условиях не столько технические нововведения или эффективная организация труда оказывают решающее влияние на результативность производственного цикла, сколько точное (заранее рассчитанное) попадание товара в социокультурный контекст потребительского выбора.

Если с этих позиций обратиться к примеру одного из признанных технологических лидеров мирового рынка — корпорации «Sony», то можно отметить, что ее управленческая идеология опирается на символы социального (а не просто трудового) воодушевления сотрудников и столь же эффективную технологию мотивации потребителя. Анализ рекламных текстов позволяет выявить социократические (стремление к лидерству и повышению корпоративного статуса), социокультурные (соответствие культурным требованиям потребителей и их социальным стереотипам), а также профессиональные и технологические приоритеты (качество товаров и их техническая новизна). «Быть на шаг впереди — эта философия охватывает все области деятельности, от разработки устройств до определения стандартов качества… Изобретение, разработка, производство и внедрение на рынке новой, не имеющей аналогов продукции — это то, что Sony делает наилучшим образом, причем в самых разнообразных социальных и культурных условиях во всех уголках мира» [5].

Использование в современном производстве гибких систем автоматизации, альтернативных технологий, гибкой квалификации и организации труда (в частности, матричных и сотовых структур) позволяет с одной стороны соответствовать изменившейся системе потребительских предпочтений, а с другой — удовлетворять потребности работника в повышении функционального статуса, профессиональной гордости и личной самооценки.

Переход от преимущественно физического к преимущественно умственному труду произвел социальную революцию в современном производстве. «То, что сделало наши прежние знания об управлении устаревшими, — сдвиг, который произошел в характере и содержании общественного труда под воздействием менеджмента», — считает патриарх современной управленческой науки П.Друкер. Но этот ясно описанный процесс имеет множество латентных противоречий, анализ которых чрезвычайно интересен и с теоретической, и с практической точки зрения.

Интеллектуализация производства, которая определяет сегодня генеральный путь развития труда, технологии и оргструктуры, имеет весьма двойственные социальные последствия. Во-первых, и в этих новых условиях труд не превращается в сплошное «раскрепощенное творчество», поскольку сохраняются определенный объем необходимых рутинных операций, да и работники не сплошь стремятся повысить квалификацию и овладеть компьютерными навыками. Поэтому гибкий организационный менеджмент строится на комбинировании труда разной сложности, а организационная структура производства использует сочетания профессионально-квалификационных способностей и практической подготовленности работников.

Во-вторых, процессы интеллектуализации труда и рост влияния специалистов среди массы наемных работников обусловливает изменение кратической структуры производственной организации: формируется и набирает силу так называемый «когнитарат» (то есть внутренняя корпорация интеллектуалов, приобретающих власть в силу своей функциональной монополии и информационной исключительности), и все большее число работников повышает свой квалификационный уровень, приближаясь по статусу в организационной структуре производства к группе специалистов. Для российской культурной среды пока характернее отказ от овладения программированием как «делом специалистов». В некоторых американских фирмах полифункциональные рабочие получали информацию «на кончиках пальцев», «не бегая к начальнику». В «ИБМ» в 80-е годы менеджмент ожидал требований персонала снабдить информационными терминалами все рабочие места"[6].

Есть и еще один социально-управленческий аспект широкого внедрения информационных технологий. Он несет в себе двойственные возможности не только творческого, но и дегуманизирующего начала.

Иными словами, информационные технологии дают возможность менеджерам реализовать весьма различные модели социальной трансформации современного производства. Однако, анализируя эту ситуацию, эксперты приходят к достаточно оптимистическим общим прогнозам: «Мы не должны благостно уповать на то, что, возможно, будущее развитие передовой технологии окажется настолько автоматическим, что гуманистический аспект этого процесса станет несущественным. Напротив, его человеческое измерение будет приобретать все большее значение». Подтверждая этот прогноз, развиваются самые разные системы социального сотрудничества в производстве.

Социализация менеджмента и гуманизация организационной структуры производства дают весьма противоречивый результат. Так, специальными исследованиями выявлено, что распространенная ныне практика стимулирования труда путем привлечения работников к участию в доходах может давать разные результаты. В частности, реализация системы участия в прибылях положительно влияет на привлечение работников и кадровую стабильность предприятия, но в значительно меньшей степени стимулирует повышение производительности, качества, снижение затрат. Использование же системы распределения доходов эффективно способствует росту производительности, но в меньшей степени позволяет поддерживать социальный климат.

«Искусство управления, по-видимому, есть искусство оперировать положительными и отрицательными обратными связями, достигая при этом и надежности гомеостазиса и, одновременно, соответствующей динамики изменений"[7]. Этот вывод позволяет вновь вернуться к проблеме информационного обмена между менеджерами и теми, чьи трудовые усилия они должны организационно обеспечить и социально мотивировать. Рассматривая эту проблему, мы сталкиваемся с противоречиями особого рода: 1) между возрастанием информационной насыщенности и творческого содержания труда — и требованиями его регулирования и контроля; 2) между монополизацией управленческого контроля — и демократизацией функционального статуса работников; 3) между индивидуализацией и обобществлением труда, формированием новых социальных форм трудовой жизни.

Первое противоречие разрешается на практике в процессах автономизации труда, которые реализуют управленческую концепцию «ответственной автономии», то есть особого типа самоорганизации работников, предполагающего дисциплину, право на оперативные решения и самостоятельные действия.

Второе противоречие снимается в процессе развития слоя «работающих посредством знаний» (knowledge workers), которое подрывает «технократическую монополизацию знаний и информации — этих новых производительных ресурсов — элитой менеджеров и специалистов со свойственными им ценностями меритократии и самокультивированием"[8].

Третье противоречие разрешается посредством изменения организационной формы труда в процессе кооперации и формирования комплексных «команд»: целевых групп, кружков качества, автономных и сквозных бригад — как особой комбинации профессионалов. «В сплоченных, инициативных группах рождаются новые социальные формы трудовой жизни, в частности новый коллективизм — без нивелирования личности, но и без крайностей индивидуализма, со здоровой состязательностью, а не конкуренцией рабочих, координированностью действий и взаимопомощью. Гармонизация индивидуального и коллективного — новый социальный компонент развивающейся культуры труда.» Групповые технологии в современном индустриальном (автоматизированном) производстве и сетевые технологии организации работы в информационном (компьютерном) производстве позволяют эффективно интегрировать этот новый коллективизм в постоянно усложняющуюся организационную структуру предприятий.

С точки зрения синергетики, современной теории систем, «производство — сложный организационный процесс… Организовать производство — значит переорганизовать природу, человека, его сознание и его культуру… Объектом организации является праорганизация, которая, обладая гомеостазисом, сопротивляется переорганизации, стремится сохранить себя. Поэтому переорганизуя нечто, нужно учесть законы организации этого нечто, их понять и использовать"[9]. Современный процесс изменения системы управления строится на принципах демократизации производства, что подрывает структуру бюрократической власти, и в целом административный тип производственного менеджмента. Этот объективный поступательный процесс порождает социальные конфликты и борьбу традиций технократического и гуманистического управления.

управление мышление социальный Глава 4. Становление и развитие современной российской системы управления Современная теория управления в России формируется на основе сотен и тысяч экономических, структурных и управленческих экспериментов, как результат мучительных поисков, проб и ошибок. Можно сколь угодно долго и язвительно критиковать «новых русских», но объективный анализ развития рыночных отношений в стране показывает, что насыщение рынка товарами, внедрение новых технологий — результат деятельности не старых, существовавших еще при советской власти предприятий, а в основном новых организаций и фирм. Сейчас уже хорошо известны такие мощные финансово-промышленные объединения, как «Менатеп», «Онэксим», «Микродин», «Логоваз», формирующие контуры русской модели производственного управления. В результате непродуманных, дилетантских, иногда и явно преступных акций, ради удовлетворения непомерных личных амбиций высших политических деятелей в стране произошло катастрофическое изменение ситуации во всех сферах общественной жизни, и правильно оценить эту новую ситуацию, сделать разумные выводы смогли именно новые экономические структуры. Старые предприятия, несмотря на колоссальные производственные мощности, отработанные межрегиональные связи, значительные интеллектуальные и трудовые ресурсы, не смогли оперативно вписаться в новые экономические условия.

Переход к рынку требует неотложного решения еще одной управленческой проблемы — создания конкурентной среды, ликвидации монополизма. Все ведущие страны мира с развитой рыночной экономикой принимали и продолжают принимать различимые, в том числе и законодательные меры по борьбе с монополизмом. Еще в 1890 г. в США был принят антимонопольный закон (закон Шермана), затем законы Клейтона (1914 г.), Вилера Ли (1938 г.), Целлера — Кефовера (1950 г.). В Германии действует закон, ограничивающий количество фирм, контролирующих рынок какого-либо товара: одна фирма не может контролировать более трети рынка товара, две-три фирмы не должны владеть более чем половиной рынка, а четыре-пять фирм могут контролировать лишь до 75% рынка. С.

В СССР монополизм, доля государственной собственности в основных производственных фондах была около 90%, государство монопольно решало все вопросы внешней торговли и валютных операций. Ориентация на создание крупных предприятий неизбежно порождала крупных монополистов. Изжить монополизм оказалось нелегкой задачей, еще в 1993 г. 2% предприятий выпускали до 40% всей продукции и получали более половины всей прибыли от деятельности промышленности России. Деятельность крупных предприятий в настоящее время контролируется Комитетом по антимонопольной политике в соответствии с Законом РФ «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках» .

Объективности ради следует рассмотреть еще один вариант проведения экономических реформ — отказаться от реставрации частной собственности, от рыночных отношений и продолжать совершенствовать методы административно-планового управления народным хозяйством. Этого мнения придерживаются не только левые общественные движения, но и некоторые ученые-экономисты, а также значительная часть населения страны, недовольная ходом проведения реформ и с ностальгической тоской вспоминающая советское прошлое. Институт экономики РАН еще в 1992 г. разработал программу корректировки проводимых реформ и уже тогда отмечал целый ряд опасных для экономики страны тенденций. Ученые института подчеркивали неотложную необходимость восстановления управляемости отраслей народного хозяйства и принятия экстренных мер по преодолению спада производства. Среди этих мер предлагалось: стимулировать инвестиции в развитие предприятий, снизить налог на добавленную стоимость до 5—10%, установить четкие лимиты процентных ставок по банковским кредитам и нормативы отчисления прибыли в фонд развития производства. Противники рыночных реформ, отмечая примитивность понимания этих преобразований среди многих руководителей и политических деятелей, часто приводили высказывание крупного американского ученого Дж. Гэлбрайта: «Говорящие — а многие говорят об этом бойко и не задумываясь — о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера». Доктор экономических наук С. Родин пророчески предупреждал, что курс на рыночный экстремизм породит не только катастрофический распад сложившейся социалистической экономической структуры, но и «будет сопровождаться серьезными социальными и политическими потрясениями» .

Трудно поверить в необходимость и реальность отказа от рыночных отношений, но необходимость корректировки проводимых в стране преобразований очевидна. Об этом убедительно говорилось в программе, предложенной в 1994 г. десятью научными институтами РАН, в работах Г. Попова, Г. Явлинского, А. Лифшица и других ученых и общественных деятелей. А. Лифшиц высказался вполне определенно: «…по структурным параметрам экономики Россия становится все более похожей на развивающуюся страну. Убежден: такая плата за рыночную реформу непомерна и неприемлема» .

Часто упрекают новых предпринимателей за ориентир на получение максимальных прибылей, но ведь и руководители старых предприятий сейчас мало думают «о родине, партии и народе» — массовые увольнения, забастовки, длительные задержки выплаты зарплаты, даже голодовки не мешают многим директорам предприятий помнить о собственном кармане. Желание получить за свой труд возможно большую плату понятно и характерно для любого времени и для любого народа, но получить за труд, за инициативу, за продуманный коммерческий риск, а не за воровство и обман.

После разрушения советской системы хозяйствования стало очевидным существование колоссального рынка товаров и услуг, от сигарет и жевательной резинки до современных телевизоров и компьютеров. Пользуясь сакраментальным лозунгом, что «можно все, что не запрещено», новые предприниматели стали энергично и любыми способами наполнять рынок товарами, реализуя сложившуюся на рынке ситуацию в новые коммерческие возможности. В этом экономическом хаосе мгновенно обогащались, создавались и быстро исчезали все новые и новые компании, фирмы, но наиболее дальновидные стали понимать, что управлять преуспевающими компаниями на основе лишь личного авторитета, на харизме руководителя становится все более сложно и что жизненно необходимо учиться управлению, изучать опыт работы известных фирм в условиях жесткой конкурентной борьбы. На смену «романтически-разбойному» периоду русского менеджмента пришло время закладки фундамента научно обоснованной технологии управления, и многие новые бизнесмены сели за парты.

У преподавателей теории и практики управления никогда, пожалуй, не было такой искренне заинтересованной, скептически и творчески настроенной аудитории, и если удавалось на первых занятиях убедить слушателей в необходимости учиться и что науке управления есть что сказать им, то работать с таким контингентом было чрезвычайно интересно. В середине 90-х годов при подготовке специалистов в области менеджмента и маркетинга в России сложилась весьма своеобразная ситуация — большая часть научной и учебно-педагогической литературы была написана в советские, дорыночные времена. Крупным специалистам в области управления, недавно убедительно доказывавшим несомненные преимущества социалистической экономики, этически было сложно писать о преимуществах капиталистической системы хозяйствования, и книжный рынок заполонили переводные, в основном американские книги. «Именно поэтому, — пишут специалисты известной исследовательско-консультативной фирмы „Альт“ , — а не в силу непатриотизма и склонности к экзотике новые (предприниматели России. — В. К.) в поисках источника знаний, необходимых для построения управляемого бизнеса, обратились к западной литературе, западным школам бизнеса, западным менеджерам и консультантам» .

Сейчас, формируется новая, российская модель управления экономикой, и каждый ее успех или провал отзывается на уровне жизни населения. Формируются новые термины, новое понимание роли участвующих в управлении. Фирма «Альт» предлагает следующую терминологию: «Владелец — это тот, кто когда-то вложил в дело деньги или иные ресурсы, но непосредственно в бизнесе не участвует. Менеджер — тот, кто управляет ежедневно. А предприниматель — тот, кто вложил деньги и при этом еще и управляет». Таким образом, начинает складываться облик современного предпринимателя — человека, который владеет собственностью, использует наемный труд и часто берет на себя функции стратегического управления с целью получения максимальной прибыли. Статус предпринимателя подразумевает не только экономическую свободу и творческую самостоятельность в принятии управленчес ких решений, но и высокую юридическую, материальную и моральную ответственность за результаты своей деятельности. Все явственнее проступают контуры новой, русской системы управления, и главная ее особенность — ориентация на человека, его творческий потенциал, система должна работать на людей, с людьми, а не против них. Руководитель нового типа должен опираться на общечеловеческие этические ценности, владеть теорией, техникой и искусством воздействия на окружающих людей, быть открытым к инновациям, ко всему новому.

Однако существует ряд проблем, без решения которых (тем или иным методом, следуя каким-либо образцам или идя своим путем) невозможно говорить о возрождении России:

Обеспечение профессионализма, основанного на высоких этических нормах, на всех уровнях государственного, регионального и производственного управления.

Создание финансовых, инвестиционных и морально-психологических предпосылок для подъема сельского хозяйства, ликвидация тем самым постоянной угрозы голода и постыдной зависимости от других стран.

Внедрение методов комплексной автоматизации производственных процессов, совершенствование форм и методов управления.

Развитие кадрового и научного потенциала, сохранение великих достижений национальной культуры.

И, наконец, необходимо пересмотреть отношение общества к власти, понять нерасторжимое единство власти и ответственности, о чем подробно говорилось раньше в этой монографии. Сегодня закон не предусматривает ответственности за неэффективное и корыстное использование власти, не случайно сотни и тысячи кандидатов значатся в избирательных списках на выборах в Думы различного уровня, десятки амбициозных личностей претендуют на должность губернатора и даже Президента России.