Свобода, понимаемая как независимость, как «все дозволено», одна из главных тем Ф. И. Достоевского. Утративший веру Иван Карамазов пришел к логическому выводу: «Если Бога нет, то по природе вещей все позволено». Однако живым воплощением этой идеи стал «засевший в его душе» лакей Смердяков, который понял ее как абсолютную независимость от нравственных ограничений и из-за исключительно практической пользы убил их общего отца. Теоретически мыслящий Иван не сумел проследить воплощенные формы своей идеи и оказался уловленным и запутанным в злодейской сети Смердякова.
Иван не был убийцей. Он не подбивал на убийство Смердякова. Если и поддержал его, то лишь потому, что полагал себя вправе свободно выражать свои мысли перед другими, даже перед такими, как Смердяков. Он не мог предположить, что теоретическая идея так легко, быстро и буквально воплотится в практическое действие. Виновность Ивана в том и заключается, что он мыслил откровенно, нарушая своими идеями логику сердца, вовлекаясь в ошибки, но, наслаждаясь свободным и дерзким движением мысли, нисколько не задумываясь о возможности чудовищной ее реализации. Этот эпизод можно рассматривать как метафору современной журналистики, которая подчас, увлекаясь игрой слов, оказывается неготовой брать на себя ответственность за то, как они отзовутся.
Еще более пронзительный пример — теоретическое самоубийство Кириллова в «Бесах». Кириллов человек глубоко религиозный, но в Боге и в добре разуверившийся, из-за чего полагает, что абсолютной ценностью должен стать для себя человек, «стать для себя Богом». Для этого человеческая личность должна стать безгранично могущественной и свободной. Для этого нужно, чтобы воля человека не была ничем стеснена, чтобы человек ничего не боялся, не боялся того, что больше всего страшит его — смерти: «Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет… Будет Богом человек и переменится физически». Атрибутом нового человека — человекобога — будет своеволие: «Атрибут божества моего, — говорит Кириллов, — своеволие. Это все, чем я могу в главном пункте показать непокорность и новую страшную свободу свою». Здесь Достоевский ясно показывает, что своеволие в своей абсолютной форме логически ведет не просто к смерти, а к самой страшной абсолютной смерти — к самоубийству. Удивительно, что Ф. Ницше, считая Ф. М. Достоевского чуть ли не своим учителем[1], воспользовался только самой идеей сверхчеловечности, а не тем, что эту идею Федор Михайлович развенчал, казалось бы, окончательно.
- [1] Ф. Ницше из письма П. Гасту: «Вы знаете что-нибудь о Достоевском? Кроме Стендаля не было для меня открытия более неожиданного и не доставило столько удовольствия: это психолог, с которым я «нахожу общий язык» (13.02.1887).
