Теория двойственной истины

В «Диалогах о двух системах мира» Г. Галилей проводит мысль о разных предметах религии и науки: религия учит тому, как взойти на небо, а наука — тому, как небо вращается. Из доктрин теизма прямо следует, что знание об Абсолюте принципиально отличается от знания о сотворенной природе и что эти знания суть две разные истины. Правда, Фома Аквинский не допускал противоречия между истиной религии, воплощенной в Библии, и истиной искренней науки. (Выше предполагалось, что осваивающее и отчуждающее познания произрастают из единого корня — опыта взаимодействия самобытия с инобытием; из этой же гипотезы вытекает, что между религиозной и научной истинами существует не только акцидентальные различия, но — в конечном счете — также субстанциальное тождество.).

Арабские теологи и ученые Абу Али Ибн Сина (Авиценна) и Ибн Рушд (Аверроэс) обосновали теорию двойственной истины, согласно которой религия ищет свою истину, а наука — истину совсем иного рода. Распространение этой теории среди мусульман и христиан предоставляло науке право добиваться независимости от религии и церкви и сосредоточиваться на изучении собственного предмета. В свою очередь, теистическая религия не учиняла науке особых препятствий и предоставляла ей искомую автономию при условии, что ученые будут признавать сотворение Богом исследуемой ими природы и не станут возражать против приоритета религиозной истины перед истинностью знания вторичных причин миропорядка.

Широко известен масонский миф, будто европейская наука складывалась на рубеже XVI—XVII вв. в острой борьбе с догматами христианской церкви. Этому мифу противостоит вполне обоснованное мнение о том, что первая научная парадигма Галилея — Ньютона (идеи математического моделирования и физического эксперимента) существенно обусловлена нуждами Реформации (XVI—XVII вв. — это вершина христианства, пик межрелигиозных войн, начало «охоты на ведьм»),.

Галилей, Кеплер, Ньютон, Декарт и другие творцы первой научной революции отличались высокой личной религиозностью и страстью к теологии. Они верили в исходные аксиомы, адекватные именно духу христианства, но не язычества, буддизма или ислама. Кстати, Церковь осудила гелиоцентрические воззрения Галилея на основании соответствующих экспертных доводов авторитетных ученых того времени: подтвердить гелиоцентризм было нечем; опытные подтверждения появились только в XIX в. (1821 — расчеты годичного движения Земли по звездному параллаксу; 1860 — при помощи маятника Фуко). Рождение экспериментальной науки и появление инквизиции — тесно связанные стороны жесткой политики официальной церкви в отношении ренессансного оккультизма.

Творцы классического естествознания исходили из следующих христианских аксиом:

• — физический мир существует объективно и не является пустым;
• — этот мир не злой и весьма удачно устроен;
• — земной мир не божествен, не есть Бог;
• — мир и человек относительно независимы от Бога;
• — Библия ничего не говорит о свойствах звезд, строении Земли, жизни после смерти;
• — Библия умалчивает об идеале устройства общества (в виде монархии, демократии пр.);
• — подлунный и надлунный миры единообразны, изоморфны и изохронны;
• — природа способна самовозрастать без помощи духов.

Для эпохи Возрождения было характерно увлечение магизмом: всякое небесное и земное явление оккультисты объясняли действием духов и чудесных сил. А католическая церковь еще в XIII в. провозгласила анафему тем, кто считает звезды одушевленными и совершенными. Протестантизм стал разрушать сложившуюся католическую систему религиозной безопасности, когда принялся профанировать святое причастие, крест, крещение и пр. В Средние века с колдунами и ведьмами боролись, как правило, святыми молитвами и крестным знамением. А вот в эпоху Реформации деревенские протестанты были вынуждены защищать себя от колдовства «охотой на ведьм», народным самосудом, кострами. Для сдерживания стихии демократических расправ с представителями черной магии был создан официальный церковный институт правосудия — инквизиция. (В России казнь за колдовство впервые была введена Петром I в 1714 г.).

Реформация объявила решительную борьбу с оккультизмом, и для «обезбоживания фюзиса» потребовались ученые-аскеты с функцией «монашества в миру». Систематическое изучение природы как познание воли Бога — на основе перечисленных выше аксиом — было объявлено церковью особым и очень важным религиозным занятием. Поскольку Библия не учит астрономии, то нужно создать космогонию и физику путем заимствования, критики и перестройки античной натурфилософии, в том числе метафизики Аристотеля.

Ж. Буридан (XIV в.) сформулировал принцип инерции, говоря, что Бог придал светилам начальный «импетус» (импульс), сохранямый неизменным во всех частях вселенной. Г. Галилей конфликтовал не с Библией, а с физикой Стагирита, советуя исследовать мир при помощи «испанских сапог» эксперимента. Скажем, изучая свойства падения камня, бросаемого с Пизанской башни, физик вправе применять полученные выводы к расчетам движения звезд и планет, ибо универсум единообразен. Нужно было также преодолевать предубеждение платоников о несовместимости «божественно-совершенной» математики с «рукотворно-несовершенной» механикой.

Церковная инквизиция преследовала только тех ученых, которые открыто бросали вызов библейской доктрине сотворения мира и пропагандировали оккультные науки. Таких отступников среди крупных ученых тогда было немного. Жертвами инквизиции стали Н. Коперник, М. Ссрвст, Дж. Бруно, Дж. Ч. Ванини, А. Везалий, Т. Кампанелла и некоторые другие ученые и философы. Инквизиция была судебно-политическим учреждением католической церкви и существовала с XIII по XIX в. Особенно она свирепствовала в Испании, когда ее возглавлял Т. Торквемада, изгонявший из страны евреев (1492). Разумеется, число казненных инквизиторами ученых-еретиков не идет ни в какое сравнение с массовым уничтожением священнослужителей болыпевиками-атеистами в России.

Настороженность церкви к естествоиспытателям вызывалась также важным обстоятельством когнитивного плана. Ученые создавали свои теории применительно к идеализированным и абстрактным предметам — безразмерным точкам и линиям, предельно круглым и твердым шарам и т. п. Они оперировали понятием Абсолюта: абсолютно черное тело, абсолютный эфир. Говорили о реальности предельно малых и бесконечно больших величин, бесплотных по своей сути. Все это не могло нс напоминать язык духовных дисциплин. Вместе с тем ученые претендовали на то, что их теории описывают и объясняют посюсторонний мир, освещают устройство вещей. Тем самым ученые, сами того не желая, отождествляли язык религии и язык науки, представления о духе и материи. А это не могло не приводить к материалистическому пантеизму — наделению материи самодвижением и размещению Абсолюта внутри вещества.

Вышедшая из недр теизма и отчужденная от него материалистическая наука Европы не могла обойтись без специфической религиозной методологии, культивирующей идеал целостности универсума. Не оставалось ничего иного, как принять на вооружение ревизованный пантеизм. Например, Б. Спиноза, руководствуясь инспирированным Дж. Бруно вариантом пантеизма, объявил природу субстанцией, причиной самой себя. Выходило, что наука имеет своим предметом не сотворенную природу, а субстанцию и ее модусы. Позже Г. В. Плеханов высоко оценит спинозизм как предтечу диалектического материализма.

Резонная причина некоторого недоверия христианской церкви к предельно общим выводам европейского естествознания состояла и в том, что нет достаточных оснований отождествлять знание о теоретических объектах с образами фрагментов живой и конкретной действительности. Естественно-научная теория с ее абстракциями и идеализированными предметами — своего рода карикатура на эти фрагменты мира. Разве научная теория не противоречит здравому смыслу?

Напомним, что античное понятие теории обозначало хладнокровное созерцание и описание того, что происходило на самом деле; теорос — зритель, но не участник событий, его задача — пересказать без утайки и субъективных добавлений то, чему он был свидетелем, чтобы другие люди могли умозрительно представить себе случившееся. Теория излагалась общедоступным языком и была ярким образным повествованием о важнейших реальных событиях. Физические теории Нового времени, наоборот, стали рассказывать о неких ирреальных объектах, причем разговор велся на искусственном языке, малопонятном обывателю. Тем не менее ученые претендовали на освещение подлинной реальности в форме высшей истины. Научная магия походила на мистерии. Ну как тут усомниться в стремлении ученых создать свою тайную конфессию и собственный храм! Или, быть может, ученые просто занимаются надувательством простых людей?

В самом деле, среди ученых периодически разражались скандалы по поводу подтасовок, подправок и подгонки эмпирических данных под изобретенные теоретические схемы. Упреки в предвзятом отборе и манипулировании фактами раздавались, например, в адрес Галилея, Ньютона, Лавуазье и ряда других именитых ученых, не говоря уже о рядовых служителях науки. А в массовой науке XX—XXI вв. число недобросовестных ученых неимоверно возросло. Фальсификация и лакировка экспериментальных данных, плагиат, склонение к соавторству, мошенничество, преступные опыты над людьми и т. п. стали, к сожалению, теневым атрибутом науки.

В обществе из-за наивной веры в постоянный научный прогресс широко распространено так называемое научное легковерие, т. е. некритическое отношение к сенсационным сообщениям в прессе об успехах в науке и слабо доказанным итогам исследований. Наука всегда давала повод для идейного и нравственного надзора за ней со стороны церкви, и тем более церкви государственной. Правда, далеко не все священнослужители и религиозные деятели отличались высоким интеллектом и строгими нравами, а потому сами давали повод для насмешек и справедливой критики.

Итак, идеалы монотеизма, вошедшие в твердое ядро христианской культуры, во многом предопределили характер экспериментально-теоретической науки Запада и способствовали инструментальному выпытыванию у сотворенной природы ее тайн. Второй стороной генотипа христианской культуры являются фундаментальные хозяйственные идеалы, также по-своему обусловившие основные тенденции экономического развития европейских государств и облик европейской науки. Науковеды экстерналистской ориентации отмечают, что наука Нового времени унаследовала от древних культур Греции и Рима ряд особенностей своего стиля теоретизирования и открытость публике.