«Хождение» игумена Даниила в Святую землю

У истоков древнерусской литературы путешествий стоял памятник, созданный игуменом Даниилом. В начале XII в. он посетил Палестину и описал свое путешествие в сочинении " Житие и хождение Даниила, Русской земли игумена" . Сведений о личности и судьбе автора мало, что рождает в науке споры о том, кем был Даниил, когда и с какой целью совершил путешествие. Возможно, Даниил был постриженником Киево-Печерской обители, игуменом одного из черниговских монастырей. В составе небольшой группы русских паломников он был отправлен на христианский Восток с какой-то дипломатической или церковной миссией. Об этом свидетельствуют знаки уважения к нему, явно не рядовому паломнику, со стороны иерусалимского короля Балду и на. Вопрос о том, кем Даниил был до принятия монашества, среди исследователей не имеет однозначного решения. Например, В. В. Данилов склонен видеть в нем вотчинника-земледельца, а Б. А. Рыбаков — человека, причастного к военному делу, судя по профессиональным описаниям увиденных им фортификационных сооружений. Долгое время ученые относили путешествие Даниила в Святую землю, длившееся более двух лет, к 1113−1115 гг.; затем, основываясь на анализе исторических реалий, — к 1106−1108 гг. Однако, согласно последним разысканиям, оно могло состояться еще раньше — с 1104 г. по 1106 или 1107 г.

В путь паломник отправился «понужен мыслию своею и нетрьп? нием», «похот?хъ вид? ти святый град Иерусалимъ и Землю об? тованную». Описание путешествия Даниил начинает с Константинополя, ничего не сообщая о маршруте из Руси до Царьграда. Видимо, этот путь паломнику представлялся хорошо известным или не заслуживающим описания. Из Константинополя по Средиземному морю Даниил добрался до Иоппии в Палестине, а оттуда с группой паломников «по суху» отправился в Иерусалим. Поселившись в «метохе» (подворье) монастыря Святого Саввы, он совершал поездки по стране, посещая места, связанные с событиями библейской истории. Так как «сего пути нелз? въскор? створити», в Палестине русский паломник провел 16 месяцев.

Путешествие Даниила проходило с большим риском для жизни: путь от Иоппии до Иерусалима, по его словам, был «тяжекъ и страшенъ з? ло», поскольку на горных дорогах паломников подстерегали «разбойникисарацины». Столь же опасным было путешествие от Иерихона к Иордану: «путь тяжекъ велми. Ту мнози челов? ци задыхаються отъ зноя и исчезаютъ, от жажи водныя умираютъ». Передвигаться по Палестине русскому паломнику приходилось в условиях военного времени, крестовых походов и племенной вражды кочевников. Несмотря на трудности, Даниилу удалось несколько раз побывать на Иордане и Мертвом море, посетить лавру Святого Саввы, Вифлеем и Хеврон, совершить с отрядом крестоносцев большое путешествие в Галилею, где он увидел Тивериадское озеро, осмотрел Фавор, Назарет, Кану Галилейскую. Затем Даниил через Кесарию и Самарию вернулся в Иерусалим.

Главная задача русского паломника — не только «поклониться Гробу Господню», но описать «желанную ту землю и места святаа», где Христос «претерпе страсти нас ради грешных». Подходя к Иерусалиму, он испытывает чувство великой радости до «слез пролития». С благоговением Даниил описывает священные для христиан места, при этом предметы материального мира обретают непреходящую духовную ценность, окружаются ореолом чудесного, связанного с библейскими преданиями. Вот место, откуда был вознесен на небо в огненной колеснице пророк Илия; здесь расположена пещера, в которой постившегося Иисуса пытался искусить дьявол, а там находится скамья, где лежало тело Христа, снятое с креста.

" Хождение" Даниила — органический сплав реального и легендарного, канонического и запрещенного официальной церковью. Русский паломник, воскрешая в памяти, а затем излагая на бумаг е события Священной истории, не раз обращался к апокрифическим сказаниям. Он обстоятельно поведал о том, что внутри церкви Воскресения за алтарем находится «пуп земли», а рядом камень, на котором был крест, где распяли Христа, а под камнем — голова Адама. Когда Христа распяли, камень треснул и кровь Спасителя «сниде… на главу Адамову и омы вся гр? хы рода челов? ча» .

Даниил был хорошо подготовлен к хождению, ибо знал из Священного Писания историю тех мест, по которым пролегал путь русских паломников. Его произведение пронизано пафосом радостного узнавания известного по книгам и, возможно, по рассказам тех, кто совершил хождение до него. Однако собственных знаний и личного опыта паломнику недоставало, он признавал, что «невозможно бо без вожа добра и безь языка испытати и вид? ти вс? хъ святыхъ м? стъ», и, путешествуя по Палестине, не жалел «худого своего добыточка» на оплату проводников и «гидов». Осведомленность, которую проявил автор «Хождения» в описании достопамятных мест христианского Востока, можно объяснить тем, что в пути его опекал монах из монастыря Святого Саввы, «свят, и стар деньми, и книжен ведьм и» .

Большое внимание в «Хождении» уделено природе Палестины, экзотическому для русского человека миру. В отдельных очерках пейзажные зарисовки занимают от трети до половины объема. Даниила поражает разнообразие южной природы, которая то «добра и многоплодна», то сурова к людям. Хотя вокруг Иерусалима гористая и безводная местность, по словам паломника, па камнях и без дождя «родиться пшеница и ячмень изрядно: едину бо кадь вс? явъ и взяти 90 кадей, а другоици 100». Природному феномену Даниил дает типично средневековое истолкование — Бог благословил эту землю. «Райскими» представляются Даниилу окрестности горы Хеврон, где земля «пшеницею, и вином, и маслом, и всяким овощом обидна есть з? ло, и скотом умножена есть». На фоне богатства растительного и животного мира Палестины контрастно выглядит описание Мертвого моря, безжизненного и убивающего все живое. Действительно, вода в Мертвом море до такой степени насыщена солями, что рыбы и ракообразные в ней не живут, а дно содержит залежи асфальтовых пород, которые нередко всплывают на поверхность, — все это служит Даниилу реальным комментарием к библейской истории о гибели городов Содома и Гоморры. Религиозно-символический пейзаж в «Хождении» призван напомнить читателю о гневе Всевышнего, неизбежности Страшного Суда и «вечной муке», которая ждет грешников в аду.

Пейзажные зарисовки в произведении могут иметь и вполне реальный характер, например, в тех случаях, когда Даниил рассказывает об условиях путешествия. По его словам, путь от Иерусалима к Иерихону был «тяжек велми и страшенъ», так как лежал через высокие горы и глубокие ущелья. От Иерихона до Иордана караван паломников шел по песчаной равнине, однако путь был тоже «тяжекъ велми»: «Ту бо море Седомское близь от пути того: изходит духъ зноенъ смердящь, зноит и попаляеть всю землю ту». Природа может выступать как часть архитектурного пейзажа. Например, Даниил отмечает, что кельи в лавре Святого Саввы лепятся высоко на скалах, «яко зв? зды на небеси утвержены», и что рядом нет ни «р?ки, ни потока, ни кладязя», только монастырский колодец, в котором вода «сладка и студена з? ло», а в окрестных горах, где много пещер, водятся барсы и дикие ослы.

Практицизм и наблюдательность Даниила сказываются в том, что он берет на заметку, чем богата та или иная местность. Русский путешественник отмечает, что остров Самос славится рыбой, Хиос — смолой и вином, Патмос — скотом. Остров Родос, по словам Даниила, знаменит тем, что здесь «был Олегъ князь русскый 2 л? т? и 2 зим?». Это единственное, а потому имеющее большую ценность историческое свидетельство о пребывании черниговского князя Олега Святославича, скорее всего, в качестве почетного пленника на греческом острове Родос. Лаврентьевская летопись лишь сообщает о его ссылке половцами «за море Царюграду» в 1079 г., а через четыре года — о возвращении «из грек» в Тмутаракань. Практический склад ума, хозяйственная сметка Даниила приводят к тому, что даже героев христианской мифологии он изображает в бытовой обстановке, в повседневной работе: пророк Елисей опресняет воду, Богородица занимается ткачеством, Христос с апостолами ловит рыбу в Тивериадском озере. При этом Даниил не забывает описать рыбу, которую любил есть Иисус, — сладкая на вкус, она видом напоминает карпа, — и упомянуть, что паломники пробовали ее «многажды». Мелочи быта «заземляют» высокие образы библейской истории, делают их ближе к читателю.

Поразительна разносторонность интересов русского путешественника. Кроме религиозных раритетов, он описывает оросительную систему у Иерихона, рассказывает о добыче фимиама, древесной ароматической смолы, на острове Кипр, отмечает особую планировку Иерусалима, построенного в форме четырехконечного креста. Обстоятельны выполненные им описания архитектурных сооружений: мраморных колонн, расписанных сводов, мозаичных полов палестинских храмов. Краткие зарисовки полны «зримых» деталей, помогающих читателю представить то, что видел Даниил «очима своима грешныма» .

Один из самых подробных искусствоведческих очерков посвящен церкви Воскресения Господня в Иерусалиме. В описании Даниил отмечает круглую форму храма, который в длину и в ширину «равно имеет 30 сажень», приводит сведения о количестве столпов и дверей, рассказывает о расположении и тематике мозаичных изображений. Особенно ему запомнилась композиция над хорами: «…исписани суть пророци святии мусиею, яко живи стоять». Даниил обращает внимание на необычное завершение церкви: камень нс до конца сведен, но расперт каркасом из тесаного дерева, так что она без верха, ничем нс покрытая стоит. Поразила паломника и церковь Святая Святых, которая «дивно и хитро создана», а «красота ея неоказания есть». Она расписана снаружи, вымощена мраморными плитами; ее двери окованы позолоченной медью, а купол изнутри покрыт мозаикой.

Даниил знакомит читателя с историей церкви Святая Святых. Он отмечает, что древний иерусалимский храм, бывший на этом месте, разрушен, а новый возведен «старейшиной сарацинским по имени Амор». Мечеть, построенная в VII в. халифом Омаром I, позднее была обращена крестоносцами в церковь. Описывая тот или иной памятник, паломник обязательно указывает на его внешний вид, степень сохранности, устройство, размеры, материал, расстояние, на котором он находится от другой почитаемой христианами святыни.

Стремясь к предельной конкретности изображаемого, Даниил измеряет расстояния длиною то перелета стрелы, то броска камня: «А отъ Въскресениа Христова до Святаа Святыхъ есть вдал? е яко дважди достр? лити можеть». Незнакомые русскому читателю объекты природного мира автор «Хождения» обязательно дает в сопоставлении с родным и знакомым, мысленно преодолевая большие расстояния и не теряя на чужбине своей духовной связи с Русской землей. Так, например, описывая граб («зигию»), Даниил отмечает, что «яко олха образом древо то»; кипарис напоминает ему ветвями сосну, а стволом липу. Реку Иордан он сравнивает с русской Сновью на Черниговщине. Обе имеют быстрое течение и извилистое русло; вода в них мутная, но приятная на вкус, полезная для здоровья: «ни с нея бол? ть, ни пакости во чрев? челов? ку». Чтобы читатель поверил в правдивость рассказа, паломник пишет, что сам «изм?рих и искусих», «перебредя» реку с одного берега на другой. Сравнение — излюбленный прием автора «Хождения», так как позволяет создать точный до мельчайших деталей, запоминающийся образ описываемого предмета. С этой целью Даниил указывает, что Распятие Господне «выше копья», а камень, на который оно было водружено, «круглый, вроде маленькой горки» .

Другой прием, часто используемый Даниилом, — описание путем «нанизывания» предметов, объем которых постепенно уменьшается, что напоминает русскую матрешку или сказочный прием, когда герою, чтобы лишить злодея жизни, необходимо было найти дуб, а на нем сундук, в сундуке утку, в ней яйцо, а в яйце иголку. Подобно этому, Даниил, описывая остров Кипр, фокусировал внимание на высокой горе, где святая Елена поставила крест для изгнания бесов и исцеления недужных, вложив в него «гвоздь Христов». Описание строилось по принципу «от большого к малому» (остров — гора — крест — гвоздь), при этом «малое» — самое существенное для Даниила, так как связано с сакральным миром.

Для стиля произведения характерен лаконизм, даже скупость языковых средств. Даниил избегает слов с абстрактным значением, предпочитая лексику конкретно-бытового характера. Эпитетика «Хождения» отличается традиционностью, повторами одних и тех же определений («красна», «дивна», «благословенна»). Эпитеты обычно носят описательный или оценочный характер: «добрые» — это земли или проводники; «великая» — это река или милость. Язык «Хождения» близок к разговорному, по-народному выразителен и образен, часто за счет тавтологических оборотов («много множество», «запечатаны печатаю»). Среди синтаксических конструкций преобладают простые и сложносочиненные предложения, реже встречаются сложноподчиненные предложения с придаточным определительным.

Особый ритм повествованию придает господствующая в нем перечислительная интонация: «И на той же гор? Елеоньст? й есть пещера глубока… и в той пещер? и гроб святыя Пелагии блудници. И ту есть столпникъ близь, муж духовенъ велми» .

В простоте речи игумена Даниила нельзя видеть проявление «скудоумия» и «бесталанности» древнерусского автора. В своей работе он сознательно руководствовался принципом «писать не хитро, но просто», ориентируясь на большую аудиторию читателей — «верных людей», которым чтение заменило бы путешествие по святым местам. В сочинении игумена Даниила есть своя поэзия; по определению Н. И. Прокофьева, это «поэзия простоты и ясности» .

Несмотря на свою фактографичность, повествование в «Хождении» не лишено внутренней экспрессии, особенно в передаче эпизодов, связанных с распятием Христа. Даниил указывал на место близ Голгофы, куда «притече скоро святая Богородица. Тщаше бо ся, текущи всл? д Христа, и глаголаше, в бол? зни сердца своего слезящи: „Камо идеши, чадо мое? Что ради течение се скорое твориши? Не молча отъиди мене, рожшаа тя, дажь ми слово, раб? своей“». Слова церковного песнопения, исполняемого в пятницу Страстной недели, он вкладывает в уста Богородицы, «оживляя» сцену последней встречи матери и сына. Глубину материнского горя Даниил передает, насыщая текст словами, обозначающими эмоциональное действие: «…и узр? с горы тоя сына своего распинаема на крест?, и вид? вши, ужасеся, и согнуся, и с? де, печалию и рыданиемъ одръжима б? аше». В экспрессивно-эмоциональном ключе выполнена кульминационная сцена «Хождения» — описание пасхальной службы в церкви Воскресения Христова, когда собирается «людий бе-щисла много множьство», от их криков «Господи, помилуй!» все вокруг гудит и слезы льются ручьями. Даже человек с каменным сердцем, по свидетельству Даниила, не может оставаться равнодушным и плачет, обращая взор внутрь себя и вспоминая свои прегрешения. Таким образом, простота стиля «Хождения» Даниила не исключает его подвижности и разнообразия; использования и живой разговорной, и риторически возвышенной речи, насыщенной церковнославянизмами в рассказе о событиях Священной истории.

Повествование от первого лица придает «Хождению» характер непосредственности и задушевности. Постоянные ссылки автора на свой личный опыт в изучении христианских святынь, когда он считает количество столпов и дверей в храмах, измеряет Гроб Господень, пробует воду из Иордана и рыбу из Тивериадского озера, документируют рассказ паломника, как отсылки к Библии и устным свидетельствам «вожей добрых». Даниил готов вступить в полемику с другими странниками, которые говорят неправду, например, о «св?т? небесн? м: како сходит ко Гробу Господню». По мнению Даниила, это не голубь и не молния, ибо «невидимо сходит с небеси» и зажигает лампады. Небесный свет в его описании не похож на земной: пламя его красно, как киноварь, и несказанно светится.

Игумен Даниил ощущал себя посланцем Руси и выражал заботу о родине в характерной для священнослужителя форме — возжигая лампады в храмах от всей Русской земли, а не от отдельного монастыря или княжества; молясь «за князь русскых, и княгинь, и д? тей ихъ, епископъ, игуменъ, и боляръ, и д? тей… духовных, и вс? х христианъ». Он полон гордости за родину, когда во время торжественного пасхального богослужения король Балдуин с почетом проводит русскую делегацию через толпу паломников. Даниил с удовлетворением отмечает, что свои свечи русские зажигают непосредственно от свечи короля, а от их огня и все остальные. В том, что лампада, поставленная Даниилом на Гроб Господень от Русской земли, зажглась, как и греческие лампады, а «фряжская» нет, он видит символический знак — особую милость Бога к православному миру, к которому паломник принадлежал. В храме Святого Саввы Даниил оставил поминание за всех русских князей, которых он перечислил, как отмстил историк В. Л. Янин, в строго иерархическом порядке, следуя системе старшинства, разработанной как средство против усобиц по инициативе Владимира Мономаха на княжеских съездах конца XI — начала XII в. Тем самым Даниил ратовал за устойчивость политического устройства Русского государства.

Хотя паломник в соответствии с литературной традицией самоуничижения пишет, что путешествовал по святым местам «во всякой л? ности и слабости и во пьянств?, и вся неподобная д? ла творя», текст «Хождения» свидетельствует об обратном — о незаурядности ума и развитом эстетическом вкусе автора. Даниил — сын своего времени, и потому его «Хождение» отражает уровень осознания ценности человеческой личности, характерный для раннего Средневековья. Даниил упомянул имена паломников своей «дружины» и указал, откуда они родом (судя по именам, это киевляне и новгородцы — Здеслав Иванкович, Горослав Михалкович, «Кашкича два»; люди светские). Однако развернутую характеристику он дал только королю Балдуину. В его изображении католик и крестоносец, иерусалимский король Балдуин (Балдвин) предстает как идеальный правитель, воин и дипломат, «мужь благод? тенъ и см? рен велми и не гордить ни мала». Он разрешил Даниилу осмотреть оборонительные сооружения Иерусалима и городскую цитадель — башню Давида, которую усиленно охраняли и внутрь никого не пускали.

Утверждая христианство как передовую идеологию эпохи, Даниил в заключительной части «Хождения» сформулировал главный «урок», который читатель должен получить, прочитав книгу: «Поистине вера равна добрым делам». Даниил — убежденный сторонник православия, однако это не мешает ему давать объективную оценку людям других вероисповеданий. Характерной приметой духовного облика игумена Даниила является веротерпимость. Путешествуя по Палестине, он отмечал, что мусульмане разрушают христианские святыни, но эти действия воспринимал как обычные в условиях войны: в библейские времена древний Иерусалим был разрушен царем Навуходоносором, а ныне монастыри Святого Евфимия и Святого Феоктиста разорены «сарацинами». Арабы в изображении Даниила — нс только люди, творящие зло, нападающие на караваны паломников и подвергающие их грабежу. Это и радушные хозяева, оберегающие гостя, и неутомимые труженики — земледельцы и скотоводы, виноградари и зодчие; гордый и свободолюбивый народ, не покорившийся завоевателям-крестоносцам.

В своей жизни Даниил руководствовался евангельской притчей о ленивом рабе, которую не случайно привел во вступлении к «Хождению»: раб скрыл талант (денежная единица у древних евреев) господина своего и не получил прибыли. Деятельная натура игумена Даниила проявилась в том, что он сумел осуществить мечту и пройти путем Христа, а в назидание потомкам оставить описание хождения по святым местам.

Произведение игумена Даниила ценно как обстоятельный путеводитель для русских паломников, как источник исторических и археологических сведений о Палестине и Иерусалиме начала XII в. Оно дает представление о знании русскими христианами Священной истории, их литературных вкусах и способностях. Точность и обстоятельность выделяют «Хождение» игумена Даниила среди принадлежащих той же эпохе описаний Святой земли (Зевульф, Иоанн Вирцбургский, Фока). «Хождение» имело не только познавательное, но и большое воспитательное значение, формируя нравственные понятия древнерусского человека. Адресуя путевые записки современникам и потомкам, Даниил стремился, чтобы они «укрепились в вере», «потянулись душой и мыслью» к святым местам и приняли «равную мзду от Бога» с теми, кому удалось совершить паломничество.

Произведение игумена Даниила выдержало испытание временем. Оно дошло до нас в многочисленных списках (более 150), самые ранние из которых восходят ко второй половине XV в. «Хождение» Даниила заложило основы для формирования путевой литературы Древней Руси, и не случайно на него ссылаются и используют как источник все последующие поколения русских писателей-паломников.