Сказка — цикл сказок — книга сказок — сказочная повесть — роман-сказка

Вполне естественно, что литературная сказка, адресованная детям, созданная для детей, зачастую является звеном в цепи сказок. Сам способ общения с ребенком диктует продолжение раз начатой сказочной истории. Писатель первоначально выступает как сказитель, вынужденный каким-то образом завершать свою историю, а на следующий день, перекинув мостик к новому повествованию, создавать новый сюжет, может быть, еще более интригующий, чем предыдущий. Таким образом, можно констатировать две циклообразующие линии в сказочных циклах для детей:

• 1) собственно фольклорная, где циклообразующими являются, во-первых, сам образ рассказчика, общая проблематика, колорит, интонационносказовый строй, как, например, в «Малахитовой шкатулке» П. П. Бажова;
• 2) «родительская», «учительская», в которой портретируются, но не копируются черты фольклорной линии: устные, адресованные вполне конкретному ребенку (детям), сказочные истории становятся достоянием многих читателей, будучи записанными, как это было с «Аленушкиными сказками» Д. Н. Мамипа-Сибиряка, хотя в них циклообразующим, помимо уже названного, становится образ адресата.

С уверенностью можно было бы говорить о плодотворности взаимодействия обеих линий, в большей или меньшей мере усиливающихся в зависимости от конкретных обстоятельств, времени написания, культурной атмосферы эпохи.

Таким образом, циклообразующими назовем следующие составляющие:

• — общность художественного пространства и времени;
• — жанровое единство;

• — персонажи;
• — тип (или образ) повествователя, рассказчика, сказителя, пересмешника;
• — адресат;
• — образно-интонационный строй.

Однако указанное единство не отменяет самостоятельности отдельных, входящих в цикл, произведений, которые обладают и вполне автономной сюжетно-композиционной структурой, что и отличает цикл произведений от произведения более масштабного, например, сказочной повести или романа.

Цикл сказок и сказочная повесть — движущиеся навстречу друг другу семантические единства.

Сказочная повесть для ребенка предполагает обязательное членение всеобъемлющего сюжета на главы, главки, а тех, в свою очередь, на минимизированные сюжетные зарисовки (причины этого членения зависят от многих факторов, и одним из определяющих является учет психологического портрета адресата). Сказочный цикл не имеет этого цементирующего сюжета, отдельные сказки остаются самостоятельными, хотя они и входят в цикл («Сорочьи сказки» или «Русалочьи сказки» А. Н. Толстого или «Посолонь» А. М. Ремизова).

Образцом книги сказок не только на десятилетия, но даже на столетия стали «Сказки матушки Гусыни» французского писателя, члена Французской академии Шарля Перро (1628—1703). Эго одно из тех имен, которое знакомо российскому ребенку с XVIII в. на французском языке, с конца XVIII в. — на русском, а с начала XIX в., благодаря переводам В. А. Жуковского и позже И. С. Тургенева, становится естественной принадлежностью круга детского чтения.

Перро обращается к сказке в качестве иллюстрации доказательств правоты «Новых» в полемике «Новых» и «Древних» во французской Академии. «Новые», к которым принадлежал Ш. Перро, утверждали, что ориентироваться на античные образцы нет оснований, поскольку само время и современный французский язык требуют нового подхода к художественной словесности. Считается, что к 1700 г. «Древние» в лице Буало и «Новые» в лице Перро примирились. Спор вспыхнет вновь уже в XVIII в., а тогда, в конце XVII в., этот спор о языке, стиле, жанрах в литературе породил моду на литературную сказку. В 1695 г. Ш. Перро публикует сборник «Стихотворные сказки», куда вошли и те, что он читал на заседаниях Академии, и стихотворная сказка «Ослиная шкура», в основе которой лежит популярная народная сказка — ее сюжетом в XX в. воспользуется К. С. Льюис в знаменитых «Хрониках Нарнии». Ш. Перро убеждал соратников в Академии и читателей в полезности чтения сказок, поскольку в них содержится мудрость веков^[1].

Едва ли не самой знаменитой сказкой, вошедшей в книгу, является «Спящая красавица». Основной текст прозаической сказки, который адресовался детям, завершается стихотворном моралью и «еще моралью», предназначенной для юных особ. «Сказки матушки Гусыни», принесшие Перро всемирную известность, выходят в 1697 г. Книга называлась так: «Истории, или Сказки былых времен с [моральными] поучениями» {"Contes de та теге ‘Оуе, ои Histores et contes du temps passe avec des moralites") — с подзаголовком «Сказки матушки Гусыни». В нее вошли сказки «Красная шапочка», «Синяя борода», «Кот в сапогах» («Господин Кот, или Кот в сапогах»), «Феи», «Золушка, или Хрустальная туфелька», «Рике с хохолком», «Мальчик-с-пальчик». Все эти сказки хорошо знакомы каждому.

В России «Сказки матушки Гусыни» впервые были переведены в 1768 г. под названием «Сказки о волшебницах с нравоучениями». Известный перевод сказки «Кот в сапогах» сделан в 1845 г. В. А. Жуковским. В 1866 г. сказки Перро вышли под редакцией И. С. Тургенева. Наиболее полное и авторитетное издание «Сказок» вышло в 1936 г. в издательстве «Academia».

«Сказки матушки Гусыни» — собрание сказок, полемичное по отношению к предшествующей традиции тем, что автор разделяет в содержании каждой из них доминантного адресата. При этом не отменяется не без иронии поданное назидательно-нравоучительное содержание, да еще определенного свойства: «мораль» и «другая мораль», дававшиеся в стихотворной форме в конце сказок, адресовались читателям и читательницам старшего возраста.

Однако замысел собрания сказок, где матушка Гусыня наставляет читателя, был не случаен, он объединяет нравственные уроки. Подобным путем мистификации повествователя идет и Н. П. Вагнер, называя свою книгу «Сказки кота Мурлыки», и объясняет «переадресацию сказок» коту тем, что коты видят все в перевернутом виде. Многое, что ускользает от человеческого зрения, по-новому воспринимается читателем, благодаря тому, что обычное видится необычно, «перевернуто». Казавшееся естественным объединение сказок образом рассказчика — матушки Гусыни, кота Мурлыки — через 200 лет после книги Шарля Перро, в 1897 г., будет изменено Д. Н. Маминым-Сибиряком при издании книги «Аленушкины сказки», в которую вошли 10 сказок, и объединяющим их образом оказывается образ адресата — Аленушки, дочери писателя, которой эти сказки первоначально и читались на ночь.

В начале XX в. А. М. Ремизов создает цикл сказок «Посолонь» (1907), в котором «по солнцу» изображает годовой цикл детской (и народной — ведь народ, как понимали писатели, — дитя нации) жизни в сказке-игре. Именно поэтому многие сказки этого четырехчастного цикла (каждая часть посвящена своему времени года) оказывается «опредмеченной», запечатленной в слове, а не представленной, как это живет в народной культуре и обрядах, игрой. «Монашек», «Краски», «Кошки-мышки» — наглядное тому подтверждение.

А. М. Горький в эту же эпоху тоже создает цикл из 27 романтических историй «Сказки об Италии» (1906), и предуведомляет его эпиграфом из Андерсена «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь». Они писались не для детей, но, пронизанные пафосом побуждения к созиданию, принятию уроков старших, представленных в удивительно ярких рассказах об итальянцах, о вдохновенных взрослых и детях, — несомненно, замечательное чтение и для младшего поколения. В цикле они даются пронумерованными и без названий, в изданиях для детей им присвоены названия: «Заветы рыбака», «Сердце матери», «Симплонский туннель» и др.

Конечно, объединение сказок в книгу или цикл не отменяет самостоятельности каждого произведения. Но любое из них, оказываясь в книге или цикле, получает дополнительные смыслы благодаря содержанию других сказок цикла и общему названию, и общему эпиграфу, как, например, у А. М. Горького. Особенно важны организованные таким образом книги и циклы для детей, поскольку они приобщают их к чтению книги, давая при этом возможность постепенного вхождения в ее художественный мир.

Например, книга, даже цикл книг, серия сказочных повестей знаменитой финской сказочницы Туве Янссон (1914—2001) — финской детской писательницы и художницы — стали любимым чтением и детей, и взрослых. В отличие от академика Ш. Перро, она не стремилась решать научно-филологические и даже научно-культурологические проблемы, но, идя от замысла произведения к его реализации на практике, показала особую роль общего дела, семейных ценностей, т. е. первоочередную ценность душевного тепла в семейном пространстве. Но путь самой писательницы к саге о муми-троллях был не таким простым. В 1945 г. она написала сказку «Маленькие тролли и большое наводнение». В 1948 г. вышла ставшая одной из самых популярных сказок Янссон «Шляпа волшебника» с рисунками автора. Позже она иллюстрировала как собственные книги, так и произведения Кэрролла и Толкиена.

Писательница стала знаменитой благодаря циклу сказочных повестей для детей о стране фантастических персонажей — му ми-троллей Г Это удивительный семейный мир, населяющие его существа живут как будто на острове, куда долетают звуки «большого человеческого мира» в виде «танцевальной музыки», которые ловит радиоприемник Муми-папы, или пустой банки из-под кофе, в которой устраивает себе жилище зверек по имени Шнырек.

В отличие от традиционной литературной сказки Скандинавии, опирающейся на андерсеновскую традицию переработки фольклорных сюжетов с «выдумкой о настоящем», в сказке Янссон мало фольклорного, мир семейства — мир, сочиненный авторской фантазией. Имя главного героя — Муми-тролля — наверное, единственное, что напоминает о фольклорном, хотя содержание этого имени явно травестировано по сравнению с его значением в народной скандинавской сказке. В повести-сказке «Волшебная зима» появляется Ледяная Дева, но здесь она не более чем олицетворение зимней стужи, тогда как Снежная Королева (в некоторых переводах на русский язык андерсеновская героиня тоже Ледяная Дева — И. М.) — сюжетообразующий персонаж. В повести «Шляпа волшебника» преобразован сюжет скандинавской сказки о шапке-невидимке феи хульдры, а в «Мемуарах Муми-папы» — сюжет о корабле, который «по морю и по суше ходил».^[2]

В обоих случаях происходят приземление и осовременивание, порой фельетонирование традиционных сюжетов: чудеса волшебного цилиндра напоминают цирковые фокусы (превращение воды во фруктовый сок, вишен — в драгоценные рубины, Муми-тролля — в смешного уродца), а описание удивительного корабля изобретателя Фредриксона «Морской оркестр» тоже сопровождается забавными инженерными подробностями — это и корабль, и самолет, и подводная лодка одновременно.

Тролли, домовые, русалки встречаются на страницах повестей Янссон, но это эпизодические фигуры, не участвующие в развитии сюжета. Для Муми-тролля зима — «волшебная», — потому что это первая зима в его жизни, и ожившая снежная лошадь удивляет его не больше, чем падающий снег или лыжи Хемуля.

Волшебное у Янссон тесно переплетается с бытовым. Например, ее Волшебник ест оладьи с вареньем, привидение живо интересуется, как можно пугать окружающих с помощью «фосфора и тонкой жести», и т.н. Такие парадоксы — излюбленные приемы, с помощью которых Янссон и создает свой сказочный мир, где страшное и юмористическое взаимообусловлены. Пародийность особенно ярко проявляется в повестях «Опасное лети» и «Мемуары Муми-папы», где она соединяется с игрой. Тут играют в прятки, «в спасение», «в Тарзана» и, наконец, «в театр». В некотором роде играет и Муми-папа, сочиняя свои мемуары, где он пытается выдержать высокий стиль: «ведомый звездами своей судьбы», «жребий брошен», «отец семейства» и т. д. Игра воспринимается всеми обитателями Мумидола как одно из важнейших занятий («У пас нет времени! Мы играем!» — кричат птицы; «Играй, пока играется», — советует Муми-троллю Ондатр; решение спора о принадлежности Королевского рубина сразу же превращается в увлекательную игру «в суд», где «подзащитные» плюют в «судью» косточками от вишен, а «адвокат» спит в гамаке).

Построенный по законам игры и парадокса мир сказок Янссон населен такими же парадоксальными персонажами: у Муми-троллсй, Сниффа, Снорков не лица, а «мордочки», у них есть хвосты, зимой они впадают в спячку, но при этом ведут человеческий образ жизни: Муми-папа курит трубку и пишет о своей «бурной молодости», Муми-мама варит варенье, Муми-тролль и его друзья рассказывают страшные истории, ловят рыбу на перемет, Хемуль коллекционирует марки.

Сама Туве Янссон называла Долину Муми-троллей местом, в каком она мечтала жить в детстве. И действительно: здесь родители не отговаривают детей от опасных, но таких увлекательных путешествий, а лишь заботливо снабжают их бутербродами, спальными мешками и порошками от желудка, здесь стоимость не купленных вами брюк вам же возместят леденцами, лимонадом и игрушками, здесь можно спать на дереве, в гроте, в палатке из паруса, открывать необитаемые острова, превратить собственный дом в джунгли и попросить Волшебника исполнить ваше желание (если только оно не очень трудное).

Муми-дол — это своего рода утопия детства, идеальный мир с точки зрения ребенка (хотя, может быть, абсурдный по мнению взрослого прагматика). Конечно, герои сказок Янссон встречаются и с темными сторонами жизни, но и эти ситуации носят скорее игровой характер (например, похороны белочки — расстроенному читателю предлагается немедленно заглянуть на такую-то страницу, где Муми-тролль встречает ту же белочку, благополучно ожившую весной). Центром этого мира детских фантазий является идеальная семья Муми-троллей, где царит атмосфера взаимопонимания, уважения к чужим слабостям, заботы друг о друге. О такой же семье мечтает и одинокий Боссе — герой сказочной повести Л. Линдгрен «Мио, мой Мио» (1954), и он находит ее, но лишь в волшебной Стране Дальней, а не в реальной жизни. Может быть, и в Мумидоле практически нет персонажей в «человеческом обличье», потому что нелегко представить себе столь гармоничные отношения в окружающем нас мире.

В повестях Янссон неоднократно поднимается проблема богатства, обладания различными ценностями, которая решается опять-таки с позиции ребенка: ценно не то, что дорого, а то, что красиво. И Снифф, питающий слабость к всевозможным приобретениям, и Снусмумрик, от рождения носящий одно-единственпое платье, и другие герои единодушно считают самой ценной находкой среди выброшенных бурей на берег моря предметов стеклянный шарик с домиком из серебряной бумаги внутри. Найденные же Спорком золотые россыпи оцениваются так: золотом «обложим цветочные клумбы, пусть служит украшением. Разумеется, только куски покрупнее, мелочь-то совсем не имеет вида». Куда бы ни забросила судьба Муми-семейство — в плавучий театр, на необитаемый остров, в прибрежный грот — везде они воссоздают свой Дом, неизменно уютный и надежно защищенный от любых неприятностей. (Образ Дома, возникающего из корабельной каюты, проходит через все сказочные повести Янссон.) В сказках Янссон неприятности материализуются: это может быть наводнение, «великая лютая стужа», комета, неумолимо летящая в сторону Земли. Характерно, однако, что Муми-тролль и его друзья испытывают скорее не страх перед приближающейся опасностью, а любопытство исследователей, ведь главное — вовремя очутиться дома, а там мама что-нибудь придумает.

В сказочных повестях о Муми-тролле Т. Янссон попыталась смоделировать мир, в котором ребенок чувствовал бы себя в гармонии с собой и окружающей действительностью — утопию счастливого детства — Муми-дол.

В 1966 г. Янссон была награждена Международной золотой медалью Андерсена. В 1967 г. ее книги были переведены (переводчик В. А. Смирнов) на русский язык^[3].

Туве Янссон создала не цикл небольших сказок, а цикл сказочных книг о жизни семьи, где маленькие и большие хотят жить в согласии с миром и самими собой. И отдельные сказочные повести, и сериал хороши тем, что представляют собой пример гармоничного сочетания словесного текста и иллюстраций, выполненных рукой сказочницы, — и еще тем, что помимо функций, положенных литературному произведению, сериал писательницы — замечательный психологический тренинг для семейного чтения.

• [1] Юрчишко 3. В. Шарль Перро // Зарубежные детские писатели в России: биобиблио-графический словарь. М., 2006.
• [2] Материал о муми-троллях написан вместе с И. Н. Невинской, автором ряда статейо детской литературе.
• [3] Янссон Т. Все о Муми-Троллях: повести-сказки. СПб.: Азбука, 2003.