Ранние формы античной фюсиологии. 
Милетская школа

Историю греческой философии традиционно принято излагать, перечисляя в хронологическом порядке философские школы и характеризуя их ключевые особенности. Не будем отступать от этой традиции и мы. Но для начала выясним, что значит слово «школа» в контексте истории философии.

Слово это происходит от греческого schole — досуг. Досуг — это время, которое не занято заботами о насущных потребностях, а потому может быть посвящено искусству и исследованиям вещей менее очевидных и кажущихся отвлеченными. Аристотель, описывая процесс формирования науки, говорит:

После того как было открыто больше искусств, одни — для удовлетворения необходимых потребностей, другие — для времяпрепровождения, изобретателей последних мы всегда считаем более мудрыми, нежели изобретателей первых, так как их знания были обращены не на получение выгоды. Поэтому, когда все такие искусства были созданы, тогда были приобретены знания не для удовольствия и не для удовлетворения необходимых потребностей, и прежде всего в тех местностях, где люди имели досуг. Поэтому математические искусства были созданы прежде всего в Египте, ибо там было предоставлено жрецам время для досуга^[1].

Таким образом, искусства и знания, по Аристотелю, разделяются на три вида: 1) те, что служат удовлетворению необходимых потребностей; 2) те, что служат удовольствиям и приятному времяпрепровождению; 3) те, которые не служат ни удовлетворению насущных потребностей, ни удовольствию — например, математические искусства. К этому последнему виду относится и мудрость (философия), которая, согласно Аристотелю, занимается первыми причинами и началами. Более того, наука о первых причинах и началах, называемая мудростью, является самой свободной наукой. Аристотель пишет: «И так же как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя»^[2].

Конечно, говоря о философской школе, в первую очередь имеют в виду особый стиль философствования и наличие учителя, передающего мудрость ученикам. Если же говорить о философской школе как формально организованном институте, то первой школой в этом смысле слова стала Академия Платона, основанная в Афинах около 385 г. до н.э. и прекратившая свое существование по указу императора Юстиниана в 529 г. н.э.

К Милетской школе принято относить трех философов: Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена. К сожалению, наука не располагает подлинными текстами этих мыслителей. От Фалеса до нас не дошло ни одной цитаты, его идеи сохранились только в изложении других мыслителей, а от Анаксимандра и Анаксимена дошло лишь по одной цитате.

Фалес.

Как сообщают биографы (например, Диоген Лаэртский), Фалес, но происхождению финикиец, был гражданином Милета. Годы жизни его точно нe установлены; считается, что он родился между 640 и 624 гг. до н. э., а умер между 548 и 545 гг. до н.э. Сочинения его до нас не дошли: все, что мы знаем о жизни Фалеса и о том, чему он учил, доступно нам из косвенных источников. Говорят, что он занимался астрономией, мог предсказывать затмения и солнцестояния, разделил год на триста шестьдесят пять дней. Известен Фалес и как геометр: ему приписывается доказательство ряда теорем. Кроме того, рассказывают, что Фалес был политиком и принимал участие в государственных делах, а также обладал талантами предпринимателя.

Аристотель рассказывает следующую историю о деловых талантах Фалеса: когда философа «попрекали бедностью, утверждая, будто занятия философией никакой выгоды не приносят, то, рассказывают, он, предвидя на основании астрономических данных богатый урожай оливок, еще до истечения зимы роздал в задаток имевшуюся у него небольшую сумму денег всем владельцам маслобоен в Милете и на Хиосе, законтрактовав их дешево, так как никто с ним не конкурировал. Когда наступило время сбора оливок и сразу многим одновременно потребовались маслобойни, он, отдавая маслобойни на откуп на желательных ему условиях и собрав много денег, доказал, что философам при желании легко разбогатеть»^[3].

Однако почетное место в истории мысли Фалес занял совсем по другим причинам. Аристотель, излагая историю предшествовавшей ему мысли, в числе первых философов называет Фалеса и Гесиода. Гесиод оказывается философом потому, что он, как говорит Аристотель, «считал любовь (erota) или вожделение началом», «ибо должна быть среди существующего некая причина, которая приводит в движение вещи и соединяет их»^[4]. Таким образом, Гесиод, если рассуждать на языке Аристотеля, является философом, поскольку задался вопросом причины, дающей импульс движению. Говоря о Фалесе, Аристотель называет его основателем не философии вообще, но «такого рода философии»^[5], основным интересом которой является поиск начала — arche, т. е. того, «из чего состоят все вещи, из чего как первого они возникают и во что как в последнее они, погибая, превращаются, причем сущность хотя и остается, но изменяется в своих проявлениях»^[6]. Это неизменное начало Аристотель называет естеством — physis, словом, семантические потенции которого мы рассматривали, когда вели речь о ключевых понятиях раннeгрeчeской (досократичeской) философии. По мнению Аристотеля, именно Фалес первым предположил наличие материального начала всего сущего. Таковым началом, как традиционно считается, Фалес полагал воду. Диоген Лаэртский добавляет, что мир Фалес «считал одушевленным и полным божеств»^[7], иначе говоря, утверждал, что природа не делится на одушевленную и неодушевленную — все в мире живо.

Тот же Диоген Лаэртский сообщает нам о весьма символичном случае, имевшем место в жизни Фалеса. Доксограф пишет: «Однажды старуха вывела его наблюдать звезды, а он свалился в яму и стал кричать о помощи, и старуха ему сказала: „Что же, Фалес? Ты не видишь того, что под ногами, а надеешься познать то, что в небесах.“»^[8]

Нет сомнений, в жизни полезнее смотреть пол ноги, замечать всякие мелочи, которые могут попасться на пути, но звездное небо — это то, что объединяет все и всех. Несколько веков спустя римский мыслитель, политический деятель и поэт Луций Анней Сенека (4 г. до н.э. — 65 г. н.э.) скажет: «Пусть мы проедем из конца в конец любые земли — нигде в мире мы не найдем чужой страны: отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу»^[9]. Именно возможность поднять глаза к небу и помыслить о единой природе вещей делает человека гражданином космоса космополитом.

• [1] Аристотель. Метафизика. I, 1. 98lb, 15—25 // Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1976.
• [2] Аристотель. Метафизика. I, 2, 982Ь, 25—30.
• [3] Аристотель. Политика. Кн. 1, IV, 5, 1259а, 5—20 // Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983.
• [4] Аристотель. Метафизика. I, 4, 984Ь, 24—31.
• [5] Аристотель. Метафизика. I, 3, 983Ь, 20—25.
• [6] Аристотель. Метафизика. I, 3, 983b, 6—10.
• [7] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Пер. М. Л. Гаспарова. М.: Мысль, 1979. С. 71.
• [8] Там же. С. 73.
• [9] Цит. по: Ошеров С. Сенека. От Рима к миру // Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луциллию / изд. подгот. С. А. Ошеров. М.: Ладомир — Наука, 1993. С. 336.