Идеологические основания террористической деятельности

Термин «экстремизм» (от лат. extremis — крайний) означает приверженность в политике к крайним взглядам и действиям.

Основным его содержанием являются поиск и разработка альтернативных типов и вариаций организации социума, которые строятся на основе существенно трансформированных заимствований из марксизма, анархизма, утопического социализма. Являясь сферой пересечения компонентов различных философских концепций, взглядов и мнений, экстремизм представляет собой реакцию на социально-политические и экономические кризисы, неизбежные при эволюции общества. Он, но словам И. Л. Морозова, разрабатывается интеллектуальной элитой как мировоззренческие искания в технократической атмосфере личностного отчуждения.

Экстремизм выступает против сложившихся социальных структур и политических институтов, пытаясь подорвать их стабильность и низвергнуть силовыми методами, включающими в себя деятельность структурно и иерархически упорядоченных политически активных групп, чьи усилия направлены на пропаганду идеи отстранения от власти политической элиты с последующим проведением реформ, предполагающих слом утвердившихся социально-правовых и экономических отношений и замену их на иную систему.

Обстоятельство, позволяющее разводить экстремистские и террористические движения, заключается в том, что экстремисты при всех их агрессивных лозунгах все же не осуществляют сознательной и планомерной физической ликвидации своих противников. Таким образом, экстремизм является основой современного терроризма, который в свою очередь является его крайним проявлением.

Один из первых исследователей терроризма У. Лакер полагал, что «терроризм не является идеологией, но представляет собой бунтарскую стратегию, которая может применяться приверженцами самых разных политических течений… это не набор чисто технических приемов. У тех, кто им занимается, существует определенная мировоззренческая общность. Они могут принадлежать к левой или правой части политического спектра, они могут быть националистами или, что реже, интернационалистами, но в основных моментах их ментальность высказывает удивительное сходство. Часто они гораздо ближе друг другу по духу, чем сами подозревают и были бы готовы признать тайно или публично»^[1]. Другими словами, у идеологии терроризма как определенного мировоззрения и как руководства к практическому действию различные идейные корни.

Идеология (от греч. idea — прообраз, идея и logos — слово, разум, учение) — система концептуально оформленных взглядов и идей, выражающая интересы различных социальных классов, групп, обществ, в которой осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, а также либо санкционируются существующие в обществе формы господства и власти (консервативные идеологии), либо обосновываются их преобразования (революционно-радикальные, экстремистские, террористические идеологии).

К. Маркс в работе «Немецкая идеология» указывал, что производство идеи, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Люди являются производителями своих представлений, идей и т. д., но речь идет о действительных, действующих людях, обусловленных определенным развитием их производительных сил и соответствующим этому развитию общением, вплоть до его отдаленнейших форм. Сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни^[2]. К. Маркс полагал, что идеология является «ложным» сознанием, а подлинные глубинные мотивы поведения человека остаются за пределами его сознания.

А. Грамши не разделял интерпретации идеологии как целиком ложного сознания и определял ее в качестве средства символической гегемонии господствующего класса. В работе «Тюремные тетради» Грамши обосновывает существование «исторически органичных» идеологий, которые имеют действенность, организуют людские массы, служат той почвой, на которой люди движутся, осознают собственные позиции, борются и т. д., и идеологий произвольных, рационалистических, «надуманных», которые создают индивидуальные «движения», полемику и т. д.^[3]

Британский исследователь Дж. Лалл дает следующее определение гегемонии: «Это власть или доминирование одной социальной группы над другими при молчаливом согласии людей быть управляемыми принципами, правилами и законами, о которых они думают как о функционирующих в их интересах, даже если на самом деле это не так… Гегемония — это процесс конвергенции, согласия и субординации. Идеи, социальные институты, индустрии и стиль жизни синтезируются в мозаику, которая служит для защиты политических, экономических и культурных преимуществ тех, кто управляет обществом… Массмедиа играют чрезвычайно важную роль в этом процессе. При этом жертвы гегемонии не осознают, что подвергаются репрессиям посредством идеологии»^[4].

Одним из первых мыслителей, обративших внимание на экстремистскую природу терроризма, является Л. О. Бланки. Но его мнению, правительство «царствует при помощи террора» и бедные пролетарии обладают «справедливым правом» «умереть с оружием в руках за дело человечества»^[5]. Будучи последователем французских коммунистов-утоиистов, Бланки утверждал, что «нация беднеет от потери трудящегося; она обогащается от потери бездельника. Смерть богача — это благодеяние». Пытаясь реализовать на практике свои идеи, мыслитель создал заговорщическую организацию «Общество времен года». Ф. Энгельс приводит мысль Бланки о том, что «небольшое число решительных, хорошо организованных людей может в благоприятный момент не только захватить власть, но, действуя с чрезвычайной энергией, удержать ее в своих руках, пока не удастся вовлечь народ в революцию…»^[6] В настоящее время данные идеи нашли свое применение в идеологии цветных революций, в которых в целях создания благоприятного момента для прихода к власти в определенной степени может быть использован терроризм.

Философское обоснование терроризму впервые было дано немецким философом К. П. Гейнценом. Оправдывая массовое уничтожение людей во имя революционной идеи, в статье «Убийство» в 1849 г. он указывал па то, что вопрос о моральности насилия не может иметь места, поскольку главное в политике — это то, достигнута ли поставленная цель, а средства, которые при этом используются, — вопрос маловажный. По мнению автора статьи, мораль — понятие условное, так как людям все время надо убивать. «Даже если бы нам потребовалось поразить половину континента или пролить море крови, чтобы покончить с партией варваров, нас бы не мучила совесть», — писал Гейнцен в своей работе^[7].

В русской революционной мысли вопрос о терроре был инициирован одним из основоположников анархизма М. А. Бакуниным, который остро поставил вопрос о том, допустим ли тсррористичсский метод как средство революционной борьбы. В ряде прокламаций Бакунин сформулировал анархический вариант революции: партия готовит восстание, однако следует естественному ходу событий, будучи «не диктатором-указателем для народа, а только повивальной бабкой самоосвобождения народного», и, коль скоро восстание — волеизъявление большинства, меньшинство уже не сможет узурпировать власть, обратившись к террору^[8].

Один из создателей революционной организации «Земля и воля» П. Л. Лавров считал, что осуществление революции требует принесения ей многочисленных жертв: «Всегда и всюду человек без убеждений был человеком без нравственности… не развившим в себе человеческого достоинства. Всегда и всюду человек … окаменевший в догмате… был человеком с извращенной, уродливой нравственностью. Всегда и всюду человек, действующий несогласно со своим собственным убеждением, неспособный принести жертвы своему убеждению, был жалким и позорным преступником против нравственности»^[9]. Таким образом, критическое мышление есть предпосылка морали. Революционер, по мысли Лаврова, не ведет борьбу против людей за обладание собственностью или за власть над ними. Он борется против принципа, узаконивающего несправедливость, и вступает в смертельное единоборство с врагами справедливости.

Н. К. Михайловский в статье «Герой и толпа» утверждал, что все в истории зависит исключительно от воли героев, критически мыслящих личностей. Кто хочет властвовать над людьми, заставить их подражать или повиноваться, тот должен поступать, как поступает магнетизер, делающий гипнотический опыт. Он должен произвести моментально столь сильное впечатление на людей, чтобы оно ими овладело всецело и, следовательно, на время задавило все остальные ощущения и впечатления, чем и достигается односторонняя концентрация сознания; или же он должен поставить этих людей в условия постоянных однообразных впечатлений. И в том и в другом случае он может делать чуть не чудеса, заставляя плясать под свою дудку массу народа и вовсе не прибегая для этого к помощи грубой физической силы^[10]. Теория «героя и толпы» стала концептуальным основанием для террористической тактики боевых организаций эсеров.

Сторонник создания подпольных организаций, «русский якобинец» П. Н. Ткачев призвал с тотальному уничтожению представителей власти. Он писал, что самодержавная, бесконтрольная, вездесущая и всемогущая власть «царя-батюшки» расстроила и погубила народное благосостояние, довела массу народонаселения до состояния нищенства и хронического голода, водворила во всех отраслях общественного управления систему хищения и всяческих злоупотреблений, вызвала у раба-холона скотский страх за свою жизнь и личную безопасность. Только освободившись хотя отчасти от этого страха, он в состоянии будет нравственно возродиться, осознает свои права, всю унизительность своего рабства и сделается способным к активной борьбе со своими тиранами, кровопийцами и эксплуататорами^[11]. Для этого необходимо ослабить, расшатать, дезорганизовать силу данной государственной власти лишь одним способом: терроризированием отдельных личностей, воплощающих в себе, в большей или меньшей степени, правительственную власть.

Анархист П. А. Кропоткин особое внимание уделял информационно-пропагандистскому воздействию на общество и видел смысл терроризма, прежде всего, в возбуждении революционной активности масс, подталкивании народа к восстанию. «Выступления, привлекающие всеобщее внимание, открывают идее доступ в умы и вербуют ей новых приверженцев. Один такой акт делает иногда в один день больше пропаганды, чем тысячи брошюр. Важнее всего то, что он будит бунтовской дух, пробуждает в людях смелость… Скоро начинает обнаруживаться, что существующий государственный „порядок“ не так уж силен, как думали раньше. Какого-нибудь смелого акта оказывается достаточно, чтобы весь правительственный механизм расстроился: чтобы великан пошатнулся…»^[12]

Член исполкома «Народной воли» II. А. Морозов настаивал на анонимности террористический акций и строжайшем соблюдении конспирации боевиками. В статье «Значение политических убийств» он наиболее последовательно отстаивал возведение политических убийств в систему. По его словам, политическое убийство, «нанося удар в самый центр правительственной организации, со страшной силой заставляет содрогаться всю систему. Как электрическим током, мгновенно разносится этот удар по всему государству и производит неурядицу во всех его функциях»^[13].

В программном манифесте «Террористическая борьба» Морозов утверждает, что «террористическая революция» казнит только тех, кто действительно виновен в совершившемся зле, это борьба силы с силой, равного с равным; борьба геройства против гнета, знания и науки — против штыков и виселиц. Особо Морозов останавливался на таком отличии «современной террористической борьбы» от тираноубийств былых времен, как возможность для террориста избежать неотвратимого ранее возмездия. Тайна обеспечивает неуязвимость террористов и бессилие могущественной государственной машины. Исчезая бесследно, они могут снова бороться с врагом, снова жить и работать для своего дела. Мрачное чувство не примешивается к сознанию восстановленного человеческого достоинства. Победа «террористического движения» будет неизбежна, если будущая террористическая борьба «станет делом не отдельной группы, а идеи, которую нельзя уничтожить, подобно личностям»^[14].

С. Г. Нечаев в «Катехизисе революционера» писал о смертельной обреченности террориста, о том, что он должен разорвать всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Существующий государственный порядок для боевика — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб его вернее разрушить. Революционер не должен останавливаться «перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором всё — и все — должны быть ему равно ненавистны». «Все это поганое общество» Нечаев предполагал разделить на несколько категорий: первая составляла «неотлагаемо осужденных на смерть», при вынесении приговора следовало руководствоваться не личной виной, а пользой убийства для революционного дела. Далее шли еще пять категорий людей, которых необходимо уничтожить позднее или использовать в интересах революции, не останавливаясь перед шантажом, и лишь немногие могли «выработаться» в настоящих революционеров^[15].

Таким образом, целый ряд известных мыслителей по существу являются идеологами и апологетами терроризма. Как видно, многие из их идей, например спонтанность террора, анонимность исполнителей, готовность принести себя в жертву, героизация террориста, придание теракту информационно-коммуникативного значения, активно используются современными террористами в своей деструктивной деятельности (рис. 5.1).

Рис. 5.1. Взрывы на марафоне в г. Бостоне (США) 15 апреля 2013 г.

Однако далеко не все революционно настроенные философы разрабатывали подобные идеи, многие из них категорически отвергали террористическое насилие для достижения революционных целей. Так, А. И. Герцен в «Письмах старому товарищу», адресованных М. А. Бакунину в 1869 г., очевидно, находясь под влиянием весьма неблагоприятного впечатления о молодом поколении революционеров, сформировавшемся у него от знакомства с С. Г. Нечаевым, которого он характеризовал как человека без чести, сторонника аморализма и макиавеллизма, писал о том, что насилием и террором можно только освободиться от старого, но невозможно создать новое. Для этого нужно особое «народное сознание»: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Террор не уничтожает предрассудки, не завоевывает народности. Дико-необузданный взрыв не пощадит ничего, разгулявшаяся сила истребления уничтожит на своем пути все, что достигло человечество. Великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей»^[16].

Следует признать, что современные идеологи терроризма привнесли в развитие террористической концепции довольно мало собственных новых идей. Данная идеология во многом эклектична, восходит своими корнями к вышеперечисленным социал-анархистским, насильственно-агрессивным и мессианским идеям. Указанное обоснование террористической деятельности может быть использовано экстремистскими течениями разной направленности (националистическими, религиозными, сепаратистскими), потому что камуфлирует их подлинные интересы. Полагаться на идеологические высказывания самих террористов, принимать на веру их самооценку нельзя.

Разновидности идеологического терроризма довольно удобно обозначать различными цветами (рис. 5.2).

Рис. 5.2. Разновидности идеологического терроризма

Анархический (черный) терроризм преследует цели ликвидации государства как аппарата насилия, направленного против граждан, достижения «абсолютной свободы». Одним из «отцов» черного терроризма можно считать М. А. Бакунина, утверждавшего, что «страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть». Терроризм использовался анархистами в качестве «пропаганды действием», ником его проявления можно считать конец XIX начало XX в., когда бомбисты-одиночки уничтожили президента Франции С. Карно (1894), президента США У. Мак-Кинли (1901). Сегодня анархический терроризм в чистом виде почти не встречается, а принимает радикально-экстремистскую (бои греческих анархистов с полицией во время мирового экономического кризиса 2008—2010 гг.) или националистическую и фашиствующую (деятельность «Правого сектора» на украинском Евромайдане) форму.

В идеологии левацкого (красного) терроризма нашли отражения взгляды революционного преображения общества, кратчайший путь к достижению которого — физическое устранение правящей элиты. Эти взгляды основаны на трудах О. Бланки, Ж. Сореля, Мао Цзедуна. Обычных граждан левые экстремисты считают жертвами эксплуатации и почти не прибегают к терактам против них, практикуя похищения политиков, богатых людей и взрывы «ненавистных символов капитализма» (германская РАФ, французская «Аксьон директ»), В последние годы после кризиса коммунистической идеи активность этой формы терроризма неуклонно падает.

Контрреволюционный (белый) терроризм пытается противостоять террористической активности левых группировок путем физического уничтожения террористов и осуществления насилия в отношении среды, воспроизводящей радикалов. В настоящее время данный вид имеет место в основном в государствах с тоталитарным политическим режимом и военной диктатурой, причем терроризм направлен не только против экстремистов, но и против поддерживающих их граждан.

Крайне правый, фашиствующий (коричневый) терроризм представляет собой реализацию идей о господстве «высшей расы», уничтожении «недочеловеков», создает в обществе атмосферу всеобщего страха как условия прихода к власти «сильной руки». Такими организациями являются «Общество Джона Берча» в США, итальянский «Черный порядок» и др. Ныне фашиствующие группировки (например, «Эскадроны смерти» в Латинской Америке) находятся в глубоком подполье. Активность крайне правого терроризма относительно невелика.

Националистический тип современного терроризма (чернобелый) направлен против представителей конкретной национальности, которая, по мнению экстремистов, «мешает», занимая «исконное» жизненное пространство и рабочие места коренного населения (американское движение «Гражданская милиция», организация негров «Черная Америка», израильская группировка «Ках», устроившая погром в Иерусалиме православной церкви).

Сепаратистский (оранжевый) терроризм ставит задачи создания независимого государства в местах компактного проживания какого-либо народа. Ради этого экстремисты уничтожает представителей местной администрации и интеллигенции, не разделяющих их взгляды и сотрудничающих с властями. К сепаратистским относятся, в частности, Ирландская республиканская армия (далее — ИРА) и «Страна басков и свобода» (ЭТА).

Религиозный, или фундаменталистский (зеленый), терроризм эксплуатирует тезис о «священной войне» против представителей других вероисповеданий, его адепты осуществляют, прежде всего, борьбу за усиление своего политического влияния, маскируя свои действия заботой о душах и сознании других людей ради установления религиозной истины — чей бог истинный, чья вера лучше. Среди таких религиозно-террористических организаций особенно заметны следующие:

• — использующие исламскую идеологию и имеющие свои филиалы во многих странах и осуществляющие взрывы, убийства и захваты заложников направленные против израильтян, европейцев и американцев («Хезболла» — партия Аллаха; Исламское движение сопротивления — ХАМАС; Исламская партия освобождения — «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»);
• — использующие христианское вероучение (американское общество «Ку-клукс-клан» — протестантские фундаменталисты, проводящие ночные ритуалы, нападения и погромы национальных меньшинств (негров, пуэрториканцев); Церковь арийской христианской нации, выступающая против иудеев и считающая их служителями Сатаны; деструктивная секта «Ветвь Давидова»);
• — использующие иудаизм («Эял» — боевая еврейская организация, по некоторым данным, ответственная за убийство премьерминистра Израиля Ицхака Рабина);
• — использующие религию сикхов (Национальная армия Халистана, на счету которой убийство премьер-министра Индии Индиры Ганди);
• — использующие экзотические «новые религии» («Аум Сеирикё» — учение истины Аум, якобы синтезирующее в себе оккультные знания Востока, помогающее людям реализовать свои скрытые возможности).

Сегодня религиозный терроризм имеет самое широкое распространение по всему миру.

Терроризм в экологической сфере (радужный) представляет собой новую крайнюю форму проявления борьбы против экологического загрязнения природы и деятельности человека по ее освоению и разрушению. Считается, что наиболее экстремистская международная экологическая организация «Гринпис» (Greenpeace) постоянно балансирует на грани откровенного терроризма, используя против правительств и промышленных компаний саботаж, акции протеста на ядерных полигонах, электростанциях, других объектах повышенной опасности, что может привести к чрезвычайным последствиям. Основатель американской организации «Фронт освобождения земли» Д. Грабер сформировал доктрину «человеконенавистничества». Человечество объявляется смертельной болезнью, но отношению к планете. Отсюда как минимум необходимо уничтожить промышленность, а как максимум — ликвидировать самого Homo sapiens. Отсюда очевидно, как велика потенциальная опасность такого терроризма, ведь ни одна даже самая экстремистская группировка не ставит целью уничтожение всего человечества.

Таким образом, в настоящее время террористический дискурс, превращая потенциальные вызовы и угрозы во все более реальные, привлекает к себе возрастающее внимание общественности, которая фиксирует все более усиливающееся его влияние на социальные процессы, связи и отношения. Все сказанное свидетельствует о необходимости определения сущности и содержания идеологии террористического дискурса, условий его формулирования и артикуляции в современных социальных процессах в целях воспрепятствования разрушительным тенденциям его распространения в российском социуме.

• [1] См.: Лакер У. Истоки // Иностранная литература. 1996. № 11.
• [2] Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М., 1955. Т. 3. С. 24—25.
• [3] Грамши А. Тюремные тетради: в 3 ч. М., 1991. Ч. 1. С. 75.
• [4] LullJ. Media, Communication, Culture. Cambridge, 2000. P. 51.
• [5] Бланки Л. О. Вопросник для вступающего в «Общество семейств» // Избр.произв. М., 1952. С. 118−119.
• [6] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1973. Т. 26. С. 92.
• [7] Цит. по: Устинов В. В. Международный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика. М., 2002. С. 12—13.
• [8] Цит. по: Пирумова II. М. Социальная доктрина М. А. Бакунина. М., 1990.С. 86.
• [9] Лавров П. Л. Социальная революция и задачи нравственности // Философияи социология. Избр. произв.: в 2 т. М., 1965. Т. 1. С. 410.
• [10] Михайловский II. К. Герои и толпа // Избранные труды по социологии: в 2 т.СПб.: Алстейя, 1998. Т. 2. С. 91.
• [11] Ткачев П. II. Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России // Избр. соч. М., 1932. Т. 3. С. 268.
• [12] Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1966. С. 348—349.
• [13] Листок «Земли и воли». № 2—3. 22 марта 1879 г. // Революционная журналистика семидесятых годов. Ростов н/Д, б/г (Репринт: Дюссельдорф, 1970).С. 282−283.
• [14] Морозов Н. Л. Террористическая борьба. Лондон, 1880. С. 6—7.
• [15] Нечаев С. Г. Катехизис революционера // Революционный радикализмв России: век девятнадцатый. С. 246—247.
• [16] Герцен А. И. Избр. филос. произв. М., 1948. Т. 2. С. 145.