Какой быть школе?

Шесть учителей задержались в щедро залитой электрическим светом учительской, куда слегка доносится «жалкий, стертый запах минувшей весны». Шесть выпускников над обрывом, падающим к реке, на границе двух миров — щедрого света и непокоренной тьмы.

В центре спора педагогов конфликт в понимании роли школы сегодня. Смертельно обиделась за всю свою жизнь и за школу, с которой себя отождествляла, старая, не любимая учениками преподавательница литературы Зоя Владимировна. «За наши труды нас очередной раз умыли», «Черная неблагодарность», «Плевок в сторону школы!», «И самое обидное — одернуть, наказать мы уже не можем. Теперь эта Студенцева вне нашей досягаемости!». «Вы против школы поднялись, Ольга Олеговна, — говорит Зоя Владимировна завучу, — ас меня начали. Не случайно, да, да, понимаю. И правы, трижды правы вы: та школа, которой вы так недовольны сейчас, та школа и я — одно целое. Всю школу, какая есть, вам перечеркнуть не удастся…».

«Только она, Студенцева, такая? — возражает Ольга Олеговна. — Другие все целенаправленные натуры? Знают, по какой дороге устремиться? Вера Жерих, знает, Быстрова?.. Да мы можем назвать из всего выпуска, пожалуй, только одного увлеченного человека — Игоря Проухова. Но его увлечение возникло помимо наших усилий, даже вопреки им».

И она категорически формулирует: «…Своим преподаванием вы, Зоя Владимировна, в конечном счете, плодите невежд». «Преподносим неустойчивое, испаряющееся, причем в самой категорической, почти насильственной форме — знай, во что бы то ни стало, отдай все время, все силы, забудь о своих интересах». «С одной стороны, устаревшие программы: с другой — косные привычки самих преподавателей, а посередине — школьный завуч».

Зоя Владимировна не представляет себе иной школы. Ольга Олеговна убеждена, что школа должна меняться, что год за годом выпускать людей ничем не интересующихся, ничем не увлеченных — это грозная опасность для общества.

«…Сорок лет одни и те же готовые формулы. Вся литература — набор сухих формул, которые нельзя ни любить, ни ненавидеть. Не волнующая литература — вдумайтесь! — говорит она директору школы. — Это такая же бессмыслица, как, скажем, негреющая печь, несветящийся фонарь. Получается: сорок лет Зоя Владимировна обессмысливала литературу. Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов глаголом жгли сердца людей. По всему миру люди горят их пламенем — любят, ненавидят, страдают, восторгаются. И вот зажигающие глаголы попали в добросовестные, но, право же, холодные руки Зои Владимировны… Сорок лет! У скольких тысяч учеников за это время она отняла драгоценный огонь! Украла способность волноваться! Вы в этом видите пользу, Иван Игнатьевич?!

• — Но она еще была преподавателем и русского языка, — возражает директор, — научила тысячи детей грамотно писать. Хоть тут-то признайте, что это немалая заслуга.
• — Научить правильно писать слово — и отучить его любить. Это все равно что внушить понятия высокой морали и вызвать к ним чувство безразличия".

Между тем учителя, присутствующие при этом споре, озабочены своим. Павел Павлович Решетников настаивает, чтобы ему дали возможность пестовать тех, кто действительно способен к физике. Иннокентий Сергеевич ратует за кинофикацию, которая разгрузит педагогов, позволит им заниматься доводкой и шлифовкой каждого человека в отдельности. Директор Иван Игнатьевич высмеивает их за миражи и напоминает, что за последние годы школа и так изменилась к лучшему. «О чем вы спорите?! — вновь вмешивается Ольга Олеговна. — Как преподнести знания — механизированным или немеханизированным путем! Юлия Студенцева до ноздрей нами набита этими знаниями, а тем не менее… Снова мне, что ли, повторять: у нас часто формируются люди без человеческих устремлений! А раз нет человеческого, то животное прет наружу вплоть до звериности…».

Главное требование к будущей школе — это не только обучение, но формирование личности.

«— Дадим себе отчет: о чем мы сейчас мечтаем? Только о том, чтобы лучше готовить учеников? Нет! Готовить лучших людей! Мечтаем усовершенствовать человеческую сущность. А об этом мечтали с незапамятных времен. Можно сказать, мечта рода человеческого».

И хотя хмыкнул Решетников: «Не по Сеньке шапка. Задачка не школьного масштаба» — все очевиднее становится, что давно декларированная цель, которую директор школы формулирует так: «Надели ученика, кроме знаний, еще высокими личными качествами», сегодня острее, чем когда-либо, встала перед нашим обществом, в том числе и перед школой. Это признают не только литераторы, но и педагоги. «Каждый учитель, — пишет директор знаменитой Павлышской средней школы имени В. А. Сухомлинского Н. Кодак в своей рецензии на повесть В. Тендрякова, — работает по-своему, преподает свой предмет и лишь за него беспокоится и ответствен, а вот воспитание человека идет стихийно»^[1].

• [1] «Литературная газета», 1974, 20 ноября.