Общий взгляд на историю вопроса о роли личности

Теории, относящиеся отрицательно к воздействию личности, следует рассматривать как своего рода реакцию против сильно преувеличенного представления, какое на этот счет весьма часто высказывалось в литературе. Впервые в новой истории личное начало как принцип было выдвинуто итальянскими гуманистами. Сам гуманизм, как известно, был протестом личности против традиционных культурных идей и форм, эмансипацией личности в области теоретического и этического миросозерцания. В этом культурном движении личность впервые сознала свои права и почувствовала свои силы. Нет ничего мудреного в том, что эти силы она стала преувеличивать в своем представлении. Деятели «просвещения» XVIII в. в этом отношении были прямыми преемниками гуманистов. И они также готовы были видеть в человеческом воздействии на общество могучую преобразовывающую силу, пред которою существующие общественные отношения являются лишь пассивным материалом, легко поддающимся обработке в желательном направлении. В практическом отношении этим создавалась почва для всякого утопизма. Теоретически такой взгляд в наиболее крайнем своем выражении приводит к «культу героев», самым ярким выразителем которого в XIX в. был, несомненно, Карлейль. Своего кульминационного пункта этот взгляд достиг в эпоху Великой французской революции, задача которой заключалась в полной перестройке общества и государства путем человеческих усилий, направленных на осуществление сознанного идеала. Когда обнаружилось, что эта цель не была достигнута, против прежнего взгляда началась реакция. В другом месте нами было уже указано, в чем она заключалась. Ошибка XVIII в. была двоякая: активная единица слишком выдвигала себя вперед на счет массы, в которой видела лишь нечто пассивное, а, с другой стороны, та же личность слишком верила в свои творческие силы, мало считаясь с объективными условиями, среди которых ей приходилось действовать. Консервативные партии весьма искусно воспользовались изменившимся общественным настроением и стали вырабатывать теории, которые требовали от личности преклонения перед мудростью.

«народного духа» и закономерностью «органического развития». Понятие движущей исторической силы было перенесено с выдающейся личности на однородную массу. Самое крайнее выражение этого взгляда мы находим в известных историко-философских рассуждениях автора «Войны и мира», который прямо приравнивает выдающуюся личность нулю. Но все-таки масса есть сумма отдельных личностей: признание за массою значения активной исторической силы, в конце концов, есть все-таки признание того, что движущая сила находится в самих людях. Вся ошибка могла здесь заключаться только в неверном представлении, будто слагаемые общей суммы совершенно одинаковы, т. е. будто все оказывают совершенно одинаковое воздействие на историю (по Толстому, за исключением великих людей, которые представляются ему только простыми «ярлыками событий»). Конечно, героев не следует выделять из толпы ни для того, чтобы за ними одними признавать способность воздействия, ни для того, чтобы их одних, наоборот, считать неспособными к воздействию. Разумеется, масса не есть нечто инертное, но и в активности своей она не есть что-либо однородное, так как и в качественном, и в количественном отношениях воздействия, оказываемые отдельными индивидуумами, весьма неодинаковы. Как бы там ни было, даже став на точку зрения, что деятельную силу истории нужно видеть исключительно в массе, мы полагаем эту движущую силу все-таки в людях, а не вне людей. Мы видели, однако, что на почве реакции против идей XVIII в. зародился и другой взгляд, по которому исторический процесс был уподоблен процессу органическому, т. е. был понят как саморазвитие общества, совершающееся независимо от людских желаний и стремлений, от усилий и действий отдельных членов общества, направленных на достижение заранее поставленных целей. Эту точку зрения мы находим в немецкой исторической школе права, в историко-философском миросозерцании Гегеля, в социальнодинамической теории Конта и в органической социологии Спенсера, причем каждое из этих направлений по-своему поняло ту силу, которая действует в истории. Иногда в этом отношении отдельные мыслители становились на совершенно между собою несходные точки зрения. Конечно, например, весьма мало общего между мистическим «народным духом» немецкой юридической школы и реалистически задуманным «общественным организмом» Спенсера. То, что, однако, их между собою роднит, заключается в следующем: индивидуальный дух, так сказать, тонет в духе народном, личность всецело поглощается в общественном организме, и все единичное, вполне определяемое окружающею культурно-социальною средою, лишено всяких сил, способов и средств для воздействия на эту среду. Одна крайность сменилась другою: теория активной личности, действующей на пассивную среду, уступила место теории, которая, наоборот, среде приписывает активность, а личности — пассивность. Выход из этого противоречия может заключаться лишь в признании постоянно совершающегося взаимодействия между личностью и средою, как это впервые было намечено еще Гизо. Этот вопрос о взаимных отношениях личности и общественной среды — один из наиболее важных в социологии: вопрос о возможности воздействия на среду целиком заключается именно в этом вопросе.