Этапы источниковедческого исследования

Перейдем теперь собственно к процессу исследования источников. Разумеется, сначала источники надо обнаружить, затем отобрать из них наиболее значимые и подвергнуть их тщательному анализу и критике. Структура источниковедческого исследования в общем виде выглядит так:

• 1) исследование условий появления источника (определение времени и места создания источника, исторического периода и т. п.);
• 2) выявление автора источника (это касается чаще всего письменных и изобразительных памятников). Ответ на этот вопрос отчасти может помочь ответить и на первый вопрос исследования;
• 3) выявление истории создания источника;
• 4) определение подлинности источника, выявление его копий, их сравнение и выяснение их распространенности в среде автора источника;
• 5) дальнейшая судьба источника в культурной среде;
• 6) интерпретация источника (реконструкция смысла, который автор вкладывал в его создание);
• 7) анализ содержания источника;
• 8) синтез (сравнение с другими источниками, определение места источника в социокультурной среде).

Последний пункт — «венец» источниковедческого исследования; он подводит нас к более широкому историческому исследованию, включению в него уже изученного источника. Следует иметь в виду, что некоторые из этапов исследования могут быть пропущены (например, если автор источника точно известен и его выявление не требуется).

Критика источника. Критика источника — необходимый и обязательный элемент источниковедческой работы. Термин этот, вполне устоявшийся, не имеет ничего общего с критической (негативной) оценкой: ближе всего по смыслу к нему стоят термины «анализ» либо «разбор». Тем не менее мы будем пользоваться словом «критика». Критика источника бывает двух типов — внешняя и внутренняя. Под внешней критикой понимается анализ внешнего вида источника, материалов, из которых он создан, особенностей почерка (если речь идет о письменных памятниках) и используемого языка, и т. п. Внутренняя критика — это анализ содержания источника (сопоставление фактов, содержащихся в нем, с фактами, реальность которых не подвергается сомнению, сравнение с другими источниками, относящимися к этому времени и этой культуре, и т. п.).

Для чего требуется критиковать источник? Естественно, для того чтобы выяснить, насколько он адекватен и применим при изучении той или иной проблемы, насколько мы можем ему доверять.

Приведем пример критики источника, напрямую касающийся истории науки и техники. До сих нор в не слишком читаемых научно-ноиулярных книжках и на не слишком часто посещаемых научно-популярных интернет-сайтах можно встретить историю о подьячем Крякутном, который в 1731 г. в Рязани совершил первый в мире полет на воздушном шаре. Сюжет этот вошел в российскую историю науки еще в начале XX в. Основой для нее послужила рукопись литератора и антиквара А. И. Сулакадзсва, который в свою очередь сослался на записки бывшего рязанского полицмейстера Боголепова. Правда, почему-то оригинал записок полицмейстера оказался утерян. Так или иначе, этот сюжет стал распространяться дальше, вошел даже в очередную редакцию словаря Брокгауза и Ефрона (которая, правда, так и не вышла в свет из-за событий 1917 г.), а после революции тиражировался в ряде книг по истории авиации. Впрочем, сама фигура Сулакадзева, известного своим, мягко говоря, вольным отношением к историческим источникам (он был известен как фальсификатор ряда из них), не давала исследователям покоя. В 1956 г. рукопись Сулакадзева была исследована при помощи рентгеносъемки, и выяснилось, что изначально на месте подьячего Крякутного в тексте упоминался «немец крещеный Фурцель» (эти слова были исправлены и замаскированы под дефект текста). Итак, внешняя критика источника с использованием специальной аппаратуры привела к первому результату — из-за наличия исправлений недоверие к рукописи Сулакадзева резко выросло. Теперь требовалось провести внутреннюю критику источника — сравнить данные других источников и выяснить, действительно ли крещеный немец Фурцель парил над рязанскими просторами? Как и ожидалось, результат оказался отрицательным — ни одного Фурцеля не было найдено в архивных документах, относящихся к Рязанской губернии 1-й половины XVIII в.

Также в документах рязанской канцелярии не оказалось ни одного подтверждения факта полета хоть кого-нибудь, крещеного или некрещеного, на воздушном шаре. Более того, ничего не известно и о полицмейстере Боголепове, записки которого якобы легли в основу рукописи Сулакадзсва. Но и это еще нс все. Повторный анализ особенностей почерка рукописи Сулакадзсва, проведенный позже, показал, что исправления были внесены не автором рукописи, а кем-то еще (возможно, первым ее публикатором — историком техники А. А. Родных). Таким образом, история подьячего Крякутного представляет собой двойной фальсификат, подделанный для подтверждения приоритета России в области воздухоплавания: Сулакадзев придумал сюжет, а А. А. Родных его «улучшил»^[1].

Этот случай можно назвать классическим. Мы обратим здесь внимание на несколько моментов, которые должны были с самого начала насторожить исследователя. Во-первых, отсутствие собственно подлинного источника (вместо него была предъявлена рукопись Сулакадзева). Во-вторых, личность создателя рукописи, его репутация. Для опытного исследователя фамилия Сулакадзева уже является своеобразным «знаком качества» наоборот, поэтому все, что было связано с этим человеком, либо требует серьезной проверки, либо вообще не заслуживает внимания. В-третьих, сам факт полета. Провинциальная Рязань эпохи Анны Иоанновны, крещеный немец-подьячий родом из Нерехты (очевидно, не слишком образованный человек, разве что умевший читать, писать и считать) сам (!) сделавший шар и решивший наполнить его воздухом (а, значит, знавший о свойствах горячего воздуха и рассчитавший его температуру и подъемную силу) — не слишком ли странный сюжет для русской истории? Соотнося ситуацию с историческим контекстом, исследователь даже без анализа текста может прийти к выводу о сомнительности факта полета. Однако такой вывод подразумевает наличие у исследователя глубоких исторических познаний, позволяющих ему поставить себя на место персонажей этого сюжета.

Однако критика источника — это не только проверка его подлинности и выявление репрезентативности, но и самопроверка исследователя. Так ли я понимаю источник? Насколько хорошо я представляю себе событие или исторический период, который связан с источником? Не нужно ли перепроверить сведения о, казалось бы, уже известных событиях, содержащиеся в источнике? Представления об абсолютной репрезентативности источника на деле оказываются весьма относительными. Очевидно, что источник репрезентативен ровно настолько, насколько глубоко он дает ответы на вопросы, поставленные исследователем. Порой несколько слов, написанных на стене разрушенного дома в Помпеях, могут рассказать о провинциальном Древнем Риме больше, чем том Тита Ливия (естественно, пример утрирован, но смысл его понятен).

Яркий пример вдумчивой критики источника, позволившей прийти к новым открытиям, касается такого историко-научного факта, как посещение Северной Америки викингами в X—XI вв. Исландские саги, где упоминалось об этом, были известны и изучались еще в XVIII в. Однако их исследователи долгое время считали, что описание «земли Винланд» в этих сагах является скорее частью скандинавского фольклора (вроде мифической земли Беловодье в русской этнографии). Однако в начале XIX в. датчанин К.-Х. Рафн¹ проанализировал тексты саг и попытался сопоставить описание этой земли с побережьем Северной Америки. Рафн исходил из того, что раз речь в сагах шла о заблудившихся поселенцах-исландцах, живших в Гренландии (а этот факт нс нуждался в дополнительных доказательствах и принимался всеми исследователями), то единственным побережьем, куда они могли попасть, плывя в Гренландию из Исландии и сбившись с курса, могло быть только побережье североамериканского континента. Это открытие, сделанное «на кончике пера», отчасти было подтверждено в 1960;е гг., когда на восточном побережье Канады в бухте Л’Анс-о-Медоуз было обнаружено поселение викингов, относившееся к XI в. Пример с викингами очень хорошо показывает, как исследователь попытался отойти от стереотипного восприятия источника, воспринял информацию, содержащуюся в нем, как соответствующую реальности, и стал «задавать» вопросы источнику, исходя из этого постулата.

Казалось бы, чем к более позднему периоду относится событие в истории науки, тем эффективнее его можно исследовать. Однако и тут не все так просто. Чаще всего источниковедческие исследования проводятся для реконструкции процесса того или иного открытия. Бывают идеальные ситуации, когда участники исторических событий документируют процесс работы над открытием или изобретением на протяжении нескольких лет, а затем сохраняют эти документы. Например, работа братьев Райт задокументирована настолько подробно, что белых пятен в истории создания первых самолетов почти не осталось — сохранились чертежи, фотографии, воспоминания, дневники изобретателей и даже подлинный самолет Flyer I (экспонируется в Смитсоновском институте, США). В этом случае работа источпиковедов сводилась к отбору источников и определению их репрезентативности. Гораздо сложнее реконструкция научного открытия, о котором до нас дошли не все сведения. В свое время советский историк науки Б. М. Кедров изучал процесс создания периодической системы Менделеева^[2][3]. Кедров рассмотрел несколько черновиков Менделеева, где тот выстраивал различные версии первого варианта системы. Исходя из этих данных, Кедров сделал вывод о том, что периодическая система в общем виде была сформулирована Менделеевым за один день — 17 февраля 1869 г. Работа, проведенная Б. М. Кедровым, была обширной и глубокой, однако в его цепочке умозаключений отсутствовало главное звено — бумажные карточки, на которых Д. И. Менделеев записывал данные на каждый химический элемент и сопоставление которых привело впоследствии к созданию первой версии периодической системы. Наличие таких карточек показало бы, насколько подробно Д. И. Менделеев знал о свойствах химических элементов зимой 1869 года. В свою очередь, информация о знаниях Менделеева могла бы дать ответ на вопрос: действительно ли великий химик полностью сформулировал периодический закон зимой 1869 г., или же это произошло позднее? Таким образом, источниковедческий анализ, проведенный Б. М. Кедровым, следует рассматривать лишь как одну из версий историко-научного события, однако процесс эволюции умозаключений Д. И. Менделеева, приведший к созданию периодического закона, но-прежнему покрыт завесой тайны.

В завершение нашего небольшого очерка остановимся на некоторых проблемных вопросах источниковедения.

Допустим, можно ли считать источником кинохронику? Да, но при определенных условиях. Например, не всегда можно использовать кино и видеозаписи для реконструкции событий — сюжет может быть подстроен и сыгран. Однако некоторые видеозаписи (например, видеофиксация испытаний машин и механизмов) вполне могут быть использованы для историко-технических исследований — вероятность фальсификации подобных записей мала, так как они создаются для утилитарных целей.

Не меньшую проблему представляют и изображения. Например, можно ли использовать как источник миниатюры средневековых рукописей? Можно, но лишь отчасти. Например, очевидно, что в средневековых рукописях, где рассказывается об античных событиях, текст дополняется изображениями средневековых машин и механизмов. Естественно, делать вывод о наличии таких механизмов в эпоху Античности было бы некорректно.

Источник не обязательно должен быть вещественным — например, саги или былины передавались из уст в уста. Можно ли считать их источниками? Безусловно, да. Однако в этом случае мы имеем дело не с фиксированной информацией, ведь каждый рассказчик мог привнести в текст что-то свое, то, что со временем могло изменить смысл повествования или как минимум некоторые его детали.

Отдельного разговора заслуживает так называемое комплексное источниковедение. Начало этому направлению было положено отечественным археологом В. Л. Яниным^[4]. Комплексное источниковедение предусматривает синтез источников различных видов и типов в одном исследовании, когда каждый тип источника рассматривается не изолированно, но как дополнение к другому типу или даже виду (актовые материалы дополняются географическими картами и планами, нумизматика — сфрагистикой и т. д.). Впрочем, для такого источниковедческого исследования требуется несколько исследователей, объединенных одной целью и работающих, но одной методологии.

Подводя итоги, отметим, что, к сожалению, обычно исследователь подходит к источнику как экзаменатор к студенту. Обладая большим багажом знаний, он спрашивает источник (чуть свысока, хотя и демонстрируя внешнее уважение): «А расскажите-ка нам, любезный, о…». При этом иногда ответы источника полностью игнорируются исследователем либо подстраиваются под его картину мира. Больше шансов на успех имеет исследователь, который подходит к делу как студент, обращаясь к источнику как к учителю, от которого искренне хочет получить ответы па волнующие его вопросы. Конечно, и у этого исследователя есть некая исходная концепция и набор мыслей, однако он гибок и может поменять свою точку зрения, если данные источника подтолкнут его к этому.

• [1] Козлов В. П. Тайны фальсификации: анализ подделок исторических источниковXVIII-XIX веков. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 155−185, 265−267.
• [2] Antiquitates Americana… Hafnia?: Tvpis officina? Schultzianac, 1837.
• [3] Кедров Б. M. День одного великого открытия. Об открытии Д. И. Менделеевым периодического закона. М.: Editorial URSS, 2001.
• [4] Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения (Средневековый Новгород): учебное пособие. М.: Высшая школа, 1977.