Композиция публичного выступления

Чтобы слушатели могли внимательно следить за выступлением оратора, его речь должна быть стройной, а ее структура и цель ясны не только самому выступающему, но и аудитории. Композиция речи, т. е. последовательное расположение частей выступления в соответствии с содержанием и замыслом оратора, должна быть прозрачной.

Особое значение для привлечения внимания слушателей имеет начало речи. На данном этапе необходимо заинтриговать слушателей, вызвать у них повышенный интерес к последующему развитию мыслей оратора. Как подчеркивал адвокат А. Ф. Кони, известный своими блестящими речами, в начале выступления важно «зацепить» внимание аудитории. Способов к достижению этого немало: можно вспомнить какой-нибудь эпизод из жизни, который заинтересует каждого, потому что нечто подобное пережили, испытали многие; можно задать неожиданный вопрос или удивить слушателей парадоксом, какой-нибудь странностью, будто бы не имеющей отношения к теме, а на самом деле связанной со всей речью. Такое начало не может не удивить слушателей, и они ждут разъяснения. Задача вступления — поддержать интерес слушателей к речи. После этого выступающий переходит к главной части, где излагает свою аргументацию. Ее основное содержание не должно приглушить интерес аудитории.

Завершая выступление, нужно четко выделить заключение — нельзя оборвать речь на полуслове. Активизируя внимание аудитории, можно обратиться к ней с призывом. Косвенный итог выступлению можно подвести важной для понимания речи цитатой. Однако не следует возвращаться к уже сказанному (даже если осталось время), нельзя «прощаться много раз» .

Проиллюстрируем эти положения примером из творческого наследия И. А. Ильина, замечательного русского философа, писателя и публициста.

Имя Ивана Александровича Ильина сегодня известно каждому интеллигентному русскому человеку. Возвращение в Россию архива и праха великого мыслителя, ученого и публициста стало знаковым событием XXI в., символизирующим духовное возрождение русской идеи в контексте возрождения общества.

Современник И. А. Ильина, академик П. Б. Струве, оценивая работы философа с точки зрения монументального вклада в развитие русской философии, отмечал еще и стилистическую неординарность его произведений: «Формально — юрист, он по существу философ, т. е. мыслитель, а по форме — изумительный оратор или ритор в хорошем античном смысле этого слова. Такого, как он, русская культура еще не производила, и он в ее историю войдет со своим лицом, особым и неподражаемым, со своим оригинальным дарованием, сильным и резким во всех смыслах»^[1].

Помимо веского религиозно-философского наследия И. А. Ильин написал ряд ярких публицистических работ, не менее концептуальных, чем собственно философские произведения. С 1927 по 1930 г. Ильин был редактором-издателем журнала «Русский колокол» в Берлине, затем в 1940—1941 гг. издавал «Заочные чтения», объединенные тематическим названием «О грядущей России». В 1948 г. Ильин возобновил свою издательскую деятельность выпуском «Наших задач» — периодических бюллетеней эмигрантской организации «Русский общевоинский союз», созданной ?. Н. Врангелем, перед которым философ благоговел. Бюллетени рассылались в течение шести лет только единомышленникам. В 1956 г. (уже после смерти автора) все 215 выпусков бюллетеней в составе двухтомника были напечатаны в Париже.

И. А. Ильин, отражая идеологию Белого движения, связывал возрождение многострадальной России с русской идеей^[2]. Философ писал: «Русский человек должен перестать поклоняться чужим идолам и дьяволам. Он должен „вернуться к себе“, к живым и драгоценным корням своей национальной культуры. Он должен понять, принять и выговорить свою русскую Идею, с тем, чтобы затем осуществить ее во всем — в религии, в науке, в праве и в государственной форме, в искусстве и в труде, в суде, в медицине и в воспитании»^[3].

Материальным воплощением русской идеи Ильин считал русский национализм. Представляя понимание национализма вообще и русского национализма в частности, в бюллетене «О русском национализме» Ильин предлагает слушателям следующий зачин своего выступления:

" Когда мы смотрим вперед и вдаль и видим грядущую Россию, то мы видим ее, как национальное государство, ограждающее и обслуживающее русскую национальную культуру. После длительного революционного перерыва, после мучительного коммунистически-интернационального провала — Россия вернется к свободному самоутверждению и самостоянию, найдет свой здравый инстинкт самосохранения, примирит его со своим духовным самочувствием и начнет новый период своего исторического расцвета«^[4].

Воздействующая функция зачина обеспечивает актуализацию целевой установки субъекта высказывания на доказательство того, как, каким образом будет реализовано само-бытие «грядущей» России, ее самоутверждение, самостояние, самосохранение, самочувствие. При этом практически сразу автором задается и потенциальная дискуссия с представителями официальной (в то время) идеологии:

" В противоположность всякому интернационализму — как сентиментальному, так и свирепому; в противовес всякой денационализации, бытовой и политической, — мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим к Богу"^[5].

Действительно, проблема русском национализма в ситуативном контексте (1950;е гг.) была достаточно актуальна, поэтому и зачин, и сквозная аргументативная логика всего текста подчинены внутренней дискуссии с представителями оппозиционной идеологии: «…мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим к Богу. Мы приветствуем его возрождение. Мы радуемся его духовности и его своеобразию. И мы считаем драгоценным, чтобы русские люди не связывали себя никакими интернационалистическими «симпатиями» или «обязательствами» «^[6].

Воздействие политической информации бюллетеня направлено на потенциального читателя, поэтому содержательная составляющая смыслового поля понятия национализм максимально усилена посредством образной составляющей, эксплицитно реализующей прагматическую функцию:

" Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божьем саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божьим, созерцание его души, его недостатков, его талантов… Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания. Вот почему национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ — к духовному расцвету…" ^[7]

Образная составляющая концепта^[8] национализм реализована прототипами любовь, вера, воля, которые, с одной стороны, несут архетипическую смысловую нагрузку в аспекте русской ментальности, а с другой — выступают в качестве базовых ценностных доминант в контексте религиознофилософских произведений Ильина в целом и его работ публицистической направленности в частности.

Не менее значимой составляющей образного уровня концепта является апелляция к символу огонь^[9], который в сочетании духовный огонь имеет значение богочеловеческого единения, в идеале направленного на " благодарение Богу" . В этой связи дальнейшая персонификация концепта посредством предикатов маркирует третий уровень образного представления плана содержания концепта:

" Национализм испытывает, исповедует и отстаивает жизнь своего народа как драгоценную духовную самосиянность. Он принимает дары и создания своего народа, как свою собственную духовную почву, как отправной пункт своего собственного творчества. И он прав в этом…"^[10]

Итак, очевидно, что образная составляющая концепта национализм есть базовое средство авторской аргументации.

Между тем мастерство автора-публициста этим не ограничивается. Насыщенная полемичность текста максимально реализована экспрессивно-оценочными номинациями, а также экспрессивно-оценочными атрибутивными сочетаниями, реже — предикатами:

" Вот почему мысль погасить это многообразие хвалений [имеется в виду проявление национализма как хвалы Богу] может родиться только в духовно мертвой, больной душе. Это плоская и пошлая химера, эта всеразрушительная, противо-культурная и безбожная затея есть порождение рассудочной души, злой и завистливой, — все равно, стремится ли эта химера воинственно подмять все народы под один народ (химера германского национал-социализма) или растворить все национальные культуры в бесцветности и безвидности всесмешения (химера советского коммунизма). Во всяком случае, эта уродливая химера, в которой крайний национализм сходится с крайним интернационализмом, — нерусского происхождения…"^[11]

Ключевым словом фрагмента является мифический символ — химера^[12]. Смысловая насыщенность контекста связана с градационным усилением атрибутивности символа: химера — плоская — пошлая — уродливая, завершающимся сниженным атрибутом, который целенаправленно используется автором. Эта смысловая насыщенность представляется кульминационной, поскольку в микропространстве фрагмента максимально определены ориентиры, идеологически-оценочные понятия, которые не должны быть искаженно осмыслены как разновидности истинного национализма: крайний национализм и крайний интернационализм.

" Итак, национализм есть здоровое и оправданное настроение души. То, что национализм любит и чему он служит, — в самом деле достойно любви, борьбы и жертв. И грядущая Россия будет национальной Россией«^[13].

Мы привели концовку выступления И. А. Ильина «О русском национализме». Финальной частью автор подчеркивает, что все достижения русской национальной культуры, русского национального правосознания, русского национального самосознания, русской духовности — все это «достойно любви, борьбы и жертв». Соответственно и миссия автора, как и других русских эмигрантов, определена национальным личностным служением России.

В этой связи оправданным становится хронологически следующее за приведенным обращение И. А. Ильина к проблеме — «Опасности и задания русского национализма» (15 октября 1950 г.), где речь идет о различных видах больного национализма: «…есть больные и извращенные формы национального чувства и национальной политики. Эти извращенные формы могут быть сведены к двум главным типам: в первом случае национальное чувство прилепляется к неглавному в жизни и культуре своего народа; во втором случае оно превращает утверждение своей культуры в отрицание чужой. Сочетание и сплетение этих ошибок может порождать самые различные виды больного национализма» ^[13].

Используемые автором сниженные атрибуты: больной, уродливый, извращенный — маркеры публицистического почерка И. А. Ильина не только в произведениях собственно публицистической направленности. Ср. в работе 1937 г.:

" Напрасно было бы указать на то, что национализм ведет к взаимной ненависти народов, к обособлению, «провинциализму», самомнению и культурному застою. Все это относится к больному, уродливому, извращенному национализму и совершенно не касается духовно здоровой любви к своему народу"^[15].

Взаимопроникновение религиозно-философской и публицистической (впрочем, как и религиозно-философской и художественной) манеры, в наивысшей степени проявившее себя в «Наших задачах» , — результат сложившегося индивидуального стиля И. А. Ильина.

• [1] Цит. по: Полторацкий Η. П. Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение // Ильин И. А. Кто мы? О революции и религиозном кризисе наших дней. М., 2001. С. 253.
• [2] Подробнее см.: Стародубец С. Н. «Русская идея» как базовый концепт религиозной философии русского зарубежья первой половины XX века // Преподаватель XXI век. 2005. № 4. С. 41−46.
• [3] Ильин И. А. Наши задачи. Статьи 1948−1954 гг.: в 2 т. М., 2008. Т. 1. С. 437. (Написано 22 августа 1949 г.)
• [4] Ильин И. А. Наши задачи. Т. 1. С. 379. (Здесь и далее — курсив автора.)
• [5] Там же.
• [6] Ильич И. А. Наши задачи. Т. 1. С. 379.
• [7] Там же. С. 382−383. (Написано 30 сентября 1950 г.)
• [8] Концепт — «это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» (Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. М., 2001. С. 43).
• [9] Подробнее об этом см.: Стародубец С. Н. Этнокультурная обусловленность метафоры и символа в дискурсе И. А. Ильина. Брянск, 2007.
• [10] Ильин И. А. Наши задачи. Т. 1. С. 383.
• [11] Там же. С. 381.
• [12] " Химера. В греческой мифологии чудовище, рожденное Тифоном и Ехидной; изображается с львиной головой, туловищем козы и хвостом змеи, изрыгающей языки пламени… Химеры воплощали адские силы, заключенные в недрах вулкана; воспринимались как образы опасности, которые подстерегают человека. В готической традиции химеры стали атрибутом аллегорических изображений грехов; они символизировали порок и наделялись функцией устрашения. Фигура химеры служила иллюстрацией того, как душа человека, терзаемого желаниями, становится пленницей звериного начала. Химера может истолковываться как образ человеческого безумия. Впоследствии химеры стали символизировать нечто несуществующее, невероятное" (Словарь символов и знаков / авт.-сост. Η. Н. Рогалевич. Минск, 2004. С. 455−456).
• [13] Ильин И. А. Наши задачи. Т. 1. С. 385.
• [14] Ильин И. А. Наши задачи. Т. 1. С. 385.
• [15] Ильин И. А. Путь духовного обновления // Ильин И. А. Собр. соч.: в 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 225.