Третья великорусский язык

Как указано выше, ряд особенностей в области явлений морфологических объединил оба древние наречия, вошедшие друг с другом в ближайшее общение и образовавшие один общий язык — великорусский: говорим о севернорусском и восточнорусском наречиях. Объединившись в одних явлениях, оба наречия эти продолжали, однако, раздельную жизнь в других. В формах склонения видим в великорусском языке ряд новообразований, чуждых остальным — белорусскому и украинскому — языкам. Одни из них общи великорусскому языку во всем его составе; другие развились или только в северновеликорусском, или. только в южновеликорусском наречии; наконец, третьи свойственны отдельным говорам северновеликорусским и южновеликорусским. Таким образом, нам придется ниже рассмотреть все эти диалектические явления, а пока остановимся на общих великорусских явлениях.

1. Звуки ц. з, с, находившиеся в древнем языке в чередовании с к, г, х в формах склонения, систематически заменены звуками мягкими средненебными к', г' (у'). •*'. Мы видели, что в общерусском праязыке подобная замена имела место в именах с основой на -ск: дъскТ, СмольньскТ.

В именах мужеского рода с основой на задненебную согласную находим уже в древнейшем языке перенесение окончанияу из основ на -й, что объясняется стремлением избежать в склонении чередования задненебных с ц. з, с (ср. выше). В вопросительном местоимении кто по той же причине цгьмь — твор. ед.— рано вытеснено было формой кьшь (откуда кимь, например, Домостр. Конш., 9). Древнейшие примеры таких к', г' (у'), х' в русских памятниках восходят к ХШ в.: в лахТхъ, Ипат., 506; в баскак" Ьхъ, Ермол., 170 об.; приказшикЪ, Гр. 1441 — 1442 (А. Калач., 1, № 31); озерку Гр. 1448—1463 (А. Калач., 1, № 35); на ЛютохЪ, Гр. 1490 (А. Калач., II, № 147); в CWtrbrfe, на МаснегЬ, Гр. 1137 в сп. 1282 (Р. Д., 1); слободкЪ, Гр. 1453 (А. Калач., 1, № 31); по двЪ долгий, Новг. гр. 1305—1308, № 6; по двЪ дългЬи, Новг. 1305—1308, № 7; на городкЬ, Новг. гр. 1314, № 12; w сродн1;

. Л кехъ Домостр. Конш., 11; не в толке стало, ib., 17; в догЬхъ, ib., 26; женки, дЬвки (дат.), ib., 26; в сЗндЗкЬхъ, ib., 31; собаю (дат.), ib., 44; в сЗхе, ib., 55; въ еЬнникЬхъ, ib., 56; вь вЬликЪ полку, Ипат., 198 г; w wTpoicb, Тр. сп. Новг. 1-й, 25а; дроугш (им. мн.), ib., 28 г; по лоуг’Ь, Новг. 1-я (3-я часть), 1286; на боини оулк-fe, ib., 1526; на доубенкЪ, ib., 156а; на Черехи, Новг. 1-я.

• (Ком.), 439; на Barb, ib., 449; на ЛоугЬ, ib., 449; влкЬ, ib., 490. Формы с ц, з, с держались, по-видимому, в XV—XVII вв.: бобровьници, Гр. 1423 (А. Калач., I, № 41); десятинници, Гр. 1462 (А. А. Э., 1, № 71); на вразе, по вразе, Гр. 1395 (А. Калач., I, № 53); на ПодолцЬ, Гр. 1391 (А. Калач., I, № 63); в ПрилуцЬ, Гр. 1434—1447 (А. Калач., I, № 31); в БЬжицьском Bepcfe, Гр. 1447—1456 (ib.); ВолоцЬ, Гр. 1462—1464 (ib.); в ириказницЬ, Гр. 1462—1472 (ib.); приказниц-fex, Гр. 1471 (ib.); дензЬ (дат.), Гр. 1455—1462 (А. Калач., 1, № 31); pent (места.), Гр. 1490 (А. Калач., II, № 147); в ВолзЬ, Гр. 1432—1443 (А. Калач., I, № 63); оу ВЬкшензЬ, Пинёз^Ь. Гр. 1137 в сп. 1282 (Р. Д., I); в пурозехъ, Домостр. Конш., 43; на ВолзЬ, Новг. гр. 1314, № 12; на городц-Ь, Новг. гр. 1317, № 14; в каки* приспЬсехъ, Домостр. Конш., 32; в с8се (вариант: в сухе), ib., 53; на МолозЪ, Новг. 1-я (Ком.), 448. В настоящее время они исчезли совсем: руке, в сапоге, в горохе, в боге, мухе, на дороге. Державшиеся некоторое время формы' именительного множественного имен со значением одушевленных на -ци, -за, -си (вообще же именительный множественного, как мы знаем, заменялся винительным множественного) могли вызывать в косвенных падежах множественного числа новообразования, в которых были проведены звуки ц, з, с; ср. оувЪдав же итвазии, Ипат., 2796; ГрЬцемь (дат. мн.), ib., 156; съ Грещ, Новоросс. сп. Новг. 4-й, 5956; с па^дици, ib., 585а. Сюда же относится песенное «во лузях». (Вкратце — форма книжная; старое—у худа ума не болозе ногамъ. Послов. XVII в., Симони, 149.)
• 2. В древнейшую эпоху жизни русского языка нельзя проследить влияния окончаний основ мужеского, среднего и женского рода с твердой согласной на окончания основ с мягкой согласной. Это зависело от того, что падежные окончания в тех и других основах были различны. Общим было только окончание род. ед. -a (s'ola, роГа), дат., твор., местн. женского -атъ, -am'i, —ахъ; ср. в дат. -и при -й, местн. -гъ при 4, твор. -о при —е, вин. мн. -у при —гъ, род. женского то же, дат. мн. -о при -б и т. д. С течением времени, однако, число общих окончаний прибавилось: это зависело от фонетического перехода б в о, й в и: s’oiu, pol’u, stofom — m’ecom, popov — rubl’ov и т. д.; при этом -еть в творительном мужеского и среднего вследствие падения глухих перешло в —ет, откуда -бт: когоГбш вместо когоГепГь; отсюда дальше -от: когоГош. Следствием этого было общее перенесение окончаний твердых основ в мягкие основы; звуки е, i в окончаниях мягких основ были систематически вытеснены звуками о, гъ из соответствующих окончаний твердых основ; точно так же звук гъ в мягких основах вытеснен звуком у соответствующего окончания твердых основ, который, однако, после мягкой согласной стал произноситься, как i: z’eml’eiu под влиянием zoloiu перешло в z’ernPoiu; z’eml’i (дат.-местн.) — в z’eml’t; kl’ucix (местн. мн.) — в кГиё%х; z’eml’t (род. ед.) — в z’eml’i; z’emPt (им.-вин. мн.) — в z’eml’i. Таким образом, исчезло старое различие в склонении твердых и мягких основ; последние отличаются от первых только тем, что вместо окончаний -у твердых основ представляют 4: gory, gory, stoly (им.-вин. мн.), stofy (твор. мн.) при zemPi, z’emPi, kPuci, kPucf. Древнейшие примеры подобных новообразований в русских памятниках восходят к XIV в. Оставляю в стороне написания с -овъ, -омъ (твор.), -омъ (дат. мн.) в основах на мягкую согласную, ибо о объясняется здесь из б фонетически. Приведу примеры для о, гъ, i в соответствии с исконными е, i, гъ в окончаниях мягких основ: в Переяславле, Гр. 1425—1428 (А. Калач., I, № 34), 1453 (А. Калач., I, № 31); в рубле, Гр. 1459 (А. Калач., I, № 84); о розбое, Гр. 1462—1463 (А. Калач., 1, № 31); в раменеице, Гр. 1442—1443 (А. Калач., I, № 30); в монастыре, Гр. 1428—1436 (Г. Др., 1, р., IV, № 4); в Суждале, Гр. 1399 (ib., К® 3); новгородце новоторжче Новг. гр. 1426—1461, № 18; земли (вин. мн.), Гр. 1391 —1425 (А. Калач., 1., № 31); в деревни, Гр. 1434—1447 (ib.); варници (род. ед.), Гр. 1391 (А. Калач., I, № 63); троци, Гр. 1432—1443 (А. Калач., I, № 31); княгини, Гр. 1441 —1442 (ib.); земли, Новг. гр. 1426—1461, Ко 18; земле (местн. ед.), Гр. 1391 — 1428 (А. Калач., I, № 82); дше (дат.), ib.; троице, ib.; в деревне (местн.), Гр. 1432—1443 (А. Калач., I, № 31); въ Порозовице, Гр. 1471 (ib.); на Талице. Гр. 1400
• (А. Калач., II, № 156); деревнЪ (дат.), Гр. 1490 (ib.); дадЪ (дат.), Гр. 1362—1374 (Г. Др., I, р. IV, № 1); братьЪ, братью (дат.), Дух. Климента до 1270; w йцЪхъ, Домостр. Конш., 11; пьанщы, хищницы (им. мн.), Домостр. Конш., 12; в обычеехъ, ib., 22, на сбнцЪ, ib., 61; в бережёнье, ib.; в монасгырЪхъ, Отв. митр. Иоан. 1080—1089 (Чуд. Кормч. XIV в., № 4); в cилцt (вариант: сильць, ib.), Вопр. Кир. 1282 (Р. И. Б., VI, 47); водици (род. ед.) родоу (дат.) и рожАнтгЬ, Вопр. Кир. (ib., 37, 31); до обедни, ib., 39, Н’Ьтоу опитемьи, ib., 43; наложници бодать ивЪ, ib., 41; въ полЪ, Сл. о п. Иг., 8; въ гридниц^ Святъславли, ib., 22, на полЪ незнаемЪ, ib., 29, обЬсися синЪ мьгл-fe, ib., 35; на синЪ Mopt, ib., 38; Bi векше, Русск. Пр. (Р. Д., I, 30); wbuh (вин. мн.), Русск. Пр., ib., 37; въ малЪ тажю, ib., 41; по ноуже, ib., 41; плавать по pent в божье рукЪ, Послов. XVII в. (Симони, 132); на плечехъ, ib., 158; на краехъ, Радзив. лет., 32 об. В современном языке: землёю, душою, земле, земли, в ключе, ключи, ножы. Бдиничная форма двойственного числа брыле вместо брили. Как увидим, в словах мужеского рода окончание именительного множественного -ы имело при себе в родительном множественного -ов, а окончание -и имело -ей: столов, но ножей, ключей. Это зависело от того, что это окончание -и ассоциировалось с окончанием именительного множественного -и основ на -I (гости, люди). Таким образом, во множественном числе мужеского рода благодаря влиянию указанных основ поддерживалось различие между склонением твердых и мягких основ.

Такое же перенесение твердых основ в мягкие имело место в склонении местоимений и прилагательных. Вместо древнего чим в твор. ед. явилось чем: чгьмъ, Гр. 1441 — 1442 (А. Калач., I, № 31), 1447−1456 (ib.), 1462−1463 (ib.); съ чгъмъ, Гр. 1453 (ib.); ничгъмъ, приписка к Гр. 1462—1472 (ib.) и т. д. Вместо ким (из ним) явилось кем: с кгьмъ, Домостр. Конш., 6.

В прилагательных вместо окончаний —ей в им. ед., -егь и —ей в род. женского, -ей в дат. и местн., -ее в им.-вин. среднего систематически явились -ой, -ое, -ой, -ое. Ср. современные московские (под ударением): чужой, меньшой, большой; в севернорусском и в неударяемых слогах: синёй, свежой, хорошой и т. д. Отсюда следует, что современ. моек, сингй, свежай, хорошай восходят к формам с -ой; ср. синёй, Устюжн. (Отв. № 28); охочой, Послов. XVII в. (Симони, 130); пешои, ib., 131. В стороне от такого влияния остались старые основы на -ijo: сам третей, не третёй; ср.

особенное склонение таких основ: третья, третью (не третях, третюю); ср. Соликам.: через два в третей, лисей, соболей, но: синей (Луканин, Арх. II Отд.). Однако в новообразованиях проникает —ой и в эти прилагательные: лисьей, медвежьей, Устюжн. (Отв. № 28).

В указательном местоимении сей держится -ей, ср. особенно формы женского и среднего рода; также в чей (чип, чиё); о прилагательных моёй вместо моей см. ниже. Отмечу, однако: передъ стръ1емь свовмь, Новг. 1-я (3-я ч.), I486.

3. К общим великорусским явлениям относится полная утрата старых форм двойственного числа в именах женского и среднего рода; слабые остатки в единичных словах (как брыле) отмечены при соответствующих парадигмах. Ср. великорусское две сестры, два весла, между тем как в украинском возможны и del cecmpi, dei eecAi, в белорусском дзве хаце. Напротив, формы именительного-винительного мужеского рода продолжали сохраняться, и притом в двояком употреблении: во-первых, в положении после числительного два (а под его влиянием также и после числительных три, четыре): два попа, три старика, четыре клина. Впрочем, как мы видели, эти формы двойственного числа приняли облик родительного падежа там, где форма родительного падежа отличалась от формы именительного-винительного двойственного (вследствие подвижности ударения в соответствующем слове); ср. два города, два волоса, два воза вместо первоначальных два города, волоса, воза. Древнее место ударения сохраняется только в некоторых словах, особенно часто по своему значению сочетающихся с числительными, при счете: два шага, два ряда (ср. родительный шага, ряда), два раза (но и: два раза). Во-вторых, в положении не после числительных; формы двойственного числа получили при этом значение множественного числа. По-видимому, однако, такие формы извлечены были из соединения с числительными (не только с два, но, как указано, и с три, четыре); это видно из того, что по общему правилу в великорусском языке сохранились со значением множественного числа только те формы двойственного числа, которые по месту ударения отличались от родительного единственного (ср. дома, голоса, города, но род.: дома, голоса, города). Мы только что упоминали о том, что старые формы двойственного, как например города, голоса, заменялись в положении после числительных формами родительного падежа. Но до такой замены, раньше, чем она наступила, города, голоса, употребленные без числительных, получили значение множественного числа, причем, однако, формы двойственного числа, по ударению совпадавшие с формами родительного падежа, такого значения не могли получить по тому самому, что в положении после числительных эти формы были отождествлены с родительным падежом единственного числа. Итак, различаю три момента: 1) два брата, два города со значением двойственного числа; 2) два брата (род. пад.), два города; 3) два брата (род. пад.), два города (род. пад.). Извлечение города со значением множественного числа произошло во второй момент. Причина, почему города могло означать именно множественное число, заключается в употреблении этой формы после числительных два, три, четыре. По-видимому, отдельно развилось значение множественности у слов, означающих парные предметы: глаза, рога (с древним местом ударения); хотя утрата значения парности и приобретение значения множественности зависело от того, что и после три, четыре употреблялись те же формы. На то, что парные предметы должны быть рассматриваемы все-таки отдельно, видим указания, во-первых, в слове рукава, которое известно в самостоятельном употреблении, несмотря на тождественность ударения с формой родительного падежа; во-вторых, в том, что и белорусский, и украинский языки, не знающие окончания -а во множественном, в парных предметах могут его иметь, ср. укр.-—повода, вуса! (с новым ударением), рукава (с новым ударением). Итак, слова мужеского рода с подвижным ударением древнюю форму двойственного числа обратили в форму множественного. Приведу примеры из древнего языка: добрые жорнова, Послов. XVII в. (Симони, 86); простите нас, леса темный, Пов. Азов. сид. Унд. № 794 (Орлов, 114); въ новыя месяца, Стогл. (Казанск. изд., 400). Из современного языка приведу: моек, и литературные — паруса, города, дома, голоса, повара, года, века, воза, полога, луга, ветра, жернова, бега, цвета и т. д. Отмечу в диалектах: у него плохо мозга работают, Глазов. (Отв. № 7); куста (очевидно, в род. куста), приговора, Кадник. (Отв. № 25); хлева, труда (в род., значит, хлева, труда), моста, повода, месеца, дьякана, далее — ячменя (старая основа на согласную), жернова, борова, Устюжн. (Отв. № 28); дьявола, дьякона, потроха, приговора, Вытег. (Отв. № 22); моста, Орл.-Вят.; витяра, 1Дигр. (Р. Ф. В., 1880, № 3); луга, ва иныя сарада, мисица, Обоян. (Резанов). В некоторых только случаях видим нарушение указанных отношений, а именно совпадение формы именительного множественного наа с формой.

родительного: песка, овса, льна, Устюжн. (Отв. № 28); все дарошки, все лушка, Щигр. (Р. Ф. В., 1880, № 3). Старые формы на -ы продолжают свое существование, сохраняясь иногда как параллельные образования; например, литературные — возы, сады, годы при года, ветры при ветра (ударение годы, ветры, вероятно, книжное, церковнославянское), иногда же только диалектически— ветры при ветра, Устюжн. (Отв. № 28); там же: песка, овсы, льны при песка, овса, льна. Но многие слова не получили вообще возможности образовать множественное на -а, несмотря на подвижность их ударения. Сюда относятся, например, слова: полы, пиры, долги, сады, ряды, шаги, разы, пары, носы, ладье, дары, торги, сыры, валы, меды, литературные — мозги, кормы, переды, зады, верхи и т. д. Причины, почему от этих слов не образуется именительный множественного наа, различные: частью множественное число искусственно и редко (носы), частью — и это главная причина — при множественном возможно единственное число, но недопустимо употребление слова после числительных. А мы знаем, что формы на -а развивались именно после числительных: плоды — плод (но не два плода), дары — дар (но не два дара), мозги — мозг (но не два мозга), меды — мед (но не два меда), кормы — корм (но не два корма), лады — лад (но не два лада), полы — пол (но не два пола). Частью форма наа до сих пор сохранилась после числительных: шаги (потому что два шага), ряды, (потому что два ряда), разы (потому что два раза)', частью в единственном и после числительных употребляются иные основы, чем во множественном: цветы (потому что цветок, два цветка), переды (передок, два передка). Диалектически находим: ветры, Устюжн. (Отв. № 28); погребы, Остр. (Отв. № 33); поясы, ib.; в писари, Мещов. (Черныш.); домы, пруты, ib.; гробы, Кинеш. (Отв. № 250); снегй, ib.; дамы, лугй, паясы, Грайвор. (Отв. № 279); лугй, Брян. (Отв. № 259); лясы, дамы, Обоян. (Резанов); лугй, патрахй, варахй, акараки, Жиздр. (А. Никольский); луйи, Мосал. (Шахм.); на уси бокй, ib.; домы, ib.; за поводы, ib.; поясы, Жиздр. (Шахм.), — и так преимущественно в южновеликорусском наречии.

4. Общерусский праязык получил ряд собирательных слов женского рода на -а, например господа, и на -ья, например братья, княжья, дружья. Ср.: и изъбрашася 3 братья с родъг своими, Лавр.; аже паробъка господа важють, ?опр. Кир. 1282 (Р. И. Б., VI, 46); w господы, Русск. Пр. (Р. Д., I, 41). (Сопоставьте др.-польск. bracia, ksi§ za, которые изменялись в единст-

венном числе, а теперь имеют: w braciach, ksi^zom, brac’mi, но szlaclita (единственного числа и теперь). Еще: братьи русции, Ипат., 104 г; братьи наша исЬчен’Ь суть, Ипат., 536; w всей кнажьи, ib., 18в; сЪдлху кнажьи, ib., 126 (позже исправлено ж в з); да господа моя приказщики, Волокол. Духовн. 1558 (Сборн. Лихачева, 35); у отца нашего и у дЪдьи у Яфимья и у Никлюда въ заклад’Ь, 1570 (Акты Холмог., № 11); наши браНа, Новг. дог. 1456 (XVI в., А. А. Э., I, № 58); отъ отца дЪтемъ или отъ тестя затш или от братш братш, Стогл. (Казанск. изд., 413); и ина шурья даша ему многы дары, Пов. о Девг. (Пыпин, Очерк, 86); своей с.

шоурьи, Лет. Авр. (Карский); гдо братье — зват., Новг. 1-я Ком., 360. В синтаксическом употреблении эти слова, как видно из приведенных примеров, сходствовали с формами множественного числа. Это имело следствием чередование их с формами множественного числа соответствующих имен несобирательных; вместо братья употреблялось брата и обратно: была суть 3 братья Кий, Щекъ, Хоривъ, Лавр. Это повлияло на самую форму некоторых из собирательных имен, а также и на их значение: утратив склонение, перестав изменяться по падежам в единственном числе, эти собирательные получали с течением времени значение именительного множественного и в дальнейшем, не образуя самостоятельных форм множественного числа, соединялись с формами множественного числа соответствующих имен несобирательных. Слово братья под церковным влиянием сохранило свое древнее склонение, хотя и получило при этом особенное значение (монастырской братии), но, например, господа, княжья, дружья, дядья и т. д. утратили свое древнее склонение и получили значение именительного множественного. Ср. такие образования в значении звательного па;

т дежа множественного: браи и дружино, Ипат., 162а; Фдайте братьи мои, Дв. гр. XV в., № 11 (братья еще согласовано с мо&)

с —.

господа, отци и братья, Лавр., 464; и вы гда исправливаюце чтите, Прол. 1383 (Собол., Очерки, 127). Слова княжья, дружья под влиянием именительного множественного князи, друзи измо з.

нились даже в князья, друзья: кньи, Новоросс. сп. Новг. 4-й, 46а. Приведу примеры, где старые собирательные имена выступают в функции именительного множественного^[1].

В современном великорусском: брат — братья, друг — друзья, князь — князья,. дядя — дядья, зять — зятья, сват — сватья, шурин — шурья. Сватья: Покров. (Отв. № 10), Макар. (Отв. № 56), Карсун. (Отв. 67); зятья: Новосил. (Отв. № 77). Под влиянием этого и братья: Новг. (Отв. № 20), Онеж. (Отв. № 41), Холмог. (Отв. № 51). В старшем языке эти и подобные им слова, как указано, не имели самостоятельного склонения: родительный от братья было братовъ, дат. братомъ; от князья — князей, княземъ; от друзья — друговъ, другомъ (или новообразования под влиянием друзи: друзей, друземъ: ср. черти, чертемъ) и т. д. Ср. и в современном языке формы род. друзей, князей, зятей (примеры у В. Чернышева «Правильность и чистота русской речи*¹, 58). Но с течением времени именительные множественного на -ья получили при себе в склонении новообразования: вместо *друзём, откуда, после замены -ом через -ам, друзям, явилось друзьям, вместо *друзёх— друзьях; ср. также дружьям, Обоян. (Резанов); ср. ва лузьях, Тульск. (Благовещенский, Р. Ф. В., 1880): в основании новообразований положена, очевидно, самая форма именительного множественного. Так же братьям, братьях, зятьям, зятьями. Уже эти падежные формы вызывали новообразования и в родительном множественного, причем, однако, старые формы, как мы видели (формы на -ей), далеко не вытеснены: соловьям, ульям, воробьях, имевшие при себе соловьёв, воробьёв, ульев, вызывали при зятьям, братьям, дядьям — зятьёв, братьев, дядьёв. Ср. в современном языке: дружьев, зятьев, Жиздр. (А. Никольский); друзьев, Сольвыч. (Отв. № 193). У Ломоносова (Грамматика, 199) еще: братей, сватовей, кумовей. Так же явились: господам, господ и т. д.; ср. господамъ своимъ, Волокол. Духовн. 1558(Сборн. Лихачева, 35). Сторожа заменено через сторожа под влиянием сторожей.

Под влиянием чередования друзи — друзья, князи — князьй окончание -ья могло являться и при других именительных множественного мужеского рода от слов со значением имен одушевленных. Так, при мужи, естественно, являлось мужья (род.— мужей) и мужьёв, Жиздр. (А. Никольский); при древнем *сыни являлось сынья, Дон. (Калмыков), Мосал. (Шахм.); зверья, Обоян. (Резанов). Равным образом при окончании -ови, -еви, заменившем, по-видимому, систематически исконное -ове, -еве (см. выше), явилось -овья, -евья: моек.— кумовья, сыновья, зятевья; братовья (род.—братовей), Буинск. (Отв. № 18), Никол. (Отв. № 266);

братовья, Нолин. (Отв. № 51), Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.); сватовья, Устюжн. (Отв. Л¹" 28), Онеж. (Отв. № 41), Нолин. (Отв. № 51), Кинеш. (Отя. № 66), Слобод. (Отв. № 141); зятевья, Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.), Никол. (Отв. Л" «266); затёвья, Мышк. (Отв. № 78); мужевья (род.— мужевей), Никол. (Отв. № 266). Под влиянием этих -овья, -евъя являются дальше: дружовья, Кирилл. (Отв. № 170); дружевья, Кинеш. (Отв. № 66); друзевья, Кинеш. (Отв. № 66), Костром. (Отв. № 264). Ср. кумовя (им. мн.), 1561 (Акты Устюжн., № VII).

5. Из предыдущего видно, что в великорусском языке образовалось особое окончание именительного множественного числа для слов со значением одушевленных. Другим таким окончанием стало -а. Возможно, что на появление этого -а повлияли старые собирательные, как латина. Но более вероятно предположить, что -а восходит к старому окончанию -е. Конечное -е в великорусском (и притом во всем его составе) перешло в -а со смягчением предшествующей согласной: крестьяне, бояре, татаре фонетически перешли в крестъпня, бояря, татаря, сынове в сыновя (примеры даны в фонетике). Таким образом, после замены старых окончаний дат., твор., местн. мн. новыми -ам, -ама, -ах при крестьяня, бояря, сыновя эти падежи звучали: крестьянам, боярами, сыновах. Это послужило причиной отвердения согласной и в именительном множественного, где поэтому явились формы крестьяна, бояра, сынова (а при сыновам, которое едва ли не под влиянием сыновьям, — сынова). Ср. такие формы в дрезнем С.

языке: псъ! бесермена, Хожд. Афан. Ник. XV в., 374а; ни хрДлне ни бесерьмена, ib., 374а; все православные крестьяна, Пов. Азов, сид. (Орлов, 148); кехтяна, 1590 (Акты Холмог., № LVII1, 14). В современном: крестьяна, Петроз. (Отв. № 13), Буйск. (Отв. № 18), Новг. (Отв. Ms 20); хресьяна, Вытег. (Отв. № 22), Кадник. (Отв. № 26), Малмыж. (Отв. № 38); хресьяна, Орл.-Вят. (Отв. № 37); поезжана, Вытег. (Отв. № 22), Буйск. (Отв. № 18); дворяна, Орл.-Вят. (Отв. № 37), Буйск. (Отв. № 18); горожане, селяна, прихожана, Буйск. (Отв. № 18); цыгана, Орл.-Вят. (Отв. № 37); бара, Петроз. (Отв. № 13), Кадник. (Отв. № 26), Вытег. (Отв. № 22), Малмыж. (Отв. № 38), Орл.-Вят. (Отв. № 37); сынова, Петроз. (Отв. № 34), Новг. (Отв. № 20); сватова, Новг. (Отв № 20); зятева, Петроз. (Шахм.); сынова, ib.; крестьяна, татара, зыряна, Солик. (Словцов) при: зыряны, ib. Под влиянием таких слов: эти братана, Кемск. (Цейтлин); ср. там же: взял братан в значении вин. мн. и стали братана приданно вздымать на ремнях, ib. Как мною было указано выше, окончание -е переносилось на местои в именительный множественного одушевленных; и это -е перешло в -а со смягчением предшествующей согласной: сосЪде наши ближния, Пов. Азов. сид. (Орлов, 132); ср.: суседя, Мосал. (Шахм.), Обоян. (Резанов); холбпя, Брян. (Отв. № 259). В сва— товя, Петроз. (Отв. № 30), видим сохранение мягкости согласной, но ударение перенесено, вероятно, под влиянием сыновей, сыновьям.

6. Однородную судьбу с рассмотренными выше собирательными женского рода на -ья имели в великорусском собирательные среднего рода на —ье, хотя, по-видимому, не во всех говорах. Общерусские листье, гвоздье, клинье, трупье, колье, зубье, деревье, волосье, крылье и т. д. склонялись как существительные единственного числа. Примеры из древнего языка: по (дъ) дерёвьемъ, Домостр. Коши., 15; къ тростш, Сл. о п. Иг., 40; от человЪческого трупия, Пов. Азов. сид. Унд. № 794 (Орлов, 112); а што на той деревни есть колья и жердья, 1590 (Акты Холмог., VIII, 9); гЬмъ кольемъ и жердьемъ, ib.; брусьемъ огорожено, Беседа о святынях Цареграда XVII в. (Л. Майков, 18); по брусью врезаны еуангелисты, ib., 18; акы сноповье, Ипат., 294 В, 284 В, по троупыо, ib., 284 В, столпи w земли до нбси, Радзив. лет., 172; в троупив, Сузд. 75 об. Присоединяю сюда же примеры из языка современного: зеленым деревьем, Устюжн. (Отв. № 28); род. ед.—гвозья, косья, Соликам. (Словцов); под еловым деревьйом, Пошех. (Яросл. губ. Вед. 1856, № 6). В им.-вин. ед. окончанием было в общерусском праязыке -id (коГыё); в великорусском это -ifl сохранилось и после падения глухих, но затем перешло в -/а, когда происходил общий переход й в и (или «), 0 в о (или о); таким образом, древнее коПЯ изменилось в коГ|а (kol*ia). Быть может, уже в древнейшие эпохи формы, как колье, трупье, ассоциировались с именительным множественного коли, труни, заменяя их и получая таким образом значение именительного множественного. Но последовавшие за этим явления, как-то: потеря склонения, разобщение с падежными формами единственного числа, — имели место уже позже, в великорусскую эпоху. Став по значению формами именительного множественного, формы листья, колья, деревья и т. п. вызвали при себе в косвенных падежах листьям, кольях, деревьями, далее листьев и т. д.; ср. указанные выше новообразования друзьям при друзья, братьях, братьев при братья. Это повлекло за собой утрату форм единственного числа (род.— листья, дат.— листью, твор.— листьем). Колья, кольев, кольям, клинья, брусья, трупья стали формами множественного числа к единственному числу кол, клин, брус, вытесняя при этом или частью, или окончательно формы колы, брусы, клипы, гвозди, стулы, колосы и т. д. Точно так же деревья, деревьев, поленья, поленьев, крылья и т. д. стали формами множественного числа к единственному числу дерево, полено, крыло. Приведу примеры из древнего языка: трута себЪ д’Ьляче, Сл. о п. Иг., 17; троупьи (им.-вин. ед.), Лет. Авр. (Карский). Из современ.: колья, колы (в другом значении), клинья, листья (листы книги, печатные), брусья, стулья, зубья (но зубы во рту), каменья (при камни), жердья (при жерди), гвоздья (при гвозди), прутья, коренья (корни в другом значении); ср. еще диалектически: в каменьях, Петроз. (Отв. № 30); в кореньях, в снопьях, в волосьях, ib.; пойсья, Петроз. (Отв. № 34); кустбвья, Петроз. (Отв. № 34); крендёлья, Буйск. (Отв. № 18). Для среднего рода: деревья, поленья, вешалья, Пудож. (Шахм.).

Диалектически такие же формы множественного числа, и притом таким же путем, возникали и при словах женского рода. Собирательные березье, ямье, лопатье (ср.: все могылье, Лет. Авр., Карский), перейдя фонетически в березья, ямья, лопатья и ассоциируясь со словами береза, яма, лопата, становились формами множественного числа при них, вытесняя частью или совсем старые формы: березы, ямы, лопаты. Ср. ямья, горья и даже — кучевья (вместо кучи), Гдов. (Отв. № 11); ямья, нивья, Петроз. (Отв. № 34); березья, лопатья, травьев нет, Петроз. (Отв. № 30); осинья, ивинья, ib.; ямья, нивья, Вытег. (Отв. № 22); полянья, лединья, деревинья, травья, пустелья, в лужьях, сосонья, горья, жилья, лудья, Петроз. (Шахм.); щапья (от щепа), в грудьях, ib.; шубья, овцинья, мостовицинья, дядйнья, Пудож. (Шахм.); в полосьях, Петроз. (Отв. № 30); в грядьях, ib. У Ломоносова («Грамматика*, § 202): крылья или крылье, поленья.

• 7. В общерусском праязыке слова на -ь1й были известны не только с ударением на основе, но также и на окончаниях, ср. &it'?>ia, p’it’fcjfl и т. д. В украинском судьба слов с ударением на окончаниях однородна с судьбою слов, имевших ударение на основе; ср. укр. кыля и життя, галицк. кЬле и жите. Но в русском окончание -ьё Цй) ударяемое систематически заменено окончанием
• •ьё под влиянием основ среднего рода с твердой согласной передо: перо, село, весло и т. д. изменили житьё, питьё в житьё, питьё-, ср. рассмотренное выше влияние основ с твердой согласной на основы с мягкой согласной. Поэтому и собирательные с наконечным ударением, в именительном оканчивающиеся на -ьё, сохранили свое древнее значение и склонение; ср.: тряпьё, вороньё, девьё, Покров. (Отв. № 11); кольё, ib.; сучьё, дурачьё, ворьё, Устюжн. (Отв. № 28) и т. д. Диалектически, и притом именно в северновеликорусском (где о сохранялось в слогах неударяемых) -о из слов среднего рода проникло на место -й, -айв окончания неударяемые. Это было причиной частью сохранения, а частью, может быть, восстановления старых собирательных среднего рода. Приведу примеры: пеньё, кбльё, каменьё, гроздьё, Луж. (Отв. № 12); лйстьё, клочьё, Буйск. (Отв. № 18); зубьё, прутьё, кольё, лйсьё, брусьё, волбсьё, дерёвьё, полёньё, решатьё, Вытег. (Отв. № 22); гвоздьё, стульё, лйсьё, Кадник. (Отв. № 25); сучьё, волбсьё, угбльё, лйсьё, крыльё, окбньё, даже — кирпичёвьё, Устюжн. (Отв. № 28); гвоздьё, Олон. (Отв. № 29); брусьё, жёрдьё, Петроз.'(Отв. № 30); стульё, кольё, лйстьё, Петроз. (Отв. № 34); зубьё, кольё, Котельн. (Отв. № 35); кольё, клиньё, колосьё, Орл.-Вят. (Отв. № 37); поёсьё, гвоздьё, стульё, кбльё, лйстьё, Онеж. (Отв. № 41); кустбвьё, Устюжн. (Отв. № 28); также: ямьё, березьё, при — ямья, березья, Петроз. (Отв. № 30). Что в таких словах мы имеем дело не со старым изменением je в jo (отрицаю такое изменение в конце слова, ибо je звучало jd, откуда /а), видно, во-первых, из того, что в говорах, представляющих собирательные на -ё неударяемое, встречаются и формы множественного числа, предполагающие им. мн. на -ья (исчезнувшие или сохраняющиеся). Так, при волбсьё, Устюжн. (Отв. № 28), отмечено волбсьёв в род. мн. Во-вторых, на возможность позднейшего вытеснения -ья через -ьё в им. мн. указывают случаи вытеснения -ья через -ьё в именительном множественного имен мужеского рода одушевленных (по происхождению собирательных женского рода). Ср. сватьё, при: сватья, Покров. (Отв. № 10); сватовьё, а в род. мн.— сватовёй, Буйск. (Отв. № 18); князьё, Новг. (Отв. № 20); сватовьё, кумовьё, братовьё, мужевьё, Вытег. (Отв. № 22); сватовьё, Устюжн. (Отв. № 28, при сватовья); князьё, братьё, Петроз. (Отв. № 30); сватовьё, ib.; сватовьё, Котельн. (Отв. № 35); братьё, Нолин. (Отв. № 68); сыньё, Жиздр. (А. Никольский); дружьё, сватьё, зятьё, сватьё, ib.

Думаю, что чередованием -ьё иья, -ьё и -ья объясняется появление -ья вместо ожидаемого, согласно предыдущему, -ьё в словах, по происхождению своему бывших именами собирательными среднего рода; получив вместо -ьё окончание —ья, они становились формами именительного множественного мужеского рода. Сюда относятся, например: клочьй, Пудож. (Шахм.); гвозья, Петроз. (Отв. № 13); полозья, при полбзьи, Буин.-Симб. (Отв. № 57).

8. К общевеликорусским явлениям относится утрата дательного падежа на -ови и именительного множественного на -ове. Как мы видели, распространение -ови в древнем языке было ограниченное, в противоположность позднейшему, хотя и весьма древнему его распространению, в украинском. В настоящее время -ови в великорусском совсем не известно. Любопытно отметить и исчезновение его, а также его фонетического видоизменения -овь в наречиях домови, долови. Вместо домовь, доловъ (примеры см. в «Фонетике») находим домой, долой. Это изменение не могло быть фонетическим; оно вызвано причинами морфологическими. Попытку объяснения предложу ниже, там, где рассматриваю судьбу окончания творительного единственного женского рода —ою.

Окончание именительного множественного на -ове было гораздо распространеннее, чем дат. на -ови, но и оно исчезло; точнее выразимся, если скажем, что оно систематически заменялось окончаниями -овья и -ова (о происхождении обоих окончаний сказано выше). Приведенные нами сынова, зятева, сыновья, зятевья, сватовья, кумовья, братовья и т. д. предполагают существование форм сынове, зяте ее, сватове, кумове, братове.

• 9. К общевеликорусским явлениям относится и полная утрата форм звательного падежа от имен мужеского рода: брате, сыну, коню сменились формами именительного падежа. Возможно, что при этом действовало стремление иметь в звательном падеже формы столь же краткие, что в именительном. Сопоставьте с этим диалектическое сохранение звательного падежа от имен женского рода, о чем скажу ниже. В сказках находим: да, царю, говорит, я в вашых руках, Петроз. (Шахм.).
• 10. Имена мужеского рода нао, вообще довольно многочисленные, склоняются в великорусском не только с мужескими, но и с женскими окончаниями. Причиной являются параллельные, родственные образования на -а, как, например, при Михайло, Гаврилобыло известно еще в древнем языке Михайла, Гаврила^[2]. Так, например, имена, как батько, батюшко, дедушко, рядом с формами, как дат. ед.— батюшку, Петроз. (Шамх.); батюшка не стало, Послов. XV4II в. (Симони, 210); со дедушком, Кемск. (Цейтлин), — могут образовать формы: батюшка, род.— батюшки, дат.— батюшке и т. д. Чередование батюшка и батюшко было причиной появления корбвенко вместо коровёнка, Петроз. (Шахм.), у старушонка, со старутонком.
• 11. В творительном единственного женского рода, притом, как в существительных, так и в местоимениях, и в прилагательных, вместо -ою является во всем великорусском языке -ой. Изменение -ою в -ой не фонетическое, оно обязано морфологической причине, а именно стремлению сократить окончание творительного падежа, отличавшееся лишним слогом от всех остальных падежных окончаний единственного числа: гора, горы, горе, гору, но горою. По-видимому, в результате этого стремления конечный звук окончания -ою становился неслоговым, а это вело за собой выпадение предшествующего неслогового i. При этом, как кажется, возможно различать два конечных результата подобного изменения: во-первых, оiu (не забудем, что в таком положении в древнем языке слышалось именно й) перешло в -он и далее в -о{; во-вторых, -oiu (в позднейшую эпоху й заменено было через и) перешло в —ои. Результаты первого изменения у нас налицо; они могут быть прослежены по памятникам, начиная с XV века¹. Приведу примеры из древнего языка: съ (c)ртЪмьюи, Гр. Новг. 1418—1420 (Собол. и Пташ., № 42). Примеры из языка современного: вадой, с табой, с той головой и т. д. Результаты второго изменения можно видеть в некоторых древнерусских диалектах преимущественно Суздальской области; оу изображалось при этом через овъ, что показывает наличность у на месте правописного в, въ и в других случаях; например, девка, дровь произносились, очевидно, деука, дроу^г. Но по одному явлению, общему всему великорусскому языку, можно заключить о том, что -оу в окончании творительного падежа вместо старого —ою, которому в говорах, не знавших у, а только в, соответствовало —ов_у было гораздо распространеннее, чем об этом можно было думать на основании памятников. Явление это следующее: наречия домоу, долоу или домов, долов си-^[3][4]

стематически заменены формами домой, долой. Такая замена может быть объяснена только наличностью в древнем языке чередования творительного падежа гороу, горов и горой, водоу, водов и водой; под влиянием происшедшего в русском языке вытеснения водоу, гороу (водов, горов) через водой, горой произошло и вытеснение домоу, долоу (домов, долов) через домой, долой. Ср. в искусственном языке, например, в Духовных стихах, формы домою, подобно как там сохраняются формы горою, водою. Следовательно, можно думать, что сначала вместо vodoifl, goroifi явились формы vodoi, goroi, но рядом продолжали существовать vodoi u, goroiu; когда эти формы, все под тем же влиянием других падежей, перешли в vodog, gorog — vodov, gorov, они уступили место старшим по времени появления формам vodoi, goroi. Вытеснение vodog, gorog или vodov, gorov через vodoi, goroi имело последствием вытеснение наречий doraou, dolog или doraov, doiov через domoi, doloi. Приведу примеры для domoi, doioi: да домой ходи, Домостр. Конш., 33 (домовъ, ib., 33); середь грязи долой, Послов. XVII в. (Симони, 139). О диалектическом окончании -эй вместо -ой см. ниже.

• 12. Всему великорусскому языку принадлежит также замена в родительном женского рода прилагательных окончания -огь через -ой. И здесь имеем дело с процессом нефонетическим; замена произошла под влиянием других падежей, а именно творительного, дательного, местного. Все эти падежи в местоименном склонении сближались общностью основной части (то-п>, то-й, тд-ю). Когда окончание -ой вместо -ою проникло в местоимения из имен существительных, неминуемо стало сокращение окончания родительного падежа: тою, доброю заменились через той, доброй, и это повлекло за собой замену тот, доброгъ также через той, доброй, в особенности потому, что так же звучала форма дательного и местного единственного. Приведу примеры для -ой в родительном местоимений и прилагательных из древних памятников: оу дбброи жены, Домостр. Конш., 42, из некоторой зап (о)вЪди, Вопр. Кир. 1282 (Р. И. Б., VI, 44); а сицеи рати не слышано, Сл. о п. Иг., 17; среди земли Половецкъш (NB.), ib., 17; от земли Половецкыи, ib., 35; пьрвои жены, Русск. Пр. (Р. Д., I, 44); одинои матери, ib., 45; wt ролеиной земли, ib., 46; w бортьнои земли, ib., 46. Из древнего и современного языков отмечу диалектическое -ей в родительном и винительном местоимения 3-го лица женского рода: по ёи дши сорокоустъ, Домостр. Конш., 14; оу ней, ib., 64; не хотЬти ли в и д-Ьти начноуть, Русск. Пр. (Р. Д., I, 45); он ударил ей, Онеж. (Отв. N° 41); за ней (вместо за неё), Вытег. (Отв. N° 22); ей (вин.), Вытег. (Отв. N° 22), Петроз. (Отв. № 30). Рядом с -оп> продолжало существовать окончание -ыгь не было ему основания измениться в -ый, ибо это окончание и в первой своей части отличалось от окончаний дательного и местного, а также совпавшего с ними творительного единственного; ср. указанные выше формына не, существующие диалектически и теперь. Но в отдельных говорах -ыгъ под влиянием краткого окончания —ой переходило в -ый¹. Это -ый переходило затем во всем почти великорусском языке в —ой в силу общего звукового изменения ый в ой, которое я теперь понимаю как диссимиляцию звуков ы и й, но в одном из великорусских говоров всякое вообще —ый перешло в —эй (поэтому -эй также в мэю, слепэй — им. муж.). В этом говоре явилось —эй и в родительном прилагательных, ср.: сырэй травы, Вытег. (Отв. № 22); от злэй собаки, Петроз. (Отв. N° 30). Отсюда, из формы родительного падежа, -эй проникло также и в дательныйместный, а также и в падежи^[5][6]: на другэй жены, Петроз. (Отв. N° 30); на густэй травы, Вытег. (Отв. N° 22). Понятно, что -эй проникло в творительный падеж и существительных и личных местоимений: за бабэй, пшонэй, Вытег. (Отв. № 22); мнэй, тобэй, ib.; под подошвэй, Петроз. (Отв. N° 30); под ногэй, под плитэй, ib.
• 13. Вместо тогъ, самогъ, одногъ, всегъ в родительном и винительном находим во всем великорусском языке произношение тоё, самоё, одноё, всеё. Ср. вин.— тоё, Устюжн. (Отв. N° 28); вин.— всиё, Алатыр. (Отв. N° 32); всеё, Покров. (Отв. N° 10); всеё, Самар, (отв. N° 40); род.— всиё травы, Кадник. (Отв. N° 25); вин.—тоё, Самар. (Отв. N° 40) и т. д. Старое произношение с е вместо 1Ь сохранилось лишь диалектически: её, Устюжн. (Отв. № 28). Процесс появления её, тоё вместо её, тоё представляется мне таким: в окончании —ые (из -ыгъ), в сложном склонении прилагательных, произошла диссимиляция: е перешло в о; так явилось -bijo. Следовательно, родительный густыё, добрыё; отсюда ё переносилось и в положение за о как в ударяемых, так и в неударяемых слогах: одноё, тоё. Такой же процесс видоизменил окончания им.-вин. мн.: добрые перешло в добрыё, а в говорах акающих — добрыя. Приведу примеры для -ыё: ясные дни, сильныё лошади, Слобод. (Отв. № 48); хорошие плотники, горячиё ватрушки, Орл.-Вят. (Отв. № 37); для -ыя см. выше.
• 14. Мы видели выше, какое влияние оказывала в склонении местоимений форма именительного множественного на формы других падежей множественного числа. В связи с этим влиянием стоит появление в великорусских диалектах форм на -ыих, -ыим или -ыех, -ыем в сложном склонении прилагательных. Им. мн. красный вызывало красныих, красньшм, красныими; им. мн. красные вызывало красныех, красныем, красныеми
• 15. Сложное склонение прилагательных диалектически подверглось влиянию местоимений и в тех формах, которые вообще ограждены от такого влияния тем, что в соответствии с -гъ в окончаниях местоимений имеют -и; диалектически это ы заменяется звуком э; очевидно, имеем дело с перенесением гъ при сохранении твердости предшествующей согласной. Такие формы отмечены в Самарском уезде (Отв. № 40), причем э находим не только в окончаниях множественного числа (-эх, -эм, -эми), но также и в творительном единственного (-эм): пустэм бабъм, пустэх (местн. мн.), на сырэм песку, ф сырэм доми (здесь форма на —ым, по происхождению форма твор. падежа, заменила старое -ом), в худэм деле, Буин.-Симб. (Отв. № 57). После к, г находим такой же перенос, но эти согласные произносятся смягченно: какеми судьбами, другех, в какем мести, какем шабрам, в другем месте, Буин.Симб. (Отв. № 57); на другем месте, Малмыж. (Отв. № 103). Из косвенных падежей множественного числа окончания -эи, -ей переносятся и в именительный множественного: сухеи, другеи, Самар. (Отв. № 40); другеи, какеи, Алатыр. (Отв. N° 32). Сокращенная форма какё, Самар. (Отв. N° 40), может быть, под непосредственным влиянием те, одне.
• 16. Диалектически на склонение прилагательных оказало влияние склонение притяжательных местоимений. Ср.: в большоём окне, в зеленоём саду, Устюжн. (Отв. N° 28).
• 17. Диалектически находим стяженные формы в именительном-винительном единственного и множественного числа прилагательных: вместо ая, ую, ое — а, у, о, вместо ые — ы. Думаю, что необходимо допустить фонетическое объяснение таких форм, а именно, что они возникли в результате выпадения неслогового i
• 1 Далее в рукописи: .Приведу примеры*, но примеры не были приведены. (Ред.)

между однородными гласными: aia, oio, uiu переходили в аа, оо, ии, откуда а, о, и, а отсюда краткие окончания и в именительном множественного: красно солнышко, мила жонушка, темна ночь, Кадник. (Отв. № 26); добра, велика, добро, синё, черство, Устюжн. (Отв. N° 28); синю рубаху, мила доць, мостова, темны ноци, сыновны, зимны, сини, дики, сыры, Вытег. (Отв. N° 22);. другу свадьбу, аглицки рубахи, темна ночь, красно, чорно, Новг. (Отв. N° 20); сильня лошадь, добра мать, Петроз. (Отв. N° 13); длинна палка, красно яблоко, Алатыр. (Отв. N° 32); добры молодцы, ib.; дубовы полозья, Орл.-Вят. (Отв. N° 37); новы ворота, сыры места, красно, бело, Малмыж. (Отв. N° 38); белы груди, Самар. (Отв. N° 40); ясны дни, топки болота, Покров. (Отв. N° 10); здешни мужики, добры люди, Гдов. (Отв. N° 11); красно, добра, кака, Луж. (Отв. N° 12) и т. д. От этих форм надо отличать подобные же краткие формы в языке песен и сказок; в них можно видеть остатки именного склонения прилагательных; ср. красно в сказках, а иначе красное. Кажется, вообще (однако, как видно из приведенных примеров, не без исключений) в сокращенном виде являются только неударяемые окончания: ср. аглицки рубахи, Новг. (Отв. N° 20), но злыи люди, топкии болота, ib.

18. Совпадение в одной форме падежей родительного, с одной стороны, дательного и местного — с другой, в именах прилагательных и местоимениях женского рода имело следствием диалектическое совпадение в одной форме тех же падежей в существительных женского рода. Когда вместо густогъ явилось густой под влиянием такой формы в дательном и местном, существительные, как трава, вода, гора и т. д., в которых форма дательного и местного совпала издавна (травгь, водгъ), стали переносить эту форму и в родительный падеж. Но возможно было и другое явление: форма родительного падежа на -ы (воды, травы) стала употребляться в значении дательного и местного. Быть может, на совпадение родительного, дательного, местного в одной форме в словах женского рода наа оказала влияние однозвучность их в словах женского рода наь (кости), но вероятнее думать о влиянии со стороны прилагательных. Я только что сказал, что в именах на -а падежи дательный и местный издавна совпали в одной форме; замечу здесь, что некогда в словах с подвижным ударением они должны были различаться, так как в окончании местного падежа был дифтонг (первоначально ai) с таким качеством долготы, которое перетягивало на себя ударение, а в окончании дательного был дифтонг (первоначально ai), который не перетягивал на себя ударения. Различие между дательным и местным по ударению сохраняется до сих пор в некоторых словах в сербском языке (вода, душа, рука, глава, земл>а). В русском языке лишь в немногих словах сохранилось в дательном падеже старое накоренное ударение в словах с ударением подвижным; ср. современные диалектические к стене, к зиме. Во всяком случае незначительное количество подобных слов не дает основания думать, чтобы в русском языке поддерживалось старое различие между дательным и местным: оба падежа совпадали не только в одном окончании, но также и своим ударением. Совпадение дательного, местного в одной форме с родительным встречается в разных русских говорах, но преимущественно северновеликорусских. Приведу примеры для окончания -л в родительном падеже из древнего языка: до МосквЬ, Ипат., 2126; Ф пап%, ib., 276 г; съ МосквЬ, Лодомск. 1571, №XCVIII; отъ рЪке, 1580 (Акты Холмог., № LXIII); с ъшов сто;

с ронЬ, Новг. гр. 1371, № 8; блгвленюс Ф влдцЬ, Новг. гр. 1305—.

1308, К* 67; оу Фца свовго оу влдггЬ, Новг. гр. 1304—1305, № И;

блнйк: Ф влдц’Ь, Новг. гр. 1325—1327, № 15; оу Юорили (вместо Кюрнлгь), Новг. гр. 1269—1270, № 3; стго НиколЬ, Дв. гр. XV в., № 5, 6, 15, 16; до иго женЪ, ib., № 86; Ф рЪкЬ, ib., № 75, 77; до ГавриловЬ земли, ib., № 25; микулЬ Максимовича (печать), ib., № 35; петрови жони, ib., № 19, до Лукини земли, ib., № 36; трофимови Фцини, ib., № 8, с ыви, ib., № 27; Ф .ими, ib., № 22; ищучи себе чти, а князю славЪ, ib., Сл. о п. Иг., 8; из дЬдней славЬ, ib., 35; кугми тереньтиевица, Новг. гр. 1418—1420 (Собол.

и Пташ., № 41); влци Семена, Новг. гр. 1418—1420 (ib., № 42) и т. д. В современном языке: у сестре, у жене, Гдов. (Отв. № 11); у сестре, Петроз. (Отв. № 13); у сестре, из реке, около голове, Новг. (Отв. № 20); у вдове, у невесте, Алатыр. (Отв. № 32). Примеры для окончания -и в дательном и местном: а пришло мне то в тадбы, Дв. гр. XV в., № 85; в тй малой Юръг р4кы, ib., № 33; по Лавкот-ы рЬки, ib., № 111. В современном языке: к воды, к зимы, Гдов. (Отв. № 11); на горы, на пятой версты, к воды, Петроз. (Отв. № 13); к горы, к воды, к берёзы, на горы, в избы, Новг. (Отв. № 20); к избы, к трубы, в беды, на коровы, Вытег. (Отв. № 22); к горы, к березы, г воды (в значении «в воде»), к заутрины, о рыбы, Петроз. (Отв. Ха 30); к горы, на реки, на пятой версты, Онеж. (Отв. № 41); не рад сёстры, на стены, на той стороны, Петроз. (Отв. № 34); к воды, к берёзы, к зимы, на горы, в избы, Остр. (Отв. № 33). Замечательно, что в некоторых случаях удерживается старое ударение дательного падежа: к гбры, Остр. (Отв. № 33); к зимы, к стёны, Петроз. (Отв. № 34). Понятно, что и в таких случаях, как к земли, к избы, Вытег. (Отв. № 22), мы не имеем основания считать земли формой родительного падежа по происхождению, ибо вытеснение избгь через избы в основах на твердую согласную не предполагает такого же вытеснения землгь через земли в основах на мягкую согласную; напротив, здесь издавна могла получиться одна форма в родительном, дательном, местном вследствие перехода /ь и и.

Вообще можно поставить в виде вопроса другое объяснение указанного явления. В основах на мягкую согласную, где дательный-местный оканчивался наи, а родительный на -гъ (земли, землгь), произошло совпадение этих падежей по двум причинам: во-первых, как мы знаем, твердые основы передавали свои окончания мягким: в дательном-местном явилось землгь под влиянием родительного землгь; во-вторых, диалектический переход конечного гъ в и (см. в «Фонетике») имел последствием появление земли вместо землгь в родительном. Совпадение в основах на мягкую согласную падежей родительного, дательного, местного (или землгь, или земли) вело за собою такое же совпадение в основах на твердую согласную (или вод/ъ, или воды).

19. Весьма распространенным в великорусском явлением оказывается проникновение окончания -гъ (-е) из основ женского рода на -а с предшествующей мягкой согласной в основы на первоначальное -1 в падежах дательном и местном. Мы видим здесь, таким образом, явление, обратное тому, которое только что нами рассмотрено: в основах, как земля, воля, формы родительного падежа, с одной стороны, дательного и местного — с другой, некогда между собою различавшиеся, совпали диалектически в одной форме (землгь или земли), в основах, как кость, печь, форма дательного, местного, совпадавшая с формой родительного, получила особое от родительного падежа окончание (костгь, печгь — дательный-местный, при кости, печи в родительном). Ясно, что такое различение имело место только в тех говорах, где не произошло совпадения в указанных падежах в основах на й. Приведу примеры. Из древнего языка: на елЪ, Гр. 1518 (А. 10., № 147); по матерЪ, 1568 (А. 10., № 116); по сей запись, Гр. 1530 (АЛО.,.

№ 154); въ сей записи, Гр. 1577 (А. Ю., № 179); по роспись, Гр. 1582 (А. Ю., № 212); на ЛовотЬ, Гр. XIV в. (А. Ю., № 260, I); въ ПрипетЪ, Новг. 1-я Син. сп., 76; въ соборной церквЬ, 1619 (Письма русск. госуд., № 6); отцу матере мило, Послов. XVII в. (Симони, 150); дочере моей, 1568 (Акты Холмог., № 2); въ своей вытЬ 1567 (ib.,№ LXVII). Из современного языка: на степе, в грязё, на цепе, на пене, Дон. (Калмыков); на лошаде, в грязе, к лошаде, к дочере, на пече, Холмог. (Отв. № 50); в грезе, к матере, Нолинск. (Отв. № 51); на площаде, Макар. (Отв. № 56); в крове, на пече, к дочере, к матере, Яранск. (Отв. № 59); дай лошаде корму, Мышк. (Отв. № 78); на пече, Волог. (Отв. № 82); на лошаде, к лошаде, к дочере, Тотем. (Отв. № 201); на пече, по ноче, Великоуст. (Отв. № 202); к лбшаде, Белоз. (Отв. № 184); в Перме, в шале, в пече, Камышл. (Отв. № 89); в гризе, в горсте, в рже, по груде, Волог. (Баженов); по видимосте, на старосте лет, ib.; в грязё, ф кравё, на груде, на плошшаде, Терск.-Моздок. (Караулов); на двере, кстате, в болеете, в степе, на радосте, Устюжн. (Отв. № 28); на лошаде, в грязе, Алатыр. (Отв. № 32); к дочере, к матере, к лошаде, ib.; нъ лъшадё, на пече, Самар. (Отв. № 40); на лошаде, в пече, в грязе, Астрах. (Отв. № 17); в грязе, на лошаде, Чистоп. (Отв. № 1); на пече лежа, Послов. XVII в. (Симони, 206); не кстате, ib., 210; по шерсте собаке и имя, ib., 214.

Отмечу здесь, что в многих именах ударение местного падежа отличается от ударения дательного падежа, а именно оно падает в местном на окончание; ср. такие ударения и в формах на -гъ. Едва ли не под влиянием местного является наконечное ударение и в дательном: к лошадё, Белоз. (Отв. № 184); к дочере, Никол. (Отв. № 266), Нолин. (Отв. № 68), Нолин. (Отв. № 51). Любопытно в Буйском у. сохранениеи в местном под ударением: в печи, в крови, в грязи, заменаи через -гь (-е) в дательном не под ударением: к дбчере, к матере, к лбшаде, в пече (Отв. № 18).

Гораздо реже проникали в основы на -I из основ на -ja другие падежные окончания. Так, находим в винительном: дверю, папертю, матерю, дочерю, Терск.-Моздок. (Караулов); осеню, лошадю, матерю, дочерю, Мешов. (Черныш.); матерю, дочерю, Дон. (Калмыков); матирю, дочирю, Жиздр. (Никольский); дочирю, дочярю, Обоян. (Резанов); дочярю, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В. 1880); дочирю, Жиздр. (Добровольский, Арх. II Отд.); матерю, дочерю, Новосил. (Отв. № 77), матерю (вин.), Моршан. (Обл. сл" 164);

дочере (дат.), Костр. (Отв. № 44); также у В. Майкова, писателя XVIII в. И в «именительном явилось дальше образование: дочеря, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В. 1880); матеря, дочеря, Кем. (Отв. № 104). Совершенно единично костай в твор. ед., Великолуцк. (Отв. № 45), едва ли не под белорусским влиянием.

• 20. В противоположность мужескому роду, женский в основах на -й сохраняет звательную форму до сих пор. Ср. приведенные выше при парадигмах примеры из северновеликорусских говоров, а также из южновеликорусских с перенесенным на окончание ударением. В южновеликорусских говорах весьма обычным является новообразование в звательном, представляющее отпадение окончания. Отпадение это произошло, по-видимому, под влиянием того сильного экспираторного ударения, которое падало в звательном падеже на основу, в особенности, например, при призыве: мам, баб вместо мама, баба. Возможно, что мы имеем дело не с древнею формой звательного падежа, утратившею свое окончание, а с формой именительного падежа, употребленной в значении звательного^[7].
• 21. Общим для всего великорусского языка явлением надо признать исчезновение в единственном числе склонения основ среднего рода на -at при именительном на -а. Формы наа, как видно из указаний, данных при парадигмах, сохранились теперь только в двух, трех примерах (в пословицах). Вообще же их заменили новообразования на -ёнок мужеского рода. По-видимому, издавна при -а существовали уменьшительные на —еня: при порося — *поросеня. Эти уменьшительные получили окончание —ок, свойственное вообще уменьшительным, и вытеснили старые формы на —а. Таким образом, в единственном числе находим в великорусском: телёнок, жеребёнок, поросёнок, ребёнок, козлёнок и т. д., причем во множественном сохраняются старые образования от основы телят— и т. д.: телята, козлята, щурята (молодые щуки), Чистоп. (Отв. № 1). Любопытно и телетко, Послов. XVII в. (Симони, 118). Отмечу шюрмпомъ своимъ (т: е. — шурьям молодым), Ипат., 259 г. Отмечу появление -ata и при щенок; вместо щенки известно и щенята. Под влиянием установившейся в ряде имен ассоциации между -ёнок в единственном и -ята во множественном при опёнок вместо и при более обыкновенной форме опёнки явилась форма опята, ср. эту форму, например, в Кологрив. (Отв. № 61), Костр. (Отв. № 44), Слобод. (Отв. № 120). Замечу, что именительные множественного на -ата окончательно вытеснили формы на -ёнки (при единственном —ёнок): поросёнка, ягнёнки, медве— жёнка сохраняются лишь диалектически, например Нерч. (Обл. сл., 81); щенёнка, Великоуст. (Отв. № 199); бобрьонки, поросьонки, Послов. XVIII в. (Симони, 197). Одно только слово дитя не вытеснено параллельным образованием датёнок. Это объясняется тем, что во множественном при дитя являлось не *дитята, а дети. Однако старое склонение дитя, дитяти, дитятемъ исчезло и заменилось склонением равносложным, причем дитя или рассматривалось как основа женского рода на -ja (ср. женский род во множественном числе: дети), или заменялось формой дитё и склонялось как основа среднего рода на -jo (средний род из первоначальной формы). Склонение дитя как существительного женского рода находим, например, в Зубц. (Отв. № 60): род.—-дитй, дат.—дите, вин.—дитю, твор.— дитёй, мести.—о дите; в Богородск. (Черныш.), где в твор.— дитёй; в Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.), где род.—дити, дат.— дите, вин.— дитю, твор.— дитею; в Жиздр. (Никольский), где вин.— дитю, твор.— дитёю; во Влад. (Обл. сл., 15), где род.—дити, дат.—дите, вин.—дитю, твор.—дитёй, мест—о дите; в Мышк. (Отв. № 78): род.—дити, дат.— дите, вин.— дитю, твор.— дитёй, мести.— о дите; в Новосил. (Отв. № 77): дитею. Впрочем, Ломоносов дает еще в образце: жеребя, жеребяти, жеребятем («Грамматика», § 159), щеня, цыпля, щеняти, цыпляти (§ 205); «однако в единственном числе употребительны их умилительные: щенок, цыпленок, жеребенок». Склонение дитё как существительного среднего рода видим, например, в Дон. (Калмыков): род. — у дитя, дат.— дитю, твор. — дитём, местн.— о дите; Никол. (Отв. № 266): дат.— дитю, местн.— дите; Дмитр.-Кур. (Отв. № 236): дитю, дитём; Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.): дитю, дитем; Жиздр. (Никольский): род.— дитя, дат.— дитю, твор.—дитём; Новосил. (Отв. № 88): дитё; Мышк. (Отв. № 78): дитё, дитём. • Под влиянием дитя — дети явилось при *куря — кури: ср. курей, курям, Мешов. (Черныш.); много курей, Дон. (Калмыков); при *утя—ути: утей, Дон. (Калмыков); курл (дат. мн.), Домостр., Погод. № 1137, 115.
• 22. К общим великорусским явлениям относится переход суффикса —ен в склонении основ среднего рода на -я в -ян, причем переход этот вызван влиянием формы именительного падежа на формы косвенных падежей. Древнерусские памятники доказывают, что этот переход восходит к XIV в.: племдни, Дв. гр. XV в.,

№ 7, 5; скмлна, ib., № 116; сЪманъ, ib., № 116, I; во мнозЪхъ времАнЪ*, Лавр.: бремАНЫ, Поуч. Ефр. Сир., 141а; р? ка пламлни, ib., 203в; времяна, Ипат., 31 г; племлни Новоросс. сп. Новг. 4-й лет., 2976; писмднемъ (твор. ед.), ib., 4236; времяни, ib., 4436; племАнЪ (дат.), Гр. 1548 (А. Ю., № 423); имяномъ, Гр. 1547 (А. Ю., № 22); имянъ1, Гр. 1577 (А. Ю., № 179); племлни (дат. ед.), Белоз. гр. 1529, № 43; ни однъшъ веремянемъ, Северск. гр. 1393;

н.

отсюда также в производных словах: племАНиц%, Белоз. гр. 1528, № 42; сЪманого, Дв. гр. XV в., № 93, 25; сЪманного, ib., № 35, 75, 17 и др.; времАнныА, Новоросс. сп. Новг. 4-й лет., 44 об.; безве- peMAHia, ib., 632а, иманинъ, Ипат. 88 г; пламлнемъ, Поуч. Ефр. Сир. 203в;^{намАнати,} ib., 229а; пламлньна, Колом. Пал., 25; иманы (твор. мн.), Домостр. Конш., 8; оу племлни, ib., 34; въ пламянЪ розЪ, Сл. о п. Иг., 20¹; безвремянье, Послов. XVII в. (Симони, 85); времяна (им. мн.), ib., 125. Под влиянием замены.-мен- черезл/я яв именах среднего рода такая же замена происходит в слове² игуменъ, вместо которого в древнем языке диалектически игумянъ, также в имени^[8][9][10] Семенъ, которое звучит как Се— мянъ. В современном языке сюда относятся: семян, Петроз. (Отв. № 30), Котельн. (Отв. № 35), Грязов. (Отв. № 36), Онеж. (Отв. № 41), Буин.-Симб. (Отв. № 57), Нолин. (Отв. № 68), Буйск. (Отв. № 18), моек.; с ударением — семян, Орл.-Вят. (Отв. № 37); еймяи, Нолин. (Отв. № 51); имян, времян, Олон. (Отв. № 29); имян, Вытег. (Отв. № 22); времян, симян, Никол. (Отв. .№ 266); времян, Кадник. (Отв. № 25); времян, Устюжн. (Отв. № 28); имян, Петроз. (Отв. № 30); времян, Котельн. (Отв. № 35); имян, времян, Грязов. (Отв. № 36); имян, Онеж. (Отв. № 41); имян, времян, Нолин. (Отв. № 68); имян, времян, Нолин. (Отв. № 51); имян, Малмыж. (Отв. № 105); бремян, Холмог. (Отв. № 50); знамян, ib.; имян, времян, Белоз. (Отв. № 162) и др. Отмечу еще: бремяна, знамяна, Холмог. (Отв. №.50); времяна, Устюжн. (Отв. № 28). Далее отмечено: вымяни, симяни, знамяни, Вытег. (Отв. № 22). Но мне остается неясным, как понимать эти

формы: если они действительно свойственны народному языку, не проникли ли образования с -ен в единственном числе все-таки из книжного языка? Ср. формы с —ен- не с -ян- в единственном числе, которые почти наверное можно объяснять как церковнославянизмы: моск.-лит.— семени, времени (время — слово церковное), бремени (бремя — тоже церковное слово); времени* имени, Онеж. (Отв. № 41); имени, времени, симени, Кадник. (Отв. № 26); времени, имени, Новг. (Отв. № 20); знамени, знаменем, Холмог. (Отв. № 50); времени, времиним, о времини, Великолуцк. (Отв. № 45); уремини, Жиздр. (Никольский); в скоромь времене, Петроз. (Шахм.). Думаю, что и родительные на -ён должны быть признаны церковнославянизмами: моек. — времён; имён, Буйск. (Отв. № 18); имён, времён, Олон. (Отв. № 29), Вытег. (Отв. № 22), Кадник. (Отв. № 26), Котельн. (Отв. № 35); времён, Орл.-Вят. (Отв. № 37); имён, Буин.-Симб. (Отв. № 57); Семён, Слобод. (Отв. № 65). Не отрицаю, однако, возможности, что диалектически или же в некоторых словах могло удерживаться —ен; сюда в особенности относится егьмена, семтна (вин. мн.), Домостр. Конш., 45; на егьмена или на гьмена, Домостр. Погод., № 1137, 90; ср. род. мн.— семей, Меленк. (Отв. № 247); сёмин, Карсун. (Отв. № 67), хотя возможно, что и егьмена должно понимать как сгъмяна.

Предыдущие указания делают вероятным, что формы с основой -ен в единственном числе сохранились в русском языке под книжным влиянием. Поэтому мы в единственном не находим вообще -ян (вымяни, симяни, знамяни, Вытег., составляют, как мы видели, исключения). Объясняется это тем, что имена, как имя, время, семя и т. д., в единственном числе во всем вообще великорус, наречии заменились образованиями на -jo среднего рода: им.-вин.—семе (отсюда в акающих говорах — семя или сем’а), род.— семя, дат.— семю, твор.— семем, местн.— о семе. Приведу примеры: семё, семя, имю, времю, семём, о време, Буйск.-Костр. (Отв. № 18); нет время, имя, вымя (род.), Покров. (Отв. № 10); время (род.), времю, времем, о време, Шуйск. (Отв. № 19); време и време, Новг. (Отв. № 20); вымё, пламё, стремё, на выме, в нламе, в семе, о време, Устюжн. (Отв. № 28); имё, семё, симё, времё, Кадник. (Отв. № 26); времё, Котельн. (Отв. № 35); в худом семе, весь дом в пламе, Орл.-Вят. (Отв. № 37); имём, семём, ib.; времё, имё, время, имя (род.), Костр. (Отв. № 44); время (род.), времю, времем, о времи, Великолуцк. (Отв. № 45); бремя, знамя.

• (род.), знамен, бреми, знами (мести.), Холмог. (Отв. № 50); времю, Буин.-Симб. (Отв. JV" 57); времё, время, времю, времен, о време, семю, семем, о семе, Меленк. (Отв. № 247); имё, времё, Никол. (Отв. № 266); тимя, симя (род.), Сольвыч. (Отв. № 193); времю, времём, Кинеш. (Отв. № 250); времё, времю, о време, времем, Влад. (Обл. сл., 15); семё, семя, семю, семем, о семе, Нерч. (Обл. сл., 181); уремя, уремя (род.), уремю (дат.), уремем, Жиздр. (Никольский) и др. Гораздо реже видим проникновение этой новообразованной основы во мн. число: время (вин. мн.), времям, времйми, времях, Буин.-Симб. (Отв. № 57); врёмям (дат.), о времях, Кинеш. (Отв. № 250), имя (им. мн.), Казанск. (Будде, Сборн. в ч. Фортунатова).
• 23. Мы видели, что во всех русских наречиях окончанияos, -ев сменило древнее окончание -ъ в именах мужеского рода. Проникновение их в основы женского рода, известное, впрочем, не только в великорусском, но также в белорусском и украинском произошло уже в отдельной, обособленной жизни этих наречий. Это видно из того, что подобные образования, во-первых, свидетельствуются почти только современным языком; во-вторых, из того, что и в современном языке они не получили общего распространения.

В именах женского рода окончания -ов, -ев являются особенно часто в замену такой формы род. мн., где требовалась вставка беглых о, е. Так, вместо свадеб, ложек, барок, деревень, песен явились свадьбов, ложков, барков, деревнев, песнев. Приведу примеры: избов, палков, Астрах. (Отв. № 17); кохточков, девушкав, девачкав, Мещов. (Черныш.); удочкав, песняв, Дон. (Калмыков); деревнев, Котельн. (Отв. № 46); избов, ib.; поварешков, чашков, ложков, Холмог. (Отв. № 50); книжков, рукавичков, Яранск. (Отв. '№ 59); избов, палков, чашков, лошков, ib.; избов, Кинеш. (Отв. № 66); песняв, Новосил. (Отв. № 77); избов, чашков, ложков, Великоуст. (Отв. № 195); палков, Малмыж. (Отв. № 79); картошков, пуговков, книжков, Орл.-Вят. (Отв. Л¹" 63); барков, барошнёв, Слобод. (Отв. № 222); ложков, Галич. (Отв. № 55); ложков, чашков, Камышл. (Отв. № 89); избов, Красноуф. (Отв. № 139), Кунгур. (Отв. № 134); вилков, болезнев, Влад. (Обл. сл., 13); ложков, болезнев, Переясл. (Обл. сл., 17); свадьбов, песнёв, Уфим. (Обл. сл., 166); красных девушкъф, Чебокс. (Будде, Сборн. в ч. Фортунатова); печкаф, рюмкаф, деньгаф, песьниф, пригоршеф, Терск.-Моздок. (Караулов) и др.

Далее находим -ов преимущественно в словах, попавших в народную речь из книжной, притом, быть может, в форме множественного числа: книгов, Малмыж. (Отв. № 79), Холмог. (Отв. № 50), Котельн. (Отв. № 46), Слобод. (Отв. № 222), Великоуст. (Отв. № 195), Яранск. (Отв. № 59), Красноуф. (Отв. № 139); птицов, Котельн. (Отв. № 46), Малмыж. (Отв. № 79), Галич. (Отв. № 55), Красноуф. (Отв. № 139); кбмнатав, Дон. (Калмыков); кбмнътаф, Касим. (Отв. № 47); комнатав, Новосил. (Отв. № 77), Грайвор. (Отв. № 279); картинов, Малмыж. (Отв. № 79); иконов, Камышл. (Отв. № 89); фабрикаф, Дмитров. (Черныш.); менинницав, Мещов. (Черныш.); нахлебницав, ib.; житницав, Терск.-Моздок. (Караулов); тетрадяв, Мещов. (Черныш.); картов, Орл.-Вят. (Отв. № 63); азбуков, ib.; ножницов, ib.; бумагов, ib.; милостёв, Уфим. (Обл. сл., 166); бумагов, Малмыж. (Отв. № 105). Кроме этого, -ов является только в единичных случаях; например в pluralia tantuin, как: дверев, Холмог. (Отв. № 50); кудрев, Уфим. (Обл. сл., 166); или, например в: пастеляф, Касим. (Отв. № 47); пастелиф, Терск.- Моздок. (Караулов); лопатов, Яранск. (Отв. № 59); звездов, ib.; ягодов, Орл.-Вят. (Отв. № 69); дугов, Малмыж. (Отв. № 103); жерьдяв, Жиздр. (Никольский); сваяв сколько побили, Мещов. (Черныш.); невестов, Уфим. (Обл. сл., 166); душеф много надо, Чебокс. (Будде, Сборн. в ч. Фортунатова); козов, Яросл. (Тихвинский). Совершенно единичны случаи с ударением на окончании: вадбв у нас нет, Егорьев. (Черныш.).

• 24. В единичных случаях проникало в великорусской области окончание -у в местном единственного среднего рода. Приведу известные мне примеры, отметив, что они большею частью относятся к западным говорам южновеликорусского наречия, причем это стоит в связи с распространенностью рассматриваемого явления в белорусской области: на одном зярну, Грайвор. (Отв. № 279); на плячю нясёть дубинку, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В., 1880); ва чистом полю, ib.; на синем мбрю, ib.; у гнёздушку, ib.; на пгветтю, Жиздр. (Шахм.); в Полесью. Мещов. (Черныш.); в этом числу, ib.; в акну, об сену, Дмитр.-Кур. (Отв. № 236); у полю, Мосал. (Шахм.), Льгов. (Отв. № 76); у вакну, ib.; на мясьтечку, Жиздр. (А. Никольский); у полю, у вакну, у варешанью, у вишанью, у морю, Новосил. (Отв. № 77). Восточнее находим: у полю, в акну, Касим. (Отв. № 47). Единично в северновеликорусском: на лицу, Устюжн. (Отв. № 28). Еще реже найдем -у в род. падеже: возле полю, Кинеш. (Отв. № 250).
• 25. Весьма распространено в великорусской области окончание родительного множественного -ов в именах среднего рода. Преимущественно находим его под ударением при ударяемом окончании -а в именительном множественного. Ясно, что здесь сказалось влияние мужеских слов с окончаниями -а, -ов во множественном (города — городов). Приведу примеры: полёв, Гдов. (Отв. Ху 11); полёв, -делов, сенов, Буйск. (Отв. Ху 18); делов, местов, Кадник. (Отв. № 25); телов, делов, местов, Кадник. (Отв Ху 26); делов, местов, бельмов, Устюжн. (Отв. Ху 28); местоу, телоу, Петроз. (Отв. Ху 30); делов, местов, телов, Кадник. (Отв. Ху 31); полёв, делов, местов, Остр. (Отв. Ху 33); делоф, местоф, Самар. (Отв. Ху 40); войсков, средствов, семянов, Мещов. (Черныш.); делов, местов, Великолуцк. (Отв. Ху 45); делов, Богородск. (Черныш.); дялоф, Касим. (Отв. Ху 47); делов, Холмог. (Отв. Ху 50);делов, местов, Нолин. (Отв. Ху 51); делов, местов, Макар. (Отв. Ху 56); полёв, пивов, делов, местов, Буин.-Симб. (Отв. Ху 57); полёв, телов, делов, местов, Яранск. (Отв. Ху 59), Кинеш. (Отв. Ху 66); полёв, местов, делов, Карсун. (Отв. Ху 67); дялов, Новосил. (Отв. Ху 77); полёв, делов, местов, Покров. (Отв. Ху 244); делов, полёв, Тотем. (Отв. Ху 198);телов, делов, местов, полёв, Тотем. (Отв. Ху 201); делов, телов, Великоуст. (Отв. Ху 199); полёв, Орл.-Вят. (Отв. Ху 63); полёв, телов, Слобод. (Отв. Ху 65), Слобод. (Ху 222); делов, Волог. (Отв. Ху 82); пивбв, делбв, местбв, Никол. (Отв. Ху 266); семянов, Валуйск. (Отв. Ху 261); Семенов, стременов, Слобод. (Отв. Ху 53); местов, Галич. (Отв. Ху 55); мястов, дялов, Грайвор. (Отв. Ху 279); полев, пивов, Крестецк. (Отв. Ху 160); дялов, мястов, Брянск. (Отв. Ху 259); полёв, Красноуф. (Отв. Ху 138); делов, сенов, Озеров, Рыльск. (Обл. сл., Ху 96); симянов, дялов, Жиздр. (Никольский); дялоф, Терск.-Моздок. (Караулов). По. видимому, можно выставить как общее правило, что слова среднего рода, имеющие в именительном множественного ударение на —а., образуют в диалектах род. мн. на -ов: пива, дела, тела, полй, войска, места, семена, стремена, диалект.-—болота, озера. Отметим: симёв, Казанск. (Будде, Сборн. в ч. Фортунатова), при сим я.

Совершенно отдельно от приведенных образований стоят те родительные множественного на -ов, которые имеют при себе неударяемое окончание -а в именительном множественного. Появление -ов в таких случаях находится в связи с заменой -а через -ы> окончание мужеского рода (см. ниже).

25. Общим для всей великорусской области явлением оказывается замена неударяемого окончания именительного-винительного множественного среднего рода -а через -ы, заимствованное из слов мужеского рода. Приведу примеры. В древнем языке: унъшщ бо градомъ забралы, Сл. о п. Иг., 22; взмути рЬки и озер-ы, ib., 21; чрезъ облаки, ib., 30; поросягы, Послов. XVII в. (Симони, 129); патнъ1 CBot въсклалЪ, Ипат., 193 в; житы, у В. Майкова; вороты, болоты, брёвны, теляты, ягняты, Покров. (Отв. № 10); брёвны, вёслы, вороты, Олон. (Отв. № 29); вороты, болоты, брёвны, вёслы, окны, кольцы, Шуйск. (Отв. № 19); ворбты, брёвны, вёслы, Новг. (Отв. № 20); зёрны, вороты, болоты, вёслы, Алатыр. (Отв. № 32); вороты, брёвны, вёслы, балбты, Остр. (Отв. № 33); кольцы, болоты, вороты, Котельн. (Отв. № 33); окны, гумны₍ кольцы, гнезды, яйцы, Дон. (Калмыков); гнезды, седлы, ведры, вороты, болоты, бревны, веслы, окны, кольцы, сукны, житы, ребяты, дровы, Великолуцк. (Отв. № 45); семёйствы, болоты, Богородск. (Черныш.); вороты, веслы, бревны, стеклы, Холмск. (Отв. № 54); вороты, гнезды, бревны, колены, Буин.-Симб. (Отв. № 57); выскресеньи, ib.; болоты, бревны, стойлы, веслы, Яранск. (Отв. № 59); полотны, гумны, окны, сёлы, кольцы, болоты, Зубцов. (Отв. № 60); вороты, окны, зерны, стеклы, Карсун. (Отв. № 67); вороты, болоты, брёвны, вёслы, Нолин. (Отв. № 68); окны, сёлы, гумны, яйцы, кольцы, Новосил. (Отв. № 77); вороты, брёвны, вёслы, болоты, Покров. (Отв. № 244); болоты, Великоуст. (Отв. № 199); вороты, болоты, веслы, Слобод. (Отв. № 141); ребяты, Слобод. (Отв. 120); кольцы, Слобод. (№ 222); окны, яйцы, вёслы, креслы и кряслы, ib.; вороты, болоты, бревны, веслы, Меленк. (Отв. № 247); вороты, веслы, бревны, Великоуст. (Отв. № 195); окны, Валуйск. (Отв. № 261); вороты, болоты, бревны, Малмыж. (Отв. № 79); вороты, брёвны, веслы, Галич. (Отв. № 55); вокны, сёлы, кольцы, Грайвор. (Отв. № 279); болоты, Карсун. (Отв. № 67); вороты, Белоз. (Отв. № 166); вокны, сёлы, палотны, Брян. (Отв. № 259); варбты, балбты, бёрны, дровы, ib.; кольцы, Камышл. (Отв. № 89); за вароты, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В. 1880); балбты, ib.; ведры, вокны, стеклы, карамыслы, Обоян. (Резанов); сёлы, вароты, дровы, пятны, вазёры, вёдры, стёклы, писмы, ухи, Жиздр. (Никольский); палотны, гумны, окны, балоты, Терек.-Моздок. (Караулов); дровы, балоты, рибяты, Мосал. (Шахм.); гумны, ib. Белинский: окны, стеклы, солнцы, полотенцы (при окна, стекла). И в литературной нашей речи окончание -и, -и утвердилось в уменьшительных на -ечко, -ышко; мы говорим и пишем: колечки, крылечки, крылышки (колечка, крылечка, крылышка, Соликам., Луканин, Арх. II Отд.). Впрочем, вообще -ки вместо -ка неударяемого, что доказывает существование и -ы в неударенном слоге вместо -а: яблоки', но -а держится там, где в ед. числе ударение на -о (как, например, сёла при село). Отмечены: бревна, Олон. (Отв. № 29); ворота, Новг. (Отв. № 20); дружища, Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.).

Понятно, что в родительном множественного при таком окончании -ы под влиянием слов мужеского рода явилось -ов. Примеры: полотёнцев, блюдцев, Устюжн. (Огв. № 28); суднов, письмов, болотов, ib.; окноу, Петроз. (Отв. № 30); бревнов, болотов, отделениев, Мещов. (Черныш.); гнездъф, Касим. (Отв. № 47); креслов, пряслов, окнов, Холмог. (Отв. № 50); окошков, Нолин. (Отв. № 51); выскресеньив, Буин.-Симб. (Отв. № 57); ружьев, Яранск. (Отв. № 59); окнов, ib.; окнов, Карсун. (Отв. № 67); Кольцов, бкнов, Новосил. (Отв. № 77); окнов, Тотем. (Отв. № 201), Великоуст. (Отв. № 199); сукнов, Малмыж. (Отв. № 103); окнов, Орл.- Вят. (Отв. № 63); одеялов, ib.; коромыслов, окошков, Слобод. (Отв. № 222); окнов, Малмыж. (Отв. № 79), Галич. (Отв. № 55); телятов, Красноуф. (Отв. № 139); лицов, прошеньёв, Шенк. (Обл. сл., 9); стёклов, намереньев, Влад. (Обл. сл., 15); веслов, ведров, окнов, Уфим. (Обл. сл., 166); также пйвов в нескольких сообщениях, если это не пивдв, ср. пйвов, Покров. (Отв. № 244), зеркалов при зеркал (Белинский, Основ, русской грам.), солнцев, ib.; современные литературные кушаньев, платьев, угодьев, устьев, у Белинского: ружьев, вареньев, зельев. Сюда же относятся некоторые родительные на -ов с ударяемым окончанием, являвшимся при именительном множественного на -ы под влиянием того, что и в мужеском роде при неударенном -ы было известно в некоторых словах в родительном -ов (годы — годов, волки — волков): вядров, сялов, вяслов, гняздов, Новосил. (Отв. № 77); сёлбв, Покров. (Отв. № 244), мало селов, Орл.-Вят. (Отв. № 63); селов, Малмыж. (Отв. № 79); сядлов, Грайвор. (Отв. № 279); гняздоф, Терск, — Моздок. (Караулов). Старые формы: полотенец, блюдец, Устюжн. (Отв. № 28); судён, писем, ib. В форме двух ведеров, Петроз. (Шахм.), можно видеть контаминацию двух форм: ведер и ведров. От время, имя имеем род. мн. врёмев, имев, Слобод. (Отв. № 15)'.^[11]

• 27. Рассматривая в числе общих всем русским наречиям особенностей вторжение окончаний —ов, -ёв и -ей в родительном множественного старых основ на -6 и -jo, мы отложили до настоящего, великорусского отдела указание на диалектическое явление, состоявшее в следующем распределении этих окончаний: -ов употреблялось только в именах, оканчивавшихся в именительном множественного на -ы, а -ей только в именах, имевших окончание* -и. Такое явление свойственно многим великорусским говорам, между прочим, и московскому: городов, плодов, годов, но царей, товарищей, плащей, палачей, людей, путей, соседей; -ей находим также при именах на -а после мягкой согласной: учителей. Что это явление древнее, видно из следующего: от основ, оканчивающихся на ш и ж, находим род. на -ей, несмотря на то, что в настоящее время именительный множественного звучит с -ы вместо -и: ножы — ножей, ковши — ковшей, также сторожа — сторожей. Что было бы основание ожидать вместо -ей в таких именах -ов, видно из того, что в основах на -ц родительный множественного оканчивается на -ов, именительный множественного на -ы купцы, купцов. Между тем ясно, что купцы звучало некогда купци. Из этого обстоятельства возможен, кажется, такой вывод: интересующее нас распределение окончаний произошло после отвердения ц (в великорусском оно было, как мы знаем, диалектическим, но широко распространенным явлением), но до отвердения ш, ж. В говорах, сохранявших мягкость ц, естественно являлось в род. мн. -цей, а не -цев: ср. огурцей, Кадник. (Обл. сл., 30); отцей, Верхот. (Отв. № 154); молодцей, месяцей, Каргоп. (Отв. № 106); отцей, огурцей, купцей, молодцей, Тотем. (Отв. № 196а), Онеж. (Отв. № 41), Петроз. (Отв. № 30) и т. д. В московском наречии колебание между -ей и -ёв обнаруживается только в именах, оканчивающихся во множественном на -ья: князья, друзья, сыновья имеют князей, друзей, сыновей', но кумовья — кумовьёв (однако у Крылова: кумовей в басне «Крестьянин в беде»), зятья — зятьёв (при зятей). Слова на —ья (неударяемое) имеют последовательно -ьев: братьев, холопьев (например, у Пушкина при именительном множественного холопья), листьев, прутьев. Равным образом находим -ьев от имен на —ьи: воробьёв, соловьёв. Можно думать, что -ев не было вытеснено в таких случаях через -ей ввиду того, что языку были вообще чужды родительные множественного на -ъей диалектически является, однако, отмеченная нами и раньше форма воробьей, Холмог. (Отв. № 50). Род. тетеревей (у Тургенева) при тетеревов (у него же) предполагает в им. мн. форму *тетеревъя при тетерева (по аналогии сыновья при древнем сынова).
• 28. Диалектически в великорусском является окончание -а вместо -и в именительном множественного слов женского рода, и притом не только в южновеликорусском, но и в северновеликорусском наречиях. Такое -а проникло, конечно, из имен мужеского рода. Чередование в мужеском роде учители и учителя и т. п. повлияло на появление при лошади — лошадя и т. д. Приведу примеры: податя, яблоня, зеленя, Сарат. (Шахм.); лошадя, податя; вешша, Остр. (Отв. № 33); пустоша, Остр. (Отв. № 33), Гдов. Отв. № 25), Петроз. (Отв. № 30); «Мы въехали в «мелоча* (т. е. в мелкий лес), Тургенев «Записки охотника^- («Смерть^-). Отмечу еще комнатя от им. ед. кдмнать, Медын. (Лебед. Е., Слов. Акад.).
• 29. Диалектически, и притом, как кажется, только в северновеликорусской области, вместо окончания -ми является в творительном окончание -мы. Как увидим, такое же окончание свойственно некоторым белорусским говорам¹ (определенной группе их). .Думаю, что -мы явилось вместо -ми под влиянием твердого -м в дат. мн., а также окончания^[12][13] дат.-твор. дв. -лш, которое, как видели, до сих пор заменяет диалектически окончание творительного множественного. Подобно тому как это -ма, подвергшись влиянию окончания -ми, перешло в -мя (см. об этом ниже), так же точно -ми под влиянием -ма изменилось в -мы. Приведу примеры: за ягодмы, лошадьмы, слезмы, конямы, деньгами, рукамы, жердьямы, Вытег. (Отв. № 22); с коровамы, за ягодамы, за грибамы, с вамы, с нами, за добрыма людямы, Петроз. (Отв. № 30); •с работниками, за коньмы, с робятамы, Петроз. (Отв. № 34); с людьмы, за грибамы, Новг. (Отв. № 20).
• 30. Более широкое распространение получило произношение -мя вместо -ма, явившееся под влиянием -ми. Увидим ниже, что это произношение свойственно и некоторым белорусским говорам^[14]. •Общим русским должно признать двумя, тремя, четырьмя непосредственно вместо двума и т. д. под влиянием дву ми. Ср. еще диалектические формы: двымя, Холмск. (Отв. № 54); тремя, Яранск.
• (Отв. № 59); чатырмя, Грайвор. (Отв. № 279); четыремя, Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.); четыремя скалами, у Державина («Водопад»); трюмы, Алатыр. (Отв. № 32). Такого же происхождения форма обемя, Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.). Как мы знаем из предыдущего, окончание —ма (по происхождению окончание твор.- дат. дв.) проникало диалектически на место -м и -ми в дательном и творительном множественного местоимений и прилагательных (и лишь в единичных случаях существительных, см. выше). Замечательно, что это -мя сохранилось только в местоимениях, и притом только под ударением; такое -мя находим особенно часто в восточных севернорусских говорах, и притом как в творительном, так и в дательном падежах: я сколько раз имя говорил, Орл.-Вят. (Отв. № 37); я уж с имя толковал, ib.; дайте имя, Котельн. (Отв. № 35); с имя, ib.; всемй (твор.), имя (дат.), Глазов. (Отв. № 7); с нимя, Алатыр. (Отв. № 32); всемя, Покров. (Отв. № 10), Новг. (Отв. № 20). Наречия на -ма точно так же изменялись в -мя: вальмя валит, Никольск. (Отв. № 266); стоймя, кишмя.
• 31. В северновеликорусской области вместо окончания -ми находим -м. Думаю, что -м нельзя возвести фонетически к -ми: оно заменило —ми, проникши из формы дательного множественного. Смешение дательного и творительного множественного вызвано совпадением обоих падежей в двойственном числе и стоит в прямой связи с проникновением окончания -ма из двойственного во множественное число. Форма -мы вместо —ми, как мы видели, свидетельствует о широком распространении -ма во множественном числе; но -ма в настоящее время свойственно почти исключительноместоимениям и прилагательным. То же, можно думать, было и в древности, а отсюда возможность предположения, что и -м вместо -ми явилось первоначально в прилагательных и местоимениях: с нам, с большим, с милым, с красным; и уже отсюда: с большим сапогам, с милым девушкам, с красным девушкам. В настоящее время -м находим вместо всякого вообще -ми и даже вместо ударяемого, а также вместо -мя в числительных. Приведу примеры: двум, трем (вместо двумя, тремя), Малмыж. (Отв. № 38), с нам, с лошадям, Гдов. (Отв. № Ц); с лошадям, с детям, Бежецк. (Отв. № 6); за лугам, за грибам, Буйск. (Отв. № 18); за рыбам, с добрым людям, Новг. (Отв. № 20); с лошадям, с мужикам, под домам, Вытег. (Отв. № 22); рукам, ногам, Волог. (Отв. № 24); под ногам, когтям, Кадник. (Отв. № 25); слезам, ягодам, с милым девушкам, с березовым дровам, с большим сапогам, с нам, Кадник. (Отв. № 26); с дитям, с ногам, с тем, Устюжн. (Отв. № 28); за полям, за ягодам, слышать ушам, Петроз. (Отв. № 30); с красным девушкам, тым делам, Остр. (Отв. № 33); под ногам, с детям, Котельн. (Отв. № 35); с кускам, берут рукам, жнут серпам, Орл, — Вят. (Отв. № 37); с трём лошадям, ib.; с осиновым дровам, за полям, рукам, Малмыж. (Отв. № 38); с лошадям, под ногам, Новорж. (Отв. № 39); с нам, с милым девушкам, с лошадям, Онеж. (Отв. № 41). Неясно: своими добрымъ домами живЬ’тъ, Домостр. Конш., 66.

Приведенные формы сознаются говорящими и как дательный множественного, и как творительный. Возможность употребить рукам и в том, и в другом значении ведет за собой следующее явление в речи тех лиц, которым свойственна эта особенность, когда они усваивают себе городскую речь. Они заимствуют из нее окончание -ми и употребляют его не только как окончание твор., но и дат. множественного. Ср. благодарим вами, по камнями ходить худо, Новг. (Отв. № 20, с указанием, что это свойственно «деревенским модникам»); дать корму лошадьми, к добрыми родителям, Котельн. (Отв. № 35); ходил по полями, подъехал к лугами, Орл.-Вят. (Отв. № 37, с указанием, что так говорят только люди бывалые); к добрыми людьми, Буйск. (Отв. № 18, с указанием на редкость подобных оборотов).

• 32. Во многих великорусских говорах имел место переход гь в конечном неударяемом слоге в и. Вследствие этого в некоторых падежных окончаниях оказывалось налицо чередование двух звуков: -е (или -гь) под ударением и -и в неударяемом слоге. Результатом этого было или перенесение -е на место -и в неударяемые окончания, или обратное перенесение -и на место -е. Первого рода явление находим, например, в московском наречии. Фонетически конечное -гь перешло здесь в -и, что видно из таких примеров, как двести, колени. Поэтому -е (откуда вследствие редукции а: в кардвг, в гдраде, в горг) заимствуется из случаев, где е под ударением (галавё, на канё и т. д.). Обратное перенесение находим в ряде севернорусских говоров. Его можно доказать уже в XV в. Ббльшая часть Двинских грамот этого времени не изменяет -/ь под ударением, так же как вообще в середине слова в -и; но такое изменение обязательно в конце слова: по сили, по Степани, оу глухомъ погости, на Коневи острови, в заклади, Федосьина whhu (род.) и т. д. Отсюда -и переносится и в ударяемые окончания: на Лукана берега, на двора, по старана, на лгътноа сторони, на гора, на голова, на маломъ островки и т. д. В современных говорах отмечу, например: на сукна, Вытег. (Отв. № 22); на потолки, в платки, на чердаки, Петроз. (Отв. № 30).
• 33. Вытеснение винительного падежа ю через ее, её вызвала появление родительного падежа на месте винительного падежа женского рода и в других местоимениях: ту, саму, всю могли вытесниться формами тое, тоё, самое, самоё, всее, всеё: пишу сее духовную грамоту, 1568 (Акты Холмог., № 1). Но, кроме того, диалектически в великорусской области возникали в результате взаимного чередования старой и новой формы в винительном падеже женского рода и новообразования. Так, вместо всю известно всё, Котельн. (Отв. № 35). Путем контаминации явились всею, Покров. (Отв. № 10); ею, Петроз. (Шахм.); обратно: всюё, туе, самуё, однуё, этуе, Устюжн. (Отв. № 28).
• 34. Мы говорили выше об общем великорусском вытеснении окончаний мягких основ окончаниями, заимствованными из твердых. Местоимения сохранили, однако, старые окончания, ср. -ей в моей, —их, -им в моих, моим (при -ой, в той, одной, или при -ех в тех). Уже на почве влияния одних местоимений на другие или одних форм на другие явилось вытеснение старых окончаний. Об изменении моих, моим в моех, моем мы говорили выше: оно вызвано влиянием на косвенные падежи именительного множественного мое (с е из п>) (по форме это исконный вин. мн.). Здесь укажем на диалектическое вытеснение -ей через —ой под влиянием -ой в той, одной, самой и т. п. Так явилось произношение с нёй, моёй, со своёй и т. д., проникшее частью в литературную речь (преимущественно северян); ср. ёй—род. и вин., Петроз. (Шахм.).
• 35. Мы отметили выше ряд новообразований в притяжательных местоимениях, свойственных всем вообще русским говорам; отнесли мы сюда егоный, ихный или ихний, мойскый, твойскый, свойский, ихый. В великорусской области явился еше ряд подобных новообразований, имеющих большей частью только диалектическое распространение. Сюда относятся: ейный, произведенное, по-видимому, от формы род. ей; ср. ейный, Гдов. (Отв. № 11); ейно, Петроз. (Отв. № 12); ейная дочка, Буйск. (Отв. № 18); ейный, Олон. (Отв. № 29), Новг. (Отв. № 20), Устюжн. (Отз. № 28); ейнъи, Самар. (Отв. № 40); ейной, Онеж. (Отв. № 41), Шенк. (Отв. № 235); ейный, Галич. (Отв. № 55), Великоуст. (Отв. № 195),

Никол. (Отв. № 266) и т. д.; ёйный, Олон. (Отв. № 29), Новг. (Отв. № 20). Далее: ёйнин, Петроз. (Рыбников). Далее: егонов, Вытег. (Обл. сл., 119); евонов, Борович. (Обл. сл., 112). Далее: нашинский, вашинский, ихинский, Вят. (Верещагин, Арх. II Отд.): нашинской, Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.); (йхънскъй, Самар. (Отв. № 40); эвоинский: евойнский, Вят. (Верещагин). Далее: тво- ?нный, своённый, Холмог. (Отв. № 50); твоейный, ib.; своейный, ib.

36. Как мы знаем, еще в древнейшую эпоху жизни русского языка сравнительная степень перешла в разряд несклоняемых слов. В великорусском наречии особенного внимания заслуживают следующие явления. Формы на -nje (-eje), (-aje) (сильнее, сильнее, ближае) должны были фонетически измениться в -n>ja (-eja) -aja. Ср. в южновеликорусском, например, сярея, худея, краснея, Касим. (Отв. № 47); синея, Обоян. (Резанов), в северновеликорусском^[15].

Таким образом, форма сравнительной степени сблизилась с формой деепричастий на -гья (-ея), как краснея, стареясь, желтея, богатея и т. д. Это было основанием для появления целого ряда новообразований. Во-первых, вместо -ея диалектически явилось -еючи: здоровеючи, Дон. (Калмыков); левеючи, сереючи, Мосал. (Шахм.); во-вторых, книжные причастные формы на -еющий получили значение превосходной степени: добреющий, Верхотур. (Отв. № 154). Окончание -ея под влиянием -ая(в положении за шипящими) перешло диалектически в -ая, а именно в северновеликорусских говорах находим: скоряя, добряя, веселяя, Бирск. (Отв. № 112); беляя, добряя (там же: жарчая, жальчая, лучшая), Никол. (Отв. № 266); добряе, скуряе, Вытег. (Отв. № 22, там же: ловцяе); добряя, новяя, быстряя, зеленяе, миляё, Верхотур. (Отв. № 154); скоряе, веселяе (там же: тишае, громчае, корочае), Арханг. (Кузмищев); слабяе (там же: громчае, кручае, тишае, строжае), Шенк. (Обл. сл., 9); веселяя, Кирилл. (Отв. № 205); биляя (там же: бойчая, строжая), Соликам. (Луканин, Обл. сл., 137); бедняе, Нерч. (Обл. сл., 181; там же: блюкае, лучшае); добряе, тепляе, холодняе (там же: жарчае), Соликам. (Словцов, Арх. II Отд.); биляя, глупяя, тяжеляя, крутяя (там же: сушая, строжая, ближая, Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.). Известны также и сокращенные (благодаря стяжению) образования: добря, та рубаха новя, Верхотур. (Отв. № 154); тесня, суша, строжа, Соликам. (Луканин, Обл. сл., 137); миля, горча, тяжеля, Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.). Другим изменением окончаний -ее, -ея, -яе, -яя было изменение их в -ей, -яй; вызвано оно параллельными формами, как сильнейше, скорейше: ср.: мой конь сильнейши тваягб, ён хитрейши тибе, Брян., (Отв. № 259); пажывейшы, паскарейшы, Жиздр. (Никольский); паскарейши, Мосал. (Шахм.); сюда будить крючнейши, ib.; паскарейша, Грайвор. (Отв. № 269). Очевидно, такие образования свойственны только западной группе южновеликорусских говоров. Так явились наши литерат.: скорей, веселей, сильней, горячей; диалектически— богатей, Новосил. (Отв. № 77); скаряй, веселяй, Касим. (Отв. № 47); смеляй, Арханг. (Кузмищев); поливяй, Повен. (Шахм.). Окончания -ее, -ей, -яе, -яй довольно последовательно вытеснили старое окончание -е: должей, Дмитр.-Кур. (Отв. № 236); дёшеулие, Кирилл. (Отв. № 167); тончей, шыпчей, жарчей, далжей, ближей, тишей, Брян. (Отв. № 259); жарчее, Мышк. (Отв. № 78); шипчей, должей, жарчей, Новосил. (Отв. № 77); должее, шибчее, Льгов. (Отв. № 76); прощее, жарчей, шыпчей, Зубцов. (Отв. № 60); лучшай, хужай, Касим. (Отв. № 47); плбшей, ббльшей, меньшей, лучшей, Егорьев. (Черныш.); шипчея, Великолуцк. (Отв. № 45); ближае, Дон. (Калмыков); прощее, Жиздр. (Шахм.); пращей, далжей, шыпчей, выший, Жиздр. (Никольский); дешевля, Соликам. (Луканин, Арх. II Отд.). Однако старое окончание местами сохраняется: мене, тоне, дале, боле, Вытег. (Отв. № 22); мене, боле, Мещов. (Черныш.); боля, меня, даля, тоня, Обоян. (Резанов); и в особенности после ж, ч, ш, как: выше, крепче, ближе и т. д. Перенос —е: поскупе, тепле, Мещов. (Черныш.). Окончание -е заменяется окончанием -ше под влиянием аналогии: при боле существовало больше (образованное от основы больш-); так, находим: ширшы, Брян. (Отв. № 259); ширьше, Мещов. (Шахм.); блище (из ближше), Мосал. (Шахм.); длиныпы, тижельша, лучча (из лучше), Жиздр. (Никольский); прошше, Новосил. (Отв №. 77); дяшовшы, чажельшы, Брян. (Отв. № 259); тяжелыпе, Дмитр.-Кур. (Отв. № 236); дешевше, Валуйск. (Отв. № 261); тяжёльше, Никольск. (Отв. № 266); дешевше, Новосил. (Отв. № 77). Кроме того, -ше заменяет и -ее-, длинше, здоровше, Никол. (Отв. № 266); длиныпе, здоровше, Онеж. (Отв. № 262); длиньша, Грайвор. (Отв. № 279), длиныпе, Дмитр.-Кур. (Отв. № 236); слапше, Валуйск. (Отв. № 261); слабже, Мещов. (Черныш.). Окончания -ейше и -ше подвергались нефонетической замене через -ейче и -че, по-видимому, под влиянием -че в крепче, шибче, мельче, легче и т. д. Так явились: скореича, Льгов. (Отв. № 76); скореича, Новосил. (Отв. № 77);

поскарейчи, поживеичи, Мещов. (Шахм.); памирьнеича, вяселеича, Жиздр. (А. Никольский); скореиче, Моршан. (Обл. сл., 164); скореича, Дмитр-.Кур. (Отв. № 236). Тот же суффикс -не может заменять и -je: ср., ловчаТе, Моршан. (Обл. сл., 164). Отмечу еще несколько случаев смешения суффиксов: при глыбчи, крепни, мягчи, Брян. (Отв. № 259) находим гльтша, Жиздр. (Никольский); поглыбше, поглубше, мягше, легше, Мещов. (Черныш.); глубже, Моек.; при прытче, Моек., — прыже, Моршан. (Обл. сл., 164); при дблжи, Брян. (Отв. № 269), — долже, подолже, Мещов. (Черныш.) — дольше, Моек.; вместо ожидаемого швыдче — швыжа, Грайвор. (Отв. № 279).

• 37. Мы видели, что общим для всех русских наречий было появление окончания родительного -у вместо -а: 1) в словах со значением вещества или собрания предметов; 2) в словах, означающих местность или место; 3) в словах со значением отвлеченным. Едва ли при этом можно доказать наличность ограничительных условий в зависимости от ударения. Эти ограничительные условия явились уже в русском языке. А именно здесь по общему правилу ударение на окончании родительного -у допускается только в словах первой категории: песку, коньяку, табаку, медку, сахарку и т. д. В остальных двух категориях ударяемое -у вообще не известно; окончание -у не вытесняет ударяемого окончания -а. Так, например, ударяемое -у в родительном в литературном наречии известно исключительно в словах первой категории. Но диалектически сохранились и формы с ударяемым -у, которые и свидетельствуют, думаю, о том, что исчезновение ударяемого окончания -у, вытеснение его через -а — явление позднейшее. Различаю две категории •случаев: 1) областному -у соответствует в литературном наречии -а; 2) областному -у соответствует в литературном наречии неударяемое -а или -у. Приведу примеры: без сну, Покров. (Отв. .№ 10), Петроз. (Отв. № 13), Олон. (Отв. № 29), Новг. (Отв. № 20), Остр. (Отв. № 33), Кадник. (Отв. № 25), Онеж. (Отв. № 41), Орл.- Оят. (Отв. № 37), Тотем. (Отв. № 198), Вытег. (Отв. № 22), Алатыр. (Отв. № 32); измучался без сну, Малмыж. (Отв. № 103); безо •сну, Кологрив. (Отв. № 61); со сну, Великолуцк. (Отв. № 45), нет сну, Мещов. (Черныш.); у меня нет вовсе сну, Кадник. (Отв. № 31); без зву, Сольвыч. (Отв. № 193); с потолку, Кадник. (Отв. № 25), Алатыр. (Отв. № 32), Покров. (Отв. № 10), Буйск. (Отв. № 18), Макар. (Отв. № 56), Кинеш. (Отв. № 66); с уголку, Буйск. (Отв. № 18); канцу не будет, Егорьев. (Черныш.). Примеры для случаев второй категории: без толку, Орл.-Вят. (Отв. № 63); ни часу, Повен. (Шахм.); ат раду жызни, Жиздр. (Шахм.); с тово году, Макар. (Отв. Ха 56); еду из городу, Буйск. (Отв. № 18); мово дому, Самар. (Отв. Ха 40); у пару (вместо — у пара), Чистоп. (Отв. № 1). Эти случаи мне не ясны: непонятно, почему ударение перенесено на окончание. Третьим ограничением, происшедшим в большинстве русских говоров и выдержанном также в литературном наречии, является отсутствие^[16] форм на -у после числительных. Но, как мы видели, и в древнем, и в современном областном языке -у может проникать и после числительных. Приведу примеры: с три году, Олон. (Отв. № 29); три году, Вытег. (Отв. № 22); три году, Повен. (Шахм.); три году, Остр. (Отв. № 33); два году, Петроз. (Отв. № 30); два году, три году, Петроз. (Отв. Ха 34); три разу, Вытег. (Отв. № 22). Во всех этих случаях областной язык сохранил архаизмы, изчезнувшие в большинстве русских говоров, а в частности, в литературном наречии. Но некоторые из областных говоров представляют в распространении окончания -у также и новые явления. Так, в древнем языке совсем не было известно -у в окончании имен одушевленных; между тем диалектически находим: ат вбтьчиму, ат атцу, Жиздр. (А. Никольский); для свою сыну, Малмыж. (Отв. № 105). Далее окончание -у получают диалектически такие слова, как лоб, зуб: изо лбу, Буйск. (Отв. № 18); без зубу, Котельн. (Отв. № 35); без носу, Орл.-Вят. (Отв. № 37); между тем из носу является обычным; далее: с морозу, Великолуцк. (Отв. № 45); биз марозу, Щигр. (Халанский); нет фарточку и платочку, Слобод. (Отв. № 222); с карману, Петроз. (Отв. Ха 30); из самовару, Буйск. (Отв. Ха 18), Костр. (Отв. Ха 264); того месяцу, Кологрив. (Отв. Ха 61); не нашли кладу, Кинет. (Отв. Ха 66).
• 38. В местном падеже мужеского рода распространение -у было ограничено несколькими условиями: требовалась или основа на задненебную согласную, или же основа с падежным ударением. Кроме того, местный на -у употреблялся только после предлогов б и на. Наконец, имена одушевленные вообще не получали этого окончания. В говорах находим -у после предлога при: при стуку не спится, Мещов. (Черныш.); при отцу, ib.; при тцу, Жиздр. (Шахм.); при отцу, Брян. (Отв. Ха 259), Новосил. (Отв. Ха 77); при атцу, Касим. (Отв. Ха 47); при атцу, Терск.-Мозд. (Караулов);

при брату, при отцу, Льгов. (Отв. № 67); при большем брату, Мосал. (Шахм.); при боку (у Гоголя). Далее после предлога об: об рублю, Брян. (Отв. № 259), Дмитр.-Кур. (№ 236). Далее в словах со значением одушевленных: на каню, Грайвор. (Отв. № 279); на каню, Брян. (Отв. № 259), Льгов. (Отв. № 67), Нозосил. (Отв. № 77), Терск.-Моздок. (Караулов), Обоян. (Резанов); на воранам каню, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В., 1880), Тимск. (Отв. № 246); на дьячку, Грайвор. (Отв. № 279), Терск.-Моздок. (Караулов); на дьячкю, Новосил. (Отв. № 77); на Василью Ильичу, Мещов. (Черныш.); на вору шапка горит, Дон (Калмыков). Как видно из примеров, это явление распространено только в южновеликорусском. Более распространено -у в неодушевленных с неподвижным ударением: на огню, Холмог. (Отв. № 50); в дождю, Петроз. (Отв. № 30); в агню, Великолуцк. (Отв. № 45); на огню, Кадник. (Отв. № 26); на концу, Новосил. (Отв. № 77), Льгов. (Отв. № 67), Тимск. (Отв. № 246); на костылю, Новосил. (Отв. № 77); на кастылю, Брян. (Отв. № 259); на концу, ib.; на костылю, Дмитр.-Кур. (№ 236); на концу, Грайвор. (Отв. № 279); в рукаву, Петроз. (Отв. № 30); в овсу, ib.; на дожжу, Мещов. (Черныш.); на канату, ib.; в овсу, Уфим. (Отв. № 166); на концу и в конц^г, Терск.-Моздок. (Караулов); у Ярослауцу, Мосал. (Шахм.); на канцу, Жиздр. (А. Никольский); у вагню, Обоян. (Резанов); в огню, Старобельск. (Ветухов, Р. Ф. В. 1893); у калбдязю, Щигр. (Халанский, Р. Ф. В. 1880); у сараю, ib.; на караблю, Жиздр. (А. Никольский); у имению, ib.; на сосуну, Мещов. (Шахм.); на гвоздю, Устюжн. (Отв. № 28); на путю, Жиздр. (Никольский); на хрясту, Грайвор. (Отв. № 279). Кроме того, весьма распространено едва ли не в большей части русских говоров -у в односложных: во рту, на лбу, моек, и др.; на пню, Покров. (Отв. № 10); на дню, моек.; отсюда и: на лопу (вместо на лбу), Вытег. (Отв. № 22). Отмечу: во лбе, Грязов. (Отв. № 36); Шуйск. (Отв. № 19), Орл.-Вят. (Отв. № 42); во лбе и во лбу, Никол. (Отв. № 266); во лбе, Красноуф. (Отв. № 137).

Отмечу еще неясное перенесение ударения с окончания -у в случаях, как: на вбранам коню, Обоян. (Резанов); на стулу сидйть, Терск.-Моздок. (Караулов); на камню, Брян. (Отв. № 259).

Диалектически сохраняются формы на —е: в угле, Никол. (Отв. № 266); в лесе, в саде, Великоуст. (Отв. № 199); в угле, в саде, Крестецк. (Отв. № 160); на дубе, в угле, Кирилл. (Отв. № 152); в саде, в лисе, Белоз. (Отв. № 162); в саде, Костр. (Отв. № 264);

в угле, в глазе, Слобод. (Отв. № 222); в саде, в лесе, Слобод. (Отв. № 120); на угле, в суде, Холмог. (Отв. № 50); назаде, впереде, в леей, на пески, ib.; на камне, в угле, Буин.-Симб. (Отв. № 59); в саде, в посте, в пруде, Шуйск. (Отв. N° 19); в угле, в лесе, в саде, Олон. (Отв. № 29); в глазе, Орл.-Вят. (Отв. N° 42).

• 39. Отмечу диалектическое смешение родительного и местного множественного в существительных. .Оно вызывалось, вероятно, тождественностью этих падежных форм в местоимениях и прилагательных. Примеры: и на жен’Ь твоей и на чадехъ твоихъ и на всЪхъ вашихъ доброхотавъ, Домостр. Конш., 69.
• 40. Формы звательного падежа мужеского рода передавали свое окончание -е форме именительного единственного, когда именительный падеж стал употребляться в значении звательного. Это имело место преимущественно в именах, также в отчествах на -ов_у —ин. Примеры: олександре труфановъ, Новг. в 1418—1420 (Собол. и Пташ., № 41).

.

• [1] Далее в рукописи «В древнем языке', но примеры не приведены. (Ред.)
• [2] Далее в рукописи:, Ср.‘, но примеры не приведены. (Ред.)
• [3] В рукописи: .с века-, с пропуском цифрового указания. (Ред.)
• [4] Далее фраза: «Сюда относятся следующие написания памятников-, носамый материал не приведен. (Ред.)
• [5] Далее в рукописи: .Ср.-, но материал не приведен. (Ред.)
• [6] Далее в рукописи: «а также и в надежи-, причем перед. падежибылонаписано .творительные», которое, потом было зачеркнуто. (Ред.)
• [7] Далее в рукописи: .Приведу примеры», но материал не приведен. (Ред.)
• [8] Этот пример, очевидно, попал по случайному недоразумению: здесь несубстантивное образование (пламя — пламен-и), а прилагательное пламян-ъ (старослав. ллйиън-ъ), с особым суффиксальным элементом из старейшегоёп, выступающего в русском языке в видеми, в старославянском в видени. (Ред.)
• [9] В рукописи: .проходит в слово*. (Ред.)
• [10] В рукописи: .имя*. (Ред.)
• [11] Ср. еще симёв, указанное на стр. 354. (Ред.)
• [12] Имеется в виду специальный отдел о белорусских явлениях, которыйА. А. Шахматовым не был обработан. (Ред.)
• [13] 8 В рукописи: «в окончании*. (Ред.)
• [14] Имеется в виду специальный отдел, который А. А. Шахматовым не был? обработан. (Ред.)
• [15] Далее примеры не приведены. (Ред.)
• [16] В рукописи по описке: .это отсутствием». (Ред.)