Социоцентрические культы. 
Социоцентрические религии.

К особому множеству религиозных культов относят социоцентрические культы (гражданские религии). Было предложение именовать их «светскими» или «секулярными религиями», но вряд ли такие термины корректны, поскольку, во-первых, понятия светского и сскулярного противоположны понятию сакрального; во-вторых, всякая религия (в том числе социоцентрическая) непременно сакрализует свой объект.

Социоцентрические культы сосредоточиваются на сакрализации объектов, возникших внутри общества, а социоцентризм «вообще» есть представление об обществе как безусловном средоточии всего существующего. Повторим, что к основным разновидностям социоцентрических религий относят: культы государства, вождя, избранного социального класса, народа, избранной расы, партии, денег, науки, техники.

Свойство избранности (сакральной признанности) можно, вообще говоря, приписать любой малой или крупной социальной целостности, любым компонентам общества, начиная с отдельного индивида, если преувеличивать их творческую ценность и ставить их в центр индивидуальной или общественной жизни. Интервал объектов социоцентрических религий заключен между такими полюсами, как человеческий род и индивид — с одной стороны, и искусственная природа и отдельный технический объект или социальный институт — с другой. Так что в своем минимуме социоцентрическая религия как культ чего-то человеческого переходит в эгоцентрическую религию («Я» — микрокосм, общество в миниатюре; диалог между эмпирическим «Я» и абсолютным «Я»), а в своем максимуме — в космоцентрическую религию. В этом смысле можно утверждать, что нет четких границ между тремя типами религии, и в своей сложной и противоречивой взаимосвязи они образуют некое единое религиозное мироотношение родового человека.

Например, социоцентрической религией может стать какаялибо особо почитаемая научная теория вкупе с соответствующим культом научного гения. Так, почитание неодарвинистского эволюционного учения есть слабый вариант тотемизма, но с той разницей, что к своему обезьяньему «предку» неодарвинисты не испытывают особой приязни и не совершают периодического обряда поедания тотема. И тем не менее в идейном плане эго — тотемизм. Данное учение не стоит на достоверном фактическом фундаменте, но вера в него сильна и агрессивна, а организационный институт этой веры прославился преследованиями инакомыслящих ученых, враждебным отношением к ним. Достаточно вспомнить в связи с этим гонения на вейсманистов-морганистов в советской биологической науке, отлучение от науки противников школы пастыря-академика Т. Д. Лысенко и физические расправы с ними. В своей книге «Белые одежды» В. Д. Дудинцев ярко раскрыл трагическое и комическое в культе лысенковщины.

Многие народы формировали в те или иные периоды своей истории священные представления о собственной исключительности, свою национальную идею, которая питает их патриотизм. (Учтем при этом едкое замечание К. Льюиса: «Когда мы узнаем об истории больше, патриотизм наш рухнет и сменится злым цинизмом, или мы нарочно откажемся видеть правду». — Льюис К. С. Любовь // Вопр. философии. 1989. № 8. С. 114.) Психологически и геометрически это оправданно: каждый смотрит на окружающий мир из себя как из центра. Любая точка внутри беспредельной сферы может быть принята за центр этой сферы.

Национальная идея помогает формулировать смысложизненные цели, сохранять целостность страны, направлять процессы воспитания граждан и участвовать в межкультурной коммуникации. В. С. Соловьев полагал, что идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности и определяет ее место среди всех народов. Некоторые считают, что термин «национальная идея» был изобретен для переименования понятия «душа народа» (либо «дух народа»).

Общество и государство вырабатывают сложную и тонкую систему защиты и трансляции священного отношения людей к нормам и идеалам сложившихся социоцентрических культов. Трансляция осуществляется согласованными между собой методами и средствами всех форм общественной жизни. Среди них — жесткие нормы права, морали и мягкие приемы искусства. Индивид с пеленок и до гробовой доски погружен в генерируемую семьей, родом, племенем и государством систему сакрализации социоцентрических ценностей. Он вовлекается в церемонии, ритуальные действия, совершает обряды и множество иных гражданско-религиозных предписаний. Степени сакрального мироотношения: фанатизм, умеренность, индифферентизм.

Систему социоцентрической сакрализации составляют:

• 1) сумма священных для данного общества базовых идей (идеология);
• 2) психологические приемы и средства убеждения людей в безусловной истинности этих идей;
• 3) специфические знаковые формы воплощения святынь, сакраментальных и враждебных символов;
• 4) особая организация (например, правящая партия);
• 5) специальные практические действия, обряды и церемонии (культ).

На создание такой системы требуется немало времени, она впитывает в себя прошлые и вновь возникшие традиции. Сакрализация, прежде всего, обеспечивается субъективными актами веры, предметом веры и идеологическими авторитетами. Благодаря сакральным традициям и актуально существующей системе сакрализации общество добивается воспроизводства определенной социоцентрической религии во всех своих горизонталях (социальные группы, классы) и вертикалях (поколения).

Если избранный объект (государство, вождь, партия и т. д.) сакрализован, то в его реальность верят сильнее, нежели в эмпирически данные вещи. Идеал сакрального героя люди носят в своем сердце. Сакральное чувство цельно, и яд сомнения для него смертельно опасен. И все же между верой, полуверием и неверием трудно провести четкие границы. Для верующего больше волнений доставляет нс столько приверженец иной конфессии, сколько единоверец-диссидент, ревизионист, вероотступник, еретик. Возможно, это связано с боязнью верующего начать сомневаться в своей вере, подобно собрату-срстику.

Чтобы почитание избранного социального объекта стало религией, оно должно обрести достаточно массовый и устойчивый характер, усилиться специальной идеологией, организацией. Это почитание поддерживается особым репрессивным аппаратом, регламентированными обрядами, системой «своих» и «враждебных» символов. Важную роль в идеологическом обеспечении священной идеи играет ее наглядно-геометрическая символизация. Постмодернисты оценивают понятие национальной идеи как симулякр, т. е. как «копию без оригинала» (Ж. Бодрийяр), усматривая в ней особый рекламный имидж, не обеспеченный никаким реальным содержанием.

Подчеркнем, что при умозрительном решении проблем живой целостности и ее границ (проблем смысла жизни либо национальной идеи) методы «научной» философии (т. е. марксизма-ленинизма) совершенно бессильны. Большие и предельные сверхчувственные целостности, крошечной частью которых является познающий их мыслитель, традиционно постигаются при помощи приемов религиозно-философской мистики, субъективных иллюзий «внетелесности» и «воспарения над сверхчувственным целым» либо на основе феноменологического концептуализма П. Абеляра, Дж. Локка, Э. Гуссерля.

Признанная определенным народом доктрина его индивидной целостности и ограниченности («идея народа») относится к числу иллюзорно-субъективных проектов. Подчас такая популярная концепция превращается в догмат гражданской религии данного народа, к которой скептически относится все остальное человечество. Следует учитывать, что категорическое приписывание любой нации каких-либо четко определенных свойств расценивается, главным образом, как национально-идеологическая иллюзия либо как социально-психологический синдром навязчивой идеи.

К числу квазирелигиозных явлений, согласно П. Тиллиху, надо отнести современный либеральный гуманизм, поскольку в нем на уровень предельного интереса подняты интеллектуальная свобода, доступ к современному образованию, свобода инициатив, гражданские права, социальное равенство, прогресс, демократия и пр. Все перечисленное стало для либеральных гуманистов вопросом навязчивой священной веры.

Стабильность сакрализованной системы социоцентрических идеалов не абсолютна, и со временем относительность и обмирщение святынь социоцентрических культов может существенно усиливаться. Когда процент диссидентов и клятвопреступников внутри определенного культа невелик (как правило, не более 5%), то в борьбе с ними социоцентрическая религия крепнет и находит новые изощренные способы самозащиты. В этом смысле диссидентство и направленная против него инквизиция есть своего рода благо для гражданских религий. Когда же количество диссидентов внутри этих религии резко возрастает, то система сакрализации начинает давать сбои: когда-то единая гражданская религия может расколоться на секты, стать чем-то профанным (обыденным, земным, низким), утратить связь с душами основной массы верующих или вообще исчезнуть в своей прежней форме.

В условиях, когда религия профанируется и профанное становится высшей ценностью, в обществе возникает острая тоска по сакральному. Существует своего рода тенденция сохранения сакральности путем ее превращения в другие формы: сакральное профанируется, а профанное сакрализуется. Например, прогресс демократизации и модернизации, происходящий в сегодняшней России, вызвал параллельную активизацию носителей архаического языческого сознания и маргинальной культуры оккультизма; сакральный архетип Ленина-вождя латентно вытесняется молитвенным почитанием царя-мученика Николая И, а в Интернете появляются также иконы Иосифа Сталина с мечом в правой руке и Библией — в левой.

Особое место в системе социоцентрической сакрализации играют священная клятва и проклятие. Клятва приобщает индивида к гражданско-религиозной общности, придает его жизни ощущение истинности и магически соединяет его с культовым объектом. Напротив, проклятие отсоединяет проклинаемого человека от единоверцев, накладывает на его убеждения печать ложности и разрывает его связь с сакральной реальностью. Антипод сакральной клятвы — проклятие, т. е. торжественное осуждение клятвопреступника от лица вождя, партии или государства.

Социоцентрические религии, как и всякие другие религии, возникают с исторической необходимостью и не являются беспочвенными. Они отвечают массовой потребности в укреплении солидарности членов той или иной социальной общности, основываются на интуиции, вызывающих доверие представительных фактах и рационально-идеологических доказательствах. Нетрудно увидеть в социоцентрической религии и положительные, и отрицательные тенденции. Сплачивая общность воедино сакральными идеалами, она, как правило, энергично противопоставляет эту общность иным социальным образованиям.

Было бы неправильно, вслед за некоторыми богословами, уничижать социоцентрические религии как примитивное язычество, именовать их явно ошибочными и ожидать, будто они легко распадутся под огнем просветительской критики. Если адепт какой-нибудь социоцентрической религии свято верит в ее идеалы и сосредоточивается в первую очередь на духовном, а не на материальном полюсе своего мироотношения, то такая искренняя вера вполне заслуживает уважения, как того и требует Закон о свободе совести.

В конце концов, любовь к Родине, патриотизм — это тоже своего рода социоцентрическая религия; хотя она прямо не поощряется в Писаниях монотеистов, тем не менее в ряде космоцентрических Преданий отношение к патриотизму весьма положительное. Культ предков косвенно поддерживается одной из десяти заповедей иудеев, христиан и мусульман — требованием почитать своих родителей.

В Писании сказано: по вере зачтется. Кто не лжет своей совести и исполняет ее повеления, не догадываясь о более истинной вере или не овладев принципами последней, тот все-таки заслуживает уважения. В этом смысле искренний христианин (мусульманин, иудей и т. д.) и искренний большевик, не вступавшие в сделку со своей совестью, формально равны перед вечностью, даже если в свете совокупного исторического опыта степени истинности их религий существенно разнятся и плохо соизмеримы друг с другом.