Познавательные стратегии Средневековья

Вера или разум?

Познавательные стратегии Средневековья изменяются по сравнению с Античностью. Перед христианскими авторами не стоит вопрос о существовании истины, в их взглядах нет места скепсису. Истина существует, и это есть Бог. Разночтения появляются в вопросе о возможности и способах познания Бога. Цель познания тоже определена — это истина, т. е. Бог. Таким образом, познание — это в первую очередь познание Бога. Изучение природы, человека и т. п. не самоценно, оно не может быть интересно само по себе, но только как способ достижения истины, т. е. постижения Бога. Например, если мы говорим, что Бог, создавая мир, задает его законы, и человек, познавая их (т.е. природу), познает божественную мудрость, приближаясь к истине, то мы имеем шанс быть услышанными христианскими богословами. Если же мы говорим, что природа есть тайна, разгадав которую, мы станем сильнее, мудрее, сможем многое изменить в своей жизни, у нас есть шанс попасть на костер за ересь.

Такая установка познания, без сомнения, сдерживала развитие науки. Описанные в Библии акты мистического откровения, непосредственного соединения познающего субъекта с Богом, иррационального единства субъекта (человека) и объекта познания (Бога) и есть цель познания, значит, нужно найти наилучший его способ. Бог открывается тому, кого выбирает; как он открылся Моисею, так и Христос явился апостолам и женам мироносицам, святым и т.н. Однако не все могут быть избранниками божьими.

Как двигаться по пути богопознания? Что является наилучшим инструментом познания? В Античности, как мы помним, несмотря на многие различия, философы обращались к разуму, полагая его высшей формой и способом познания. Об этом думают и христианские теологи. Разница лишь в том, что античным философам был интересен весь мир, а средневековым нужно было найти способы постижения Бога и обосновать их. Поэтому наряду с разумом появляется идея веры как способа познания. Надо сказать, что большинство авторов склонялись к тому, что вера, являясь непосредственным способом богопознания, есть паилучший путь к истине.

В Средневековой философии, таким образом, главным гносеологическим вопросом стал вопрос о соотношении веры и разума в познании. Сложилось в основном три стратегии ответа на этот вопрос.

Первая стратегия строилась на том, что вера важнее разума в процессе богопознания. Здесь возможны разные варианты. Можно утверждать, что вера является единственно возможной формой познания, а разум мешает ей. Можно говорить, что и то, и другое выполняет какие-то функции в познании, но истина доступна лишь через веру, или что разуму и вере доступны разные области познания: разумом можно постичь творение, но не творца, и т.н.

Вторая стратегия базируется на разуме, утверждая, что разум важнее веры. Здесь также возможны варианты: разум и только разум есть инструмент познания, а слепая вера — помеха; разум получает толчок от веры и движется по пути познания, сопровождаемый и подкрепляемый верой, но истина открывается нам в разуме.

Третья стратегия предполагает параллелизм веры и разума. Здесь возможны утверждения о том, что и разум, и вера ведут к истине, но каждый идет к ней своим путем; у них равные методы познания, но и то, и другое может привести нас в конечном итоге к желанной цели. Например, Климент Александрийский провозглашал гармонию веры и разума, потому что верно направленный разум способствует укреплению веры, а вера в благое и разумное основание мира есть начало философии.

Наиболее ярким сторонником примата веры был Квинт Тертуллиан; именно ему часто приписывают знаменитый афоризм «Верую, ибо абсурдно», который впрямую не содержится в его произведениях, но смысл его учения именно в том, что вера лежит за пределами разума, она неподвластна ему. Подумайте сами, с точки зрения разума и здравого смысла, не является ли абсурдным утверждение о том, что человек умер, а через три дня воскрес? Полный абсурд, но в это верит каждый христианин. Вера единственная приближает нас к Богу. Вера может существовать благодаря душе, которая знает Бога, ибо знание ее получено от Бога, поэтому душа — пророчица, толковательница знамений, провидица событий. В наши дни сказали бы, что это интуиция. Тертуллиан полагает, что вера, данная душе изначально, невыразима ни в формулах, ни в словах, ибо она древнее слов; она есть первая ступень богоданного знания. Приоритет веры — это приоритет простоты сердца над стоическими, платоническими, аристотелевскими, диалектическими и другими рассуждениями.

Заметим, что Тертуллиан жил в эпоху, когда христианство еще не было сильно, потому его открытие очень важно; это открытие веры, основанной на идее творения.

Августин же жил в период установленных христианских догматов, а потому в его видении акцент делался на взаимообосновании разума и веры. Например, в «Исповеди» он пишет:

Дай же мне, Господи, узнать и постичь, начать ли с того, чтобы воззвать к Тебе, или с того, чтобы славословить Тебя; надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя?.. Или, чтобы познать Тебя, и надо воззвать к Тебе? Воззвать не к Тебе, а к кому-то другому, может незнающий. Я буду искать Тебя, Господи, взывая к Тебе, и воззову к Тебе, веруя в Тебя, ибо о том проповедано нам^[1].

Августин считает взаимообусловленными веру и разум: верую, чтобы понимать, и понимаю, чтобы верить. Понимание есть своеобразная награда веры, а разум — ее условие; нужно быть разумным, чтобы верить; неразумным тварям вера не дана, но все-таки вера важнее разума, ибо вера ведет к Богу, а разум ей помогает.

Иоганн Скотт Эриугена полагает, что вера есть правильность разума и в этом смысле сам разум, «истинную религию» он отождествляет с «истинной философией», следовательно, философия — тоже способ богопознания, если это философия, основанная на христианской вере.

В период схоластики наметилось разделение философии и теологии. В возникшем в XIII в. Парижском университете (свободной ассоциации магистров и студентов) официально разрешалось обсуждать вопросы веры, раньше доступные только церковным иерархам. Там впервые начинают автономно существовать факультеты теологии и философии. Почти одновременно с возникновением университетов создаются монашеские ордена францисканцев и доминиканцев, активно участвовавших в ученых спорах. Философские трактаты становятся предметом широкого обсуждения. Это связано с активным развитием логики, которая уже не ограничивается аристотелевской силлогистикой. Особую роль в этом сыграли труды Ансельма Кентерберийского, Гильберта Порретанского, Пьера Абеляра. Таким образом, именно схоласты начинают рационально обосновывать и доказывать догматы вероучения. Так появляются знаменитые доказательства бытия Бога.

Ансельм Кентерберийский представил первые доказательства бытия Бога в трактате «Монологион», он же — автор знаменитого онтологического (или симультанного) доказательства, представленного в работе «Прослогиум». Оно базируется на анализе мышления о Боге. Формулируется примерно так: все что мы мыслим, лежит за пределами нашего мышления; мы мыслим Бога, значит, он находится за пределами нашего мышления, следовательно, наличие у нас идеи Бога, доказывает, что он существует независимо от нас.

Наиболее известными стали пять доказательств бытия Бога Фомы Аквинского, сформулированные в его главном философском труде «Сумма теологий». Нетрудно увидеть, что в них воспроизводится учение Аристотеля о четырех первопричинах (напомним, что это были материальная и формальная, движущая и целевая причины).

• 1. Доказательство через движение. Оно означает, что все движущееся когда-либо было приведено в действие чем-то другим, которое, в свою очередь, было приведено в движение третьим, и так во всем. Нет ничего в наблюдаемом мире, что не было бы приводимо в движение. Возникает вопрос: что же дало первый толчок? Это мог быть только объект, неподвижный по своей природе, а именно Бог, он и оказывается первотолчком.
• 2. Доказательство через производящую причину. Это доказательство схоже с первым. Так как ничто не может произвести самого себя, но все имеет причину, мир есть цепочка причинно-следственных связей. Возникает вопрос: что было первопричиной? Очевидно, что это должно быть нечто, не имеющее причины. Если таким началом может быть только Бог, то существует нечто, что является первопричиной всего, и это Бог.
• 3. Доказательство через необходимость. Каждая вещь имеет возможность как своего потенциального, так и реального бытия. Реальному бытию всегда предшествует потенциальное (росток потенциально содержится в семени). Если предположить, что все вещи находятся только в потенции, то тогда ничего бы нс возникло. Должно быть нечто, что способствовало переводу вещи из потенциального в актуальное состояние, ибо само по себе существующее только актуально и необходимо. Это нечто есть Бог.
• 4. Доказательство от степеней бытия. Люди говорят о различной степени совершенства (например, сравнивая вещи по признаку красоты: это платье красивее, чем-то, и пр.). Если существует мера совершенства, то должен существовать и высший образец, который позволяет нам мыслить это сравнение, но сам несравнимый ни с чем, высшее совершенство. Это значит, что существует самое красивое, самое благородное, самое лучшее, и это может быть только Бог.
• 5 .Доказательство через целевую причину. В мире есть целесообразность, а значит, существует нечто разумное, которое полагает цель для всего, что есть в мире; этим разумным может быть только Бог.

Таким образом, наличие в мире движения, причины, меры совершенства, целесообразности, возможности и необходимости доказывает, что мир не мог возникнуть и существовать без своего создателя, без Бога. Зачем же нужно доказывать бытие Бога, если в него можно просто верить? Действительно, для верующего нет сомнения в существовании Бога. Но если этот верующий есть существо мыслящее, ищущее разные пути объяснения реальности и при этом хорошо знакомое с многообразием античной филоСофии, признающее ее силу и желающее защитить христианскую веру, представить ее не только для тех, кто не рассуждает ни о чем, но и для тех, кто может сомневаться, он начинает разговаривать на языке разума.

Для Аквината действительно было очень важно рациональное обоснование веры. Он пытается показать, что между разумом и верой нет противоречий, они пребывают в гармонии. Можно просто верить в Бога, а можно доказать его существование логическим способом и убедиться в том, что вера нас не обманывает. Фома Аквинский был сторонником гармонии веры и разума, он полагал, что и то, и другое приводит нас к Богу, но путь веры короче и яснее.

Если у Фомы Аквинского истины веры и разума в идеале совпадают и не противоречат друг другу, то Уильям Оккам разводит их в разные стороны: истины откровения принципиально избегают царства рационального. Философия — не служанка теологии; теология же — не наука, а комплекс положений, связанных между собой не рациональными связками, но цементирующей силой веры. Вера выше разума, ибо только она позволяет узнать Бога. Разум же не в состоянии предложить вере поддержку, ибо он не имеет ничего более прозрачного, чем данное вере в откровении.

Итак, спор сводится к вопросу о том, можно ли прийти к Богу и разумом. Заметим, что апелляция к разуму легла в основу мессианской деятельности христианских пасторов: они старались убедить неверующих, а стало быть, перейти от разума к вере. Проповедник, как правило, стремится объяснить (апелляция к разуму), увлечь (апелляция к чувствам), привлечь (сделать сторонником). Неслучайно второе знаменитое сочинение Фомы Аквинского носит название «Сумма против язычников»; в нем автор подробно показывает, что вся античная философия была своеобразным предчувствием Бога. Написана эта книга была как учебное пособие для миссионеров. Вспомним, что это было время Крестовых походов.

Мы видим, как уже к XIII в. меняется полярность в трактовке соотношения веры и разума. Наиболее радикальную позицию занял Пьер Абеляр, который провозгласил примат разума над верой. В трактате «Да и нет» он рассуждал о согласовании человеческой свободы и божественного предопределения, о соотношении двух природ Христа (божественной и человеческой), об ответственности человека перед Богом, о единстве и троичности Бога. Хотя Абеляр и повторял формулу Августина «понимаю, чтобы верить, и верую, чтобы понимать», само понимание он ставил выше веры. Главным его аргументом было создание человека Богом по своему образу и подобию, т. е. существом разумным. Разум отличает человека от животных, и потому он есть высшая способность. Слепая вера противна Богу, ибо не является глубоким принятием его. Богу угодно было дать нам возможность познавать его тем средством, которое он подарил людям, т. е. разумом. Нерассуждающая вера — признак глупости, а потому она дальше от божественного совершенства, чем мыслящий разум.

Уже намечается тенденция, о которой даже помыслить не могли философы двумя веками раньше, а именно начинает постулироваться возможность существования философии вне веры, намечается дисциплинарное разделение философии и теологии. Это во многом определялось развитием университетов.

• [1] Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина … С. 53.