Война и политика

Поскольку в межгосударственных отношениях немаловажную роль играет война, она как специфическое политическое явление занимала особое место в социальной философии. Платон, например, утверждал, что войны происходят из-за богатства. Гоббс же причину войн видел в естественном равенстве людей, которое приводит к войне всех против всех. Голландский ученый XVII века Гроций, развивая теорию естественного права, в отличие от Гоббса считал, что результатом равенства должно быть не состояние войны, а мир и дружба. Саму войну он квалифицировал как состояние борьбы. Кстати, ему принадлежит первая классификация войн. По его мнению, они бывают частные, публичные и смешанные. Под частной войной Гроций, по существу, понимает драку между двумя или несколькими лицами. Публичная война ведется органами государственной власти, т. е. это война, объявленная одним государством другому. Что касается смешанной войны, то она, с одной стороны, носит публичный характер, а с другой — частный.

В свою очередь, публичные войны Гроций делит на торжественные (справедливые) и неторжественные. Справедливая война, пишет он, ведется с целью защиты национального суверенитета или же его восстановления. Оправдывая такие войны, Гроций тем не менее советует не начинать их, использовать все мирные средства для решения спорных вопросов. Одновременно он осуждает неторжественные войны, лишенные оправдательных причин.

Гольбах резко осуждал войны, утверждал, что они приносят одни бедствия воюющим народам. Но причины их развязывания он приписывал государям, которые ради своих корыстных целей готовы жертвовать жизнью других людей. Интересно, что он осуждает тех поэтов и писателей, которые восхваляли походы полководцев, вместо того чтобы критиковать и изобличать их действия и поступки. Побудительные мотивы завоевателей Гольбах видел в лености, неспособности и невежестве в управлении делами государства. Хороший и способный государь, с его точки зрения, думает не о завоеваниях, а о том, как бы превратить свою страну в цветущий край. Осуждая войны, Гольбах в то же время выступал за справедливые войны, целью которых является защита суверенитета и территориальной целостности.

Много внимания теоретическим проблемам войны и мира уделял Кант. Он мечтал о вечном мире между народами. Но вначале он решил изучить причины ненависти народов и государств друг к другу. По его мнению, война и ненависть людей друг к другу не содержат какой-нибудь разумной собственной цели, и поэтому нужно «попытаться открыть в этом бессмысленном ходе человеческих дел цель природы, на основании которой у существ, действующих без собственного плана, все же была бы возможна история согласно определенному плану природы»^[1]. Исходя из этого, Кант стремится объяснить природу человека, его физиологические и психологические особенности. Он утверждает, что все задатки любого живого существа предназначены для целесообразного развития, и если такого развития нет, то имеется не закономерная, а бесцельно действующая природа, что противоречит телеологическому учению. Природные задатки человека, обладающего разумом, получают свое развитие, считает немецкий философ, нс в индивиде, а в роде. Для их проявления природа использует такое средство, как антагонизм: человек, с одной стороны, не может жить без общения, с другой — стремится к уединению. Поэтому он ожидает, что встретит сопротивление, и именно это заставляет его действовать. Иначе говоря, согласно Канту, там, где нет противоречий и взаимных столкновений, нет развития ни самого человека, ни его культуры.

Кант полагает, что причины войн проистекают из стремления создать новые отношения между государствами, но через некоторое время эти отношения снова приводят к военным столкновениям. Поэтому необходимо основать международный союз государств, в котором каждое государство чувствовало бы себя свобод. ым и в то же время не мешало бы другим нормально жить.

В своем учении о войне и мире Кант исходит из выдвинутого им категорического императива: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»^[2]. Он полагает, что каждое государство должно поступать так, чтобы не причинять другому ущерб и не задевать его интересы. Как и многие другие мыслители, Кант большое значение придавал разработке международного права, регулирующего государственные отношения и запрещающего вмешательство во внутренние дела других государств. По его утверждению, государства от природы находятся в неправовом состоянии, т. е. в состоянии войны (право более сильного мешать более слабому, не давать ему спокойно и самостоятельно решать свои проблемы). И поэтому для исключения войн из жизни общества, по утверждению Канта, необходим мирный договор. В работе «К вечному миру» Кант изложил основные принципы такого мирного договора. Он считает, что в любом мирном договоре не должно быть никаких оснований для будущей войны. Каждое государство независимо от размеров имеет право на самостоятельное существование, и поэтому не может быть захвачено другими государствами. Но для установления вечного мира нужен федерализм или союз свободных государств. Целью такого союза является обеспечение свободы каждого государства. Со временем этот союз должен охватить все государства, что в конечном итоге, по глубокому убеждению Канта, приведет к вечному миру.

Кантовская концепция вечного мира носит утопический характер, но важно то, что родоначальник классической немецкой философии осуждал войны, выступал в защиту гуманизма и установления подлинно мирных отношений между государствами.

Другой представитель классической немецкой философии Гегель считал, что война не должна рассматриваться лишь как абсолютное зло или лишь как внешняя случайность. Основания войны он видит в страстях властелинов и народов. Гегель ратовал за сильную государственную власть, отсутствие которой, по его мнению, приводит к разложению общества и государства. Поэтому он утверждал, что война способствует установлению крепкой власти и оздоровлению всего общества. «…Высокое значение войны, — писал Гегель, — состоит в том, что благодаря ей… сохраняется нравственное здоровье народов, их безразличие к застыванию конечных определенностей; подобно тому, как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непременно случилось бы при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем паче вечного мира»²⁹². Гегель здесь имеет в виду концепцию Канта о вечном мире. Государство, продолжает Гегель, есть индивид и как индивидуальность содержит в себе отрицание. И если даже некоторое число государств образуют союз, все равно этот союз как индивидуальность должен создать свою противоположность и породить врага.

Гегель считает, что в мирное время гражданская жизнь расширяется, люди засасываются болотом, утрачиваются их частные особенности, все меньше и меньше проявляются их индивидуальные черты. Общество начинает походить на больного человека. Здоровье требует единства тел, но когда части затвердевают, наступает смерть. Удачные войны не дают развития внутренним беспорядкам, укрепляется государственная власть. «Народы выходят из войны не только усиленными, благодаря внешним войнам нации, внутри которых действуют непреодолимые противоречия, но и обретают внутреннее спокойствие»^[3].

Гегелевскую концепцию войны не следует упрощать, ибо это может привести к тому, что Гегель превратится в апологета войны, что, конечно, неверно. На самом деле вопрос гораздо сложнее. Эту концепцию надо связывать с гегелевским учением о противоречии как источнике развития. Гегель писал, что «противоречие… есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью»^[4]. Не следует упускать из виду и конкретно-исторические обстоятельства, связанные с жизнью великого философа и с его эпохой. Гегель живо интересовался политической ситуацией Германии, и поэтому его высказывания часто отражали эту ситуацию. Он сильно переживал кризисное положение своей страны, отмечал, что она даже не в состоянии защитить свой суверенитет. Главную причину кризиса своего отечества Гегель видел в отсутствии единой и нераздельной Германии с сильной централизованной властью. Слабость государства, отмечал великий философ, сразу же обнаруживается во время войны, ибо война требует концентрации всех сил. Она показывает его слабые, уязвимые места и в то же время вызывает необходимость его совершенствования.

Соотечественник Гегеля Клаузевиц непосредственно связал политику и войну: «…Война есть не что иное, как продолжение политических отношений с привнесением иных средств»^[5]. Война, пишет Клаузевиц, не возникает внезапно, а готовится очень долго соответствующими правительствами, ведущими определенную политику. Нельзя думать, что после начала войны прекращаются политические отношения, поскольку эти отношения выступают как целое, а война есть часть этого целого. Война обладает теми свойствами, которые имеет политика. Именно политика порождает войну, а не наоборот. Объявившее войну правительство до начала военных действий проводит определенную политику, направленную на удовлетворение своих интересов, и когда она не дает желаемых результатов, то правительство переходит к другой форме политики — к войне. Ее целью является сокрушение политики противника военными средствами.

Поэтому «война есть акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю»^[6].

Клаузевиц считает, что чем сильнее мотивы и чем хуже отношения между государствами, тем больше кажется, что война и политика совпадают полностью и что поэтому война носит как бы чисто военный характер и не имеет отношения к политике. И наоборот, чем меньше мотивов, тем больше расхождений между войной и политикой. Но Клаузевиц диалектически анализирует вопросы войны и политики (надо сказать, что он придавал большое значение философскому исследованию войны, высоко ценил гегелевскую диалектику, подчеркивал ее важность для изучения вопросов войны и политики). Он считает, что война и политика неразделимы, хотя внешне они как бы противоречат друг другу. Все войны надо рассматривать как политические действия. «Во-первых, войну мы должны мыслить при всех обстоятельствах не как нечто самостоятельное, а как орудие политики; во-вторых, именно эта точка зрения показывает нам, как различными должны быть войны в зависимости от мотивов и обстоятельств, из которых они зарождаются»^[7].

Клаузевиц ближе всех подошел к философско-политической характеристике войны, определив ее как продолжение политики насильственными средствами. Но Клаузевицу все же не удалось раскрыть причины войны. Раскрытие этих причин требует исследования экономических условий жизни людей, концентрированным выражением которых является политика. Война — это насилие, а проведение насильственной политики во многом зависит от экономической мощи государства. Производитель более совершенного оружия побеждает производителя менее совершенного оружия при всех прочих равных условиях. Но выпуск более мощного оружия зависит от уровня экономики. Война, как и политика, относится к надстроечным явлениям и детерминируется в конечном счете экономическими отношениями.

Истоки войн уходят в первобытное общество, когда одно племя воевало с другим. Нов строгом смысле слова это не были войны, потому что не преследовали цели подчинения одного племени другому, хотя могли всех членов племени истребить или превратить в рабов. Они заранее к войне не готовились. Это были конфликты, часто имевшие трагический характер, но все же конфликты. Проведение военных операций — явление сложное. Война связана с более или менее регулярной армией, которая готовится к войне в мирное время и т. д. и т. п. Все это стало возможно только в эпоху классового общества. Поэтому война есть продукт классового обществ, когда появилось государство со своими признаками и когда социум уже имеет не примитивный, а сложно структурированный характер. Война есть организованная вооруженная борьба между народами, государствами или классами. Ее могут вести либо два государства (локальные войны), либо множество государств (мировая война), либо различные классы (гражданские войны). Война имеет свои правила, но при ведении военных операций никто их фактически не выполняет, что вполне можно объяснить, но не оправдать. Дело в том, что любая война преследует цель подавить волю противника, уничтожить его возможности сопротивляться и поэтому воюющие стороны используют все средства для достижения победы.

Л.Н. Гумилев при анализе причин войн большое значение придает понятию пассионарности. Под этим понятием он подразумевает «эффект избытка биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность часто ради иллюзорной цели»^[8]. Речь идет о том, что этносы и индивиды, наделенные определенными страстями^[9], часто совершают поступки, которые можно объяснить только стремлением к реализации цели, необъяснимой с помощью общепринятых норм поведения людей. Пассионарными личностями Л. Н. Гумилев объявляет Александра Македонского, Наполеона I и многих других. Александр Македонский все имел от рождения, но тем не менее занялся завоевательными походами, в результате которых была создана огромная империя. «Вряд ли стоит, — пишет Л. Н. Гумилев, — искать причину, толкнувшую македонского царя в поход, в стремлении к приобретению рынков для торговых городов или к уничтожению финикийской конкуренции Афин и Коринфа, которые только что были покорены силой оружия, продолжали оставаться врагами Македонии, жертвовать собой ради врага уж вовсе бессмысленно. Так что мотивы поведения Александра приходится искать в его собственном характере. Два качества, доведенные до крайности, отмечают у Александра и Арриан, и Плутарх: честолюбие и гордость, т. с. проявления описанной нами пассионарности. Этого избытка энергии оказалось достаточно не только для победы, но и для того, чтобы принудить своих подданных вести войну, которая была им нужна»^[10].

Не отрицая роли личных качеств, в том числе страстей, в тех или иных исторических событиях, на мой взгляд, нельзя только ими объяснять деятельность любого индивида, тем более таких личностей, как Александр Македонский, Ганнибал или Наполеон I. Посмотрим, что говорит карфагенский полководец Ганнибал своим войскам перед началом боевых действий против римлян. Речь его была передана римским историком Титом Ливием: «Мы начинаем войну, мы грозною ратью надвигаемся на Италию; мы потому уже должны обнаружить в сражении более смелости и стойкости, чем враг, что надежда и бодрость всегда в большей мере сопутствуют нападающему, чем отражающему нападение. К тому же нас воспламеняет и подстрекает гнев за нанесенное нам возмутительное оскорбление: они ведь потребовали, чтобы им выдали для казни первым делом меня, предводителя, затем и вас, осадивших Сагунт, и собирались, если бы нас им выдали, предать нас самым жестоким мучениям! Этот кровожадный и высокомерный народ воображает, что все принадлежит ему, все должно слушаться его воли. Он считает своим правом предписывать нам, с кем нам вести войну, с кем жить в мире. Он назначает нам границы, запирает нас между гор и рек, не дозволяя переходить их, и сам первый переступает им же положенные границы. «Не переходи Гибера!» — «Не буду». — «Не трогай Сагунта!» — «Да разве Сагунт на Гибере?» — «Нужды нет; не смей двигаться с места!» — «Стало быть, тебе мало того, что ты отнял у меня мои исконные провинции, Сицилию и Сардинию? Ты отнимаешь и Испанию, если я уступлю ее тебе, грозишь перейти в Африку?.. Нигде не оставлено нам ни клочка земли, кроме той, которую мы отвоюем с оружием в руках»³⁰¹. Отсюда видно, что не страсти вели Ганнибала в походы против римлян, а любовь к Родине, стремление к сохранению ее независимости, к защите человеческого достоинства. Наполеон 1 был честолюбив, но воевал с европейскими державами прежде всего потому, что защищал Французскую революцию и вообще Францию, которую реакционные режимы Европы терпеть не могли.

Со времен Гроция принято делить войны на захватнические и оборонительные. Первые преследуют цель завоевания чужих территорий, навязывания другим государствам своей воли и порядков. Вторые — защиту национального суверенитета и территориальной целостности.

В современную эпоху эта классификация войн многими отвергается. По их утверждению, сейчас главное — защита не национального суверенитета, а прав человека и демократии. И если они нарушаются каким-либо государством, то можно применить в отношении этого государства военную силу. Однако этот аргумент не выдерживает никакой критики. Государство, как уже отмечалось, представляет собой форму социального бытия народа. И если народ лишен этого бытия, то фактически он лишается всякого бытия. Никакие наднациональные органы не будут содействовать развитию национальной культуры, вообще сохранению национальной самобытности. Поэтому всякое уважающее себя государство должно отражать любую агрессию, использовать все находящиеся в его распоряжении средства для защиты своего суверенитета. Кстати, современные крупные государства никому не позволяют вмешиваться в их внутренние дела, хотя они другим нередко диктуют свои условия. Вывод: классическое деление войн на захватнические и оборонительные не устарело и в современную эпоху.

Подвергается критике и тезис Клаузевица о том, что война есть продолжение политики иными средствами. Это определение войны некоторые подвергают критике на том основании, что в ядерную эпоху в случае применения атомного оружия не будет ни победителей, ни побежденных. Поэтому якобы бессмысленно говорить, что война является продолжением той политики, которую проводили до начала боевых действий воюющие государства. Полагаю, что такое утверждение научно не обосновано. Во-первых, кроме ядерной войны, которая, надеюсь, никогда не разразится, есть еще обычные войны, которые все время ведутся. Они есть не что иное, как продолжение политики другими средствами. Во-вторых, ядерные державы постоянно совершенствуют свое атомное оружие и вовсе не собираются уничтожать его. Поэтому в случае крайней необходимости они могут его применить. В-третьих, атомное оружие используется как средство шантажа других государств, не обладающих таким оружием. Не случайно многие государства стремятся к обладанию ядерными средствами. Вот почему война и в современную эпоху остается продолжением политики иными средствами. Политика же будет функционировать до тех пор, пока есть государство. Государство, по всей вероятности, будет существовать до тех пор, пока будет жить человечество. Отсюда неизбежный вывод: войны могут иметь место, пока есть человечество. Конечно, это вовсе не значит, что нельзя предотвратить войну. Люди сами творят свою историю, и, следовательно, они могут всегда договориться и решить любые проблемы мирным путем. И надо осознать, особенно в нашу эпоху, что любая война, а уж тем более мировая, может иметь катастрофические последствия для будущего всей цивилизации.

• [1] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 6. С. 8.
• [2] Кант И. Соч. Т 4, ч. 1. С. 260.
• [3] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 361.
• [4] Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. 5. М., 1937. С. 520.
• [5] /Сюузевиц. О войне. 111. М., 1933. С. 101.
• [6] Клаузевиц. О войне. 1. М.; Л., 1932. С. 3.
• [7] Клаузевиц. Война. 1. М.; Л., 1932. С. 21—22.
• [8] Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. М., 1994. С. 497.
• [9] По-французски: !а passion. Отсюда пассионарность.
• [10] 500 Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. С. 265.