Военная психология в России

Главным центром развития военно-психологической теории и практики на этапе ее становления как пауки стала Россия.

В развитии отечественной военной психологии по основанию «степень активности военно-психологической науки и социальное признание ее возможностей и роли в решении государственных задач» можно выделить четыре основных этапа:

• 1) этап романтизма (конец XIX в. — 30-е гг. XX в.) характеризуется высокой активностью военных психологов в разработке теоретико-методологических основ военной психологии, безграничной верой военных психологов в возможности и перспективы военной психологии и умеренным социальным признанием ее возможностей и роли в укреплении обороноспособности государства;
• 2) этап анабиоза (30-е — начало 60-х гг. XX в.) — практическое запрещение военной психологии, существование военно-психологического знания в рамках философии, военной науки, физиологии и педагогики;
• 3) этап становления современной военной психологии (начало 60-х — начало 90-х гг. XX в.) — осознание обществом и военным руководством страны возможностей военной психологии, начало фронтального научного исследования военно-психологической проблематики, разработка теоретико-методологических основ современной военной психологии;
• 4) этап развития теории и практики военной психологии (90-е гг. XX в. — по настоящее время) — признание высокой роли военной психологии в обеспечении боеготовности и боеспособности ВС РФ, создание психологической структуры (службы), существенное расширение предметного поля военной психологии и проблематики военно-психологических исследований^[1].

Имеется достаточно оснований говорить о том, что военная психология как наука и практика зародилась именно в России.

Во-первых, в России был создан первый в истории специальный орган, ориентированный на осуществление военно-психологических исследований и разработку методов военной психологии. В 1908 г. в рамках Общества ревнителей военных знаний^[2] был учрежден Отдел военной психологии. Председателем Отдела стал военный врач-психиатр, психолог, психофизиолог Герасим Егорович Шумков, который по его вкладу в развитие военно-психологической теории и практики, сплочение российского военно-психологического сообщества по праву считается основателем военной психологии. Его ближайшими соратниками были Р. К. Дрейлинг, В. Н. Полянский и другие исследователи, внесшие весомый вклад в создание военной психологии.

Таким образом, в России появились первые специалисты, которые назывались военными психологами.

Во-вторых, данным Отделом был принят первый в истории официальный военно-психологический документ — Устав Отдела военной психологии. В уставе констатировалось, что Отдел военной психологии имеет целью разработку военной психологии как отрасли общих и военных наук, исследующей духовную сторону явлений войны и наилучшую подготовку и использование психической стороны — сил, средств и способов вооруженной борьбы.

В-третьих, российские военные психологи первыми разработали программу строительства военной психологии, организовали первые исследования и дискуссии по важнейшим направлениям приложения психологических знаний к практике боевой деятельности войск. За четыре года (1908—1912) состоялось 50 заседаний Отдела, были прочитаны и обсуждены доклады по проблемам военной психологии, опубликовано более десятка работ, отражающих результаты военно-психологических исследований сотрудников отдела.

Жизнь военно-научного сообщества России в начале XX в. буквально кипела. В журнале «Военный сборник», газете «Военный инвалид» регулярно печатались военно-психологические работы. На страницах этих и других изданий шла острая дискуссия о предмете, задачах, методах военной психологии, о психологических особенностях влияния боя на поведение военнослужащих и т. д. К началу военных событий по различным проблемам военной психологии выступило более 150 авторов. Общее количество военно-психологических монографий, статей и выступлений превышало пять сотен. Динамика интереса ученых, командиров, военных врачей к военно-психологическим проблемам отражается в следующих фактах: после 1861 г. в среднем в год выходила одна военно-психологическа я публикация, после 1896 г. — две-три, в период 1900—1904 гг. — четыре-пять, в 1905—1909 гг. — 10—12, после 1910 г. — двадцать пять и более публикаций в год^[3].

В 1907 г. военный историк, социолог, психолог и военачальник Николай Николаевич Головин защитил диссертацию по военной психологии («Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как бойца») на звание экстраординарного профессора Николаевской академии Генерального штаба. В диссертации Головин, одним из первых, на обширном статистическом материале обосновал важность моральных и духовных качеств военнослужащего.

На русский язык переводились военно-психологические труды зарубежных авторов, в ряде военных училищ и академий был введен курс военной психологии, читался курс военной психологии и велись исследования лабораторией при Музее ведомства военно-учебных заведений, военные психологи приглашались на психологические форумы. С осени 1896 г. в Николаевской военной академии начали читать курс лекций по психологии.

Отечественная военная психология впитала в себя всю палитру военнопсихологических идей, которыми располагало к концу XIX в. мировое военно-психологическое искусство.

Важнейшим результатом работы Отдела военной психологии Общества ревнителей военных знаний была разработка, распространение и анализ анкет для участников Русско-японской войны об их впечатлениях и переживаниях в ходе боевых действий. В преамбуле анкеты подчеркивалось, что война со всей очевидностью продемонстрировала, что «для успеха на войне и для понимания бойца как личности необходимо детальное знакомство с психологией бойца, т. е. с тем моральным элементом, о котором столько трактуют, но совершенно не изучают, признавая искусство пользования им уделом лишь исключительно военных талантов»^[4].

Простой перечень вопросов анкеты указывал на масштаб интереса российских военных психологов к психологическому измерению боя. Психологическому анализу подвергались психические состояния воинов на различных этапах боевых действий: при получении приказа на выступление с бивака в бой; при выдвижении к рубежу боевых действий при отсутствии воздействия противника; во время ожидания вне огня; при движении и стоянии под огнем ружейным (дальним, ближним, залповым и т. д.), пулеметным, артиллерийским (шимозами, шрапнелями, бомбами и т. д.); влияние звуков, полет снарядов, их разрывов, отравления газами; влияние сосредоточенного огня по площадям на боевые части, резервы, обозы и т. д.; душевные состояния при действии нашей артиллерии и противника; при штурме и штыковом ударе; при успехе и неуспехе, при ясной задаче и неизвестности; при долгой стоянке на месте; при голоде, недоедании, жажде, недосыпании; при обороне (влияние окопов, искусственных препятствий, местных предметов, закрытий, бойниц, фугасов и т. д.); при получении сведений об обходе, фланговом (тыльном) огне; состояние духа после ранений и потерь (первых и последующих); состояние после боя, ожидание нового боя; стихийный порыв вперед (как и чем был вызван); паника во время боя, причины ее возникновения и меры прекращения; действие на состояние духа религиозных чувств, любви к Родине, чувства долга, самолюбия, стыда, взаимной выручки, наград, дисциплины, взысканий и т. п.; влияние алкоголя на состояние в бою, до и после него; виды и динамика заболеваний; душевные состоянии в ночном бою, при внезапном нападении противника.

На то время это была самая масштабная в истории военной науки и психологии попытка познать психологическую реальность боя. Одновременно это был крупнейший в истории отечественной военной психологии исследовательский проект. За всю последующую ее историю она не ставила перед собой столь грандиозных задач.

Некоторые ответы на разосланную анкету представляли собой полноценные военно-психологические труды. В них сформулированы своеобразные уроки для будущих поколений российских военных ученых, командиров, психологов.

В-четвертых, в России, в рамках первого, «романтического», этапа развития военной психологии (конец XIX в. — 30-е гг. XX в.) было предпринято беспрецедентное, но масштабам осмысление учеными (военачальниками, военными врачами) возможностей приложения психологического знания к боевой практике войск, были сформулированы основные военнопсихологические гипотезы, очерчено предметное поле военной психологии, разработаны методы военно-психологических исследований, сделаны первые попытки энтузиастов применить выводы и рекомендации психологической науки в военном деле.

В России появилась первая психологическая работа, посвященная анализу войны — книга Д. А. Коробчевского «Психология войны» (1892). В ней была сделана попытка применить социально-психологический метод к пониманию такого сложного социального явления, как война, выявить факторы боевитости различных рас и этносов. Глубоко психологическими являются «Севастопольские рассказы» и «Война и мир» Л. Н. Толстого, которого некоторые зарубежные специалисты считают созидателем военной психологии.

В это время в трудах Л. Л. Байкова, А. А. Бильдерлинга, Г. И. Бутакова, А. Д. Бутовского, К. М. Вольфа, С. К. Гершельмана, Н. Н. Головина, А. М. Дмитревского, М. И. Драгомирова, К. И. Дружинина, В. В. Заглухинского, А. С. Зыкова, П. И. Изместьева, А. А. Керсновского, Н. А. Корфа, Н. В. Краинского, П. А. фон Ланга, Г. А. Леера, С. О. Макарова, И. П. Маслова, Н. П. Михневича, А. А. Мокржецкого, В. Н. Полянского, А. С. Резанова, Н. А. Ухач-Огоровича, Г. Е. Шумкова, а позже — в работах Р. К. Дрейлинга, В. Н. Доманевского, Н. В. Колесникова, П. Н. Краснова, А. А. Попова, Г. Д. Хаханьяна, Б. А. Штейфона активно анализируется спонтанный, несистематизированный опыт психологической подготовки, поддержки, реабилитации воинов, психологического противоборства с противником в войнах предшествующих эпох, Русско-японской войны, Первой мировой войны.

Например, Г. Е. Шумков отмечал, что науку о душе человека вообще называют психологией. Вполне правильно науку о душе воина назвать военной психологией. Корф определял военную психологию как отрасль военной науки, изучающую душевные явления в их связи с боевой деятельностью, предмет которой не охватывается психологией мирного времени.

Шумков очерчивал объектно-предметное поле военной психологии: «Область, подлежащая нашему научному исследованию, есть бой, центральное место в котором занимает боец. Психика его, его свойства и деятельность во время боя составляют для нас задачу»^[5]. Далее, в границах этой области выделяются две составляющие: 1) психология боя, призванная детально изучать психику воинов во время сражений и вырабатывать принципы, которыми нужно руководствоваться во время боя; 2) психология мирного времени, разрабатывающая пути привития воинам в мирное время принципов, намеченных психологией боя. При этом методом изучения воина должен быть «метод одновременного изучения психики», позволяющий выявлять то, что переживает сам воин, как он проявляет себя в деятельности и какие изменения происходят в деятельности его организма. Этот метод включает наблюдение, самонаблюдение, исследование сосудистой и секреторной систем и состояния внутренних органов (дыхание, внешние проявления, деятельность кишечника, изменение ритма сердца и т. д.)^[6], изучение рассказов и дневников участников и свидетелей боевых действий, фотографий эпизодов боя, документов и художественной литературы, отражающих обстановку и бойцов во время сражений^[7].

Русскими военными психологами была четко сформулирована эвристическая идея о приобретении войной все более психологического характера.

В психологической литературе того времени понимание приоритетности психологической составляющей боевых действий обосновывалось тем, что, во-первых, психологической является цель боя; во-вторых, критерии победы или поражения есть явления чисто психологические; в-третьих, среди средств достижения тактических, оперативных и стратегических целей все более существенными становятся средства психологические; в-четвертых, последствия войны наиболее ощутимо проявляются в психологической сфере.

Шумков писал по этому поводу: «Прежнее понятие о бое как о насилии физическом, об истреблении противника, о захвате как цели приходится изменить и центр тяжести о насилии из области физической перенести в область психологическую»^[8]. Оценивая уроки поражения в Русско-японской войне 1904—1905 гг., журнал «Русский инвалид» указывал на тот факт, что в будущих войнах «победу будут решать не снаряды и картечь, не смерть и раны, а „нервы“».

По мнению военного писателя генерала Н. А. Корфа, подготовить бой, подготовить наступление — равносильно понятию «подорвать, расшатать, убить психические силы противника».

Полянский на основе исследования обширного статистического материала пришел к выводу о том, что победа и поражение в бою есть величины психологические и что достаточно в среднем физически вывести из строя 17—20% личного состава, чтобы заставить живых бойцов отказаться от продолжения боевых действий. Остальные 80% терпят, по его мнению, чисто психологическое поражение. Из этого следует вывод: цель боя — не обязательно убить, но обязательно — устрашить. В этой же связи Н. Н. Головин даже вводит в оборот специальный термин — «предел моральной упругости войск», под которым понимается способность частей и подразделений продолжать ведение боевых действий, несмотря на «кровавые потери».

Отсюда вытекает возможность практически использовать психологические средства для достижения победы над противником в бою. Выработка таких средств, по мнению Шумкова, является центральной задачей военно-психологической науки. Он отмечал: «Военная психология только тогда явится наукой, необходимой для полководца, когда она откроет ему секрет боевой силы или работоспособности бойца во всех фазах боевой обстановки, когда она выработает свои научные положения о моментах, понижающих и повышающих работоспособность… укажет средства борьбы с наступающим понижением силы в своих войсках и наметит моменты, способствующие угнетению и ослаблению своего противника»^[9]. По существу здесь заложена мысль о том, что военная психология постольку и востребуется боевой практикой, поскольку способна психологическими средствами обеспечить ее потребности.

По широко распространенному в то время убеждению, война как социальное и психологическое явление строится на определенных закономерностях. Выражая эту мысль, Шумков писал о том, что на войне нет случайностей, все подчинено определенным законам как в сфере внешних явлений, так и в сфере психики. Поэтому в каждом бойце, по его мнению, необходимо признать личность, подвергающуюся изменениям под влиянием обстановки. При этом следует учитывать, что абсолютной воли бойца не существует, а есть его поступки, безусловно, подчиняющиеся закону причинности. На основании этого делается вывод о том, что необходимы специальное психологическое обоснование принимаемых боевых решений, тактики действий войск, психологическая подготовка к боевой деятельности, психологическая помощь военнослужащим в преодолении психотравмирующих факторов боевой обстановки. На это указывал и видный представитель военной науки П. И. Изместьев, отмечавший, что тактика требует не только от начальника, но и от рядового бойца знания, инициативы и умения воздействовать па других, т. е. тактика сделалась более психологической.

Отвечая па запросы боевой практики, ученые того времени настойчиво искали истоки боевой активности воинов, условия ее достижения и сохранения.

Корф выделил четыре группы факторов, определяющих поведение воинов в боевой обстановке: 1) внешние и материальные факторы (оружие, численность, внешняя форма боя и т. д.); 2) управление боем; 3) система воспитания воинов; 4) общие социальные факторы^[10].

В работах А. П. Агапеева, Н. Н. Головина, С. К. Гершельмана, М. В. Зенченко обосновывается важность учета социально-психологических факторов боевой активности воинов на поле боя. Наиболее значимыми из них они считали: отношение народа к войне, ее популярность или непопулярность в массах; отношение народа к армии; понятность целей войны ее участникам; место ведения войны (своя, чужая или нейтральная территория); отношение к противнику; наличие религиозных мотивов.

Например, М. В. Зенченко, военный писатель, определяя детерминанты боевой активности войск, отмечал, что личность воина производна от общественных условий, что армия — верная копия государства, миниатюра, его зеркало со всеми достоинствами и недостатками. Поэтому для «мощи войск необходимы симпатии всего населения. Никакой энтузиазм в армии невозможен, когда не будет его в отечестве»^[11].

В трудах М. И. Аствацатурова, К. И. Дружинина, В. Н. Полянского, А. С. Резанова показано, что война многолика, что разные тактические формы применения войск оказывают различное влияние на психологическую сторону боевых действий. В связи с этим они уделяют особое внимание тактике-техническим факторам, влияющим на боевое поведение военнослужащих. Среди таких факторов называются: особенности видов боя (оборона, наступление); успешность ведения боевых действий; применяемые виды оружия; природно-географические условия и др.

Такие авторы, как К. М. Вольф, А. М. Дмитриевский, А. С. Зыков, Н. А. Корф, Г. Е. Шумков, обращали внимание на важность выделения факторов боевой деятельности'.

• — индивидуально-психологических (мотивы и чувства, опыт участия в боях, интеллектуальные качества);
• — психофизиологических (особенности нервно-психической конституции людей, наличие физических и нервно-психических травм, физического и психического истощения, присутствие опасности для жизни).

Из вышесказанного следует, что перечисленными факторами боевой активности войск можно управлять. Одним из наиболее эффективных способов такого управления считается психологическая подготовка войск. При этом ученые и войсковые практики выделяют в психологической подготовке наиболее существенные, по их мнению, стороны. Так, Н. А. Корф, анализируя боевые действия войск, указывает, что в основе всех поступков человека на поле боя лежат чувства. Следовательно, формируя тот или иной эмоциональный настрой, можно по существу задавать уровень боевой активности личного состава.

Указывая важность этого факта, Г. Е. Шумков отмечал, что, помимо технической подготовки, необходима подготовка психологическая. Раскривая самую сущность такой подготовки, он считал, что надо «честно, откровенно, правдиво и деловито познакомить воинов с их будущей деятельностью и обстановкой. Они должны отчетливо сознавать, что война — не торжественная прогулка и не ряд возвышающих душу боев, а сплошные тяготы бивуачной, походной, сторожевой службы с их трудностями, лишениями, болезнями и потерями; что современные войны выигрываются не лихими, самоуверенными наскоками и распущенными знаменами, а настойчивым измором врага, нередко подвергаясь крайнему истощению, неудачам и даже поражениям, захлебываясь порой в крови»^[12].

Крупнейший русский военный теоретик и практик М. И. Драгомиров главным в психологической подготовке считал воспитание у воинов воли, уверенности в своих силах, психологического превосходства над противником. В этой связи он приводил аргумент, что наилучший стрелок или фехтовальщик, если он не проникнут сознанием долга или убежден, что не может одолеть неприятеля, ничего не сделает. Наоборот, слабый физически и не совсем искусный, но не допускающий мысли, что его могут побить, часто бьет и искусных. Для формирования таких качеств предлагается вести стрельбу в боевых условиях без щитового прикрытия, проводить учения с боевыми патронами и др.

Исследователь военного дела, социолог и психолог Н. Н. Головин видел главными задачами психологической подготовки военнослужащих к бою привитие привычек, способных поддерживать их в борьбе с инстинктом самосохранения (дисциплина, любовь к части, товарищество, способность к самостоятельной деятельности, находчивость и умение переносить опасность) и доведение их боевых умений и навыков до автоматизма.

Генерал К. М. Вольф предлагал ввести в войсках «школу», преследующую цель воздействия на умы и сердца, укрепления нервной системы солдат, формирования у них «воинского инстинкта» — подсознательного образования, управляющего поведением воина, когда мотивы его деятельности и обстановка не осознаются им полностью. При этом он подчеркивал, что нужны не отдельные тренировки, а система мер, терпение и последовательность.

Ученые и военные специалисты данного периода ведущей психологической реальностью боя считали страх, который, являясь продуктом действия инстинкта самосохранения, присущ всем людям без исключения. Им принадлежит приоритет в выявлении психологических механизмов, физиологических и поведенческих коррелятов страха, в определении мер психологической подготовки, направленной на формирование у воинов смелости, презрения к смерти.

Например, А. А. Мокржецкий считал, что только навык, внедряемый суровой школой, усиленной физической деятельностью, спартанской тренировкой, развивает пренебрежение к опасности, духовную мощь и в состоянии сдерживать в человеке его духовные (не человеческие) инстинкты самосохранения. Для этого надо тренировать стрелков по «малозаметным, плохо видимым, трудно отыскиваемым невооруженным глазом целям», так как «только такие цели в бою и будут. Цели будут не только мало заметными, но и быстро исчезающими. Поэтому надо тренировать командиров в быстрой и точной подаче команд, а солдат в быстром отыскании целей». Мокржецким предпринята попытка объяснить психологический механизм такого рода психологической подготовки. «Человек, — писал он, — деятельно работая в известном направлении, посредством навыка механически свыкается с величайшими опасностями, для другого, неподготовленного — непереносимыми»^[13].

Таким образом, среди основных задач психологической подготовки назывались формирование устойчивой к страху эмоциональной организации человека, выработка прочных навыков выполнения операций и действий на поле боя, правильного представления о психологических явлениях, характерных для войны.

Анализ боевых действий российских войск в Крымской (1853—1856) и в Русско-японской (1904—1905) войнах и попыток их осмысления учеными и войсковыми практиками показывает, что в то время уделялось серьезное внимание поиску действенных способов поддержания и мобилизации психических возможностей военнослужащих в критические моменты боевых событий. Генерал от инфантерии С. К. Гершельман отмечал в связи с этим, что огромные потери, затяжной характер боев производят подавляющее нравственное впечатление на воина, которое непомерно больше того, что было до сих пор, и требует от войск необыкновенно крепких моральных сил, чтобы выдержать его. Поэтому теперь главная забота сводится к изысканию средств борьбы с нравственными впечатлениями боя, средств к укреплению моральных сил войск. Им была предложена целая система мер непрерывного целенаправленного психологического воздействия на военнослужащих в боевой обстановке для достижения и сохранения высокого морального духа войск и психологического превосходства над противником. По мнению Гершельмана, необходимы: полное отсутствие новизны в действиях и в требованиях от войск перед лицом неприятеля; «правдивое описание сил и боевых качеств противника, тоже в целях отсутствия всякой новизны и неожиданности; восстановление в памяти людей как прежних боевых подвигов, так и вообще боевой славы русского оружия; твердое и постоянное удерживание в своих руках инициативы и вырывание таковой из рук противника в случае временного захвата им инициативы; быстрота и крайняя энергия в действиях; полная уверенность в успехе главного начальника и вселение таковой как в подчиненных начальников, так и в войска; моментальное восстановление поколебленного порядка в войсках»^[14] и др.

Одним из самых заметных достижений рассматриваемого этапа развития теории и практики психологического обеспечения является разработка и практическая апробация средств и способов оказания психологической помощи военнослужащим на поле боя. Разработанная схема психологического вспомоществования военнослужащим была апробирована в ходе Русско-японской войны.

Таким образом, проведенный анализ первых научно-теоретических идей военных психологов показывает, что главное предназначение военной психологии они видели в том, чтобы максимально расширить психологические возможности бойца, облегчить психологическое давление боя и, как результат, обеспечить его лучшее выживание в боевой обстановке. По существу, на этом этапе были подняты и поставлены в фокус научного анализа все важнейшие проблемы военно-психологической науки, составляющие сегодня ее предметное поле.

• [1] См.: Караяны Л. Г., Сыромятников И. В.

  Введение

  в профессию военного психолога. М., 1997.

• [2] Общество ревнителей военных знаний было создано в 1898 г. в Петербурге во главес военным историком А. 3. Мышлаевским для популяризации военных знаний, разработкивопросов военной науки и истории. В Обществе насчитывалось порядка 40 тыс. членов, входивших в десятки региональных организаций. За время функционирования Обществасостоялось 330 заседаний, которые посетило более 70 тыс. человек. Члены Общества собралиогромную библиотеку военных книг и опубликовали 68 изданий тиражом около 56 тыс.экземпляров. Таким образом, Общество являлось эффективным пропагандистом военныхзнаний.
• [3] См.: Военная психология: методология, теория, практика: в 2 ч. М., 1998.
• [4] Дружинин К. И. Исследование душевного состояния воинов в разных случаях боевойобстановки по опыту Русско-японской войны 1904—1905 гг. СПб., 1910. С. 1.
• [5] Шумков Г. Е. Психика бойцов во время сражений. СПб., 1905. Вып. 1. С. 14.
• [6] См.: Шумков Г. Е. Предмет и область военной психологии // Русский инвалид. 1910.№ 270.
• [7] Шумков Г. Е. Психика бойцов во время сражений. С. 38.
• [8] Шумков Г. Е. Предмет и область военной психологии. С. 11.
• [9] Шумков Г. Е. Психика бойцов во время сражений. С. 18.
• [10] См.: Корф Н. Л. О воспитании воли военачальников. СПб., 1906.
• [11] Зенченко М. В. Сообщение на тему «Анализ нравственных сил бойца». СПб., 1892. С. 91.
• [12] Шумков Г. Е. Психика бойцов во время сражений. С. 76.
• [13] См.: Мокржецкий А. А. Кабинет и казармы // Офицерская жизнь. 1909. № 176—177.
• [14] См.: Гершельман С. К. Нравственный элемент в руках А. В. Суворова. Гродно, 1900.С. 124.