Культ государства. 
Социоцентрические религии.

Государство: понятие, социальная роль и сущность российского государства.

Слово «государство» происходит от древнерусских слов «государь», «господарь», «господь», и в Средние века оно обозначало то, что сопряжено с владением государя (князя, правителя). Общепризнанной дефиниции государства до сих пор нет. Чаще всего «государство» (в отличие от «страны» как культурно-территориальной общности) определяют как «особую организацию политической власти общества, располагающей специальным аппаратом принуждения, выражающей волю и интересы господствующего класса или всего народа» (В. В. Лазарев). Государство есть целокупность институтов, регулирующих гражданскую, политическую и хозяйственную жизнь социума по определенным правилам и в соответствии с правом.

Согласно Библии, в Эдеме до грехопадения Адама и Евы не было надобности в государстве — ведь человек был безукоризненно разумен. После грехопадения для обуздания греховности потребовалось государство с его функциями воспитания, контроля и наказания. Руководство государством, по идее, следует возлагать на лучшего («аристократа»), т. е. на того, кто менее всех склонен к греху — на помазанника Божьего, царя-священника, святого, благородного человека и т. п. (В Ветхом Завете нет ни слова о демократии, возможно, потому, что понятие демократии явно противоречит пятой библейской заповеди о почитании старших.).

В христианском богословии конкурируют две полярных точки зрения на сущность, природу и социальную роль государства:

• 1. Государство есть громадное злое чудовище, возникшее помимо Божьей воли для насильного обуздания человеческого греха. Карая злодеев и насильников, государство само превращается в неправедную власть, и от него самого исходит много злодеяний. В Апокалипсисе Иоанна Богослова римское языческое государство названо «Вавилонской блудницей». В трактате «О граде Божьем» св. Августин заявляет, что над светским государством («градом земным») властвуют силы дьявола, и оно есть царство зла и несправедливости. «Итак, — говорит Августин Аврелий, — при отсутствии справедливости, что такое государство, как не большие разбойничьи шайки, ибо и сами разбойничьи шайки есть не что иное, как малые государства» (Migne 1844 / 1864: civ Dei 4.4).
• 2. Государство не злокозненно. Напротив, оно есть такой модус человеческой природы, который нацелен на упрочение разумного порядка во взаимоотношениях людей и на достижение всеобщего блага. Такое представление о государстве развивал, например, Фома Аквинский.

Вне зависимости от оценки государства как средоточия зла либо добра от христианина требуется быть законопослушным и терпимым к светской власти. Апостол Петр говорит: «Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству для Господа»;

к тому же призывает апостол Павел: «Всякая душа да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога». Христиане веруют, что после Парусин они будут жить и блаженствовать в абсолютно справедливом небесном государстве — в «Новом Иерусалиме», «Царстве Божьем», царстве добра, истины и справедливости.

Представление о нетождественности и необходимости различения церкви и государства, прежде всего, развито в христианстве. В нем отражена общественная потребность в ясном противопоставлении религиозной и политической сфер. В то же время церковь и государство одинаково требуют от народа подчинения закону. В этом смысле Т. Гоббс называл религию «тенью государства» и считал ее социально полезной. Изначальное разделение в христианском мире двух сфер власти в конечном счете привело к возникновению западной демократии, которая гарантировала свободу человека. На Западе церковь лучше защищала свои права перед государством, чем в Византии и России.

Во многих цивилизациях дохристианского времени не прослеживается явного размежевания религиозных и политических порядков. В те времена люди поклонялись специфическим богам своих стран, и религия была одним из подразделений того или иного государства. Например, законы древнего Израиля были основаны на Священном Писании и культе Иеговы. Раннехристианское учение о необходимости разводить и одновременно сопрягать светское и духовное исходит из слов Иисуса Христа: «Цезарево отдавайте цезарю, а Божье — Богу» (Мк. 12, 17). Апостолы, жившие в условиях языческой империи в I в., проповедовали, что люди должны уважать и слушаться своих правителей до тех пор, пока это послушание не вступает в противоречие с высшим, божественным, законом.

Когда христианство превратилось в имперскую религию, отцы имперской церкви в еще большей степени отстаивали идею первичности в государстве духовного начала. Они требовали независимости церкви от светских властей и ее права предавать публичной оценке действия правительства. В этом смысле христианство всегда сохраняет свой революционный характер: если какой-либо политический авторитет или какая-нибудь политическая система претендует на абсолютную власть, то христианин обязан подвергать их критике.

Доктрина разделения властей имеет библейские корни и насчитывает более трех тысяч лет. В книге Исход говорится, что тесть Моисея посоветовал ему отобрать «людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть» (Исх. 18,21). Моисей последовал этому совету, установил иерархическую структуру для решения споров и назначил постоянных судей. Затем отдельно от судей он назначил священнослужителей и от имени Бога провозгласил десять заповедей (декалог), а также утвердил множество правовых норм. Автором Книги Судей принято считать шофета (судью) Самуила. В законодательстве Ветхого Завета, датированном XV—XIII вв. до н. э., были демократические понятия справедливости и равного правосудия, что отличало его, например, от кодекса Хаммурапи. Судебная функция была главной в жизни библейского народа. Правовые нормы Ветхого Завета можно рассматривать как первую в истории декларацию прав человека. Библейская концепция разделения властей была актуализирована в Европе XVIII в. в учениях Монтескье и Локка.

Соперничество двух извечных и полярных оценок государства «вообще» — либо как средоточия зла, либо как института добра — проявляется, в частности, в теоретических оценках природы современного российского государства. (По нашему мнению, более реалистичной является третья оценка государства, в которой диалектически синтезированы его добрые и злые моменты и преодолена односторонность полярных оценок.).

Сторонники оценки государства как принципиально злого начала опираются, например, на известную формулу раннего К. Маркса: «Государство есть частная собственность бюрократии». Они полагают, что эта формула вполне приложима к той исторической России, в которой ее народ, по существу, утратил экономическую и политическую свободу. Речь идет не только о царском самодержавии, опиравшемся на дворян и порожденную ими царскую бюрократию. Крепостное право, однажды возникнув в России, с тех пор в ней никогда не исчезало и лишь меняло свои исторические формы. После реформы Александра II, отменившего в 1861 г. феодальную крепостную зависимость, возникла новая мощная политико-экономическая форма угнетения трудящихся — власть помещиков, капиталистов и аппарата царских чиновников. После 1917 г. в эпоху партократии произошло отрицание отрицания и возвращение к крепостному праву — советскому крепостничеству. КПСС получила беспредельную власть распоряжаться жизнью, трудом и собственностью любого гражданина, в особенности пострадала деревня, обнищало крестьянство.

После перестройки (А. А. Зиновьев назвал ее «катастройкой», а С. С. Говорухин — «криминальной революцией») продолжают возрастать, с одной стороны, бесправие и нищета народа, а с другой стороны, вседозволенность и богатство хищного чиновничества, капиталистов, олигархов. Выходит, как и прежде, нынешнее российское государство по своей социально-экономической сути остается частной собственностью отечественных чиновников, уверяющих публику, что подлинно патриотическая позиция есть позиция «государственников».

Если формула К. Маркса годится для понимания современных российских реалий, то следует признать, что в РФ продолжают существовать два типа государственных законов: а) законы-фантомы, официально принятые, опубликованные, редко исполняемые и в основном предназначенные для обмана народа; б) неписаные законы, негласно адаптированные государственным аппаратом (т. е. иерархией чиновников разных уровней) к собственным эгоистическим целям и потребностям.

С точки зрения народа, в России чиновники всегда воруют, и их нужно строго наказывать по закону. Но если все же считать, что государство есть частная собственность чиновников, то в этом смысле никакой бюрократической коррупции в России не было, нет и не будет, поскольку чиновник всегда вправе по своему усмотрению распоряжаться той долей возможностей и благ государства, которая соизмерима с его должностными полномочиями. Таким образом, чиновник руководствуется негласным законом, более реальным, чем юридический гласный закон. За что же его наказывать?!

До тех пор, пока российское государство сохраняет свою традиционно «злую» социально-экономическую сущность, «мздоимство чиновников» (так выражается публика) для государственного аппарата всегда будет оставаться чем-то естественным, целесообразным и разумным, т. е. не мздоимство даже, а вполне законное распоряжение и владение собственным имуществом. Следовательно, государству не только исторически не прописана, но даже противопоказана реальная борьба с коррупцией, поскольку такая борьба вступила бы в противоречие с его истинным характером. Сторонники данной точки зрения полагают, что различие между советской и постсоветской бюрократией, по сути, носит чисто количественный характер и сопряжено с необходимостью выбирать между двумя альтернативами:

• 1. Следует ли нынешнему бюрократическому аппарату экстраполировать свое реальное господство на далекое будущее (на столетия вперед), соответственно проектируя такую стратегию, которая бы сберегала и умножала производительные силы России?
• 2. Не лучше ли ориентироваться на тактику временщика, если полагать, что деградация производительных сил страны (и вообще жизненных сил народа) зашла уже чересчур далеко и стала необратимой?

Похоже, что изрядная часть отечественной бюрократии склоняется к выбору альтернативы временщика. А это значит, что она намерена все более скрывать истинное положение страны при помощи изощренной демагогии; усиливать (до износа) эксплуатацию народа; незаметно вывозить награбленные богатства (капитал) за рубеж; быть готовой после окончательного развала страны эмигрировать. Остается слабая надежда на то, что часть бюрократического аппарата все же выберет первую альтернативу (будет чуть-чуть радеть о российском народе) ради собственного же долгосрочного выживания на отечественной почве.

Сторонники оценки государства как принципиально доброго начала подвергают аргументированной критике формулу Маркса о государстве как частной собственности бюрократии. Во-первых, эта формула не универсальна, относится не к каждому государству. Возможны, и в истории известны, также другие типы государства, например, государство как собственность всего общества, и нужно бороться за утверждение справедливой демократии. Во-вторых, в формуле Маркса не отражены такие важнейшие функции государства, как защита населения от внешнего нападения, упорядочивание отношений с другими государствами, гарантирование прав соотечественников на жизнь, здоровье, имущество, культурное воспитание, обучение, поддержание гражданского мира и пр. Без бюрократического аппарата, плох он или хорош, эти функции реально не исполнимы. Когда государство рушится, то начинается «война всех против всех», о чем ярко свидетельствует вся история «смутных времен» в России.

Если учесть плюсы и минусы социокультурной роли государства, то, вероятно, все же должна перевесить положительная оценка сущности государства.