Имидж терапевта. 
Трудности и типичные ошибки начала терапии

Обычно имидж определяется как искусственно формируемый образ какого-либо явления (чаще личности или фирмы, но речь может идти и об имидже какого-либо события). Главная задача имиджа — придать той или иной личности, фирме или событию функцию запоминаемости и определенности восприятия окружающими, чаще всего, чтобы это явление выглядело как можно лучше в глазах клиентов (однако понятие «негативный имидж» также существует). Имидж терапевта, как уже отмечалось, включает его внешний вид, преобладающий стиль общения, переписки, рекламы, публикаций и невербального поведения в повседневных ситуациях, а также интерьер его офиса.

Хотя считается, что имидж — это то, как тебя видят окружающие, на самом деле — это то, как человек отражается в восприятии других (или, если присутствует особая озабоченность проблемой имиджа — как он хотел бы восприниматься ближайшим или более широким социумом)^[1].

Некоторые люди обладают особым имиджем от природы, и им не приходится прилагать каких-либо усилий (и тратить средств) на его формирование. Другие, не жалея сил и средств, работают над своим имиджем или даже имиджами — для каждого особого случая (нередко связывая это понятие не столько с внутренним содержанием, сколько с внешним обликом — одеждой, теми или иными аксессуарами, приличествующими конкретному случаю фразами и выражениями лица, и т. д.). Имиджмейкерство стало одной из профессий, и при желании имидж можно менять хоть каждый день, были бы средства.

Третьи самостоятельно улавливают общие тенденции и экспектации клиентов (на которых чаще всего направлен и проецируется тот или иной имидж) и удовлетворяются неким усредненным вариантом, принятым в профессиональной среде. Применительно к психотерапии — это обычно связывается с открытостью, доброжелательностью, коммуникабельностью, чистоплотностью, элегантностью во внешнем облике и не выставляемыми на показ образованностью и культурой. Работа над таким имиджем иногда совершается как бы сама по себе, а в других случаях требует серьезных усилий, не столько материальных, сколько духовных, в том числе — не всегда доставляющих удовольствие.

Приведу один пример. В период массового увлечения Гарри Поттером (в которое на какой-то период вовлеклись не только дети, но и взрослые) моей коллеге пришлось прочитать (не вызывающие у нее восторга) почти все произведения Джоан Роулинг, чтобы говорить с ее пациентами на одном языке. Что касается Михаила Булгакова, Ивана Бунина, Федора Достоевского, Ильи Ильфа и Евгения Петрова, Редьярда Киплинга, Антона Чехова, Льва Толстого, Уильяма Шекспира и десятков других, то это — для обычного российского терапевта — само собой разумеется. Припомнилось, как однажды на супервизии мы потратили около получаса, объясняя зарубежному коллеге процитированную терапевтом (ключевую для представляемой сессии) фразу пациента: «А вы, Шура, пилите, пилите…» Если бы такое же непонимание пациент встретил на сессии, это, конечно, не было бы фатальным для терапии, но вне сомнения было бы воспринято негативно. Именно поэтому мной неоднократно высказывался определенный скепсис в отношении попыток проведения обучающего анализа с иностранными (инокультурными) специалистами, особенно когда такой анализ проводится на третьем для обеих сторон языке.

Наряду с теоретической и методической, общеобразовательная и общекультурная подготовка являются самостоятельной задачей любого психотерапевта. Он должен быть в курсе модных романов, премьер спектаклей и т. д. (хотя мне самому никогда это не удавалось). Но в идеале свободное время терапевта целесообразно планировать так, чтобы его хватало и на эту часть профессиональной подготовки (без кавычек).

Тем не менее нужно признать, что в реальности мы встречаемся в нашей профессиональной среде с самым широким диапазоном проявлений общей и терапевтической культуры специалистов. В итоге одни появляются на сценах многолюдных залов в расшитых звездами халатах или дают всеобщие «установки» еще более объемной аудитории, другие изображают неких гуру в своих соответствующе оформленных офисах, а третьи — предпочитают оставаться просто хорошо подготовленными к этому особому виду деятельности людьми, встречая каждого пациента с более простой и более обоснованной внутренней убежденностью: человек пришел к человеку.

Пациент пришел к вам от другого терапевта К вам пришел пациент и сообщил, что ранее он был в терапии у другого специалиста, но не считает его достаточно компетентным, понимающим или еще каким-либо, — и решил от него уйти. Первое, что мы должны сделать (каково бы не было личное отношение к упомянутому пациентом коллеге): продемонстрировать высокий уровень корпоративной этики и выяснить — были ли их отношения завершены удовлетворительно? Независимо от ответа пациента его также нужно спросить о согласии на получение информации у противоположной стороны о том, как была завершена (или прервана) терапия, и отложить решение вопроса о начале совместной работы до контакта с коллегой.

Пациента также целесообразно предупредить, что этот контакт не будет преследовать цели узнать о том, каковы проблемы пациента и как проходила терапия, — речь будет идти только об удовлетворительности завершения их отношений. Такой подход обусловливается тем, что терапевт, от которого ушел пациент, вряд ли может быть достаточно объективным — и нам важен только сам вариант завершения. Уход пациента может быть результатом сопротивления или отыгрывания, которые нередки в терапии. Вместе с тем пациент имеет безусловное право на смену терапевта по своему желанию, однако наша тактика в подобных случаях состоит не только в поддержании высоких стандартов корпоративной этики, но и в формировании у пациента более адекватных стереотипов завершения любых отношений, учитывая, что их разрывы, «раз и навсегда» — относятся к типично невротическим паттернам поведения, наличие которых у тех, кто приходит к нам за помощью, — не такая уж редкость.

Небольшое примечание: пациент-мазохист склонен выбирать именно такого терапевта, который не способен ему помочь, и нередко он (неосознанно) категорически отвергает помогающего. В ситуациях, если ему не удалось ни первое, ни второе, он нередко переходит к «мазохистическому стилю общения», находя побуждение к страданию в любой фразе терапевта («Вам нравится мучить меня», — заявляют такие пациенты почти на каждой сессии). Хотя здесь вполне уместно предположить и переход пациента к садистической позиции, когда он (бессознательно) пытается любыми способами помешать эффективной работе терапевта, одновременно заставляя последнего чувствовать себя жертвой и стараясь причинить ему мучения. Та или иная интерпретация поведения пациента в этом случае зависит от диагностики переноса, сопротивления и защит, а также от конкретного этапа и актуальной ситуации в терапии.

• [1] Адекватная самооценка даже среди абсолютно здоровых людей встречается не такуж часто, и многие на протяжении десятилетий, а то и всей жизни оказываются «заложниками» своих воображаемых имиджей (психотерапевтическая среда не являетсяисключением).