Назначение политической журналистики в обществе

Политологическую сторону журналистского творчества, как полагает известный ленинградский-петербургский журналист Л. Л. Юрков, актуализируют дефицит идеологической, экономической, нравственной самоидентификации общества, а также субъективный характер журналистского творчества, связанный с выдвижением на первый план публицистического освоения информационной среды^[1].

Журналистику мы рассматриваем в качестве выразителя политического сознания общества, при этом уделяя особое внимание ее объективному свойству быть инструментом политического управления. Однако, избегая вульгарного истолкования проблемы, мы ставим вопрос о взаимосвязи судеб гражданского общества, демократии и журналистики и в этом видим основу нашего представления о профессиональной сущности журналистики, СМИ как социальной лаборатории мысли, в которой при участии общественности проходят испытания политических идей, законопроектов, а также политических лидеров и претендующих па власть партий.

Политическое сознание — это отражение политики социальными общностями и индивидами.

Политика и связанные с ней явления (политический процесс, политическая власть и др.) имеют две стороны — духовную и практическую. Политическое сознание как духовная сторона политики выражено в теоретической и эмпирической формах. Теоретический уровень представлен различного рода идеями, концепциями, взглядами, точками зрения, имеющими политический характер. Теоретический уровень политического сознания наиболее тесно связан с наукой и идеологией того или иного класса, правящих кругов.

В политических теориях и учениях преследуется цель изучить сущностные проявления политики, ее закономерные тенденции и процессы, причины, их вызывающие, реальный ход политических событий, действительные и возможные последствия принимаемых политических решений инстанциями власти. Особенностью теоретического уровня политического сознания является его теснейшая связь с экономическими, правовыми, военно-стратегическими и другими реалиями, а также оформление политических теорий в соответствующие политические программы, декларации и доктрины. Будучи реализованными на практике, они закрепляют политическое сознание в качестве ведущего элемента политики, от развития которого зависит характер политических отношений и политических институтов, организаций и учреждений, материальных средств осуществления политики. Осознание политики на теоретическом уровне позволяет ставить и решать ее важнейшие задачи, как фундаментальные (стратегические), так и текущие (тактические); определять методы и средства их достижения; направления и пути организационно-политического обеспечения в ходе решения назревших проблем. Такое осознание позволяет вырабатывать концептуальные подходы к социальному контролю хода выполнения политических решений и целевых программ, их корректировки с учетом накапливающегося опыта.

Эмпирический уровень политического сознания базируется непосредственно на практике, живом участии в политическом процессе отдельных людей, малых и крупных социальных общностей и отражает политическую действительность в форме ощущений, представлений, иллюзий, переживаний и других социально-психологических актов. Взятые в единстве с теоретическими воззрениями в области политики, они служат питательной почвой для формирования у масс общественного мнения относительно политики и политических деятелей, а в более широком плане — политической культуры общества. Политическое сознание обладает познавательной, нормативно-регулятивной, интегрирующей и прогностической функциями.

Политическое сознание индивидов и социальных общностей складывается исключительно в процессе коммуникативного взаимодействия. В одном случае журналистика и организационно-теоретическая деятельность СМИ формируют политическое сознание потенциальных единомышленников с возникновением у них общей политической платформы, в другом — политическое сознание потенциально разнонаправленных актеров складывается в мозаичную картину политического сознания общества в целом, что также невозможно без журналистики и СМИ.

И в том, и в другом случае необходимо подчеркнуть, что коммуникация не возникает без разности интеллектуальных потенциалов индивидов и социальных общностей. Следовательно, без разности этих потенциалов нет и политического сознания. В формировании политического сознания общества и составляющих его индивидов видится особая роль журналистики, когда усилиями профессиональных работников СМИ, публицистов достоянием общества становятся все значимые политические концепции и факты политики. Можно сказать, что теоретический и эмпирический уровни политического сознания наиболее эффективно взаимодействуют в СМИ, будучи воспринятыми и усвоенными аудиторией.

Журналист обращается к прогнозированию ради вполне определенной цели — помочь и предупредить: помочь развиться в будущем, добиться успеха «там и потом» чему-либо ярко позитивному, увиденному журналистом «здесь и сейчас»; предупредить возможную беду или катастрофу. Журналист-прогнозист испытывает потребность в социальном вмешательстве.

Однако журналист и его аудитория должны быть уверены в праве творческого работника СМИ на такое вмешательство. Дать прогноз чемулибо — это первый шаг к осуществлению той политической программы, которую человек поддерживает. Однако в плюралистическом обществе не все обязаны ее разделять. Следовательно, в журналистском прогнозе должны найтись такие основания, которые приемлемы хотя бы для большей части аудитории журналиста. Именно таким основанием должна стать гуманистическая устремленность как журналистского творчества в целом, так и его социального прогнозирования в частности.

Журналист — представитель общественно значимой профессии, его работа у всех на виду, и то, как она совершается, что производится в качестве конечной продукции, оказывает особое воздействие на се потребителей. В этом смысле журналистская работа очень интересно устроена: информация в качестве конечного продукта не только поступает от журналиста к ее потребителям, но и со всех сторон — еще не обработанная, не систематизированная — стекается к нему. Причем объем последней во много раз превосходит объем первой. В распоряжении журналиста значительные массивы разнообразных сведений — своего рода слепок информационных ресурсов общества. Владение ими во многом способствует тому, что журналист, более чем специалисты другого профиля, способен предвидеть будущее в разных содержательных аспектах и разных временных параметрах.

Журналист обладает почти уникальной возможностью посмотреть на окружающий мир с самых разных точек зрения, потому что его социальные связи разнообразны— от низов общества до элиты. Журналист как представитель творческой профессии способен на мгновения вживаться в судьбы тех, с кем свела его жизнь, быть выразителем их запросов и интересов, их надежд и ожиданий. В то же время навыки научного анализа действительности помогают в некоторой степени избежать опасности субъективизма. Все это создает неповторимо богатую основу для развития прогностического мышления журналиста.

Творческие работники СМИ прогнозируют, пытаясь предсказать развитие событий или процессов, имеющих общественное значение в жизнедеятельности социума.

Журналистика, будучи частью общественной практики, в процессе своего функционирования непрерывно создает социальную реальность — прогнозный фон, без учета которого в принципе невозможен достоверный прогноз.

Журналистам свойственно стремление предупреждать общество, его социальные группы и индивидов о возможной грозящей опасности. Таким образом, в деятельности СМИ наиболее отчетливо проявляется «эффект Эдипа» (самоосуществление или саморазрушение прогноза).

Сопряжение журналистики с политической сферой жизнедеятельности социума закономерно, потому что журналистика выступает в качестве особой среды политической деятельности. Это, можно сказать, ее родовое свойство. На протяжении веков именно в журналистике находили начало новые политические смыслы: идеи, социальные цели и ценности, нормы и образцы политического поведения индивидов. Журналистика, с одной стороны, познавала их в реальности, с другой — формировала идеалы и несла их в социальную действительность. Политические деятели вовлекались в журналистику, становились публицистами, и, наоборот, нередко журналисты превращались в заметные политические фигуры. В связи с этим в науке на протяжении всей истории прессы сложились разные подходы к пониманию политической журналистики.

В России, в силу определенных исторических обстоятельств, наиболее известна марксистско-ленинская теория печати, в которой нашла свое объективное отражение, прежде всего, политическая сторона деятельности последней. Основная идея теории заключается в партийности печати как объективном законе се функционирования. Марксистская теория печати, перенесенная в Россию и освоенная российской философией, стала выдающимся шагом в осмыслении генезиса журналистики и ее общественного назначения; она открыла ученым и практикам объективную сторону функционирования прессы — се служение определенному социальному классу, приверженность гой или иной идеологии и связанной с ней системе ценностей. Особое значение теоретики марксизма придавали участию прессы в политической борьбе, находящей свое выражение в газетной идейно-политической полемике, пропагандистских и агитационных выступлениях публицистов. Сегодня многие положения марксистской теории носят отчетливо актуальный характер. Так, особенно значим выведенный в начале прошлого века закон деятельности политической прессы в классовом обществе: «Политическая газета есть одно из основных условий для участия любого класса современного общества в политической жизни страны вообще, а в частности, и для участия в избирательной кампании»^[2].

В ходе реализации марксистская теория обнаружила ряд очевидных слабостей, среди которых наиболее опасна абсолютизация позиций руководящей журналистским процессом партии, что в значительной степени сковывает творческую жизнь прессы. Вместе с тем эта концепция мало похожа на ее изображение в известном труде американских политологов «Четыре теории прессы». Популярная в середине XX в. на Западе, впоследствии некритически воспринятая в России, в своей пропагандистской нацеленности эта работа по сути является реликтом холодной войны. В книге американских авторов марксистская теория печати выведена под обозначением «советская коммунистическая теория прессы»^[3] и разоблачается как антидемократическая. При этом из поля зрения авторов выпал важнейший принципиальный посыл этой концепции о теснейшей связи журналистов с пародом. Сегодня, когда ушла в прошлое обязательность изучения российскими журналистами основ марксистской теории печати, идея общественного служения прессы в противовес бизнес-функции все равно остается доминирующей.

В теории журналистики, развиваемой западными специалистами, как пишет С. С. Бодрунова, в прошлом и сегодня наиболее значимы две концепции — адвокатироваиия и арбитража. Также их условно называют парадигмами XVIII в. и XIX в. — по времени формирования; парадигмами «нейтральной прессы» и «прессы участия» — по пониманию сути социальной и личной ответственности журналиста. Парадигма адвокатироваиия состоит в открытом признании тем или иным СМИ своей общественнополитической позиции и открытом адвокатировании (артикуляции, продвижении, отстаивании) интересов, соответствующих этой позиции. Парадигма арбитража, напротив, заключается в том, что СМИ придерживаются нейтралитета в обсуждении вопросов повестки дня, занимая позицию арбитра и предоставляя потребителю самому решать, на чью сторону вставать в том или ином социальном споре.

Обе позиции проистекают из политической и медийной культур, развивавшихся в разные периоды становления современных демократий, и различаются ценностным наполнением, особенно в формулировке целей и практического идеала журналистики. Адвокатирование вызывает развитие полемической публицистики и богатого риторического стиля изложения, политическое разделение журналистского сообщества, тесные формы сотрудничества журналистов и политиков и т. д. Арбитраж обычно связывают с телеграфным новостным стилем, балансом источников информации, высоким градусом противостояния журналистского и политического сообществ, доминированием в медиасреде теории социальной ответственности прессы (с опорой на нейтральность), развитием общественных СМИ, поддержкой внутреннего (редакционно-авторского) плюрализма.

Хотя известно, что к 1980;м гг. в атлантической журналистике в целом победила парадигма арбитража (именно она отражена в наиболее известных кодексах этики и устанавливает доминирующее понимание практического идеала в работе журналиста), можно сделать вывод о большем, чем принято считать, влиянии парадигмы адвокатирования на «практический» журналистский идеал Запада: ученые склонны рассматривать «расследовательский, аналитический и интерпретативный репортаж» как определяемый через «участнические» журналистские роли, связанные с «участническими» же ценностями^[4].

Журналистика в одно и то же время является и продуктом общественной жизнедеятельности, и фактором общественного развития. Ее свойство быть как следствием, так и причиной чего-либо в общественно-политической сфере не может не привлечь к себе внимания в качестве одного из законов ее функционирования. Этот закон нагляден в особой степени, когда журналистику рассматривают как неотъемлемую часть института социального контроля, т. е. в качестве канала управления. Часть института журналистики, которую мы называем профессиональной, как правило, является проводником интересов господствующего класса или социальных страт, занимающих в политической системе доминирующие позиции. Иначе и быть не может, так как всякая политическая элита, объективно нуждаясь в широком распространении своих идеалов и ценностей, учреждает и поддерживает лояльные ей СМИ и пытается воздействовать на нелояльные. Однако поставить на этом точку — значит, грубо вульгаризировать известный закон функционирования прессы. Реальная политическая журналистика более многозначна и многосложна, чем это следует из упрошенных формул.

Пресса должна взаимодействовать со своей аудиторией, соответствовать ее информационным запросам и потребностям. Отсюда берут свои начала высокие обязанности журналиста перед обществом, отступление от которых воспринимается всеми как асоциальное. В связи с этим прямое служение журналиста (журналистов) исключительно верхам обществен;

ной пирамиды оценивается однозначно негативно. Формирование вполне определенного типа журналистики, в своей деятельности ориентированного на сигналы поощрения/неодобрения, которые исходят с верхних этажей политической иерархии, с одной стороны, закономерно, с другой — противоречит кодексу профессиональной чести самих журналистов.

Сводить назначение политической журналистики только к пассивной роли находящегося в чьих-то руках инструмента само по себе примитивно в силу творческого характера журналистской профессии. При этом дело не в каких-то непомерных амбициях корреспондентов и редакторов, не в их претензиях на исключительность, хотя встречается и такое. Само по себе творчество многомерно, изменчиво, подвижно и, главное, детерминировано столь большим числом мотивационных факторов, что никогда нет полной ясности и уверенности, какой из них сейчас актуален. Следовательно, управление творчеством извне (если даже такая попытка предпринята) осложнено столь большим набором переменных, что для учета и прогнозирования их функционирования еще нет соответствующего математического аппарата, и задача изначально теряет смысл.

Творческий характер журналистики (политической, в частности) отмечают все исследователи, при этом справедливо полагая, что наивысшее проявление творчества журналиста заключается в максимальном постижении сущности изучаемых им процессов и явлений, талантливом осмыслении и отображении действительности, передаче впечатлений от увиденного своей аудитории. Конечно, одному или даже группе журналистов не под силу адекватно отразить социальные процессы. Это могла бы сделать журналистика в целом^[5]. Однако отражение реальности (в том числе политической практики) — только одна сторона журналистского творчества. Другая же представляет собой сотворение политической реальности, потому что в настоящее время окружающий каждого из нас мир воспринимается не только с помощью и посредством данных нам ощущений, но и через тиражируемые в журналистских текстах ощущения творческих работников СМИ. Идеально, если названные реальности совпадают, но последнее практически невозможно: хотя бы одну из сторон данные ей ощущения могут подвести.

В политической системе журналистика «разнесена» по разным линиям закономерных связей между элементами структуры, в том числе между оппозиционными по отношению к занимающим верхние этажи социальной иерархии. Если бы свойства журналистики не выражали интересы и потребности самых разных социальных слоев общества, не возникли бы известные по истории нелегальные революционные газеты, диссидентский «самиздат» и т. д.

Еще одно обстоятельство выталкивает журналистику из парадигмы объекта политики и превращает ее в субъект политических отношений. Это особенно заметно, если смотреть на нее в исторической ретроспективе. Было время, когда журналистика еще не была преимущественно профессионализированной сферой деятельности, роли журналиста и публициста сливались, а последним по преимуществу становился политик (Ж.-П. Марат, К. Демулен, К. Маркс и др.), стремившийся к новым достижениям в творческом анализе действительности, а также к тем или иным социальным преобразованиям. Позднее две творческие роли разошлись при полном сохранении родства. По-прежнему политики приходят в журналистику, становясь публицистами, чтобы самим, без посредников, выразить свои политические интенции, стать понятными и близкими обществу. Вместе с тем и журналисты превращаются в политиков, не обязательно при этом покидая поле профессиональной корреспондентской работы.

Часть журналистов успешно совмещают собственно журналистскую деятельность с политической. Однако, чем глубже и сложнее становится политический процесс в России, тем заметней, что занятие политикой, как и профессиональной журналистикой, не терпит дилетантизма, и эти профессии все более обособляются, но на системном уровне, в политической деятельности они все так же крепко связаны. В связи с этим была, есть и, видимо, останется возможность, когда журналист является политиком, будучи при этом политическим корреспондентом или комментатором. Это особое качество политической субъективации, смысл которой в стремлении повлиять на политические отношения, используя для этого свою профессиональную трибуну корреспондента.

Субъективация журналистики в области политической практики не должна пониматься упрощенно, когда в журналисте видят некую наделенную политическими полномочиями фигуру, а за журналистикой и действующими СМИ усматривают основополагающую причину общественных преобразований. Обособление профессий политика и журналиста привело к тому, что каждый из них призван исполнять свойственную только ему роль. Отступление от предписания приводит к социальным искажениям, нарушениям в механизмах политического управления.

Например, известна одна из важнейших ролей журналистики в области социального контроля — быть частью системы, устанавливающей цели общественного развития и средства их достижения. В ведении журналистики находится не только передача управляющих сигналов от субъекта к объекту управления, но и обеспечение обратной связи: по характеру поступающих «снизу» сигналов управляющие «верхи» судят об эффективности своего политического руководства, соответствующим образом корректируют действия. Здесь особенно возрастает значение журналистики как проводника социальной информации. Точность, достоверность («чистота») получаемого управляющей системой обратного сигнала от управляемых подсистем во многом зависит от наличия/отсутствия «шумов» в канале связи — от меры исполнения журналистами своего профессионального долга, следования этическим основам своего дела. Однако простота ответа на вопрос только кажущаяся. В реальности подходы к пониманию этических норм профессии и безусловного норматива функционирования журналистики в мире политики вызывают неоднозначное толкование.

Так, в феврале 2013 г. на традиционной научно-практической конференции, проводимой факультетом журналистики МГУ, заместитель министра связи А. К. Волин заявил: «Любой журналист должен четко помнить, что у него нет задачи делать мир лучше, вести человечество правильной дорогой. Задача журналиста — зарабатывать деньги для тех, кто его нанял… Решает ли журналист при этом пропагандистские задачи? Конечно, решает — задачи, которые стоят перед владельцем СМИ… Надо четко дать понять студентам, что, выйдя за стены аудитории, они будут работать на дядю. И дядя будет говорить им, что писать, а что не писать, и дядя имеет право на это: он им платит»^[6]. Словами чиновника, во-первых, косвенно интерпретируется давно выдвинутое и доказанное положение о классовой сущности прессы, которое, во-вторых, «подкрепляется» произвольно трактуемым представлением о нравственной стороне журналистского труда.

Классовое понимание сущности печати, если удалить из него идею о включенности печати в политическую борьбу, оставляет большой простор для идейного произвола. Так можно оправдать многое: любой цинизм, далекий от социальной ответственности прессы рыночный расчет. Выхолащивание философской концепции за счет отбрасывания учения о печати как средстве и участнике классовой борьбы, т. е. ее политической значимости, — это далекое от жизни абстрактное построение. Исчезает видение журналиста в качестве участника политической борьбы за свободы и права человека, отсекается этическое начало журналистики, и разговор переводится в традиционное русло представлений общества потребления: деньги, услуги и снова деньги.

За выступлением чиновника последовало обсуждение, в основном по двум смысловым точкам: «журналист должен служить владельцу СМИ» и «журналист должен быть умелым пропагандистом». Первый постулат почти не критиковали: комментаторы — сами журналисты — согласились с тем, что он соответствует нормативам рынка. Поддержку можно свести к следующим тезисам:

• — авторитетов — образцов служения своему делу — среди журналистов больше нет, и равняться ни на кого не надо;
• — эрудиция и интеллект социально не престижны, более того, даже мешают в успешной, ценностно нейтральной профессиональной работе;

журналист, не попавший своей гражданской позицией в политический и политэкономический мейнстрим, неудачник, «блаженный» .

Однако не обошлось без несогласия с некоторыми идеями чиновника: «Единственное, что странно прозвучало… — рассуждения о пропаганде. Political spinning (деликатная пропаганда) во всем цивилизованном мире является уделом, конечно, не журналистов. Существует когорта людей — spin doctors, которая профильно решает задачи пропаганды»^[7].

Слова комментатора иллюстрируют, каким образом часть работников СМИ пытается разместить свои теоретические представления о журналистике «сразу на двух стульях»: 1) на приближении к материалистическому построению теории печати и 2) продвижении в сторону идеализма, потому что желание изъять из употребления неугодный закон функционирования журналистики перевешивает здравое стремление прочно стоять на земле. Объявить журналистику вне пропаганды — идея тоже не новая. Однако при этом игнорируется, что «сверхчистых» текстов не бывает, а есть явное или скрытое выражение в них интересов того социального слоя, той политической силы, с которым идентифицирует себя издание, а также работающий в нем журналист. Признать такое многим не хочется, и поэтому какая-то часть критиков отмежевывается от обсуждения участия журналистов в идеологической борьбе, признания пропаганды в качестве объективно присущего журналистике свойства.

Не продажность журналиста — это, прежде всего, следование принципам, среди которых могут быть идеологические и социальные приоритеты, верность правде жизни, внутренняя потребность дойти до сути порученного дела, ничего не брать на веру, и, безусловно, неприятие банальной торговли своими убеждениями, чем бы такая процедура купли-продажи ни обставлялась. В связи с этим примитивное «чего изволит „дядя“, то есть хозяин» вступает в непосредственное противоречие с подлинностью журналистики.

Все политические идеи проходят по каналам массовых коммуникаций. С помощью журналистики они становятся частью публичного диалога, без которого (здесь следует согласиться с К). Хабермасом) в принципе неосуществима демократия. Философия свободы и коммуникативных действий — ядро воззрений Ю. Хабермаса, а в коммуникативной демократии он находит подлинную демократию^[8]. Как пишет немецкий философ, конфликты в обществе возникают из-за нарушения коммуникации, из-за превратного понимания, неискренности и обмана. Спираль насилия начинается со спирали нарушенной коммуникации^[9]. В этом смысле журналисты, прежде всего работающие в сфере политики, всегда на ценностной развилке: какую позицию считать истинной, какую — ложной. За ценностным предпочтением стоит выбор идеологической доминанты, за выбором идеологии — определение политической позиции и применяемых в журналистской деятельности средств.

• [1] Юрков Л. Л. Политологическая составляющая квалификации журналиста // Журналистика и социология'2001. Политология журналистики / ред.-сост. С. Г. Корконосеико. СПб., 2002. С. 44.
• [2] Ленин В. И. Итоги полугодовой работы // Его же. Поли. собр. соч. Т. 21. М., 1968. С. 434.
• [3] Сиберт С. Ф., Шрамм У., Питерсон Т. Четыре теории прессы: пер. с англ. М., 1998. С. 156−214.
• [4] Бодрунова С. С. Западная медиааксиология и либерально-демократический идеал работы СМИ // Журналистика. Общество. Ценности: кол. моногр. / под ред. В. А. Сидорова. СПб., 2012. С. 109−110, 114.
• [5] Свитич Л. Г. Феномен журнализма. М.2000. С. 216—217.
• [6] Алексей Волин: Volens-nolcns // Газета о газетах. //газстаогазстах.рф/ reportajo/Alek$ey-Volin-Volen$nolen$/
• [7] Там же.
• [8] Философский словарь / под ред. И. Т. Фролов,'". М" 2001. С. 638.
• [9] Хабермас Ю. Расколотый Запад. М., 2008. С. 21.