Факторы, определяющие степень эмоционального заражения

Заражение происходит незаметно для лица, на которое оно действует, а потому обыкновенно и не вызывает с его стороны никакого сопротивления. Правда, оно действует редко сразу, чаще же медленно, но зато верно укрепляется в психической сфере, порождая у присутствующих единое настроение.

Степень заражения зависит от силы эмоционального заряда источника возбуждения, численности толпы и готовности ее участников к эмоциональному реагированию на соответствующее воздействие, а также от использования специальных средств управления эмоциональным заражением. Рассмотрим более подробно каждый из этих факторов.

• 1. Сила эмоционального заряда — это выражение глубины и яркости эмоциональных возбуждений, идущих от источника и воспринимаемых участниками толпы. Таким источником может быть как лидер, вожак толпы, так и ее рядовые участники, отличающиеся, например, демонстративностью, неуравновешенностью, истероидностью и другими характеристиками. Качественно новым источником эмоционального заражения XXI в. выступил интерфейс социальных сетей, который позволил измерить количественно (числом позитивных и негативных постов — коротких почтовых отправлений-мнений) величину силы эмоционального заряда. Так, в 2014 г. рядом американских университетов на базе социальной сети Фейсбук было проведено исследование, в котором без их согласия приняли участие почти 700 000 человек по всему миру. Результаты исследования показали, что, изменяя новостную ленту, можно эмоционально заражать участников социальной сети. Когда в новостной ленте уменьшали количество позитивных постов, люди после просмотра такой ленты сами публиковали меньше позитива. То же происходило с негативными постами — чем меньше участники сетевой толпы видели их в ленте, тем мажорнее было их настроение^[1].
• 2. Количество присутствующих людей и их психологическая готовность к эмоциональному реагированию на соответствующее влияние. «Любая толпа, как отмечал Б. Ф. Поршнев, — это своего рода „ускоритель“, который во много крат „разгоняет“ ту или иную склонность, умножает ее, может разжечь ее до огромной силы. Пребывание внутри толпы делает более интенсивными и позитивные и негативные реакции. Дружелюбно настроенные по отношению друг к другу люди испытывают еще большую взаимную симпатию, а недружелюбно настроенные — еще большую антипатию»^[2].

Присутствие других людей оказывает на одних участников толпы тонизирующее воздействие: «на людях и смерть красна». У них повышается общая находчивость, выносливость, смелость, желание демонстрировать себя, стать объектом общего внимания. Иной тип людей, реже оказывающийся в толпе, напротив, может проявлять в таких условиях растерянность, смущение. Один участник ощутит подъем духа и сольется с толпой, другой может пережить в тех же самых условиях робость и даже страх и почувствует себя чуждым толпе. Одни возбужденные участники агрессивной толпы активно провоцируют конфликт и с готовностью вступают в открытое противостояние. Другие, более хладнокровные, осторожные или тревожные, предпочитают дистанцироваться от первых, остаться в стороне, избежать открытого конфликта. И «в отношении непроизвольного прививания психических состояний, — писал Г. Тард, — существуют большие различия между отдельными лицами в том смысле, что одни, как более впечатлительные, более пассивные и следовательно более доверчивые натуры, легче поддаются непроизвольному заражению, другие же менее»^[3].

Многое зависит и от характера складывающихся между толпой и индивидуумом взаимоотношений. При идентификации с МЫ, как отмечал Б. Ф. Поршнев, происходит закрепление положительных эмоций за МЫ и негативных за ОНИ: «Приятное и неприятное, удовольствие и неудовольствие — психологические категории, опирающиеся на социальную сторону дела: их глубокие корни уходят в деление жизненных явлений на „наши“ и „чужие“, иначе — на утверждающие или разрушающие „наше“»^[4]. Чем в большей степени человек отождествляет себя с «нашей» толпой, тем сильнее будет проявляться у него механизм эмоционального заражения. И, напротив, чем более какой-либо оратор или группа будут восприниматься им как чужие, тем в меньшей степени они будут для «нашего» участника толпы источником заражения.

Таким образом, настроение толпы не может отражаться на отдельной личности одинаковым образом вне зависимости от различных индивидуальных особенностей. Влияние толпы неоспоримо и всеобще, но форма его разнообразна и зависит от индивидуальных свойств участников толпы^[5].

Известный русский специалист в области массовых беспорядков профессор В. К. Случевский отмечал: «Человек с развитым сердцем и с культурным чувством чести не решится приобщиться к толпе, отдавшейся кровожадным инстинктам, а присоединившись к ней или увлекшись ею проявит более умиротворяющих начал, нежели человек, не обладающий этими личностными свойствами. Каждый входящий в состав толпы сохраняет индивидуальность, свою психологию, хотя бы и измененную под влиянием данных обстоятельств (выделено мной. — А. 3). Мы имеем дело не с психологией толпы, а с психологией индивида в толпе, то есть с тем психическим состоянием, которое он переживает, находясь в толпе. И это состояние для разных лиц будет различаться, как различается личный состав участников, образующих толпу. По делу о мятежной толпе в Киеве XIX в. выяснилось: в то время как одна часть толпы с криками „идем, все идем“ двигалась вперед, другая растерянно со слезами на глазах спрашивала: „скажите, что мы делаем? куда идем?“ Психическое состояние бывших в толпе мятежников судя по свидетельским показаниям также различалось: один заробел, другой кричал „не бойся, будет тебе курицей сидеть“, один присоединился к толпе, чтобы отстаивать то, что ему полагается, другой озорничает, третий на основе любопытства, четвертый для удержания своей роты от бесчинства и кровопролития»^[6].

3. Использование специальных средств управления эмоциональным заражением. Можно ли управлять процессом эмоционального заражения толпы? Любой наблюдатель, испытавший на себе воздействие пламенных речей ораторов, музыки, хорового пения, ритуальных танцев, ответит, что можно.

Применение средств эмоционального заражения уходит корнями в глубокую древность. Более 120 различных фимиамов курилось в древнеиндийских храмах. Использование одних запахов вызывало беспричинный смех и веселье, других — печаль; запахи привязывались к соответствующим социальным поводам. Американские индейцы, перед тем как идти сражаться с врагом, исполняли возбуждающие военные танцы. Барабанный бой, крики танцующих и зрителей и физическая активность подавляли страх индийских воинов и стимулировали их агрессивность. Уже древние шаманы использовали бубны и барабаны для наведения трансового и экстатического состояний. Сегодняшние диджеи ночных клубов и массовых мероприятий делают это не менее эффективно. Музыкальные ритмы, барабанная дробь, бас-гитара, звук частотой 5—7 герц приводят эмоциональный настрой участников толпы к единому знаменателю.

Роль зрительных стимулов (знамя, символы, портреты) в индуцировании эмоционального заражения более чем известна. Находкой сегодняшнего дня в этой модальности стала демонстрация самих участников толпы, которых снимают на камеру и тут же транслируют изображение на гигантских проекционных экранах, микшируя его с выступлениями ораторов и попи рок-звезд. Куда уйдет зевака, если его лицо на всю площадь показывают? А сколько будет криков восторга, когда молодежная компания отыщет себя в транслируемом видеоэфире! А как польстит самолюбию зеваки оказаться в одном калашном видеоряду со звездами и знаменитостями!

Профессионально экспериментальной апробацией и совершенствованием средств эмоционального заражения занимались военачальники. Известный русский специалист в области военной психологии XIX в. А. Зыков отмечал, что во все времена искусные полководцы стремились сформировать и поддержать радостное настроение в своих войсках и навязать печальное настроение войскам неприятельским. В войсках издревле использовались такие средства управления эмоциональным заражением, как строй, единовременность, такт, ритм движений, знамена. Строй — средство упорядочивания поступков людей и управления ими. Там, где человек один обессиливает, в строю он еще может держаться. Одновременность движений (маршировка в ногу, одновременные повороты, залпы) — источник воспитания порядка, единства, подчиненности. Единовременность, такт — великие стимулы фактического объединения людей. Французский психолог Т. А. Рибо писал: «Пляска приносит общественную пользу; она содействует согласованию людей, единодушию. Она придает данной группе людей единство, а также сознание этого последнего и его зрительное восприятие. Она служит дисциплиной, подготовлением к общему нападению или общей защите, своего рода военной школой. Этим объясняется важная роль такта. Каффры поют и танцуют большими группами так согласно и равномерно, что производят впечатление огромной, пущенной в ход машины. У многих племен ритм должен быть безупречен, и всякое нарушение его наказывается смертью»^[7].

«Еще А. В. Суворов учил, — пишет А. Зыков, — что музыка удваивает, утраивает силы солдата, поэтому был приказ войскам расходится по бастионам непременно под музыку. По приказу генерала Скобелева при атаке Геок-тене во главе главной колонны были поставлены два хора музыки, а в голове остальных по одному. Во время штурма играла музыка, били барабаны и войска шли с распущенными знаменами. Когда музыка будет заглушаться выстрелами и поглощаться пространством, песни должны сменить ее для атаки. Скобелев учил ходить в атаку с песнями и при этом настаивал, что песни должны петь не одни песельники, а все солдаты»^[8].

Значение воинского знамени как источника эмоционального заражения солдат блестяще отметил В. М. Бехтерев, вспоминая, как во время мировой войны одна из русских сестер милосердия случайно подобрала на поле битвы, уже захваченном немцами, знамя полка, разбитого вместе с другими частями отряда генерала Самсонова в Восточной Пруссии. Она сохранила его «при себе во время пленения и, будучи впоследствии отпущенной, с необычайными предосторожностями провезла его через Германию и другие страны. И вот, в тот момент, когда она вместе с другими сестрами, отпущенными благодаря состоявшемуся соглашению, перешагнула через нашу государственную границу с Финляндией, то я, случайно сидя в одном вагоне, мог воочию убедиться в действии этого фетиша на умы военных. Когда сестра развернула спасенное сю знамя из окна вагона, то несколько военных бывших на перроне и не имевших никакого отношения к погибшему полку, реагировали на это знамя буквально как на святыню. Одни из них, смотря на него, крестились, другие плакали, отирая слезы платком, третьи припадали к нему, чтобы с благоговением целовать лоскуты знамени. Нет надобности говорить, что сама сестра считала себя героиней, которая должна лично передать знамя в руки государя. Такова сила символа, олицетворяющего мощь полка как боевую единицу в его историческом прошлом и настоящем. Знамя перестает быть предметом, это даже не простой символ, это нечто священное, за что отдают жизнь, не задумываясь, и почитают за особое счастье нести.

во время битвы, подвергая себя величайшей опасности и притом без малейшей возможности самому защититься"^[9].

Сегодня мы наблюдаем заимствование элементов военного арсенала средств управления эмоциональным заражением не только на демонстрациях и карнавалах, но и в практике флешмобов и организованных протестных толп (факельные шествия на Украине).

• [1] Even online, emotions can be contagious. URL: https://www.newscientist.com/article/mg22229754−900-even-online-emotions-can-be-contagious/#.U7DCWfl_uCk (дата обращения:27.03.2017).
• [2] Поришев Б. Ф. Социальная психология и история. С. 47.
• [3] Тард Г Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступлениятолпы. С. 264.
• [4] Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. С. 47.
• [5] См.: Kingshott В. F. Crowd Management: Understanding Attitudes and Behaviors //Journal of Applied Security Research. № 9(3). 2014. P. 273—289.
• [6] Цит. по: Бессонов Д. Д. Массовые преступления в общем и военно-уголовном праве.СПб.: Типография Пентковского, 1907. С. 23.
• [7] Зыков А. Как и чем управляются люди.
• [8] Там же. С. 119−120.
• [9] Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. С. 328—329.