Адыгское переселение и, как следствие, формирование адыгской диаспоры началось задолго до трагических событий Кавказской войны. Сирия, Египет, Турция стали той этнокультурной средой, в которой адыги оставили значительный исторический след. Влияние адыгских переселенцев бесспорно и в истории некоторых европейских народов (греков, итальянцев и др.). Наибольшего влияния этнические адыги добиваются в общественной и культурной жизни Ближнего Востока в середине прошлого тысячелетия. Известно, что по меньшей мере два столетия (XIV-XVI) правителями Египта были черкесские мамлюки. Именно потомки этих адыгов стали впоследствии наиболее значимыми представителями общественной, военной, культурной и научной элиты стран, в которых обосновались многие из покинувших родину черкесов. Несмотря на то, что значительная часть первых адыгских переселенцев как бы растворилась в этнокультурном бытии стран пребывания, эта древняя диаспора и по сей день — предмет национальной гордости всех этнических адыгов. Черкесским историкам еще предстоит изучить этическое влияние памяти о первых адыгских переселенцах на этнокультурное бытие адыгов прошлого и современности.
И все же кульминационная точка адыгского исхода и, как следствие, рождение диаспоры, кровно связанной с памятью об исторической родине, — это период с 1864 по 1878 годы. Трагическое переселение адыгов с родных земель обусловлено множеством причин, главная из которых — Кавказская война и связанное с ней противостояние Османской империи и России. Один из самых древних и многочисленных народов Кавказа стал жертвой борьбы за влияние двух крупнейших держав.
Фундирующим компонентом историко-культурного генезиса литературы адыгской диаспоры является осмысление духовного и художественного резонанса адыгских литераторов разных времен на трагедию черкесского народа, грандиозный по масштабам исход с родных земель, произошедший в последней четверти XIX века.
Огромные пласты профессиональной литературной культуры черкесского зарубежья сегодня начинают только осваиваться на исторической родине. Научное освоение литературных памятников адыгского зарубежья в течение двух последних десятилетий стало неотъемлемой частью роста национального самосознания народа, значительная часть которого волею истории оказалась за пределами родных земель. Проблемы духовно-нравственного возрождения адыгского этноса на исторической родине невозможно разрешить в отрыве от постижения всей философско-исторической многомерности общеадыгской (зарубежной и «материковой») культуры.
Системный научный анализ процессов формирования, развития и современного состояния зарубежной адыгской художественной словесности не опережает, а сопутствует процессам творческого и этического освоения её достижений рядовыми читателями и научными исследователями на исторической родине. Литературный багаж черкесского зарубежья — важнейший компонент гуманитарной (интеллектуальной и эстетической) истории всего этноса.
Процесс этноисторического, духовного самопознания адыгского этноса ставит в качестве одного из важных вопрос об этноментальных основах адыгской зарубежной словесности.
Актуальность исследуемых нами проблем — в воссоздании целостной картины зарождения и развития литературы диаспоры как неотъемлемой части литературы общеадыгской. Понять пути развития единого культурно-этнического бытия народа невозможно без того, чтобы точно не определить историко-культурную генеалогию и этноментальные основы богатейшей литературы диаспоры. Возвращение на историческую родину многих забытых и даже неизвестных ранее имен, произведений, относящихся к литературе черкесского зарубежья, значительно трансформируют, делают более объемными наши представления о путях развития адыгской литературы. Возникает возможность сопоставления, соединения в наших суждениях опыта литературно-художественного развития культуры разделенного этноса.
Притом, что адыгское литературоведение в последние десятилетия значительно продвинулось в изучении художественно-эстетического своеобразия адыгских литератур, многие проблемы до сих пор остаются малоисследованными. Это вполне объяснимо, если учесть, что процесс возвращения на историческую родину имен авторов, художественных текстов, документально-исторических материалов литературы черкесского зарубежья сам по себе сложен и сопряжен с целым рядом проблем, которые еще недавно казались неразрешимыми.
Историческая обусловленность разделения литературы адыгского этноса по территориальному принципу сегодня не подвергается сомнению. Духовное общение между адыгами-эмигрантами и «материковыми» адыгами было затруднено вопреки чаяниям и нуждам большей части всего разделенного народа. Исторически обусловленное «размежевание» адыгских литератур — это не причина, а следствие разъединенности самого этноса. За последние годы преодолены многие идеологические барьеры в осмыслении жизни адыгского этноса и его литератур. Фактором духовного сближения, помимо личностных контактов гуманитариев зарубежья и исторической родины во многом является и литературно-художественный опыт нескольких поколений писателей и поэтов (этнических адыгов), проживающих, как на родине, так и за рубежом.
Исследование локализованных потоков адыгских литератур в ракурсе эстетической, исторической, духовно-нравственной эволюции представляет несомненный научный интерес. Из всей многомерности постижения проблем, связанных с возникновением и развитием литературы адыгской зарубежной диаспоры, мы выделяем фактор корневых истоков этой литературы. По нашему убеждению различные потоки адыгской художественной словесности, даже при антиномическом соотношении в отдельных своих проявлениях, близки этнически и ментально.
Анализируя очень разнящиеся по содержанию, художественным свойствам, стилю произведения литераторов черкесского зарубежья, осмысливая процессы ассимиляции адыгов в культуру стран проживания, сопоставляя художественный опыт писателей зарубежья и исторической родины, мы стремимся осмыслить духовные, национальные корни литературного творчества зарубежных черкесских писателей.
В какой мере писатели эмигранты идентифицируют себя этнически? В чем проявляется ментальная характерность их творчества? Ответы на эти вопросы не могут быть даны вне анализа конкретного художественного метода того или иного художника, без учета факторов этнической и ментальной самоидентификации писателей, творящих в иноязычной среде, без исследования позитивных и негативных влияний на их самосознание окружающей культурной среды. В анализе отдельных ярких художественных явлений, в сопоставлении весьма различных по образному строю и стилевым параметрам произведений возможно обрести и некое типологически универсальное представление об основополагающих эстетических, нравственно-философских принципах литературы черкесского зарубежья.
Этноментальный генезис зарубежной черкесской литературы осмысливается в работе с учетом того, что язык и литературное творчество являются отражением сущностной потребности этноса определить своё место в сложном многообразии окружающего мира.
Дефицит в научно-исследовательских и в обзорно-аналитических трудах, освещающих проблемы корневых истоков литературы адыгского зарубежья, ощущается с каждым годом всё сильнее. Поток открываемых на исторической родине художественных текстов литературы зарубежной черкесской диаспоры очевидно неадекватен объёму серьезных исследований, которые могли бы способствовать осмыслению культурно-исторических ценностей.
Мы стремимся восполнить отдельные пробелы в практическом (творческом), а главное, — в научном освоении широкого спектра проблем, возникающих при осмыслении литературы черкесского зарубежья, что и определяет основную цель нашего исследования — выявление этноментальных основ, определение историко-культурных истоков (генезиса) профессиональной литературы черкесского зарубежья.
Исследуя трагический исход адыгов с родных земель, мы ставим перед собой задачу раскрыть механизмы духовно-эстетического постижения адыгской трагедии зарубежными адыгскими литераторами разных исторических эпох. Обозначенная нами основная цель исследования диктует и конкретные, сугубо литературоведческие задачи. В исследовании художественных текстов одной из важнейших становится задача такого осмысления материала, который позволяет воспринимать не только формальную структуру и эстетическое содержание самих текстов, но и духовный язык предков как проявление исторической памяти народа и его своеобразный этноментальный код.
Вопросы этноменталъных основ черкесской зарубежной литературы эпизодически затрагивались многими учеными, но не становились предметом специального исследования, литературоведческого анализа. Филологическое исследование литературы адыгской диаспоры, как уже говорилось, стало возможным благодаря тому, что в последние два десятилетия на историческую родину стали возвращаться произведения многих писателей адыгского зарубежья. Этому способствовали усилия материковых писателей, журналистов, ученых, а также представителей гуманитарной элиты современной зарубежной диаспоры.
Анализ огромного исторического и литературно-художественного материала требует нового для адыгского литературоведения подхода к освоению обретённых богатств зарубежной черкесской художественной словесности. В нашей работе этноментальные основы литературы черкесского зарубежья исследуются не в замкнутости и самостоятельности эмигрантской культуры, а в контексте общеадыгской культурной традиции: мухаджирский и материковый потоки адыгских литератур осмысливаются как двуединство чрезвычайно разнящихся, но исходящих из одного ментального источника литератур.
География и хронос адыгской зарубежной литературы не ограничиваются нами рамками отдельной страны или отдельного исторического отрезка времени. Анализируются художественные тексты писателей (этнических адыгов) разных исторических эпох, творчество которых реализовано в Турции, Сирии, Иордании, Египте, странах Европы и Америки. Наряду с этим исследуются этноментальные связи материковой адыгской литературы и литературы диаспоры. Вскрываются не только очевидные параллели в ментальном сложении адыгских литератур, но и антиномии, не разрушающие единство общеадыгской литературы, а отражающие ее сложное становление и бытие.
Научная новизна настоящего исследования состоит в самой постановке темы, в новых методах анализа литературы адыгской зарубежной диаспоры посредством выявления ее ментального и этнического своеобразия. Осмысление этноментальной сущности зарубежной адыгской словесности осуществляется нами на глубинном уровне, то есть, анализируя конкретные художественные тексты, мы стремимся осмыслить литературный процесс черкесского зарубежья во всей многомерности художественных и мировоззренческих факторов.
Художественное слово является для нас своеобразным ключом к исследованию этноментального миропонимания литераторов черкесского зарубежья. Новым является и избранный автором подход в изучении характера взаимодействия зарубежной и «материковой» черкесских литератур. Нами вскрывается своеобразный «механизм» ментальной, культурной целостности разделенного этноса — стремление зарубежной и «материковой» черкесских литератур художественно отразить специфически «адыгский взгляд» на прошлое, настоящее и будущее своего народа. Исходя из этого, этноментальные основы адыгской зарубежной литературы рассматриваются в широком контексте философско-этических и эстетических явлений и факторов.
Предметом данного исследования является поэзия и проза наиболее ярких и самобытных литераторов черкесского зарубежья. Раскрывая этноментальную сущность адыгской зарубежной литературы, мы исследуем лексико-фонетические, художественно-эстетические, нравственнофилософские особенности творчества: О. Сейфеддина (Турция), Ш. Кубова (Турция), К. Натхо (США), И. Уджуху (Сирия), М. Кандура (США), 3. Кандур (Иордания), К. Шурдума (Германия), Я. Бага (Турция), К. Самих (Турция), Ю. Барута (Турция), Э. Гунджера (Турция), М. Инамуко (Турция), М. Меретуко (Голландия), И. Жанбека (Иордания), А. Чурея (Турция), Н. Хунагу (Иордания), Ф. Тхазепля (Турция), Дж. Авжды (Турция) и многих других зарубежных и «материковых» адыгских писателей.
Учитывая, что некоторые из анализируемых текстов прозаиков и поэтов черкесского зарубежья раньше не рассматривались, мы сочли необходимым дать развернутый анализ их лингвистических и образно-поэтических особенностей. Структурный анализ текстов не ограничивается формальной самоценностью лингвистического анализа, а является необходимым фундаментом в постижении этноментальных основ литературы черкесского зарубежья.
Целью нашей работы является выявление этнических и ментальных истоков в творчестве прозаиков и поэтов черкесского литературного зарубежья. Осмысление корневых основ зарубежной адыгской литературы становится возможным только в том случае, если первичнъъч является анализ на индивидуальном уровне, то есть исследование конкретных произведений различных авторов. Типологизация опыта разных литераторов, тем более — этноментальная идентифиткация зарубежной черкесской литературыоправданы лишь как сложение творческого опыта и своеобразия многих и многих мастеров художественного слова.
В литературе черкесского зарубежья не было единого «координирующего» центра, своего рода «союза писателей». Каким образом объединяются в нашем сознании творческие манеры, художественная характерность столь разных художников слова, как О. Сейфеддин и Ш. Кубов, Я. Казан и М. Кандур, К. Натхо и Б. Калмык и т. д. Связать воедино на уровне эстетических и стилистических измерений столь разных авторов и их произведения очень трудно. Мы и не пытаемся делать этого. В гораздо большей степени нас интересует то, как в творческом опыте литераторов разных времен и художественных направлений отражается (и отражается ли вообще) культурно-исторический опыт адыгского этноса. Является ли фактор этнической самоидентификации для писателей черкесского зарубежья условным или необходимым качеством в реализации своих творческих замыслов? Существует ли некое общее культурно-историческое измерение того, что определяет общность взглядов адыгов исторической родины и зарубежья? В какой мере черкесское литературное зарубежье приближает или отдаляет нас от осмысления своего сегодняшнего этнокультурного бытия? Предметный анализ конкретных художественных текстов позволяет нам в процессе исследования дать ответы на эти вопросы.
Цели, поставленные в настоящей работе, определяют и избранную в ней методологию. Мы не предлагаем даже подобие какой-либо истории адыгской зарубежной литературы. Это задача отдаленного будущего. Мы также не намерены концентрироваться на описании всех тенденций, направлений литературного развития адыгской зарубежной диаспоры. Это не способствовало бы раскрытию обозначенной в исследовании темы. Наша задача иная — анализируя отдельные (наиболее яркие) художественные явления литературы адыгской диаспоры, в контексте творчества того или иного литератора, выявить тенденции общеадыгского этноментального мировосприятия. Основной методологический принцип работы — это путь к обобщению и типологизации через анализ и осмысление личностно-единичного. Подобный подход к исследованию художественного материала позволяет сделать более очевидным фактор ментального сродства чрезвычайно разнящихся по многим параметрам авторов и художественных произведений.
Методологической и теоретической основой исследования являются труды: М. М. Бахтина, В. Г. Белинского, А. Н. Веселовского, Г. Д. Гачева, В. М. Жирмунского, И. Ю. Крачковского, В. В. Кожинова, А. Б. Куделина, Е. М. Мелетинского, Н. С. Надъярных, А. А. Потебни, В. Я. Проппа, Н. С. Трубецкого, Б. Н. Эйхенбаума и др.
Концепция нашей работы учитывает опыт ведущих лингвистов, литературоведов, исследователей литератур Северного Кавказа: А. Ч. Абазова,.
A.И. Абдокова, А. И. Алиевой, З. Х. Баковой, Х. И. Бакова, JI.A. Бекизовой,.
B. А. Бигуаа, A.M. Гутова, Г. Г. Гамзатова, А. В. Кушхабиева, Р. Х. Камбачоковой, Х. Х. Кауфова, М. Ш. Кунижева, Г. И. Ломидзе, М. И. Мижаева, Н. Д. Музаева, A.M. Муртазалиева, А. Х. Мусукаевой, З. М. Налоева, Р. С. Сакиевой, С. М. Сакиевой, К. К. Султанова, А. А. Схаляхо, Х. И. Теунова, Х. Т. Тимижева, Т. З. Толгурова, В. Б. Тугова, Ю. М. Тхагазитова, Р.Б.У нарокова, К. Х. Унежева, В. А. Урусбиевой, JI.B. Федотовой, А. Х. Хакуашева, Р. Х. Хашхожевой, М. М. Хафицэ, М. Н. Хачемизовой, Ф. Н. Хуако, Т. Н. Чамокова, Т. А. Чурей, Е. М. Шабановой, А. К. Шагирова, К. Г. Шаззо, М. А. Шенкао, И. А. Шорова, А. Т. Шортанова и др.
Учтен также опыт отечественных и зарубежных историков, этнографов, документалистов: А. Абрамова, И. Айдемира, А. Бенкендорфа, Н. Берзега, И. Бларамберга, Г. Дзагурова, Н. Дубровина, В. Потто, Н. Смирнова, А. Фонвиля, С. Эсадзе.
В качестве анализируемых литературных (прозаических и поэтических) первоисточников использовались проверенные аутентичные отечественные и зарубежные издания.
Практическая ценность данного исследования обусловлена несколькими факторами. Во-первых, наши наблюдения и выводы, связанные с проявлениями этноментального, корневого начала в литературе черкесского зарубежья, позволяют более точно и объемно определить национальное своеобразие культуры адыгов, волею судьбы оказавшихся за пределами родных земель, объяснить феномен выживаемости этноса с позиций его своеобразного этнического кода.
Во-вторых, очевидна важность решения конкретных литературоведческих задач по анализу художественных произведений. В процессе их исследования уточняются и расширяются многие представления о творчестве как известных, так и мало изученных, а в отдельных случаях — прежде не исследовавшихся авторов и произведений черкесской зарубежной литературы.
И, наконец, результаты научного анализа работы могут быть использованы при составлении целостной картины общеадыгской литературной и шире — духовной культуры. Диссертация может стать методологической основой для филологического учебного курса, призванного посредством литературоведческого анализа исследовать соотношение художественного слова и этноментальности в развитии адыгской зарубежной литературы.
Внутреннее распределение материала в рамках нашего исследования подчинено поступательному раскрытию основной темы.
В Первой главе работы рассмотрена тема мухаджирства в художественной традиции адыгов. Анализируются песни-плачи периода Кавказской войны и их литературное отражение в более поздних образцах народной поэзии черкесского зарубежья и исторической родины.
Вторая глава исследует литературно-исторический контекст произведений литераторов черкесского зарубежья. Рассматривается ностальгическая характерность образно-смыслового содержания художественных текстов.
Третья глава посвящена анализу этноментальных основ творчества писателей черкесской диаспоры, выявлению специфической символики Родины в художественном самосознании адыгских писателей и поэтов зарубежья. Рассматривается роль мифоэпической традиции, героического нартского эпоса, как первоосновы образов и осмысления эпического времени и эпических характеров в художественных текстах. Проводится сравнительный анализ литературного творчества адыгских писателей зарубежья и исторической родины в разработке общеадыгских социоисторических и культурных проблем.
В Четвертой главе рассматриваются ассимиляционные процессы литературы черкесского зарубежья в культуры стран проживания адыгов-переселенцев. Исследуется тематико-образный строй художественных текстов.
В Заключении даются основные выводы исследования.
Н.С. Надъярных справедливо отмечает, что «.с середины XX века гуманитарные науки переживают радикальные парадигмальные изменения. И даже если видеть в них только тенденцию, то и тогда она показательна. Если долгое время до этого преобладал интерес учёных к культуре чужой или чужих, замечательной своей инаковостью и воспринимавшихся подчас „экзотическими“, то теперь наряду с ним немалое место занимает научная рефлексия о своей культуре, её структурах, слове, духовности, самобытности художественного сознания». [142:103] Вывод ученого в полной мере отражает положение дел в современной адыгской филологической науке. «Свое» и «чужое» в ракурсе адыгской культуры — это в сегодняшнем сознании простых читателей и научных исследователей не противопоставление «материкового» и эмигрантского потоков, а скорее, наоборот — попытка осмыслить общность еще недавно казавшихся антагонистичными явлений. «Чужое» (а точнее — чуждое) — это то, что в корне противоречит этноментальным устремлениям народа, мешает ему непредвзято и всеохватно осмысливать свое прошлое, настоящее и будущее, следовать родным традициям.
На этноментальном уровне «чуждость» различных художественных, личностных, стилевых и прочих измерений творчества зарубежных и отечественных адыгских литераторов не просто стирается автоматически, а преодолевается. Своеобразным инструментом такого преодоления становится вопрошание все большего количества людей о том — кто мы, возрастающая потребность адыгов на исторической родине и за рубежом осмысления своих этноисторических, ментальных корней.
В процессе исследования предстоит определить основные механизмы формирования своеобразного литературно-художественного единства этноса, отражающего единство его ментальных и этнических основ.
JI. А. Бекизова пишет: «Признавая литературную общность черкесских-адыгских литератур, развивающихся на родовой территории, необходимо с опорой на фольклорно-эпические традиции показать и связующие звенья между всеми типами литературно-художественного развития этноса». 284:44] Мощным звеном сохранения духовных, гуманитарно-исторических и, как следствие, ментальных связей с диаспорой и ее литературой был и остается нартский эпос адыгов. Фольклорная сущность адыгской литературы, ее эпические традиции выявляют проблему трансляции, передачи литературного опыта в страны зарубежья.
Литература
диаспоры по-новому осмыслила проблемы фольклора и впитала в себя мифоэпическое наследие адыгов.
Но культура адыгов складывается не только из общего понимания фольклора во всем его многообразии, но зиждется на значимом для каждого адыга кодексе национального этикета. Именно национальный этикет адыгов фиксирует во многом в сознании отдельного представителя народа и этноса в целом критерии добра и зла, прекрасного и ужасного, законного и преступного и т. д. Для черкесов зарубежья, не утративших внутренней ментальной связи с родиной, как и для большинства «материковых» черкесов — «адыгэ хабзэ» — важнейший из институтов духовной самоидентификации, а не формальный свод правил (норм) поведения.
В определении этнического «кода» адыгов, а главное — в выявлении ментальных основ зарубежной черкесской литературы мы не можем не учитывать всего, что связано с многомерным понятием адыгства. По мнению Б. Х. Бгажнокова, «адыгагъэ — общепризнанное обозначение адыгской этики. Производный (термин — М.А.) от самоназвания народа, он ассоциируется с аккумулятором и транслятором духовно-нравственной культуры и энергии многих поколений. /. / Адыгство соединяет в себе лучшие черты, присущие адыгам. Это не только моральный идеал, но и специфическое выражение жизненного мира и национального духа черкесов». [29:15].
Представляется чрезвычайно важной многомерная этимология понятия «адыгэ». Пожалуй, это единственный случай, когда в наименовании народа содержится сакраментальный этический смысл, определяющий духовно-этическую сущность этноса.
В настоящее время адыги находятся в поиске путей выживания как общность людей с единым нравственно-этическим стержнем, запечатленным в идее «хабзэ». Следует подчеркнуть нерасторжимое единство «адыгэ хабзэ» и «адыгагъэ» в жизнеустройстве народа. Это единство по мнению Б. Х. Бгажнокова «имело определенный положительный смысл: приводило к взаимному усилению роли и авторитета каждого из этих институтов. С одной стороны, моральное обоснование правовых норм естественным образом повышало их социальную ценность и действенность, с другой — неизмеримо возрастала значимость правил хорошего тона и этикета в целом уже в силу того обстоятельства, что некоторые формы этикета считались одновременно и нормами права. /./Все это объясняет в какой-то мере не только общеадыгское, но и международное признание традиционного морально-правового кодекса адыгов.» [29:24].
Законы «адыгэ хабзэ» были первыми и неотложными правилами жизни для большинства адыгов диаспоры. Писатели адыгского зарубежья позиционировали себя со своим родным народом в той степени, в какой духовно были связаны с традициями и этическими заповедями своего этноса. Именно это позволило им не раствориться в неизбежных при отрыве от родной земли ассимиляционных процессах, а напротив, в иных случаях сохранить образ адыгского уклада жизни в чистоте и удивительной цельности.
Известно, что нартский эпос адыгов самым непосредственным образом вбирает этические традиции этноса. Для нас этот факт важен потому, что анализ мифоэпической, фольклорной и этической традиций в литературном творчестве зарубежных черкесских писателей позволяет максимально доказательно выявить этноментальную сущность их мышления. Проиллюстрируем эту спаянность фольклора и этического кодекса черкесов -«адыгэ хабзэ» — следующим примером из «Старых и новых легенд Кавказа» англоязычного адыгского писателя Кадыра Натхо. По преданиям, были и у адыгов времена, когда отживших свой век немощных старцев сбрасывали с утесов, прекращая их бессмысленное и беспомощное существование. В одной из легенд («Первые лучи рассвета») повествуется об отце, научившем сына видеть первые лучи рассвета. Сын, оценивший мудрость отца и его нравственную красоту, научает и соплеменников уважению к старшим. А ведь это самое уважение к мудрости старцев, к старшему вообще — краеугольный камень всей черкесской этики.
Но вернемся к легенде, к ее кульминационной точке. Сын выигрывает «спор» благодаря советам своего столетнего отца. Когда он рассказывает об этом предводителю войска, тот отдает распоряжение: «Добрые люди, запомните этот момент, когда Тхашо послал нам знак, чтобы мы стали уважать наших седовласых стариков, чтобы мы в трудные минуты с ними советовались. Потому я, Дзапш, правитель шапсугского племени Черкесии, провозглашаю с этого момента, что мы останемся с нашими родителями, вместо того, чтобы сбрасывать их с утеса.» [284:58]. Приведенный пример показателен не своей информативной занятностью, а тем, что в простых и лаконичных формах старой легенды отражены очень важные для черкесской ментальности принципы духовного обустройства этноса. В процессе исследования мы намерены оценивать с позиций ментальной идентификации все без исключения художественные тексты.
Фольклорная традиция адыгов равно, как этические принципы этноса будут для нас своеобразными смысловыми доминантами, определяющими не все, но наиболее существенные проявления этноментальности, национального духа в литературе черкесского зарубежья. Нам предстоит выявить в мире художественных образов, в принципах изображения человека национальное своеобразие в осмыслении личности, как части этноса, культурно-историческая самоидентификация которого берет начало, как указывалось выше, в национальном эпосе адыгов «Нарты». Определив суть исповедуемых героями зарубежной черкесской литературы традиционных понятий адыгской этики: «адыгэ цух» (человек), «цыхуга» (человечность), «адыгагъэ» (человечество), мы намерены показать вневременной для этноса характер этих основополагающих компонентов ментальной идентичности.
Анализ художественных текстов литераторов черкесского зарубежья сопряжен с осмыслением вклада многих отечественных и зарубежных исследователей, литераторов в собирание, систематизацию и публикацию памятников адыгского народного устного творчества.
Большая заслуга в сборе, изучении и научной классификации нартского эпоса в среде черкесской диаспоры принадлежит Озбеку Батыраю. Исследователем собран воедино свод нартских сказаний, бытующий в среде черкесского зарубежья, а также найдены параллели с национально-художественной традицией эпоса на родовой территории, рассматриваются вопросы религиозного самосознания черкесов, их исконные обычаи и нравы.
Кропотливый аналитический труд Озбека Батырая способствовал восстановлению исторической правды в выявлении истоков зарождения национально-художественной традиции фольклора черкесского зарубежья. Определен генезис этики и, что чрезвычайно важно, эстетических представленийнарода, исследованы вопросы нравственности и морали, определяющие ментальность адыгов.
Многие проблемы по изучению адыгской литературы (в том числе зарубежной) обозначены в трудах JI.A. Бекизовой: «Фольклорно-эпические традиции, как основа адыгской литературной общности», «Зарубежная художественная диаспора адыгских народов: общность, традиции, проблемы и перспективы». Важные аспекты адыгской литературной общности разработаны в основательных исследованиях А. М. Гутова, Ю. М. Тхагазитова, Р. А. Хашхожевой, Х. И. Бакова. Этот ряд дополняет фундаментальный труд «Писатели черкесского зарубежья» Х. Т. Тимижева и З. Х. Баковой.
Литература
абхазской диаспоры многомерно исследуется В. А. Бигуаа, который подчеркивает роль адыгов в освоении культурного пространства Египта, Сирии, Турции. След, оставленный адыгами-переселенцами в культуре греков, арабов, европейцев, весьма красноречив, ведь само переселение адыгского народа происходило в продолжение чрезвычайно длительного исторического периода. Из многочисленных исторических источников известно, что черкесские мамлюки в значительном числе присутствовали в Египте и Сирии уже в период правления фатимидских халифов.
Материалы фольклорно-этнографических экспедиций в страны черкесского рассеяния, предпринятые Адыгейским и Кабардино-Балкарским научно-исследовательскими институтами, позволяют судить о степени сохранности изустных образцов художественной культуры адыгов и культурной памяти народа в целом. Весьма важен добытый A.M. Гутовым, Р. Б. Унароковой, а также другими исследователями материал, характеризующий ментальные основы художественного творчества народа, сохранившего себя на чужбине как этнокультурное целое. Собранные и исследованные этими учеными памятники народного литературного творчества — фундирующий элемент в осмыслении этнокультурных истоков литературы исторической родины и черкесского зарубежья.
Один из ценнейших источников для постижения художественных достоинств литературы диаспоры — масштабная монография Х. Т. Тимижева «Историческая поэтика и стилевые особенности литературы адыгского зарубежья». Исследователь впервые вводит в научно-исследовательскую практику внушительный по объему и значению художественный, историко-биографический материал. Аналитические наблюдения и выводы ученого позволили нам расширить проблематику этнокультурной идентификации многих авторов и произведений.
Различные проблемы литературно-художественного творчества адыгской зарубежной диаспоры рассмотрены и в диссертационных трудах: Чурей Тыжын Али — «Боль и страдания черкесского народа в творчестве Ахмета Мидхата Хагура» и нашем — «Проблемы национальных истоков в творчестве поэтов черкесского зарубежья».
В предлежащем труде проблемы этнической и ментальной идентификации литературных произведений и их авторов решаются на основе творчества писателей и поэтов, создавших свои произведения, как правило, на языке страны проживания и в отдельных случаях — на языке исторической родины.
Мировая литература знает немало примеров, когда писатели, вынужденно покинувшие историческую родину, создавали свои произведения на языке стран проживания, а затем возвращались к освоению языка предков. Благодаря усилиям отечественных адыгских ученых, журналистов, писателей, за последние десять лет значительно возросли творческие и научные контакты с писателями и учеными стран черкесского зарубежья.
Взаимный интерес деятелей адыгской культуры открывает нам творчество доселе неизвестных и чрезвычайно популярных в странах проживания деятелей культуры, искусства и науки. Вот лишь несколько самых ярких примеров из открытий последнего времени. Большим авторитетом в Турции пользуется композитор Сабахаддин Мухлис. В его творчестве явно прочитывается трепетное отношение к родине предков. Тематика, образный строй произведений Мухлиса свидетельствуют о том, что он хорошо знает народную адыгскую музыку и стремится трансформировать народную традицию в своем профессиональном творчестве. В Иордании проживает очень популярная среди адыгов зарубежья гармонистка Абида Умар. Для многих адыгов Иордании искусство Умар — возможность общения с музыкальным фольклором исторической родины. Ратип Тахир Бурак — турецкий художник адыгского происхождения, известный книжный иллюстратор. В графике художника явственно проступают черты адыгского декоративно-изобразительного искусства. Другой художник — Авни Тлухуж, получивший серьезное профессиональное образование в Парижской Академии изящных искусств, — один из наиболее талантливых современных турецких пейзажистов. Лишь недавно нам открылось творческое наследие одного из самых значительных живописцев Турции, этнического адыга Исмаила Намика. Его романтическая картина «Ле Десантшантис» удостоена гран-при на парижском смотре-конкурсе современного искусства. Европейскую известность художнику принесла картина «Нива». Живописные образы Намика в прямом смысле почвенны, то есть отражают его адыгские корни.
Конечно же, не только и не столько общественный резонанс определяет для нас значимость тех или иных художников, композиторов или писателей, а соотношение художественных дарований, мастерства и подлинно национальных, этноментальных корневых начал в их творчестве.
Нельзя быть нарочно национальным или религиозным. Это те сферы, в которых внутренняя сущность творца не может быть разыграна как некая эстетическая игра. Искренность и подлинность в проявлении национального начала в искусстве — это целостное отражение этнических и ментальных основ родовой культуры, которая кодируется в сознании художника с детства.
Для упомянутых выше и многих других представителей гуманитарной культуры адыгского зарубежья думы о родине их предков были подчас самым важным источником вдохновения. Зачастую именно размышления об утраченной далекой отчизне, ностальгическое переживание разрыва с Кавказом, духовно-эстетическое чувствование этого разрыва делало из многих адыгов-переселенцев настоящих художников, исповедовавших в своем творчестве идею духовного единства с землей предков.
Орхан Памук1 в автобиографической книге «Стамбул: город воспоминаний» (2003) отмечает: «Есть писатели, такие как Конрад, Набоков, Найпол, которые, сменив язык и культуру, покинув свой народ, родину, континент и даже влившись в другую цивилизацию, с успехом продолжают писать. И я знаю, что если их творческие силы только крепли от изгнания или скитаний, то я как писатель сформировался именно благодаря этой неразрывной связи со своим домом.» [423:13]. Среди художников, представляющих зарубежную адыгскую литературу, много таких, которые в своем творчестве сочетают ассимиляцию в культуру стран проживания и непрерывность духовных связей с отчизной предков.
1 Орхан Памук (р. 1952) турецкий писатель адыгского происхождения, лауреат Нобелевской премии 2006 г.
Так в литературе черкесского зарубежья еще задолго до Кавказской войны очень ярко проявил себя египетский писатель адыгского происхождения Абу Халид бин Юсуф аль-Макдиси. Этот средневековый писатель-историк был потомком черкесских мамлюков. Его труды («Отъезд султана Ямбега на Кавказ», «Краткая история египетских султанов»), в которых находим бесценный исторический материал о быте и нравах народов Северного Кавказа, — наиболее ранние образцы адыгской историографии и зарубежной адыгской словесности.
Литературная диаспора черкесского зарубежья отразила в своем многогранном творчестве все, чему была свидетельницей, запечатлев пережитое во всех известных литературных формах и жанрах. Основной стержень значительной части литературы диаспоры — ностальгия по исторической родине.
Именно эта оторванность от очага предков заставила наших соплеменников сохранить образ исторической родины во всем его духовном, этическом, культурно-историческом своеобразии. Л. Г. Федосеева в очерке I.
Национальные диаспоры как предмет исследования" приводит близкую нам мысль К. Акулы: «В произведениях эмиграции духовный потенциал выше, потому что там присутствует Бог, а во-вторых, всплеск души стал неизбежен, потому что путь писателя всегда страдание, особенно на чужбине.» [342:17].
Галерея имен известных и еще мало открытых нам и миру деятелей адыгской литературной диаспоры весьма обширна. Очевидно, что труд по собиранию всего, что, так или иначе, связано с художественной жизнью черкесского зарубежья, необходим, ибо начавшийся процесс возрождения этнокультурного самосознания адыгов нуждается в живительной подпитке, исходящей от подлинно национального искусства.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Этноментальные основы литературы черкесского зарубежья рассмотрены нами в контексте художественных, филологических, эстетических, философско-этических и общественно-социальных явлений и факторов. Учитывая, что значительная часть анализируемых в исследовании художественных текстов писателей и поэтов черкесского зарубежья никогда прежде не подвергалась филологическому анализу, мы сочли необходимым подробный, а в особых случаях детальный анализ лингвистических, образно-поэтических, смысло-содержательных и прочих особенностей этих текстов. Столь пристальное внимание к языковому (в широком смысле) своеобразию литературы адыгской диаспоры обусловлен нашим убеждением в том, что язык и литературное творчество являются доминантами духовно-этического и художественно-эстетического самоосмысления этноса в пространстве мировой культуры.
Проведенный нами филологический анализ художественных текстов литературы черкесского зарубежья позволяет сделать вывод: художественное слово и его корневые основы содержат в себе основополагающие идеи национального мировидения. Национальные, этнические образы мира открываются в сложной символике языка, того языка, в котором закодированы главные ценностные ориентиры этноса.
Рассматривая литературу черкесского зарубежья как составную часть общемирового литературного процесса, мы исследовали не только генеалогию эмигрантского литературно-художественного мира, но и принципы, на которых он базируется. Адыгская ментальность трактовалась нами как многомерное явление национального мировосприятия черкесов.
Литературное наследие диаспоры осмыслено в общеадыгском этнокультурном и художественно-эстетическом контексте. Различия, сходства, антиномические противоречия, взаимовлияния и разночтения, сопровождавшие процесс культурно-этнического сближения литератур диаспоры и исторической родины, рассматриваются нами в связи с ментально-этническим, историко-философским и главное — художественно-эстетическим освоением богатого литературного материала.
Невозможность анализа памятников литературы черкесского зарубежья еще в недавнем прошлом была обусловлена крайней недоступностью материала.
Нашему исследованию предшествовал большой труд по освоению огромного объема поэтической и прозаической литературы черкесского зарубежья. Значительная часть поэтических и прозаических текстов, представленных в работе, ранее рассматривалась лишь эпизодически, а во многих случаях не исследовалась вовсе.
Генеральной, этико-философской задачей нашего исследования был такой тип структурного анализа художественных текстов, эстетических и философско-исторических особенностей литературы диаспоры, который позволил бы научно подтвердить наличие сформировавшегося и еще мало изученного общеадыгского литературного пространства, объединенного на исповедании и художественной разработке специфически адыгских ментальных ценностей.
Этноментальные основы литературы диаспоры не воспринимаются нами в локальном этнонациональном значении. Рассматривая комплекс филологических, эстетических, социоисторических и философско-моральных проблем, обусловливающих своеобразие литературы черкесского зарубежья, мы стремились раскрыть «зашифрованные» в этноментальной структуре литературы диаспоры пути культурно-этнического единения всей адыгской литературы.
Если научная периодизация литературного процесса на исторической родине успешно осуществляется многими исследователями, то литературный процесс адыгского зарубежья требует серьезных уточнений, корректировок. Неподтвержденность отдельных версий научной периодизации литературы диаспоры обусловлена недостаточным фактическим художественным материалом, находящимся в поле зрения ученых. Мы стремились восполнить этот пробел.
В Первой главе рассмотрена тема изгнанничества и Кавказской войны в художественной традиции адыгов. Принципы художественного осмысления столь многомерного этнодуховного явления, как адыгское изгнанничество, базируются на выявлении архетипических форм художественного мышления различных культурно-социальных слоев адыгского этноса.
В качестве архетипических форм рассматриваются образцы устного народного творчества, традиция «гъыбзэ», запечатлевшие взлеты и падения народного духа и выработавших уникальный художественно-исторический «инструментарий» познания адыгами мира.
Структурно-художественный и историко-философский анализ памятников фольклора и осмысление трансформаций, произошедших в сознании адыгских изгнанников, позволили нам выявить этноментальные ступени кристаллизации жанров и форм, ставших для литературы диаспоры своеобразным этико-художественным звеном, соединяющим их с культурой отчего края.
Рассматривая литературно-художественный и социоисторический феномен черкесского мухаджирства, мы отмечаем зарождение в традиции адыгов творческого осмысления адыгского исхода с родных земель. Глобальность и трагичность черкесского рассеяния по миру впервые была осознана и отражена в культурном бытии мухаджиров и их первых потомков. Мухаджиры первыми освидетельствовали уникальный феномен современной цивилизации, а именно: фактор выживания этноса в крайне угрожающих условиях и, что наиболее для нас важно, его неизбывную способность к позитивному преображению трагического опыта в образы высокого духа искусства.
Прослеживается и определяется также важная роль мухаджирства в сохранении этнокультурной самодостаточности адыгского мира за рубежом. Увезя с собой на чужбину память о родине, мухаджиры отстаивали и развивали традиции своего народа. Собственное устное поэтическое творчество мухаджиров — звено в непрерывной цепи адыгской традиции.
Мы убеждаемся в этноменталъной связи всего корпуса позднейшей профессиональной литературной культуры адыгского зарубежья в своих главных ценностных проявлениях с традициями мухаджирской народной поэтической культуры. Безусловно важна роль адыгского мухаджирства в преемственности не только между различными поколениями адыгов, но и в этноисторической связи культурных эпох.
Тема исторической (генетической, ментальной) памяти, рассматриваемая в ее этико-моральном и философском аспектах, возникает при исследовании художественного отражения внутреннего мира черкесского мухаджира. Нами показаны формы литературно-художественного воплощения мухаджирской поэтики и специфических особенностей мухаджирского самосознания. Мы не склонны ограничивать пространственно-временной аспект воздействия художественных канонов мухаджирства на адыгскую культуру, ибо ясно, что процесс эстетического, художественного преобразования истории мухаджирства в формы народной и профессиональной литературы вневременной.
Во второй главе представлен литературно-исторический, ментально-идентификационный контекст анализируемых художественных произведений. Текстологический анализ литературы адыгской диаспоры дан в соотношении ментальных, языковых, лексико-лингвистических, художественно-эстетических и этико-философских проблем.
В качестве доминантной образно-этической константы литературы черкесского зарубежья исследован феномен ностальгии по отчему крову в творчестве поэтов и прозаиков разных времен. Эти моменты прослежены в связи с формами художественной ретрансляции ностальгического чувства в отечественных литературах Северного Кавказа.
Важное место отведено исследованию лексико-фонетических, структурно-филологических и художественно-эстетических особенностей творчества видных литераторов черкесского зарубежья: Омера Сейфеддина (Турция), Кадыра Натхо (США), Шабана Кубова (Турция), Исама Уджуху (Сирия), Мухадина Кандура (США), Зейн Кандур (Иордания), Кундета Шурдума (Германия), Яшара Бага (Турция), Жамала Апазао (Турция), Эльдара Цурмита (Турция), Казбека Самих (Турция), Юсуфа Барута (Турция), Эргина Гунджера (Турция), Мулида Инамуко (Турция), Метина Меретуко (Голландия), Исмаила Жанбека (Иордания), Али Чурея (Турция), Надии Хунагу (Иордания), Фозия Тхазепля (Турция), Джэнка Авжды (Турция), Исмаила Хана (Турция), Фоаза Бирмамыта (Иордания), Яхья Казана (США), Мухарама Чурея (Турция), Амина Афашижа (Турция), Надима Кушха (Сирия), Беслана Калмыка (США), возвратившегося на историческую родину Имдата Кипа.
Цель анализа — изучение этноментальных принципов адыгского мировидения в творчестве чрезвычайно различающихся между собой литераторов. Определены точки соприкосновения различных поэтических миров в стремлении освоить ментально единое для всех адыгское этногенетическое духовное пространство — образ родины и отчего крова.
Семантика ностальгического чувства представлена как своеобразный духовно-нравственный и художественно-эстетический генератор творчества литераторов адыгского зарубежья. Выявлены специфические черты адыгской ностальгии и формы воплощения этой сложной психологической субстанции в художественное творчество.
Исповедальная (интимно-личностная) константа поэтического высказывания осмыслена как отражение сложного комплекса духовно-этических и морально-религиозных проблем, возникавших у адыгских литераторов зарубежья по мере освоения ими духовного пространства адыгского бытия. Природа, религия, этика, социум, — все эти смысло-содержательные модусы рассматриваются через призму ментального взгляда адыгов на себя и окружающий мир.
Одно из важных проблемных направлений — рассмотрение семантических особенностей творчества отдельных представителей адыгской зарубежной поэзии в связи с общеэволюционным развитием адыгских литератур. Такой принцип позволил найти точки отсчета этическим заветам мухаджиров, стремившихся к духовному воссоединению с родиной, а также сделать вывод о том, что в настоящее время «пространство» художественного слова стало значимым прообразом единой отчизны.
Третья глава посвящена анализу роли мифоэпической традиции и нартского эпоса в осмыслении эпического времени и эпических характеров в произведениях литераторов черкесского зарубежья.
Основой анализа мифоэпических констант в смежных этнических литературах явились исследования J1. А. Бекизовой и других ученых. Отличительная особенность нашего взгляда на мифоэпическую сущность адыгских литератур состоит в выявлении взаимосвязи между генезисом, становлением новоадыгских литератур и многовековой устно-поэтической традицией адыгов, а также значения ментально-этнических представлений о времени и пространстве в эпическом освоении истории и мироздания как в народном творчестве, так и в профессиональной литературной культуре.
В мифоэпической традиции адыгов действенны те сущностные элементы, которые сформировали нравственно-этическое поле, на котором взращиваются идеи духовного единства, народного и профессионального творчества. Об этом свидетельствуют многие литературные поколения.
В качестве параллельно рассмотренных линий даны исследования мифоэпической сущности творчества египетского писателя Расима Рушди и адыгейского прозаика Тембота Керашева, американского писателя Мухадина Кандура и адыгейского романиста Исхака Машбаша, а также различные градации мифоэпической темы в творчестве таких разных представителей обеих адыгских литератур, как Газий Чемсо, Александр Нажжар, М. Эльберд, Кадыр Натхо.
В работе исследованы историко-культурные истоки литературы черкесского зарубежья в её специфически адыгском контексте. Динамика цивилизационного движения адыгов из прошлого в будущее — важнейшая константа пространственно-временного самоощущения этноса. Анализ мифоэпических проявлений ментально сущностных принципов в творчестве литераторов адыгского рассеяния позволяет сделать вывод о том, что народно-эпическая традиция и нартский эпос стали источниками художественной и духовной самоидентификации национальной литературы в пространстве мировой культуры. Единое мифоэпическое пространство адыгов — духовный прообраз единой родины разбросанного по всему миру народа.
В четвертой главе впервые исследованы проблемы, связанные с ассимиляцией адыгских литераторов-эмигрантов в культуру стран проживания. До этого времени проблема этнической ассимиляции рассматривалась в аспектах историко-общественном и социальномза рамками оставался этнохудожественный, гуманитарно-эстетический феномен культурной ассимиляции.
Мы показываем несостоятельность взгляда об этноконфессиональной и культурно-исторической замкнутости адыгского мира. Это противоречит истории, а также ментально-нравственным духовным основам бытия адыгов, духовно открытых миру. Вынужденная ассимиляция не всегда приводила их к утрате своих национальных черт. Напротив, стремление духовно самоутвердиться в сложных условиях эмиграции заставляло многих адыгов бережнее относиться ко всему, что связывает их с родиной. Участие эмигрантов-адыгов в общественной и культурной жизни стран проживания при отсутствии каких-либо этнически выгодных условий — неизбежная и во многом спасительная мера.
Мы представляем весьма широкую гуманитарно-историческую картографию адыгского культурного присутствия, впервые исследуя тематико-образный строй художественных текстов авторов, вписавших свои имена в культуру стран ассимиляции, а порой и в общемировую культуру. Эта работа по анализу творчества литераторов, охватывающего три с лишним столетия. Рассматриваются художественные тексты: известной французской аристократки Шарлотты Айшет-Аиссе, классика египетской литературы.
Махмуда Теймура, одной из основательниц турецкой литературы Халиде Эдип Адывар (Каладаха), основоположника турецкой новеллистики Омера Сейфеддина, видного арабского писателя Юсефа ас-Сибаи, классика арабской поэзии Махмуда аль-Баруди, известного египетского поэта и драматурга Абдурахмана аль-Хамиси, сирийской писательницы и лингвиста Надии Хост, писателей современной Турции Муссы Усайла и Онера Четина.
Фактором состоявшейся истории показано в работе широкое пространство ассимиляционного проникновения адыгов в культуру арабского и исламского мира, Европы и Америки. И это не свидетельство слабости этноса, а напротив, показатель его жизнестойкости и цивилизационного роста.
В ходе исследования был дан критический анализ точек зрения многих ученых, так или иначе затрагивающих существо рассматриваемой нами темы. Вклад, внесенный историками, филологами, литературоведами, философами, журналистами, занимавшимися исследованием культуры адыгского зарубежья, стал отправным пунктом и основой нашей работы. Освоение многих проблем стало возможным благодаря ведущим исследователям адыгских литератур: JI.A. Бекизовой, А. А. Схаляхо, Б. Х. Бгажнокова, К. К. Султанова, Х. Т. Тимижева, A.M. Гутова, Р. Б. Унароковой, Ю. М. Тхагазитова, В. А. Бигуаа, Р. А. Хашхожевой, Х. И. Бакова, З. Х. Баковой и др. Большим подспорьем послужили также труды адыгских журналистов и этнографов, и среди них особенно М. М. Хафицэ и Х. Х. Кауфова.
Основной вывод нашей работы сводится к тому, что процесс познания мира неотделим от процесса национального самопознания. Национальное же самопознание основывается на идентификации ментального генезиса этноса. Исследованные нами тексты подтверждают убеждение в том, что национально-этническая обезличенность не может быть источником подлинно художественного творчества.
Сократовский призыв «познай самого себя!» — обращен, казалось бы, к индивидуальному сознанию отдельного человека. В полной мере это относится и к проблеме идентификации этносов. Познать свое адыгство стремились многие литераторы черкесского зарубежья. И это не было проявлением экзистенциального чувства отдельных, наиболее просвещенных представителей этноса. Обрести твердую национальную почву зарубежные адыгские литераторы стремились, главным образом, потому, что реализовать свой творческий потенциал они могли, опираясь на многовековые устои своего народа.
Рефлексируя на ментальные установки этноса, пробуждая в сознании соплеменников интерес к национальному самопознанию, литераторы-эмигранты связывали в единое духовно-историческое измерение прошлое и настоящее своего народа. Они понимали: не осмыслив своих национальных истоков, человек и этнос оказываются отрезанными от возможности постижения окружающего мира. Забывая о своих истоках, человек и народ рано или поздно теряет интерес и уважение не только к себе, но и к окружающим его народам и культурам. Как это и не парадоксально, на первый взгляд, но именно на «почве» национально-ментальной обезличенности, всегда продуцирующей бездуховность, подлинно национальное самоуважение может выродиться в губительный и бездумный национализм.
Опыт писателей черкесского зарубежья учит тому, что этноментальная самоидентификация человека сопряжена с освоением им духовных богатств, накопленных в продолжение всей истории его народа. В вопросах ментальной и этнической идентификации очень опасно ограничиваться проблемами какой бы то ни было национальной, религиозной, расовой и прочей «избранности» и «превосходства». Гораздо важнее осмыслить неповторимость, непохожесть равно, как и то, что объединяет представителей весьма разнящихся культур. В этом смысле очевидна положительная цивилизационная роль того, что можно было бы назвать «ментальным просвещением» зарубежных адыгских литераторов.
С одной стороны писатели черкесского зарубежья как бы неосознанно (рефлективно) ретранслировали ментальный опыт этноса в читательскую аудиторию, с другой — и это важнее — сознательно продуцировали ментальное самосознание своих соплеменников. Для того чтобы стать проводниками духовно значимых для этноса ментальных идей писателям и поэтам черкесского зарубежья пришлось многому учиться и прежде всего — осмыслить ментальную специфику «адыгского взгляда» на окружающий мир. Прежде чем обратиться с проповедью национально значимых идей к своим соплеменникам, художники (каждый по-своему) должны были разрешить самую важную для своего самосознания проблему: кто я?
Нам чрезвычайно близка мысль Г. Д. Гачева, высказанная им в фундаментальном исследовании «Ментальности народов мира»: «.каждый человек обеспокоен насчет своей «идентичности»: куда себя отнести, к какой группе? Каждый принадлежит к той или иной этнической группе или есть дитя смешения народов, живет или на родине, или в другой стране, на «чужбине». «Кто же я такой? — это первый и главный вопрос при пробуждении ума или рефлексии. (курсив — М.А.) —. Это двуединая задача и работа: познавай себя и познавай мир.» [62:10].
В нашем исследовании художественных методов самых разных поэтов и прозаиков черкесского зарубежья двуединство ума (сознательного) и рефлексии (бессознательного) в вопросах этноментальной идентификации — ключ к пониманию эстетических, морально-нравственных, философско-исторических проблем, решаемых авторами художественных текстов. Но все же, особенно подчеркнем значение того, что мы называем духовной рефлексией на национальный опыт своего этноса. Речь не идет о каких-то необъяснимых явлениях из области генетики, хотя и этот фактор, безусловно, важен в осмыслении ментальности.
Для нас важно выделить духовность обозначенной национальной рефлексии, то есть своеобразную «работу» сердца, души человека. Именно этим были озабочены многие адыгские литераторы-эмигранты. Они создали художественный мир, в котором национальный вопрос не решался исключительно бинарным способом: «так или иначе». Художники в большей степени озабочены осмыслением того, что человек, воспитанный в ментальных традициях своей культуры, взросший в атмосфере определенной системы духовных ценностей, наделен даром особого видения жизни и окружающего мира. Особость не есть избранность, но она — ключ к открытию мира.
В чем же заключается главная сила национально-этнической ментальности? Ответить на этот простой вопрос можно философски абстрактно. Но в ракурсе нашего исследования, учитывая наши наблюдения проявлений ментальности в творчестве наиболее ярких литераторов черкесского зарубежья, можно сказать: сила ментальности проявляется в даре творческого первооткрытия.
Национально осмысленный взгляд позволяет художнику, касающемуся в своих произведениях самых сложных проблем бытия, быть как бы духовно первозданным. Как пишет Г. Д. Гачев, «национальная природа и дух питают интеллект и воображение своих детей, снабжают особыми архетипами, оригинальными интуициями (курсив. — М.А.) — неповторимыми образами. ЭВРИСТИЧЕСКАЯ сила национальной ментальности: дар открывать и изобретать особым образом.» [62:14].
Анализ ментальных свойств зарубежной черкесской литературы помог нам осмыслить не только этническую характерность этой литературы, а ее многомерный гносеологический подтекст. Национальный космос как выражение национального мировосприятия в центре внимания литераторов черкесского зарубежья, для которых ментальные координаты — это способ национального видения, логического осмысления миропорядка. Таким образом, ментальность трактуется, а главное, ретранслируется многими представленными нами авторами как объективная национально-историческая ценностная система взглядов и понятий.
Писатели адыгского зарубежья воспринимают духовную целостность этноса как проявление жизнестойкости его своеобразной национальной физиогномики. Проявляется это в устойчивости и даже вневременности этнических представлений адыгов о всех значимых для человека явлениях. Все люди, казалось бы, ходят под одним солнцем, вовлечены в единый круговорот мировой истории. Понятие семьи, родины, дома, отчизны, веры и языка значимы для всех народов. Другими словами — объединяет разные этносы гораздо больше, чем их разделяет. Но сам фактор культурно-исторической общности разных национальных культур изначально предполагает не унификацию этих культур, а самостоятельное развитие во времени-пространстве. Черкесские писатели зарубежья ретранслировали в своем творчестве специфику адыгского взгляда на общечеловеческие понятия дома, семьи, быта, природы, религии, языка, истории. Именно этот взгляд не только отражает, но и продуцирует нагщональные образы, органично вливающиеся в общий поток мировой культуры.
В рассмотренных нами художественных текстах в качестве общей для всех авторов idee fixe выступает рассмотрение, философско-художественное осмысление врожденных свойств народа, его культуры. Основой здесь является раскрытие адыгской специфики в понимании происхождения мира и его развития. Идеи божественного промысла в судьбе этноса и человеческого сотворчества (труда) в строительстве национального здания предстают не в отдельности, а в органичном взаимном резонансе. Творение здесь не противоречит генезису, но дополняет его.
Мы не ставили перед собой цели энциклопедически полно отразить все проявления ментальности адыгского этноса. Это тема для другого, более локального по исследовательским задачам труда. Но наши наблюдения проявления национальной ментальности в творчестве наиболее ярких представителей зарубежной черкесской литературы позволяют выделить самые важные ментальные свойства этноса, своеобразную национальную физиогномическую иконографию, запечатленную в художественных образах.
Мы можем здесь позволить себе сравнительный анализ ментальных воззрений большинства авторов, произведения которых рассмотрены в работе. Есть ли какие-нибудь темы (проблемы), которые, не будучи заменителями множества важных этноментальных проблем, присутствуют у всех как стержневые, безусловные, как бы «свыше» заданные и поэтому, неизбежные.
Образный, смыслосодержательный арсенал произведений зарубежных черкесских литераторов сложен и неодномерен. Весьма различающиеся по I стилистике, языку и философско-исторической мотивации авторы едины в осмыслении некоторых важнейших для национального самосознания проблем. Первостепенное значение имеет многомерность понятия природы отчего края. Именно природа, как фактор вневременной и постоянно действующий, аккумулирует в себе национальную физиогномику этноса, ибо это та природа, из которой этнос духовно рождается и совершает свое историческое движение. Писатели черкесского зарубежья едины в осмыслении природы как своеобразных национальных и шире — мировых координат.
Для адыгов архетипичным и ментально формирующим является все, что связано с Ошхамахо (Эльбрусом), подобно тому, что сообщает этносознанию древних греков Парнас и Олимп, а индусам — Гималаи. Суммируя художественно-философский опыт многих литераторов черкесского зарубежья, можно констатировать, что для адыгов Эльбрус воплощает своеобразную вертикальную идею бытия. Устремленность Эльбруса к небу метафорически воспринимается как связь между небом и землей (человеком и Богом). Для нас бесспорно влияние присутствия обозначенной божественной вертикали и в том, что затрагивает общественное обустройство адыгов в продолжение длительного периода времени. Речь идет об отсутствии на родовой территории адыгов тотального государства с единым управляющим центром. Эльбрус воплощая в себе божественное воплощение вертикали бытия, объединял вокруг себя пространство так, как это вынужденно происходило на равнинных пространствах других народов, у которых вертикальное измерение в объединении этноса можно было реализовать только в условиях строгой вертикальной иерархии государственного механизма. Государство во всех его исторических модификациях, как известно, обеспечивает свое функционирование во многом за счет четкой декларации дозволенного и недозволенного, то есть в осознанном ограничении свобод его граждан. Свободолюбие черкесов духовно продуцировано природой отчего края, а отсутствие государственного аппарата и «государственная» раздробленность не должны восприниматься исключительно как проявление какой-то социально-общественной отсталости и даже варварства.
Здесь не место углубляться в социо-исторические темы, но мы вправе поставить гипотетический вопрос: каким бы был национальный образ черкесов, если бы на ранних ступенях развития этноса природной вертикали бытия была бы противопоставлена государственная? Мы не оцениваем это с позиций «лучше» или «хуже». Важно другое: национальный образ черкесов был бы совершенно иной. Познание ментальных ценностей этноса позволяет, таким образом, по-новому осмыслить уже привычные исторические представления о жизни народа или предложить вариантность взглядов в оценке тех или иных событий и явлений.
Для писателей адыгского зарубежья природа исторической родины — многомерное духовное послание, язык которого ими должен быть расшифрован и ретранслирован в читательское сознание. Адыгский язык, будучи естественным производным от природы исторической родины, воспринимается писателями черкесского зарубежья как голос этой природы в человеке. Это голос, который в фонетическом измерении отражает, например, пространственную акустику гор, а в грамматическом измерении — все, что связано с логикой национального мышления.
Еще одной важнейшей константой ментального единства адыгских литераторов зарубежья является их общее стремление исследовать национальную «архаику», «доисторические» пласты народной жизни и истории. Интерес к мифоэпическому творчеству народа, прослеживающийся у большинства исследованных нами авторов, свидетельствует о том, что дойти до осмысления национальных корней можно лишь при погружении в древность своего народа, в осмысление этой древности как своеобразного духовного завета предков своим потомкам.
Современные литераторы черкесского зарубежья не осмысливают мифоэпическое наследие адыгов как своеобразный национально-исторический антиквариат". Идеи национальной консервативности и традиционализма органично сочетаются художниками с необходимостью исторического сближения различных культур. Писатели продуцируют в сознании читателей-соплеменников требовательность в оценке процессов «интернационализации» современного гуманитарного пространства. Повторимся, многие писатели стремятся не «замедлить» таким способом историю для формальной консервации национально значимых ценностей, а создать условия, при которых национальное обезличивание не подготовило бы почву для развития вредоносных националистических идей.
Многие адыгские писатели зарубежья едины в восприятии национального как своеобразного исторического резюме в жизни этноса. Речь идет о том, что национальное является не фактором проявления неких произвольных сил, а итогом определенного исторического развития этноса. Историчность мировидения характерна даже для тех авторов адыгской зарубежной литературы, которые внешне далеки от разработки историософских проблем и сконцентрированы на лирико-поэтическом осмыслении бытия.
Определить важнейшие и неподдельные свойства национальной характерности того или иного автора — задача непростая. Выявить подлинность или подмену в репродукции национального чувства можно только в осознании многовариантности взглядов. Наши оценки в проявлении национального (ментального) чувства в творчестве адыгских зарубежных литераторов основываются на убеждении: адыгская история и культура, единственность и неповторимость адыгского мировидения не исключают, а подтверждают необходимость других национальных взглядов на общие для всех людей понятия и явления.
Целостность адыгской литературы включает в себя родство двух путей литературного развития (на исторической родине и за рубежом), а также всю противоречивость их сложного взаимодействия. А. И. Чагин справедливо предостерегает от публицистической приблизительности в констатации полного и необратимого слияния двух литературных потоков. По мнению ученого «ограничиться этой идиллической констатацией значило бы признать лишь одну из сторон литературной целостности за счет другой, оставить за порогом наших размышлений трагический опыт разделения национальной литературы со всеми далеко идущими последствиями этого разделения. Достаточно полным ответом, учитывающим всю непростую диалектику взаимодействия двух путей развития литературы — в России и в зарубежье — могла бы стать формула: одна литература — два литературных процесса.» [359:135].
Проведенное нами исследование этноментальных основ адыгской зарубежной литературы в контексте общеадыгского литературно-гуманитарного пространства позволяет констатировать:
1. Вынужденная эмиграция, будучи катализатором нового цивилизационного положения этноса в культурном пространстве мира, была, остается и будет (в духовно-этическом смысле) неотъемлемой историко-духовной частью адыгского бытия. Тема адыгского исхода важнейшая константа творческой жизни современного адыгского общества и адыгской литературы.
2. Потребность этноса в определении своего места в мировой культуре ставит перед писателями диаспоры и исторической родины задачу духовно-этического единения. Язык предков становится символом исторической памяти и залогом этноменталъного здоровья литературной культуры и общества в целом.
3. Пути развития культурно-этнического единения адыгских литератур определяют гуманитарное, а стало быть, и духовное состояние разбросанного по миру этноса, история и судьба которого — неисчерпаемый источник развития национальной литературы.
