Использование этнографического метода широко распространено в современной социологии. Этнографический метод остается наиболее адекватным при изучении закрытых и локальных сегментов общества, получить информацию о которых другими методами затруднительно. При этом его применение предъявляет высокие требования к мотивации и этическим принципам исследователя, требует от него решения ряда методологических проблем: по взаимодействию с информантами, по валидизации данных и т. д. Наиболее значимыми при применении этнографического подхода в социологии становятся вопросы, связанные с личностью исследователя, поскольку, как заметили социологи М. Хэммерсли и П. Эткинсон: «Неважно, представляют ли себе люди, что такое социологическое исследование и что они о нем думают, они будут обращать внимание на то, что за человек сам исследователь и взаимодействовать с ним, а не «принимать участие в исследовании» «1. Определенная исследовательская позиция, таким образом, влияет на валидность тех описаний, которые составят исследователи по результатам взаимодействия с информантами. Соответственно, рефлексия по поводу особенностей формирования исследовательской позиции является необходимым элементом в сборе и обработке социологической информации посредством этнографического метода. Однако методологическая дискуссия по данному вопросу практически не представлена в российском социологическом дискурсе. Существуют отдельные области исследований, где так или иначе поднимались методологические проблемы этнографии в социологии: изучение быта постсоветской деревни (Т. Шанин, Е.Р. Ковалев), изучение субкультуры инвалидов (П.В. Романов, Е.Р. Ярская-Смирнова), изучение субкультуры трудовых отношений (П.В. Романов, И.М. Козина)2 и др. В то.
1 Hammersley М, Atkinson P. Ethnography: principle in practice, London, p. 83.
2 Шанин Т. «Методология двойной рефлексивности в исследованиях соременной российской деревни», М., 1999; Ковалев Е. М., Штейнберг И. Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях, М., 1999; Романов П. В. Социальная антропология организаций: история, эпистемология и основные же время, работы по методологии этнографии, в которых бы глубоко анализировались вопросы формирования исследовательской позиции и этика исследователя, в российской социологии отсутствуют.
В диссертационной работе была сконструирована схема для методологического анализа проблемы формирования исследовательской позиции. В основу схемы легла концептуализация понятия исследовательской позиции, проведенная на основе рефлексии по поводу данной темы, представленной в работах Р. Берджесса, М. Хэмерсли и П. Эткинсона, М. Агара. Схему формирования исследовательской позиции составили следующие основные аспекты понятия: рефлексивная личностная идентичность исследователя (самооценка исследователем своих личных и социально-демографических характеристик: пола, возраста, профессии, конфессии и т. д. с точки зрения их роли в формировании собственной исследовательской позиции), этическая ориентация по отношению к целям, субъектам, результатам исследования, а также собственно исследовательская роль, определяемая через соотношение инсайдерских и аутсайдерских компонентов. То есть понятие роли является более узким, чем концепт «исследовательская позиция», поскольку последняя затрагивает только один аспект взаимоотношений между исследователем и информантами — степень включенности в группу. Для классической методологии этнографических исследований характерно противопоставление ролей «инсайдера» и «аутсайдера» как бинарных категорий — предполагается, что исследователь является либо членом группы, либо чужаком для нее. Значимость предложенной схемы заключается в том, что детальное рассмотрение методологических вопросов, связанных с конструированием исследовательской позиции, способствует выявлению взаимосвязей между позицией исследователя и валидностью этнографических наблюдений. Очевидно, что в каждой специфической предметной области исследования методологические принципы, М., 1999; Романов П. В., Ярская-Смирнова Е. Р. Социальная антропология, М., 2004; Козина И. Особенности стратегии case-study при изучении производственных отношении на промышленных предприятиях России, М., 1995. рефлексия по поводу этих аспектов схемы может иметь определенные особенности.
Автор в качестве примера использования схемы обратился к конкретной области социологических исследований — этнографическому изучению новых религиозных движений, под которыми в данной работе понимаются любые религиозные группы, возникшие после Второй мировой войны и не признанные на данный момент традиционными в конкретном обществе3. В этой области эмпирической социологии рассмотрение вопросов конструирования исследовательской идентичности является в высшей степени актуальным, поскольку ни в одной другой сфере социологических исследований не возникало таких трудностей в легитимации позиции академического исследователя, в разграничении научного описания религиозных субкультур и образов групп, создаваемых другими лидерами мнений — самими религиозными группами, журналистами, а также в оценке качества непосредственно научных описаний. В отечественной социологии ранее не предпринималось попыток систематизировать опыт исследователей новых религиозных движений. В связи с этим дополнительную актуальность придает диссертационной работе предпринятая в ней попытка классификации типов современных исследований в данной сфере. Использование схемы для анализа исследовательской позиции позволило соотнести опыт отечественных и европейских исследователей НРД по таким параметрам, как личностные характеристики исследователей, особенности интерпретации исследовательской роли и отношение к профессиональному этическому кодексу.
Степень научной разработанности проблемы.
Вопросы применения в социологии этнографического подхода рассматривались в западной традиции Р. Берджессом, П. Эткинсоном, М. Хэммерсли, М. Агаром.4 В работе Берджесса «В поле» задаются рамки для.
3 Баркер, А. Новые религиозные движения, СПб, 2005.
4 Burgess R. In the field, London, 1991; Hammersley M, Atkinson P. Ethnography: principle in practice, London, 1983; Agar M. The professional stranger, NY, 1980, Agar M. Speaking of ethnography, NY, 1986. анализа такой методологической проблемы, как формирование исследовательской позиции при использовании этнографического метода.
Методологические проблемы этнографического подхода исследовались также в работах П. Эткинсона и М. Хэммерсли. Они детально рассматривают возникающие в связи с проведением этнографического исследования вопросы как теоретико-методологического, так и практического характера: формулирование проблемы, отбор случаев для наблюдения, доступ в поле, формирование отношений с респондентами и т. д.
Углубленный анализ влияния социально-ролевых и личностных характеристик этнографа на формирование исследовательской позиции дан в работе «Профессиональный незнакомец» М. Агара. Анализ стилей этнографического описания представлен у Дж. Ван Маанена5. Наиболее известная классификация ролей исследователя в этнографическом исследовании (наблюдатель как участник, участник как наблюдатель, полный наблюдатель, полный участник) предложена Р. Голдом6.
В отечественной традиции методологические проблемы этнографического подхода анализируются в работах И. Ф. Девятко, A.C. Готлиб7, в работе П. В. Романова и Е.Р. Ярской-Смирновой «Социальная антропология». В общем виде этнографический подход рассматривается в работах В. А. Ядова и В. В. Семеновой, посвященных качественной методологии.8 В диссертационной работе И. В. Забаева рассматриваются проблемы применения этнографического метода в исследовании религиозной хозяйственной этики.9 В отечественной антропологии отдельные методологические проблемы этнографического метода затрагивает Э. М. Никишенков.10.
5 Van Maanen On writing ethnography, Chicago, 1988.
6 Gold R. Roles in sociological fieldwork, London, 1958.
7 Девятко И. Ф. Методы социологического исследования, М., 2003, Девятко И. Ф. Модели объяснения и логика социологического исследования, М., 1996; Готлиб A.C.
Введение
в социологическое исследование: качественный и количе-ственный подходы, Самара, 2002;
8 Семенова В. В. Качественные методы: введение в гуманитарную социологию, М., 1998; Ядов В. Л. Стратегия социологического исследования: описание, объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998.
93абаев И. В. Основные категории хозяйственной этики современного русского православия: анализ социально-экономических доктрин РПЦ и хозяйственной практики монастырских общин. М., 2006.
10 Никишенков Э. М. Из истории английской этнографии. М., 1986.
При разработке схемы для методологического анализа проблемы конструирования исследовательской позиции использовались работы Р. Берджесса, М. Хэмерсли и П. Эткинсона, М. Агара. Вопросы взаимодействия исследователя с представителями новых религиозных движений в процессе этнографического исследования анализировались в работах таких британских социологов, как А. Баркер, Дж. Бекфорд, Т. Роббинс, Д. Энтони11. В российской социологии практически отсутствует методологическая рефлексия в сфере этнографических исследований в области религиозных движений, отдельные темы в рамках социологии религии раскрываются в работах И. Н. Яблокова, Е. Г. Балагушкина, В. И. Гараджи, A.A. Ожигановой, Ю. В. Филипповапроводят эмпирические исследования и публикуют отчеты по данной теме в контексте социологии и философии религии С. Б. Филатов, Б. З. Фаликов, Л. И. Григорьева, С. И. Иваненко, И. Я. Кантеров, М. С. Штерин.12.
Теоретические и методологические основания исследования.
Теоретико-методологической основой диссертационного исследования стали подходы к анализу проблемы формирования позиции исследователя в этнографии, изложенные К. Гирцем, Хэммерсли и Эткинсоном, М. Агаром и Р. Берджессом, работы европейских социологов в области социологии религии. Barker Е. Of goads and men, London, 1983; Barker E. Religious movements: Cult and anticult since Jonestown, London, 1986; Barker E. The scientific study of religion? You must be joking, London, 1995; Баркер, А. Новые религиозные движения, С-Пб., 2005; Beckford J. New religious movements and rapid social change, 1986; Beckford J. «Start together and finish together»: Shifts in the premises and paradigms underlying the scientific study of religion, London, 2000; Beckford J. A. The Mass Media and New Religious Movements, London, 1994; Robbins T. «Quo Vadis» the scientific study of new religious movements, London, 2000; Robbins T. The transformative impact of the study of new religions on the sociology of religion // Journal for the scientific study of religion, 1988; Robbins Т., Anthony D. The sociology of contemporary religious movements. London, 1979.
12Яблоков И.Н.
Введение
в общее религиоведение, М., 2001; Балагушкин, Е. Г. Нетрадиционные религии в современной России, М., 1991; Гараджа В. И. Социология религии: учебное пособие для студентов и аспирантов гуманитарных вузов, М., 1995; Филатов С. Современная Россия и секты, М., 1996, Филатов С. Б. Статистика россиНской религиозности: магия цифр и неоднозначная реальность, М.- Фаликов, Б. Новые религиозные движения христианского и нехристианского происхожденияГригорьева Л. И. Религии нового века и современное государство, Красноярск, 2002; Иваненко С. И. Кришнаиты в России: Правда и вымысел, М., 1998; Кантеров И. Новые религиозные движения в России, религиоведческий анализ, М. 2006; Штерин М. Новые религии, культы и секты в России: критика и краткий обзор проблем, М., 1997;Ожиганова А. А., Ю. В. Филиппов Новая религиозность в современной России: учения, формы и практики, М. 2006.
Эмпирическая база диссертации основывается на исследованиях, проведенных автором в 2005;2007 г. г. и включавших в себя следующие задачи и методы:
1. Реконструкция методологии эмпирических исследований религиозных движений в европейской социологии на основе расширенного библиографического поиска и анализа публикаций европейских исследователей (по базе статей 1з1: ога также статей, размещенных на специализированном сайте www.cesnur.org).
2. Выделение существенных особенностей становления методологии отечественных исследований новых религиозных движений посредством анализа отечественных публикаций (главным образом, по журналам «Религиоведение» и «Религия и право») — мониторинга тематически релевантных статей, выкладываемых на сайтах сетевого проекта «Русский Архипелаг», информационно-аналитического г портала «Сова», сайтах «Портал-Сгеёо.ги», «Ассоциации исследователей религии» и др.
3. Экспертные интервью. В рамках исследования проведено восемь полустандартизованных интервью с ведущими экспертами, проводящими эмпирические исследования новых религиозных движений.
4. Включенное наблюдение, которое было осуществлено с целью проверки двух выводов, сделанных на основании интервью с экспертами: о том, что роль исследователя нельзя адекватно описать через жёсткую оппозицию «инсайдерства — аутсайдерства» и о приоритете эмоционального контакта над формальной включенностью в группу для установления взаимоотношений с респондентами. Объектом наблюдения стали два новых религиозных объединения: «Общество сознания Кришны» (г. Томск) и «Община айнуровцев» (Кемеровская область). Период включенного наблюдения — 2006;2007 гг. В ходе наблюдения исследователем осуществлялась методологическая рефлексия по поводу легкости проникновения в группу, допустимости пребывания в новорелигиозной группе в позиции человека, не разделяющего религиозную идентичность группы, проводилось сравнение процесса построения взаимоотношений в двух новорелигиозных группах различной степени открытости.
Обоснованность и достоверность результатов исследования обеспечивалась путем сопоставления данных, полученных различными исследовательскими методами.
Цель, задачи, предмет и объект исследования.
Объектом анализа стал процесс взаимодействия исследователя и информантов в социологических исследованиях с применением этнографического метода.
Предмет диссертационного исследования — процесс формирования исследовательской позиции в опыте современных исследователей новых религиозных движений.
Цель диссертационной работы заключалась в анализе особенностей формирования исследовательской позиции в ситуации исследования новых религиозных движений посредством этнографического метода.
Задачи исследования:
1. Анализ основных методологических проблем, связанных с применением этнографического метода в социологии: проблемы формирования исследовательской позиции, а также проблем применения различных теоретических перспектив в этнографии, валидизации данных в этнографическом исследовании и практического использования этнографических данных.
2. Конструирование аналитической схемы для анализа такой методологической проблемы этнографического подхода, как формирование позиции исследователя.
3. Историко-социологическая реконструкция методологических подходов к проблеме формирования исследовательской позиции в западной традиции социологии религии.
4. Описание и классификация исследовательских подходов к изучению новых религиозных движений, сложившихся в России (в период с 1990;го по 2006;й годы).
5. Анализ особенностей формирования позиции исследователя в практике отечественных исследователей в различных типах исследовательских подходов к изучению новых религиозных движений.
Научная новизна впервые в отечественной социологии проведен теоретико-аналитический обзор, осуществлены систематизация и обобщение литературы по проблеме формирования исследовательской позиции в этнографическом исследованиипредложена аналитическая схема для рассмотрения такой методологической проблемы этнографического подхода в социологии, как формирование исследовательской позиции;
— в соответствии со схемой проанализирован опыт европейских социологов по формированию исследовательской позиции в конкретной сфере применения этнографического подхода — изучении новых религиозных движений, результатом чего стало описание основных аспектов их этической ориентации и изложение отношения к категориям инсайдера и аутсайдера;
— на основе эмпирических исследований впервые произведена классификация основных подходов к изучению новых религиозных движений в России, выявлены характерные черты методологии каждого типа подхода: «свободного общения», «классического включенного наблюдения», «промежуточного подхода»;
— в отношении каждого выделенного подхода изучены и описаны такие факторы формирования исследовательской позиции в опыте отечественных исследователей, как рефлексивная идентичность исследователей личностные и социально-демографические характеристики: возраст, религиозная принадлежность, особенности профессиональной социализации, мировоззрение), интерпретация ими ролей инсайдера и аутсайдера, ориентация в отношении профессиональной этики;
— на основании сравнительного анализа с использованием аналитической схемы выявлены и сопоставлены особенности формирования исследовательской позиции в отечественных и зарубежных исследованиях НРД;
— на конкретном эмпирическом материале подтверждены выводы европейских и отечественных исследователей о том, что исследовательская роль как составной элемент исследовательской позиции не может быть четко определена через категории инсайдера и аутсайдера, но представляет собой континуум меняющихся идентичностей.
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Результаты проведенного исследования могут рассматриваться как вклад в методологию этнографического подхода в социологии.
Отдельные положения работы, в частности, анализ имеющихся в российской социологии подходов к изучению новых религиозных движений может быть полезен при организации эмпирических исследований в данной сфере.
Результаты исследования могут использоваться при разработке курса по социологии религии.
Апробация исследования.
Основные положения диссертации были апробированы в научных публикациях, а также на следующих научно-практических конференциях: конференция аспирантов «Молодые социологи о трансформациях в России и вызовах современности» (Звенигород, 23−25 сентября 2005 г.), Четвертые Торчиновские чтения (С.-Петербург, 7−10 февраля 2007 г.), Вторая научно-практическая конференция аспирантов «Россия в современном мире: проблемы, тенденции, перспективы развития» (Звенигород, 22−24 сентября 2006 г.).
Структура работы ^.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложений.
Итак, выводы, которые делает Григорьева из собственной практики включенного наблюдения, аналогичны тем, что делают европейские исследователи. Соответственно, можно предположить, что дихотомия «ин-аутсайдера» оценивается как менее адекватная исследователями, имеющими, благодаря практике длительных включенных наблюдений, более глубокие отношения с респондентами.
3. Этические проблемы взаимоотношений с респондентами.
Одной из особенностей исследований НРД в России является смешение статусов и идентичностей лидеров мнений в сфере создания образов НРД. Во второй главе мы рассмотрели четыре основных категории таких «лидеров мнений», которые выделяет А. Баркер, а также характерные для них фокусы интереса и способы получения информации. В России специфической характеристикой «рынка мнений об НРД» становится православная «окраска» Антикультового движения, а также высокая степень недифференцированности информации, исходящей от различных групп лидеров мнений. Рассмотрим специфику функционирования различных групп лидеров мнений в области создания образов НРД в России.
На Западе Антикультовое движение сложилось как оппозиция к деятельности НРД и состояло из обеспокоенных родителей, бывших членов НРД, негативно воспринимавших свой опыт пребывания в них, а также отдельных психиатров, психологов и юристов. Что касается России, то здесь образованный родителями «Комитет по спасению молодежи» проявил себя главным образом в лоббировании Закона о свободе совести и религиозных объединениях 1997 г. и в дальнейшем практически не проявлял активности, оказавшись достаточно неорганизованным формированием.152 В России наиболее активными представителями АКД стали православные лидеры, и в частности А. Дворкин, в 1993 г. возглавивший Информационно-консультативный Центр священномученика Иренея Лионского (ИКЦСИЛ, организованный в 1993 г. под эгидой Отдела образования и катехизации Московского патриархата.), популяризирующий концепцию тоталитарных.
152 Иваненко С. И. Кришнаиты в России: Правда и вымысел, М., 1998. — 296 с. сект и «зомбирования сознания». По мнению Марата Штерина, факторами, облегчившими легитимацию подхода лидера этого центра — А. Дворкина153 стали «ассоциация ИКЦСИЛ с РПЦ с одной стороны, и его связь с некоторыми антикультовыми группами на Западе — с другой». 154 В 2006 году под руководством Дворкина была создана Российская ассоциация центров изучения религии и сект, представители которой, состоящие преимущественно из священников РПЦ претендуют на статус консультативного центра, осуществляющего мониторинг СМИ, проводящего независимые религиоведческие экспертизы и исследования различных религиозных объединений.155.
В статье «Новые религии, культы и секты в России», которая содержит критический анализ доклада Дворкина о культах в России156, Марат Штерин выделил основные черты методологии и аргументации Дворкина как одного из представителей «антикультистского» дискурса:
Во-первых, концепция Дворкина базируется на концепции «управления сознанием», отсылающей к концептам «тоталитарность» и «деструктивность», которые, как мы рассмотрели в предыдущей главе, не принимаются в научном сообществе, поскольку являются скорее ярлыками, несущими негативную коннотативную нагрузку, своеобразным «социальным оружием». 157.
Во-вторых, Дворкин использует ненадежные источники информации. Его аргументация основывается преимущественно на избирательной подборке газетных историй, Интернет-сообщений, частных мнений — при систематическом игнорировании фактических данных. В рамках.
153 Заведующий кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, автор работ «Десять вопросов навязчивому незнакомцу» и «Введение в сектоведение», действующее лицо скандальных судебных процессовв частности, судебного разбирательства по иску, поданному против Дворкина Хельсинской группой в 2006 г. в Хорошевский суд /http://rcIigion.sova-center.ru/events/13B748E/427E3D0/99EFB8E.litml/, процесса по Иску Общества сознания Кришны к полковнику МВД А. Хвыля-Олинтеру 1997 г. /Иваненко Кришнаиты в России), выстроенного на базе концепции (^тоталитарных сект" и «зомбирования сознания», стали «ассоциация ИКЦСИЛ с РПЦ с одной стороны, и его связь с некоторыми антикультовыми группами на Западе — с другой». (Штерин, НРД в России 1990 х годов //Старые церкви, новые верующие, М., 2000. — с. 165.
154 Штерин М. С., НРД в России 1990 х годов // Старые церкви, новые верующие, М., 2000. — с. 165.
155 См.: сайт http://www.anticekta.rU/Racirs/l .html.
156 конференции в Бонне (Германия), спонсированная Комиссией германского парламента по расследованию деятельности сект и психогрупп, 1997.
157 См.: Баркер, Ричардсон // Кришнаиты в России, под ред. Иваненко, с. 144 деятельности РАЦИРС («Российская ассоциация центров изучения религии и сект», основана в 2006 г.- президент — А.Л. Дворкин) не было проведено ни одного социологического исследования. Тем не менее, распространяемая ассоциацией информация и терминология широко используется государственными органами и популяризуется в общественном дискурсе.158 В частности, Кантеров указывает на то, что концепт «тоталитарной секты», введенный Дворкиным, а также соответствующая оценка НРД как «деструктивных культов» использовались при составлении информационных материалов МВД и Министерства здравоохранения, активно задействовавшихся при регистрации неорелигиозных объединений и судебных процессов.
Что касается СМИ, то механизм их работы в России обнаруживает сходство с теми принципами отбора информации в западных массмедиа, о которых говорит Бэкфорд.139 Отечественные СМИ склонны изображать НРД как угрожающие, странные, эксплуатирующие, жестокие и провокативныепричины такого однобокого подхода к явлению НРМ коренятся в механизмах коммерции, диктующих свои правила (погоня за сенсациями, борьба за внимание аудитории с конкурентами) и культурных стереотипах журналистов. Производимые антикультистами образы «тоталитарных сект» соответствуют требованиям к информационным сообщениям, ценным для СМИ, поскольку являлись скандальными и привлекали внимание аудитории. Соответственно, в середине 1990;х годов российские массмедиа, по словам Агаджаняна, «захватила волна антикультизма. пресса изобиловала статьями о психологических травмах, воздействиях на детей, разводах и даже преступлениях и самоубийствах, связанных с деятельностью сект в России"160.
Группы академических исследователей НРД функционируют на факультетах университетов (МГУ, РГГУ, КГУ), существуют также.
158 См.: Кантеров И. Я. Новые религиозные движения в России: религиоведческий анализ., 2006, с. 388.
159 см. вторую главу данной работы.
160 См.: Агаджанян, Религия в массовом сознании постсоветской России. / Старые церкви, новые верующие, М., 2000.-е. 123. отдельные негосударственные объединения, в которых социологи участвуют в качестве экспертов — в частности, Славянский правовой Центр, с которым работают группа С. Филатова, В. Кравчук (РАГС). Функционирует также объединение российских исследователей религии — РУСОИР, в которое входят исследователи религиозной тематики из различных регионов. Наиболее известные Интернет-проекты, представляющие материалы по религии и по ново-религиозным объединениям в частности, в которых публикуются отчеты академических экспертов — это «Русский архипелаг», портал Religare.ru, информационный Центр «Сова», а также популярный проект петербургской исследовательницы — «Упельсинкины страницы». Некоторые из экспертов, принадлежащих к академической среде, входят также в государственные службы, занимающиеся вопросами межрелигиозного диалога — в частности, Совет по делам религий (некоторые из экспертов работают там на постоянной основе, например, Иваненкодругие выступают в качестве экспертов, например, Фаликов, Кравчук).
В отличие от европейских социологов, которые в настоящий момент находятся на стадии создания информационных сетей при поддержке государства, академические исследователи новых религиозных движений в России не выработали независимой позиции и находятся в достаточно дискомфортной ситуации борьбы за легитимность собственного дискурса с конкурентами: другими производителями информационных сообщений об НРД — журналистами и анти-культистами.
С одной стороны, российские исследователи не ощущают поддержки государства. Опрошенные эксперты отмечают невостребованность той информации об НРД, которой они владеютпрежде всего, они указывают на отсутствие поддержки и интереса со стороны государства. В том, что касается ситуации 1990;х годов, они сходятся в том, что изначально, по крайней мере, присутствовал определенный интерес со стороны властей — в силу экзотичности и непонятности появившихся движений. Как считает Григорьева: «в период госслужб был заказ, но это другой заказ, то есть там были и структуры, там было финансирование, там было и много чего, что требовалось для публикаций и т. д. В начале 90-х тоже все-таки какой-то интерес возник, и именно из-за того, что испугались. Испугались, истерика, вот я помню, в РАГС я попала впервые в марте 94-ого, был первый съезд бывших уполномоченных по делам религии, упраздненных законом 90-ого года, и одновременно я присутствовала на съезде православных деятелей там же в РАГС, буквально через несколько дней, где батюшки, ученые, в рясах, они там буквально „рубились“ — что это такое творится, Россию заполонили сектанты и т. д.. Но. этот переварился в большой мере интерес». Этот же момент вспышки интереса к НРД и, соответственно, к экспертам в этой области в 1990;х годах, а затем его постепенное угасание, отмечали и другие эксперты. Как считает, например, один из экспертов, «все 90-е прошли, начало 2000;х уже — такой модус вивенди возник: власть принимала информацию от борцов с сектами и культами как научную и на этой информации строила свое отношение».
Соответственно, исследователи новых религиозных движений ощущают, что в настоящий момент экспертный анализ ситуации, а также конкретные эмпирические исследования в целом неинтересны органам государственной власти. Один из сотрудников РАГС комментирует это следующим образом: «такое ощущение. что эти проекты все., на них выделяют деньги, да, выделяют деньги на какие-то другие вещи, связанные с религиозной жизнью в нашей стране, для цивилизованного изучения, анализа. Но все то, что выходит, так сказать, в качестве результата не всегда бывает востребовано. Вот тот же проект Филатова. Или наши какие-то проекты — они легли под сукно. То есть, государство выделяет деньги, но результатами этого оно не пользуется. Как была неразбериха какая-то в этом отношении у нас, так она и осталась, какое-то вот вероисповедование стратегической магистральной линии я не вижу. Заинтересованности нет, может быть, время не пришло.».
С другой стороны, еще одной особенностью положения исследователей НРД является то, что сама проблематика их исследований ставит их под подозрение в «ангажированности» уже в рамках непосредственно академического сообщества. Для исследователей НРД в России характерен высокий уровень недоверия друг к другу непосредственно в среде академических ученых, занимающихся вопросами религии. По труднообъяснимой причине именно вопросы, связанные с религиозным мировоззрением и конфессиональной ориентацией, провоцируют атмосферу подозрительности и обвинениях в «сектанстве», «ангажированности» или, по крайней мере, в экономической зависимости. Отдельным вопросом в интервью с экспертами стало выяснение представления об экономической независимости исследователей НРД. В какой-то мере вопрос этот можно назвать щекотливым: фактически в ходе бесед каждый исследователь у того или иного эксперта мимоходом оказывался под подозрением в том, что он действует в интересах тех, кого описывает и изучает, поскольку получает от них денежную дотацию. Очевидно, что идеалом фактически любого академического ученого является полная экономическая независимость, но на практике это вряд ли достижимо. В частности, на религиозные исследования в России в начале 90-х годов гипотетически можно было получить американский грант — но они имели специфическую окраску: деньги давались под защиту человеческих прав и свободы религии (и в реальности никто из опрошенных экспертов в рамках подобных грантов не работал). В основном подозрение вызывает спонсируемость исследователя самими НРД — предполагается, что неорелигиозные организации могут заказывать информацию, а исследователи выдают соответствующий сфальсифицированный отчет о движении. Как уже было замечено, практически все эксперты выдвигали в интервью обвинения в «необъективности» тех или иных исследователей: «некоторые действительно изучали, беря деньги на науку у этих богатых, типа сайентологов там, кришнаитов. объективности не было" — «чисто идеологические тексты, поскольку реальных исследований практически нет», и т. д.
В действительности, сложно было бы выяснить, платят ли представители тех или иных религиозных организаций какие-то деньги тем или иным исследователям, в какой форме и объеме они это делают и каким именно образом это сказывается на содержании статей о них. Безусловно, лица, отвечающие за связи с общественностью в неорелигиозных организациях, стараются расположить к себе специалистов — как и любых влиятельных людей, делая им определенные подарки, приглашая на свои мероприятия и угощая — по-видимому, это можно считать «нормальными деловыми взаимоотношениями». Кроме того, некоторые западные организации, финансирующие исследования — в частности, Кестонский Институт (http://www.starlightsite.co.uk/keston/encyclo/encycloindex.aspx), с которым изначально работала группа Филатова — являются конфессионально ориентированными. Вопрос в том, где проходит та грань, за которой исследователь уже чувствовал бы себя обязанным делать «приукрашенные отчеты» и в чем именно заключается эта «ангажированность текста» в конкретной ситуации?
Рискну предположить, что ни один из опрошенных мною экспертов не считает себя «ангажированным». При этом он может, во-первых, подчеркивать свою собственную финансовую самостоятельность и с этой позиции оценивать других исследователей как «необъективных». Как оценивает ситуацию один эксперт: «. я со строгими своими западными критериями — когда они тоже там ко мне подкатывалисьмуновцы меня пытались все как-то. Я четко говорил — ребята, если я вас изучаю — не положено. Я знаю, что те, кто этим в 90-е годы занимались, так на подсосе они были. И это тоже мне не понравилось, но что делать. Академическая среда — она же абсолютно нищая была, на что людям жить? Ок, им даже исследовать не на что было. Я помню, меня кришнаиты пытались в паломничество бесплатно свозить. Я сказал — ребята, нет, на свои денежки поеду».
Во-вторых, некоторые из экспертов говорят о том, что в конечном счете источник финансирования не напрямую определяет позицию исследователя. Например, другой эксперт на вопрос о том, влияет ли источник финансирования на объективность исследователя, ответил: «если вы будете работать у Дворкина — будет влиять на сто процентов. Я вообще-то находил такие источники, где никак не влияли. Если намек был, что это хоть как-то повлияет на мою позицию, я от контакта отказывался. И мне удалось выдержать такую позицию. Могу сказать, что здесь нет ни одного процента влияния тех, кто меня финансово поддерживал. Это полностью позиция моя и моих коллег». Другими словами, можно предположить, что в случае отсутствия прямого, четко определенного заказа со стороны НРД (а такой в реальности едва ли возможен — по крайней мере, в современной Росси, где большинство ново-религиозных движений не занимаются активно связями с общественностью и конструированием своего имиджа, а те немногочисленные организации, которые занимаются, предпочитают другой подход — налаживание хороших отношений, не располагая в то. же время значительными финансами, чтобы покупать для себя мнение экспертов и СМИ), исследователь вполне может позиционировать себя как в конечном итоге независимого эксперта — у него остается пространство для самоидентификации. Другое дело, что исследователь может чувствовать симпатию к движению (особенно, если с ним в нем «носятся», и, соответственно, выдавать несколько однобокую картину) или считать, что стиль солидных публикаций не должен включать в себя «жареных негативных фактов». Но проблема в этом случае заключается не в «продажности исследователей», а в отсутствии реальных эмпирических исследованийнесбалансированность информации может считаться общей производной от такого стиля сбора информации, как «свободное общение» и не быть напрямую связанной с вопросом финансирования исследований. Тем не менее, как уже было сказано выше, уровень доверия исследователей НРД друг к другу достаточно низкий.
Кроме того, исследователям НРД приходится сталкиваться с недоверием коллег и за пределами узкого круга экспертов, проводящих эмпирические исследования. Представители НРД воспринимаются академическим сообществом на каком-то иррациональном уровне абсолютными «чужими», а любая связь с ними соответственно интерпретируется как предосудительная и сомнительная с точки зрения «объективности». Григорьева, например, описывает свой опыт следующим образом: «забавный нюанс, когда работаешь с наблюдением разных организаций. Меня на полном серьезе считали все Белым Братом — сама организация, члены организации, входящие в нее, многие люди, которые потом об этом узнали, после, вроде моих коллег. Я уже когда работала в этом здании, в Администрации Края, ко мне сюда приходили Белые Братья, приносили секретные записочки от руководства, а когда мои коллеги узнали, что это та самая Григорьева, там чуть со стула кто-то не упал: она же Белый Брат, как ее сюда пустили?! То есть, вот этот миф, мифологема, она забавная, работает в разные стороны. Вот мне два года назад заявили мои коллеги, что я не могу пользоваться абсолютным доверием как бахай, потому что я как бы формально 10 лет вхожу в эту организацию. Я говорю: ребята, я же еще и Белый Брат, я же не только бахай, я же еще и „Оленидаловец“, и „сахаджа-Иог“: посвящение в прошлом году приняла». Другой эксперт комментирует этот момент следующим образом: «в России в этом смысле очень негативная атмосфера. То есть культы и секты — это однозначно., вот вам как социологу это будет любопытно — во всех практически слоях общества воспринимаются негативно.». Соответственно, те, кто пишет или дает интервью о тех или иных движениях, автоматически превращается в массовом сознании в их апологета, что сами эксперты очень хорошо на себе ощущают. В частности, во время проведения интервью один из экспертов высказался следующим образом: «неслучайно у меня вызывает беспокойство это мое сегодняшнее интервью, потому что в нашем контексте., вот в любом другом контексте — спросили бы ученого, чем для него привлекательна сайентология. Он бы ответил — такие-то, такие-то факторы работают, рационально объяснил все. Но в нашем контексте, в нашей социально-политической, социально-культурной ситуации это будет абсолютно точно выглядеть как защита бандитов, которые манипулируют людьми».
Итак, академические исследователи новых религиозных движений находятся в достаточно дискомфортной ситуации борьбы за легитимность собственного дискурса с конкурентами: другими производителями информационных сообщений об НРД — журналистами и антикультистами. С одной стороны, они не ощущают поддержки государства, а с другой, сама проблематика их исследований ставит их под подозрение в «ангажированности» уже в рамках непосредственно академического сообщества. Такая несколько маргинальная позиция исследователей накладывает отпечаток на понимание этикета взаимоотношений с информантами — представителями НРД.
Что касается восприятия этических аспектов взаимодействия с НРД, то здесь российские исследователи акцентируют внимание на тех же проблемных моментах, что и Баркер. Большая часть экспертов практикует сбор информации через интервью, соответственно, они не сталкиваются с большими трудностями по выстраиванию отношений с членами неорелигиозных общин. Они ограничиваются дружелюбно-любознательным отношением, обеспечивающий им внимание последователей движений, идущих с ними на контакт (в том числе, по собственной инициативе) и более-менее открыто отвечающих на задаваемые вопросы. Полученная таким способом информация не является настолько же полной и представляющей угрозу для информантов, какой она может быть при включенном наблюдении. Непосредственно во включенном наблюдении исследователю приходится решать для себя более конкретные этические вопросы.
Проблема информирования респондентов не является актуальной для российских исследователей, поскольку они, как правило, открыто выступают с позиции аутсайдера — академического ученого. Григорьева, практикующая включенное наблюдение, делая приоритетным налаживание эмоционального контакта и дружеских отношений с респондентами, также не скрывает своей академической идентичности. Можно предположить, что спецификой новорелигиозных движений является их гибкость в проведении границ между ини аут-сайдерами, поскольку, с одной стороны, лидеры движений воспринимают интересующихся их движением как неофитов или потенциальных неофитов, а с другой стороны сам процесс включения в группу допускает постоянную рефлексию и сомнения в принадлежности к группе161. Например, исследователь, занимавшийся изучением движения «Свидетели Иеговы», рассказывает, что посещая собрания по изучению Библии и знакомясь на них с последователями движения, он честно предупреждал о своих целяхтем не менее, он заметил, что «цель их проповеди даже не в том, чтобы привлечь в свои ряды. Она просто в том, чтобы свидетельствовать. Это — главное. Так они укрепляются в своей вере и ощущают свою миссию» — и это касалось не только теологических моментов, но и предоставления более личной информации.
Что касается права информантов на частную жизнь и проблемы эксплуатации, то в контексте «свободного общения» и проведения серий интервью оно также реализуется автоматически, поскольку информацию дозируют сами информанты. Что касается Григорьевой, то она формулирует свою позицию следующим образом: «Я иду к людям. Я иду не к сектантам, не к „зомбированным“, а я иду к людям, которые мне интересны, к которым я очень доброжелательно в принципе настроена». 162 На практике это означает, что она, во-первых, не скрывает свои собственные убеждения, а во-вторых, принимает на себя внутренне обязательство — не публиковать личные сведения, если это может нанести ущерб тому, от кого они получены: «если они меня убеждают в том, что. ну, скажем, какие-то вещи для меня абсолютно неприемлемы, то, во-первых, я им это говорю сразу, лично и в глаза, и второе, я для себя четко знаю, что никогда нигде не опубликую как.
161 о чем шла речь у ирландских исследовательниц, см. вторую главу.
162 Текст интервью в личном архиве автора. минимум при жизни этих людей какие-то вещи, которые мне лично очень много объясняют, но которые в силу этических нюансов я не могу публиковать. Но объяснять близким специалистам — моим коллегам, будущим коллегам — я это объясняю, безусловно". 163.
Поскольку новые религиозные движения воспринимаются в обществе и в правительственных структурах как потенциально опасные и деструктивные, то проблема «возможного причинения вреда», о которой говорят Хэммерсли и Аткинсон, приобретает амбивалентное значение: одни эксперты рассматривают в качестве этической проблемы вред, наносимый последователям НРД, а другие исследователи проблематизируют потенциальную опасность самих движений для их социального окружения. Для последних, которые, как правило, связаны с государственными структурами и выступают в качестве официальных экспертов по НРД, предмет интереса составляют, по словам одного из экспертов, «прежде всего те аспекты (деятельности НРД), которые представляют опасность для социума, государства, и в первую очередь, это их миссионерская деятельностьвторое, зоны правового риска — финансовую деятельность,. манипуляции с недвижимостью своих последователей. и т. д. И третье. как бы это сформулировать. возможность противодействовать деятельности этих религиозных организаций с учетом того, что мы находимся сейчас на пути построения цивилизованной концепции государственно-правовых отношений"164. Те же эксперты, которые менее связаны с государственными структурами и формированием государственной политики в отношении религиозных движений, позиционируют себя в качестве защитников дискриминированных социальных групп. Один из таких экспертов комментирует этот момент следующим образом: «то движение, о котором довольно много написано и известно — уже не скажешь, что это какая-то глупая и преступная секта, с которой вообще не надо считаться. Если социолог религии выявил какие-то определенные религиозные движения в.
163 Там же.
164 См. приложение 3. обществе и их реальное влияние, то уже трудно сказать, что вот, у нас только вот такие конфессии есть, и мы ими будем заниматься, а все остальные нам не нужны. Просто трудно уже будет занять такую ограниченную позицию, дискриминировать все остальные конфессии, кроме православия, иудаизма, буддизма"165.
Что касается такого аспекта этики взаимоотношений с изучаемыми НРД, как «последствия для будущих исследований», то здесь ситуация аналогична положению дел на Западе: поскольку НРД испытывают давление со стороны антикультистских организаций, представителей Православной церкви и журналистов, то они заинтересованы в предоставлении информации о себе академическим исследованиям. Соответственно, они как правило легко идут на контакт и зачастую сами выступают его инициатором.
§ 3.3. Верификация и уточнение основных выводов экспертов посредством пилотажного включенного наблюдения.
С целью проверки обоснованности двух основныхвыводов экспертов относительно соотношения ролей инсайдера и аутсайдера в этнографических исследованиях НРД было проведено пилотажное включенное наблюдение в двух новых религиозных движениях: «Общество сознания Кришны» (г. Москва, г. Томск) и «Община айнуровцев» (г. Мыски). Включенное наблюдение проводилось в 2006;2007 годах. В рамках установления взаимоотношений с членами новорелигиозной группы «Общество сознания Кришны» имело место участие в организации и проведении массового опроса внутри данного движения.166.
Проверялись следующие гипотезы, основанные на результатах, полученных ранее в интервью:
— идентичность исследователя (как и информантов) действительно представляет собой некий континуум, состоящий не из четко фиксированных ролей, позволяющих однозначно отнести их носителя к категории инили i.
165 См. приложение 5.
166 Филькина А., Борисова А. «Духовный и социальный портрет современного российского вайшнава» // Иваненко С. И. «Вайшнавская традиция в России: история и современное состояние», М., 2008. аутсайдера, но представленный условными и изменяющимися позициями, конструируемыми в процессе взаимодействия;
— установление эмоционального контакта является решающим при формировании взаимоотношений с информантами, в отличие от наличия статуса «инсайдера».
Этапы вхождения в поле.
Мое знакомство с движением Сознания Кришны началось в 2005 году в качестве вспомогательной участницы дипломного проекта Мельниковой Ольги (Томский государственный университет). Мы проводили включенное наблюдение в томской общине кришнаитов, был взят ряд глубинных интервью, посвященных тематике причин присоединения к движению и вопросам религиозной идентичности. Общество сознания Кришны — одно из самых открытых движений, хотя имеется и региональная специфика (которая зависит от личности руководителя ятры, от сложившегося стиля управления и взаимодействия в конкретном городе). В Томске познакомиться с последователями движения удалось благодаря проводимому ими циклу публичных лекций «Истоки мироздания». Структура цикла такова, что на четырех встречах последовательно излагаются основные концепты «ведической картины мира» (на основании текста Бхагавад Гиты), а на последнем — при предварительном предупреждении — демонстрируется культовая практика — чтение мантры на четках и коллективное воспевание мантры. После чего заинтересовавшиеся знакомятся с лидерами намахатт — регулярно собирающихся групп в 5−10 человек. Таким образом, мы также были приглашены на нама-хатты, лидеры и основной состав которых были в нашем возрасте — 20−25 лет. После этого мы стали посещать нама-хатты (раз в неделю), где принимали участие в обычной программе: приготовление пищи, которая затем освящается на алтаре, обсуждение священных текстов, коллективное пение мантры (киртан). С самого начала все были осведомлены о цели нашего присоединения к движению, но этому фактически не придавалось значения — отношения строились на основе более тонких симпатий и антипатий, в результате чего мы разделились и стали посещать две разные группы, сложились прочные дружеские отношения, которые поддерживаются и до сих пор. В качестве потенциальных неофиток нас знакомили с внутренней жизнью организации, лидеры нама-хатт ходили с нами «знакомиться» с другими группами и занимали в общей деятельности, например, при подготовке праздников. Интервью, которые мы у них брали, воспринимались с интересом, поскольку члены движения видели в них возможность для собственной рефлексии.
На втором году обучения в аспирантуре, после того, как были сформулированы основные задачи моего собственного исследования, через томских кришнаитов были установлены контакты с представителями московской ятры. После нескольких встреч ответственный за связи с общественностью — C.B. Зуев или Радха Дамодар дас — предложил мне как социологу поучаствовать в проведении количественного исследования. До этого ни сам ИСККОН в России, ни какие-либо исследователи со стороны массовые опросы в рамках этого движения в России не организовывали. C.B. Зуев имел достаточно четкое представление о тех сторонах жизнедеятельности последователей движения, которые, как он хотел, должны были быть отражены в анкете. С моей стороны требовалась помощь непосредственно в составлении анкеты и обработке данных. Проект был реализован, его результаты — озвучены на «Торчиновских чтениях» еще одной участницей проекта — студенткой социологического факультета одного из московских ВУЗов. Мне эта неожиданная вовлеченность во взаимодействие с человеком, презентирующим движение «Харе Кришна» в России (по крайней мере, в Москве), позволила обрести достаточно уникальный опыт и увидеть вблизи, каким образом происходит рефлексия внутри этого НРД: каково восприятие самой организации, ее внутренних и внешних проблем с точки зрения ее лидеров и как это соотносится с теми описаниями, которые составляют или могут составить академические исследователи. Дальнейшее включенное наблюдение в Томской общине кришнаитов носило достаточно пассивный характер — поскольку целью исследования было проверить открытость группы и возможность доступа в нее с позиции академического исследователя — то есть, значимость для включенного наблюдения дихотомии ролей инсайдера и аутсайдера. При этом, более конкретные цели непосредственно по сбору более конкретной информации — например, об экономической платформе функционирования данной группы, — не ставились.
В целом, можно было прийти к выводу, что ИСККОН представляет собой достаточно специфическое НРД — открытое и активное в плане создания образов религиозного ландшафта в России. В этом его можно сопоставить с некоторыми протестантскими движениями, которые также проявляют активность в этом плане. Соответственно, исследование подобных движений может строиться во многом на открытом диалоге. Между тем, существуют более изолированные неорелигиозные группы, которые намеренно выключают себя из общего информационного пространства и из процесса создания собственного образа в этом пространстве — изучение таких движений может потребовать иной исследовательской позиции (например, скрытого наблюдателя).
В частности, к таким локальным и достаточно изолированным НРД можно отнести общину «Святое кольцо» («Айнуровцы») в Мысках. Как таковое исследование в ней мною пока не проводилось: имели место одна предварительная встреча с лидером движения, интервью со знакомой, прожившей там две недели и собственная поездка в общину продолжительностью в три дня.
Что касается возможностей для изучения и описания новорелигиозной группы айнуровцев, то здесь все не вполне однозначно. С одной стороны, община открыта для гостей: это даже является одной из целей ее существования — служить центром «духовного обогащения» для любых религий и движений. Есть определенный человек, отвечающий за встречу и расселение тех, кто приезжает своими глазами посмотреть на то, что происходит в общине (а подобного любопытствующего народа находится немало). Можно предварительно позвонить этой женщине-координатору, договориться о посещении — и на какое-то время тебя поселят к кому-нибудь домой, будут отвечать на твои опросы, знакомить с остальными людьми, сопровождать в качестве экскурсовода по «быту» общины. С другой стороны, рассчитывать на такого рода гостеприимное отношение можно только при условии демонстрации своего личного интереса к «духовному развитию». Можно сказать, что есть определенный фильтр: «своими» являются те, кто проявляет личный интерес, «чужими» — например, журналисты, имеющие целью составление краткого репортажа под заказ. Журналистам вход в общину в какой-то степени заказан — что вызвано имевшей место лет 7 назад активной кампанией антикультистов против айнуровцев, сопровождавшейся негативом в СМИ и подачей иска в суд (дело было закрыто). Таким образом, взаимодействие с такой общиной требует большей степени включенности, чем контакт с более открытым новорелигиозным движением, ориентирующимся на упрочение своего положения в социуме. В частности, при знакомстве с айнуровцами я не афишировала свою роль «аспирантки, пишущей диссертацию»: не скрывая ее, я, тем не менее, стремилась показать, что разделяя некоторые аспекты их мировоззрения, хочу чему-то научиться у них. Пожалуй, составить представление о реальной структуре общины (наличие круга «Хранителей», реальное отношение к лидерам и т. д.) можно только установив дружеские отношения с ее членамиформальные интервью — если на них и согласятсядадут лишь поверхностную картину.
В целом, те аспекты конструировния роли исследователя, о которых шла речь в параграфе, посвященном опыту включенного наблюдения в ИСККОНе — значение эмоционального контакта, доверие к статусу исследователя и установка на «методологический агностицизм» и доброжелательную нейтральность, оказались актуальными и при контакте с более изолированной общиной айнуровцев. Статус социолога в этом движении оказался, по-видимому, менее значимым, чем в ИСККОНе, но здесь сложно делать окончательные выводы в силу непродолжительности контакта.
По итогам пилотажного включенного наблюдения в данных неорелигиозных группах были сделаны некоторые общие выводы, подтвердившие выводы экспертов:
Во-первых, в процессе взаимодействия с респондентами актуализируются различные составляющие идентичности исследователя (и респондентов). С одной стороны, исследователь, будучи аутсайдером в плане религиозной идентичности, может оказаться инсайдером в плане таких статусных характеристик, как возраст, доход, образование. Так, например, большинство последователей движения Сознания Кришны в г. Томске — это студенты или выпускники ВУЗов, соответственно, для установления близкого контакта с ними имели решающее значение аналогичные статусные характеристики исследователя: возраст (23 года) и высшее образование. Среди айнуровцев я также в основном общалась с молодыми женщинами, имеющими высшее образование. Общность данных характеристик у исследователя и респондентов привело к такой ситуации общения, при которой религиозная идентичность не являлась определяющей, но, скорее, второстепеннойна первое место вышли приблизительно одинаковые интересы и круг коммуникаций. С другой стороны, отсутствие четкой границы между последователями данного конкретного движения и определенным слоем студенческой молодежи проявлялось в еще большей степени благодаря тому, что самоидентификация членов новорелигиозных групп также оказывалась неоднозначной: не все последователи движения «Сознания Кришны» считают себя «кришнаитами» и т. д. (даже при том, что следуют определенной, достаточно жесткой, религиозной практике).
Размытость религиозных идентичностей, которые могли бы актуализировать противопоставление инсайдеров и аутсайдеров для данного движения, еще отчетливее проявилось при знакомстве с последователями движения, обладающими высоким академическим статусом. В процессе взаимодействия с последователями движения сознания Кришны выяснилось, что оно как развитое движение само принимает активное участие в создании собственного образа. Поскольку отдельные представители ИСККОНа обладают соответствующими статусными характеристиками (например, являются кандидатами философских, исторических или юридических наук), то они на равных включаются в производство «научного знания» об НРД. Каким образом это происходит? А. Баркер отметила, что существуют типичные каналы презентации информации: если для НРД — это издание собственной литературы, то для социологов и религиоведов — научные публикации. В настоящий момент сложилась такая ситуация, что «ученые публикации» не являются средством представления своих описаний, монополизированным представителями академической среды (имеется в виду, не входящими в НРД, хотя, как уже упоминалось во второй главе, эксперты в области религии, как правило, обладают собственной религиозной идентичностью, поэтому достаточно сложно провести четкую границу между «академическими учеными», «представителями НРД» и, например, «православными»: эти множества могут и пересекаться). Например, при составлении первых религиоведческих справочников информация о движениях собиралась следующим образом: если движение — как Харе Кришна — обладало собственным адекватным «консультантом», ему можно было отправить запрос и получить письменное описание основных доктринальных положений и культовых практик — которое затем и ложилось, часто в неизмененном виде, в основание статьи об организации.167 Помимо роли консультанта или непосредственного составителя описаний для научных сборников, последователи движений принимают также участие в тематических научных конференциях. Особенно показательными являются в этой связи религиоведческие конференции. В частности, организаторы Торчиновских Чтений — известной ежегодной религиоведческой конференции в Петербугском Государственном университете, пытаются.
167 Таким образом составлялись первые сборники под редакцией Иваненко, энциклопедия «Религии мира» в серии «Для детей» и т. д.- см. Приложение 6. проводить жесткий отбор участников на этапе подачи развернутых тезисов доклада — чтобы оградить конференцию от «откровенного прозелитизма». 168 Между тем, если компетентность исследователя высока, его религиозная идентичность остается в тени и ему позволяется презентировать себя как независимого исследователя в рамках научного сообщества. В частности, по нашим наблюдениям и сообщению наших информантов, ведущие секций на Торчиновских чтениях в СПбГУ неоднократно отсылали тех, кто интересуется индуизмом, к работе Ватмана «Бенгальский вайшнавизм» как наиболее полному и заслуживающему уважения историческому исследованию в этой области — при этом, сам Ватман имеет посвящение в «духовной традиции» вайшнавизма, представленного в России в том числе движением Сознания Кришны. Кроме этого, можно отметить, что существует определенное коммуникативное пространство, куда включены специалисты в сфере религии (социологи, историки, философы, юристы), журналисты, специализирующиеся на данной тематике, а также ориентированные на диалог представители различных конфессий. Отдельные представители ИСККОН включены в это пространство — как формально (периодические встречи с ответственными за дела религии, регулярные межрелигиозные форумы, программы на ТВ), так и неформально — благодаря тому, что они сами обладают соответствующими статусными характеристиками, например, высшее образование, профессия преподавателя и т. д. Соответственно, в нашем случае установлению взаимоотношений исследователя с данным контингентом последователей движения способствовали принадлежность исследователя к академической среде через статус аспиранта, а также его определенные профессиональные навыки, которые можно было использовать.
168 Если учесть, что большинство устроителей конференции идентифицируют себя как буддистов, посвящая свои выступления именно практике буддизма, то становится понятно, что вопрос о том, что именно считать прозелитизмом, решается через иные критерии. Во внимание принимается не религиозная идентичность и не содержательный посыл сообщения как такового, но виртуозность владения научным дискурсом, а такжеквалификация, глубина научных знаний по теме, позволяющая вести дискуссию «на должном уровне». Примечательно, что иногда принадлежность докладчика к тому или иному движению становится очевиднойнапример, когда доклад строится на мало подкрепленном фактами описании успеха какого-либо религиозного направления в конкретном регионе —с выводом о «подтвердившейся избранности» данного направления — что обычно приводит к наклеиванию ярлыка, демонстрации аудиторией снисходительного или саркастического отношения к выступлению. при проведении внутреннего социологического исследования — то есть, на определенных этапах включенного наблюдения имел место скорее контакт между «людьми с высшим образованием» или «людьми, относящимися к академической среде», нежели изучение исследователем «кришнаитов».
Во-вторых, установление эмоционального контакта действительно оказалось решающим при формировании взаимоотношений с информантами.
В частности, при развитии взаимодействия с группой «Общества сознания Кришны» наступил (спустя приблизительно пару месяцев встреч с локальными группами общения последователей движения) момент корректировки позиции исследователя — поскольку встал вопрос о том, не пора ли исследователю заняться личной духовной практикой (чтение мантры на четках, соблюдение регулирующих принципов). Объяснение, что это «не совсем мое», было воспринято с неожиданным пониманием, поскольку с точки зрения последователей данного движения (как, по-видимому, и многих других религиозных организаций) все люди — это «преданные, только они еще не знают об этом», и полноценное примыкание к движению — вопрос времени, торопиться и насильно навязывать свою позицию не имеет смысла. Подобная демаркация не сказалась на уже установившихся дружеских отношениях и не ограничила доступ к тем или иным мероприятиям в рамках деятельности томского движения Сознания Кришны (исследователю разрешено было присутствовать и на «Совете», и на собрании лидеров). Другим подтверждением приоритета эмоционального контакта могут служить случаи, когда исследователю, установившему хорошие взаимоотношения с респондентами — и проявляющему интерес, -предоставляется информация, недоступная для других последователей движения, имеющих плохие отношения (с отдельными членами движения или со всем Обществом в целом) или не выказывающими интереса. Например, за непродолжительное время знакомства с одним последователем движения Сознания Кришны в Петербурге, мне удалось услышать — фактически без какого-либо особого запроса с моей стороны — детальную историю раскола петербургской ятры, произошедшего в результате того, что один из лидеров движения оставил движение вместе с большой группой его собственных последователей. Этот человек также пояснил, что «наконец-то хоть есть кому об этом рассказать, поскольку тема эта очень болезненная, и между собой мы ее как-то не обсуждали».
Итак, в ходе включенного наблюдения подтвердились следующие гипотезы:
1. Полярные категории инсайдера/аусайдера не вполне точно описывает статус исследователя по отношению к изучаемой группеличность как исследователя так и респондентов представлена достаточно сложным набором идентичностей, не позволяющем однозначно проводить границы между ними на основании включенности в группу/исключенности из нее: не всегда однозначна принадлежность последователя новорелигиозного движения к данной конкретной группе, в то же время, расплывчатой может оказаться граница между создателями «научных описаний ЕРД» и самоописаниями последователей движений.
2. Приоритетным для установления взаимоотношений с последователями НРД при проведении этнографического исследование является установление эмоционального контакта, а не статус инсайдера (последователя движения) или аутсайдера (ученого-социолога).
Заключение
.
По итогам проведенной исследовательской работы были сделаны следующие выводы, касающиеся особенностей формирования исследовательской позиции в этнографических исследованиях новых религиозных движений:
1. Традиционное определение позиции исследователя как инсайдера или аутсайдера по отношению к изучаемой группе с эпистемологическим приоритетом позиции аутсайдера требует уточнения в конкретных ситуациях формирования исследовательской позиции.
2. Общая схема для анализа проблемы конструирования роли исследователя должна включать в себя следующие пункты:
— рассмотрение различных аспектов личности исследователя;
— анализ соотнесения позиций инсайдерства и аутсайдерства;
— анализ этической ориентации исследователя.
3. Формирование исследовательской позиции в такой области этнографических исследований, как изучение новых религиозных движений, имеет свои характерные черты, причем в результате сравнения отечественной и зарубежной практики этнографических исследований НРД можно сделать вывод о наличии как общих, так и специфических особенностей формирования позиции исследователя в данной сфере на Западе и в России.
4. В Европе практика этнографических исследований НРД имеет длительную историю, и характерным для наблюдаемого в настоящее время этапа ее развития стало создание информационных сетей экспертов, посредством которых осуществляется взаимодействие как с информантами, так и с потенциальной аудиторией, позволяющее исследователю функционировать в роли «посредника».
5. В существующей в настоящий момент практике этнографических исследований новых религиозных движений в России можно выделить три основных подхода: свободное общение (сбор информации с позиции академического исследователя без проведения включенного наблюдения или формализованных интервью, через непосредственное общение с лидерами движений), промежуточный подход (сбор информации об НРД через серии интервью) и непосредственно включенное наблюдение. Практика включенного наблюдения фактически распространена гораздо реже, чем получение информации посредством «свободного общения», соответственно, большая часть аспектов проблемы конструирования исследовательской идентичности остаются неартикулированными в российском контексте.
6. Специфика отечественной практики изучения новых религиозных движений определяется, главным образом, особенностями профессиональной биографии членов сообщества исследователей НРДв отличие от европейской ситуации, в России эмпирическими исследованиями занимаются главным образом люди, обладающие профессиональным статусом историков и философов, но не социологов.
7. На основе анализа литературы и проведенного нами эмпирического исследования можно сделать вывод, что в западной и в отечественной практике исследований новых религиозных традиций формирование исследовательской позиции имеет следующие общие особенности, касающиеся опыта соотнесения ролей инсайдера и аутсайдера:
— идентичность исследователя представляет собой некий континуум, состоящий не из четко фиксированных ролей, позволяющих отнести их носителя к категории инили аутсайдера, но представленный условными и изменяющимися позициями, конструируемыми в процессе взаимодействия;
— приоритетным для формирования отношений с информантами (и, соответственно, для получения более глубокой информации) является не положение инсайдера, но установление эмоционального контакта.
8. Общим для российских и западных исследователей НРД является также понимание динамики формирования исследовательской позиции и развития отношений с информантами: этапы конструирования роли не представляют собой линейный процессна разных этапах исследования и при взаимодействии с различными информантами актуализируются различные аспекты личности исследователя, при этом их интерпретация не становится однозначной как со стороны самого исследователя, так и со стороны информантов.
9. Еще одной общей характеристикой решения проблемы конструирования исследовательской роли в отечественной и зарубежной практике изучения НРД является представление об этических принципах, которыми должен руководствоваться исследователь:
— решая проблему информирования респондентов, исследователи, как правило, действуют, не скрывая своей профессиональной идентичности. Можно предположить, что спецификой новорелигиозных движений является их гибкость в проведении границ между ини аут-сайдерами, поскольку, с одной стороны, лидеры движений воспринимают интересующихся их движением как неофитов или потенциальных неофитов, а с другой стороны сам процесс включения в группу допускает постоянную рефлексию и сомнения в принадлежности к группе;
— в отношении соблюдения права информантов на частную жизнь исследователи придерживаются следующего принципа: не скрывать свои собственные убеждения при взаимодействии с последователями НРД;
— для того, чтобы устранить возможность эксплуатации респондентов, исследователи принимают на себя обязательство, касающееся фильтрации информации, доводимой до широкой аудитории: сведения о движениях и респондентах не публикуются, если это может нанести ущерб тому, от кого они получены. — с целью избежания причинения вреда информантам исследователи стремятся к использованию при описании данных субгрупп понятий и категорий, свободных от негативных коннотаций.