Творчество Жоржа Дюамеля в 30-40-е годы: «Хроника семьи Паскье»

Судьба творческого наследия Жоржа Дюамеля (1884—1966), лауреата Гонкуровской премии, доктора медицины, члена Французской Академии, Президента «Альянс франсез», члена Академии медицины, Академии хирургии и Академии моральных и политических наук складывалась сложно, несчастливо и противоречиво. Имя этого поэта, драматурга, эссеиста и романиста было широко известно во Франции и в мире в период между двумя мировыми войнами. В это время он являлся, пожалуй, одним из самых читаемых авторов у себя на родине, выхода в свет очередного тома его романных циклов «Жизнь и приключения Салавена» (1920—1932) и «Хроника семьи Паскье» (1933—1945) читатели ждали с особым нетерпением. Начинавший как поэт, затем литературный критик журнала «Меркюр де Франс» Дюамель приобрел широкую известность во время первой мировой войны, опубликовав сборники рассказов «Жизнь мучеников» (1917) и «Цивилизация» (1918). Последний был удостоен Гонкуровской премии. Эти свидетельские показания против ужасов войны, варварства, презрения к личности, нормам морали сразу же и надолго завоевали ему любовь читательской аудитории. Написанное в тот же период лирико-философское эссе «Обладание миром» (1919), в наши дни почти забытое, содержащее оригинальную трактовку проблемы счастья, построенного на духовном обладании, сделало его в глазах французской интеллигенции одним из «мэтров» .

Сегодня же творчество Дюамеля рассматривается где-то на обочине истории французской литературы первой половины нашего столетия. С одной стороны, нет, вероятно, ни одной истории французской литературы, написанной как во Франции, так и за ее пределами, в том числе и в России, где бы речь не шла о Дюамеле не в меньшей мере, чем о его современниках — Роже Мартен дю Гаре или же Жюле Ромене, с другой стороны, как правило, он и его творчество шаблонно и не всегда справедливо характеризуются такими эпитетами как буржуазный, консервативный, традиционный, бытоописательный, посредственный, взятыми в их пежоративном значении. Такого рода стандарт в оценке творчества писателя начал складываться в годы, последовавшие после второй мировой войны, когда Дюамель, принужденный умолкнуть на весь период оккупации Парижа, пытался вернуть себе читательскую аудиторию в изменившихся условиях литературной жизни послевоенного времени. Примером глухого неприятия и непонимания творчества писателя-гуманиста может служить статья Жана Русселя, предназначавшаяся для тома истории французской литературы периода второй мировой войны. В ней критик говорит о «мире тихой посредственности», созданном в произведениях Дюамеля, о его рационализме, об устаревшей манере романиста, тяготеющего к романным формам, находящимся «на равном удалении от анализа в духе Бенджамена Констана и бальзаковского понимания романа» 1. Особо суровой критике был подвергнут романный цикл писателя «Хроника семьи Паскье». Эта статья, естественно, вызвала бурную реакцию у самого Дюамеля. Выступая в защиту своего романа, он писал, обращаясь к критику: «Вы не читали «Хронику семьи Паскье». Вам незнакома мессианская горячность Жюстена Вейля. Вы не поняли приводящую в отчаяние проблему восхождения семьи к элите в этот момент нашей истории [.] Жизнь лабораторий! Борьба человека, наделенного сердцем, против сплотившихся сил администрации и политики, боль матери, непрестанно стягивающей готовый развязаться узелсоперничество двух замечательных ученых [.] Драма пятидесятилетнего человека, умного и добродетельногоколлективный опыт молодых интеллектуалов, жизнь театра, соединяющая поэзию с современностьюгнев человека, отдавшегося Мамонне: тихая посредственность! Тут уж ничего не скажешь"2. Определив таким образом проблематику своего десятитомного цикла, Дюамель настаивал не только на его актуальности, но и на его новаторском характере.

1 Duhamel, G. Le livre de l’amertume. Journal. 1925—1956. Paris: Mercure de France. P. 396—397.

2 Ibid. P. 397.

И все же такого рода утверждения критиков, упрекавших писателя в «несовременности» и «обыденности» во всем: идеях, жанре, стиле, во многом способствовали тому, что на поставленный писателям 60-х годов журналом «Ар» вопрос: «Помните ли Вы о герое Дюамеля?», большинство из них ответило отрицательно1. Представители «нового романа» отвергли его за внимание к характеру человека, ориентацию на классические образцы и реалистические традиции XIX в., ясный, красивый и точный язык. По мнению М. Бютора, творчество Дюамеля представляет интерес только для узкого круга специалистов-литературоведов2. Естественно, что эти часто несправедливые, субъективные, иногда безосновательные в силу невнимательного прочтения книг Дюамеля оценки требовали пересмотра.

Возрождение интереса к творчеству писателя начинается с середины 70-х годов, когда о нем вспомнили в связи с созданием в парижском пригороде Кретейе «Ассоциации друзей Кретейского Аббатства». Ставшее легендарным «Аббатство», послужившее прототипом аналогичного коллективного опыта молодых интеллектуалов в романе Дюамеля «Бьеврская пустынь», было литературным объединением молодых поэтов и художников (1906), активным членом-учредителем которого стал молодой писатель. Но только в 1984 г. на коллоквиуме, посвященном столетию Дюамеля, статус и название ассоциации были изменены и с тех пор она носит имя «Ассоциации друзей Ж. Дюамеля и Кретейского Аббатства». Это литературное объединение занимается изучением творчества писателя и публикацией его обширного архива. Усилиями родных и близких Дюамеля и нескольких французских исследователей началась медленная и часто неблагодарная работа по возвращению к широкой публике из забвения «замалчиваемого, обесцененного и скрываемого» творческого о наследия писателя. Одним из таких завоеваний «Ассоциации друзей Ж. Дюамеля» стало намеченное на 1999 год издание в коллекции «Омнибюс» .

1 Cm. Zephir J.-J. Psychologie de Salavin de Georges Duhamel. Paris: Editions universitaires, 1970. P.p. 3—5.

2 Cm. Vous souvenez — vous du heros de Duhamel? Reponse de Michel Butor. // Arts, 1963, sept. 4—10. P. 3.

3 Cm.: Lafay, A. Une piete filiale exemplaire // Les Cahiers de l’Abbaye de Creteil, Nouvelle serie, 1997, dec., N 18. P. 28. издательства «Пресс де ля Сите» давно не публиковавшейся «Хроники семьи Паскье». В последние пятнадцать лет были изданы дневник Дюамеля «Le livre de l’amertume. Journal 1925—1956». Paris: Mercure de France, 1984; его переписка с Роже Мартен дю Гаром — Roger Martin du Gard-Georges Duhamel. Correspondance, 1919—1958. Paris: Minard, 1987. В 1992 году рукописи писателя были переданы в Национальную библиотеку1, недавно вышла в свет его переписка с Франсуа Мориаком — Correspondance Francois Mauriac — Georges Duhamel. 1919—1966. Paris: Klincksieck, 1997.

Введение

в научный обиход этих дополнительных источников открыло, естественно, новые возможности для исследования и более глубокого понимания творческого наследия автора «Хроники семьи Паскье» .

В последние годы во Франции появились серьезные работы, посвященные Дюамелю, принадлежащие в первую очередь перу публикатора его неизвестных текстов профессора А. Лафе. Французская исследовательница касается в своих работах самых разных аспектов творчества писателя от его творческих взаимоотношений с Р. Мартен дю Гаром, таким же «свидетелем смятенного времени», как и Дюамель, до анализа его философских, этических воззрений. Исследовательница много сделала для прояснения позиций, занятой Дюамелем, во время второй мировой войны. В «Ассоциации друзей Ж. Дюамеля и Кретейского Аббатства» сложился успешно работающий коллектив исследователей, среди которых нельзя не назвать публикатора переписки Дюамеля и Мориака Ж. Ж. Юэбера. Все это свидетельствует о том, что творчество Дюамеля вновь вызывает пристальный интерес исследователей.

Обширная критическая литература, вышедшая при жизни писателя, многообразна и дает представление о разных гранях его творчества. Особенно ценными представляются статьи и книги современников и оппонентов писателя А. Уи, К. Сенешаля, С. Сантелли, Ж.-Р. Блока, А. Массиса, А. Моруа, анализирующие проблематику его произведений в свете определенного.

1 К сожалению, автору довелось поработать в Национальной Библиотеке в Париже лишь однажды в 1990 г. еще до передачи в нее архива писателя. конкретно-исторического среза межвоенного двадцатилетия. Серьезный труд ученого-католика П.-А. Симона являет собой монографию, как бы подводящую итог основному этапу творчества писателя, завершившемуся с окончанием Второй мировой войны. Эта монография «Georges Duhamel ou le bourgeois sauve» (1946), которая может считаться классическим трудом о писателе, в значительной мере посвящена анализу романного творчества Дюамеля, представленного как попытка решения экзистенциальных вопросов в рамках безрелигиозной нравственности.

И все же тщательное исследование морально-философских взглядов писателя, различных аспектов его эстетической позиции, его концепции цивилизации и человека, а также их отражения в романе, проведенное литературоведами разных стран (Ж. Зефир, Франция), (Л. Зареба, Польша), (Л. К. Китинг, Б. А. Клемент, Б. Кнэп, США) не исчерпывают всего многообразия творчества Ж. Дюамеля и, как ни странно, мало касаются его основного труда — романного цикла «Хроника семьи Паскье», созданного в период непререкаемой популярности автора. К тому же в освещении цикла содержатся и дискуссионные моменты. Как правило, французская критика преувеличивает значение салавеновского цикла (Ж. Зефир, А. Лафе), рассматриваемого как образец психологического романа, некого «нового романа» 20-х годов, а «Хроника семьи Паскье» трактуется как прямое продолжение первого романного цикла, не привнесшее ничего существенного нового в развитие мысли и творчества писателя. Обычно вся суть проблемики цикла сводится к семейной, тогда, как, по-существу, роман о вхождении семьи в интеллектуальную элиту страны — это роман об интеллигенции, тех трудных дилеммах, которые встают перед мыслящим человеком, испытывающем на себе давление общества, государства, исторических обстоятельств.

Крупных специальных исследований, посвященных творчеству Дюамеля, в России практически нет, хотя с самых своих первых шагов на литературном поприще он привлек внимание русских поэтов и переводы его стихов публиковались в «Весах» В. Брюсова. В 20-е годы, по-видимому, благодаря своей близости к Ромену Роллану, Дюамель пользовался как благосклонностью советской критики, так и советских издательств1. После выхода в свет его книги «Московское путешествие» (1927) отношение к нему в России резко изменилось и на протяжении 30—50-х годов его имя упоминалось только в негативном контексте: гуманист на службе у империализма, машиноборец, мелкобуржуазный писатель, индивидуалист, интеллигент. Как и во Франции, некоторый интерес к его творчеству возникает в России в 70-е годы. В 1974 г. в издательстве «Художественная литература» выходит в свет перевод трех романов «Хроники семьи Паскье»: «Гаврский нотариус» — «Наставники» — «Битва с тенями». В 1983 году в издательстве «Радуга» публикуется на французском языке два его романа «Гаврский нотариус», «Вид земли обетованной». В 1978 г. Л. П. Кибальчич защитила кандидатскую диссертацию, посвященную творчеству Дюамеля в 1900—1920;е годы, большую часть которой занимает исследование первого романного цикла писателя «Жизнь и приключения Салавена». Несмотря на основательность проработки темы, хорошее владение доступным тогда материалом, сознанием того, что исследуемый период был не только существенным этапом в становлении Дюамеля-романиста, но и переходным периодом в истории французского романа в целом, автору, к сожалению, не удалось избежать некоторой прямолинейности, боязни нюансировки. Ей присуще характерное для советского литературоведения той поры стремление вписать роман Дюамеля в реалистическую традицию XIX в., подчеркнуть его социальную заостренность — тему «маленького человека» — его связь с русской литературой — человеком из подполья Ф. М. Достоевского. Нисколько не отрицая эти черты Салавеновского цикла, нельзя не отметить, что они отнюдь не исчерпывают всю полноту романа, и что в нем можно обнаружить и переходящую в полемику перекличку с героем «бескорыстного.

1 Как вспоминал Дюамель: «Россия с трудом выходила из разрухи [.] Новая экономическая политика НЭП способствовала обменам, Ленин умер два года назад [.] Началась борьба за власть [.] Меня настойчиво туда приглашают. Около двадцати моих произведений уже переведены [.]. Утверждается антагонизм между старыми демократиями и молодой родиной марксизмаона пока еще не находится в той суровой изоляции, в которой окажется позднее. Меня посещает мысль поехать туда на разведку». — Duhamel, G. Les espoirs et les epreuves. Paris: Mercure de France, 1953. P. 178. действия" Лафкадио из «Подземелий Ватикана» А. Жида и попытку Дюамеля уже в это время обратиться к вопросу «интеллигенция и политика». Исследовательница оставляет без внимания и проблему цивилизации, остро поставленную в романе на разных уровнях ее решения (и в плане темы человек и механическая цивилизация в теоретическом, построенном на антиномии Запад/Восток и в чисто практическом, связанным с отношением Дюамеля к колониальным режимам). Констатируя, что роман Дюамеля психологический, исследовательница тем не менее обходит молчанием некоторую «размытость», «недосказанность», «непредсказуемость» образа героя, стремление автора к изображению двойственного характера истории, запечатленной не только в бронзе, но и в мыслях человека. Думается, что опиравшейся при анализе эстетических взглядов писателя только на эссе «Этюд о романе» (1925) Л. П. Кибальчич не хватало для углубленного их исследования более поздних работ писателя, в частности, его эссе «Жизнь и смерть героя романа» (1933).

Особого внимания заслуживает работа 3. И. Кирнозе и по настоящее время остающаяся в России единственным серьезным трудом, посвященным анализу романного творчества Дюамеля в целом. Исследовательница рассматривает его в русле развития французского романа периода между двумя мировыми войнами, и обозначает жанровую природу и специфику «родового времени» в «Хронике семьи Паскье». Существенным представляется сделанный исследовательницей вывод об открытости «семейной хроники» историческому времени1. Но творчество Дюамеля не является собственно предметом ее исследования, а вписано в контекст обширного труда, посвященного изучению жанровых особенностей французского романа 20—30-х годов уходящего столетия.

С момента выхода в свет в России последней работы, посвященной исследованию творчества Ж. Дюамеля, прошло уже более двадцати лет. За этот.

1 См. Кирнозе 3. И. Французский роман XX века. (Годы 20 книжное издательство, 1977. С. 235—237.

I—30-е. Проблемы жанра). Горький: Волго-Вятское период накопился значительный материал, введенный в научный обиход усилиями французских исследователей, дающий возможность иными глазами посмотреть на творческое наследие этого большого мастера слова. К тому же и в саму жизнь России события последнего десятилетия привнесли столь существенные изменения, что возникла возможность с большей объективностью и свободой, без оглядки на идеологические шаблоны советской эпохи, говорить о многих аспектах произведений Дюамеля, на которые прежде налагалось табу. В то же время, ставшее традиционным упоминание творчества Дюамеля в различных курсах по истории французской литературы XX века, появившихся в недавнее время, не исключает, к сожалению, ряда неточностей, или же просто фактических ошибок, касающихся как жанровой классификации его произведений, их датировок, так и просто перевода их названий. В качестве примера приведем недавно вышедшую в Минске «Историю зарубежной литературы XX века (Первая половина)» И. В. Шабловской1. В этом учебном пособии сборник рассказов «Цивилизация» именуется романом, пьеса «Деяния атлетов» (1920) называется «Сообществом атлетов», роман «Наставники» представлен как роман «Учитель», книга о России «Московское путешествие» (1927) — как «Путешествие в Москву». Относительно перевода последнего названия сошлемся на замечание самого Дюамеля: «Мой рассказ должен был называться „Московское путешествие“ и впоследствии я сотни раз сталкивался с необходимостью объяснять, даже компетентным читателям, что существует разница между путешествием в Рим и римским путешествием. Я совершил не просто экскурсию, а именно московское путешествие. Это было паломничество по святым местам коммунизма». Ввиду вышесказанного представляется полезным с новых позиций с привлечением обширного материала, хранящегося как в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга, так и в Национальной Библиотеке в Париже, рассмотреть такое малоизученное.

1 См. Шабловская И. В. История зарубежной литературы XX века (первая половина). Минск: Экономпресс, 1998. С. 93.

2 Duhamel, G. Les espoirs et les epreuves. Paris: Mercure de France, 1953. P. 231. и произведение Дюамеля как его романный цикл «Хроника семьи Паскье». В нашей работе мы сознательно уклоняемся от рассмотрения «Хроники семьи Паскье» как романа, написанного в духе семейного жанра, во-первых, это прекрасно и практически исчерпывающе сделано в работе 3. И. Кирнозе, во-вторых, такое видение «Хроники» стало штампом, представленным во всех исследованиях, где имя Дюамеля хотя бы упоминается. Следовательно, ограничение поля исследования семейной проблематикой сужает не только возможности исследователя, но и обедняет само наше представление об этом романе Дюамеля.

Рано заявивший о себе как гуманист, моралист и критик цивилизации XX в., Дюамель был среди тех немногих, кто настойчиво заговорил о кризисе современной цивилизации, почувствовал те опасносности, которые таило в себе подавление личности коллективным началом, подлинной индивидуальной культуры культурой массовой, первым ввел во Франции термин «общество потребления» 1, заговорил о проблемах экологии, то есть обратил в своем творчестве внимание на те жгучие проблемы XX в., которые и поныне остаются нерешенными и зачастую, оставаясь вне поля сиюминутных государственных интересов, заботят лишь небольшую часть общественного мнения в лице социологов, биологов, гуманитариев или же созданных ими неформальных организаций. Одним из главных вопросов, которые Дюамель поставил в своих произведениях, были: «Ценой каких потерь (нравственных, а, возможно, и физических) современный человек приобрел право пользоваться материальными благами цивилизации и каким образом, в свою очередь, это кажущееся таким комфортным благополучное существование влияет на эволюцию человека». (Не будем забывать, что Дюамель по образованию биолог и врач, писавший: «Я никогда не требовал от медицины ничего иного, кроме знаний, проливающих свет на условия жизни человека, его рождение, л страдание, смерть»). Тема «человек и цивилизация» пронизывает все.

1 Cm. Duhamel, G. Scenes de la vie future. Paris: Mercure de France, 1931. P.p. 230—232.

2 Duhamel, G. Travail, o mon seul repos! Natur: Wesmael-Charlier, 1959. P. 28. творчество писателя: от уже упоминавшегося сборника рассказов «Цивилизация» до его последнего эссе «Проблемы цивилизации» (1962). Она же оказала существенное влияние не только на проблематику его романов, но и на выбор героя, их эстетику. Именно потому, что Дюамель пишет свои романы, рассматривая мир сквозь призму проблемы цивилизации, возникает по-детски наивный, бунтующий, ищущий спасения от нее в бегстве к иным берегам персонаж Салавена, создается ретроспективный мир Паскье, становление которых совпало с началом победоносного шествия научной, технической цивилизации, и не случайно главным героем «Хроники» становится ученый-биолог Лоран Паскье. Коллизия цивилизации и природы определяет ту особую роль, которую в художественной ткани романов Дюамеля начинает играть пейзаж. На протяжении жизни писателя его концепция цивилизации претерпевает определенные изменения. Проследить их и выявить значение темы цивилизации в романном наследии Дюамеля с привлечением как раннего поэтического его творчества, так и публицистических произведений, на фоне трактовки этой темы в творчестве современников Дюамеля — Ж. Ромена, Ж.-Р. Блока, Ромен Роллана, ряда авторов журналов «Меркюр де Франс» и «Эроп» составляет задачу первой главы диссертации.

Хроника семьи Паскье" посвящена изображению исторического феномена — формирования на рубеже XIX—XX вв.еков интеллектуальной элиты Франции. В связи с этим одно из центральных мест в романе занимает проблема интеллигенции, ее места в общественной жизни, ее социальной роли, ее отношений с властью, ее политической ангажированности. Решение этой проблемы у Дюамеля тесно связано с его собственными поисками жизненной позиции. Общественно-политическая позиция Дюамеля еще не была предметом специального исследования российских литературоведов. Начинавший свой путь среди литераторов левого лагеря, активно участвовавший в движении А. Барбюса «Кларте», ролландист Дюамель, охотно печатавшийся в 20-е годы в журнале «Эроп» и в газете «Юманите», к 30-м годам разочаровывается в идеях, казавшихся ему близкими в период литературных дебютов, и отдаляется от своих прежних соратников. Ему становится ближе позиция таких его современников как П. Валери или Р. Мартен дю Гар, но он решительно отмежевывается от литераторов правого лагеря, представленных членами «Аксьон Франсез». Оставаясь верным принципу «золотой середины», «спасительного индивидуализма», он сохраняет за собой право возвысить свой голос в защиту несправедливо осужденных, мучеников тоталитарных режимов. Никогда не избегавший публичной жизни Дюамель находит в ней свое место, последовательно становясь директором журнала «Меркюр де Франс» (1935—1939), членом Французской Академии (1936), президентом «Альянс Франсез» (1937—1948). В «горькое время» второй мировой войны он «оккупирует Париж», оказывая врагу «сопротивление с поднятым забралом» на посту постоянного секретаря Французской Академии, занимает мужественную позицию гуманиста, готового спасать обреченных на смерть узников фашистских концлагерей, оказать помощь нуждающимся собратьям по перу, вновь надевает перчатки хирурга, помогая гражданскому населению в госпитале Рен. Дневник писателя, его переписка с Р. Мартен дю Гаром и Ф. Мориаком, до сих пор не анализировавшиеся в России, дополняют тот материал, который можно почерпнуть на страницах «Меркюр де Франс» и в публицистических книгах Дюамеля, относительно его общественно-политических воззрений. В задачу второй главы диссертации, посвященной теме интеллектуальной элиты в «Хронике семьи Паскье» входит исследование влияния, оказанного общественно-политической атмосферой 30-х—начала 40-х годов и позиции автора на изображение интеллигенции в наиболее политически и социально заостренных романах цикла — «Наставники», «Сесиль среди нас», «Битва с тенями». Освещение проблем «мысли и действия», свободы и дисциплины, вождизма и духовного лидерства в романах Дюамеля рассматриваются в сравнении с произведениями его современников, затрагивающих те же проблемы, а именно — Р. Мартен дю Гара, Ж. Бенда, Ж,-Р. Блока, Даниэль-Ропса, Ф. Мориака, А. Жида, А. Мальро.

Задача всей жизни и творчества Дюамеля — оставить свидетельство о своей эпохе. «Эти свидетельства я, естественно, рассматривал как произведение искусства, — вспоминал он. — Ибо был уверен в крайней хрупкости правды, если она не опирается на поэтическую конструкцию» 1. Написанная в период, когда романисты стали уделять особое внимание достоверности изображаемого, объективации повествования на фоне возрастающей роли таких документальных жанров как дневники, мемуары и свидетельства очевидцев исторических событий XX века, «Хроника семьи Паскье» вобрала в себя черты этих внехудожественных жанров и в жанровом отношении была определена автором как его «вымышленные мемуары». В 30-е годы Дюамель углубляет и уточняет свою концепцию романа, уже сложившуюся в 20-е годы в эссе «Этюд о романе» (1925), и пишет две основополагающие для «Хроники семьи Паскье» работы: «Записки о вымышленных воспоминаниях» (1933) и «Заметки об искусстве повествования (1937). Эти посвященные тайнам ремесла эссе, перекликаясь с мыслями, высказанными им в дневнике и переписке с Р. Мартен дю Гаром, а также в собственных воспоминаниях «Объяснение моей жизни» 2, написаны в полемике со сторонниками литературы «чистого факта», каковыми Дюамель считал Ш. дю Боса, А. Жида, П. Леото. В них писатель отстаивает право романа на историзм и документальность, подчеркивая при этом приоритет «поэтической правды» перед исторической. Последователь А. Бергсона и М. Пруста, Дюамель делает воспоминание главной движущей силой своего романа. Особое значение в нем приобретает фигура Лорана Паскье, выступающего как alter ego автора, играющего роль мнимого автора мемуаров, какими в его интерпретации и является «Хроника». В то же время «Хроника» это не только автобиография ее героя, но в ней присутствует в значительной мере собственно автобиографическое начало. Задачей заключительной главы диссертации, посвященной роли автобиографического начала в «Хронике», было изучить.

1 Duhamel, G. La pesee des ames. Paris: Mercure de France, 1949. P. 23.

2 Duhamel, G. Lumieres sur ma vie. Paris: Mercure de France, 1944—1953 (V. I, II, III, IV, V).

15 возможности художественного псевдодокумента ввести историю в автобиографический роман, рассмотреть взаимоотношения автора и его персонажей, сочетание вымысла и реальности, роль и значение прототипов при создании как образов персонажей, так и при построении сюжетных ситуаций в соответствии с реальными жизненными моделями.

Структура диссертации вытекает из поставленных автором задач, она состоит из предисловия, трех глав («Проблема цивилизации в творчестве Ж. Дюамеля», «Тема интеллектуальной элиты в «Хронике семьи Паскье» и «Хроника семьи Паскье» — «вымышленные воспоминания») и заключения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Жорж Дюамель прошел сложный, часто противоречивый путь идейно-художественного развития, нашедший полное отражение в его романных циклах «Жизнь и приключения Салавена» и «Хроника семьи Паскье». 30-е и первая половина сороковых годов, когда он работал над последним циклом, составляют важный и завершенный этап его творчества. Это период зрелости и мастерства писателя, время подведения итогов, момент создания главного произведения его жизни. По существу, «Хроника семьи Паскье» это последнее крупное художественное произведение писателя. И хотя за ним еще последуют пятитомные мемуары, достаточно обширная публицистика и несколько романов, обращенных как к взрослой аудитории, так и к юношеству1, после «Хроники семьи Паскье» Дюамелю уже не будет дано написать что-нибудь столь же значительное по замыслу и масштабам (около 3000 страниц), но и сохранить за собой внимание читателей. Голос Дюамеля в 50-е годы потонет в хоре голосов набравших силу представителей младшего поколения, теперь уже Сартр, Камю и Мальро, в свою очередь, станут переживать тот счастливый момент популярности, который выпал на долю Дюамеля в период между двумя мировыми войнами.

И все же Дюамелю было суждено создать произведение, в котором со всей остротой был поставлен вопрос о судьбах человека и шире — человечества в эпоху кризиса современной цивилизации. Постановка этого вопроса глобально, вне его собственно национальных, социальных, классовых, идеологических обертонов выделяет писателя среди многих его современников. Для Дюамеля это проблема общечеловеческая, в его критике присутствует универсальная оппозиция цивилизации механической и духовной, то есть, как он любил говорить, противопоставление «линии Декарта» и «линии Паскаля» 2, как разных путей развития цивилизации. Это и.

1 См., в частности, Duhamel, G. Le Voyage de Patrice Periot. Paris: Mercure de France, 1969. 255 P. Роман, в котором он вновь поднимает проблему интеллигенции, и Voyageurs de l’Esperence. Recit d’un age atomique. Paris: Gedalge, 1953. Своеобразная робинзонада на «ноевом ковчеге» после атомной катастрофы, обращенная к юношеству.

2 Duhamel, G. Confessions sans penitencesuivi de trois autres entretiens. Paris: Pion, 1947. P. 126. отличает его концепцию цивилизации от взглядов на нее Р. Роллана, Ж.-Р. Блока или же Л. Дюртена, отвергавших буржуазную, западную цивилизацию и в разные периоды своей жизни, каждый по-разному, обращавших свои взгляды на Восток (Индия, Палестина, Советская Россия). Пронизывающая «Хронику семьи Паскье» тревога за судьбы цивилизации, не потерявшая своей актуальности и теперь, была свойственна и писателям, работавшим уже тогда, когда к голосу Дюамеля перестали прислушиваться. Разве не появляются во французской литературе после второй мировой войны произведения, в которых вновь поднимаются вопросы остро поставленные Дюамелем в предвоенный период? («Животное, наделенное разумом» Р. Мерля об опасном для человечества использовании достижений науки, «Розы в кредит» Э. Триоле, «Вещи» Ж. Перека, где изображается общество потребления, в котором, как предсказывал Дюамель, объектом потребления становится все — от холодильника до художественного фильма). В «атомный век», в век массовой культуры предостережения писателя становятся все более насущными.

Написанная в один из самых драматичных периодов истории XX века, когда сначала угроза фашизма, а затем и вторая мировая война, вновь и уже во второй раз в жизни Дюамеля, казалось, подрывали всякую надежду на моральное «спасение» человечества, обесценивали его веру в гуманизм, «Хроника семьи Паскье» вобрала в себя далеко не только горькие раздумья о переживаемом времени тяжелого кризиса, но и прежде всего убеждение писателя, что ради спасения чести рода человеческого, в мире, в котором царит хаос, а равновесие «не правило, а исключение», необходимо «трудиться во имя порядка и равновесия» 1. Так думал Лоран Паскье, такой представлял себе свою общественную миссию сам писатель.

Тема интеллигенции или интеллектуальной элиты, как мы видели, составляет центральное ядро «Хроники семьи Паскье» и многоаспектно заключает в себе насущные проблемы цивилизации и современного человека, к ним относятся конфликт рационализма и иррационализма, тесно связанный с.

1 Дюамель, Ж. Хроника семьи Паскье. М.: Художественная литература, 1974. С. 273. ним конфликт науки и веры, роль науки в современном мире, назначение и долг ученого и шире — позиция человека в становящемся все более политизированном мире. Трактовка Дюамелем темы интеллигенции, естественно, вписывается в общую картину французской литературы межвоенного периода, когда поиск положительного идеала привел многих романистов к созданию образа интеллектуального героя. Герои «Хроники» отражают разные тенденции, существовавшие во французской литературе той поры, относительно изображения современного интеллигента. Писатель в своем произведении следует за жизненными моделями, показывая не только близкого себе аполитичного Лорана Паскье, но и убежденного политического борца, социалиста Жюстена Вейля. Как и многие его современники, Дюамель совершил определенную эволюцию в интерпретации проблемы «мысли и действия» и в этом отношении его Лоран Паскье и Жюстен Вейль отличаются от Салавена и Дарьи Геренштейн может быть не столь радикально, как Аннета и Марк Ривьер у Ромена Роллана от Клерамбо или Антуан и Жак Тибо от Жана Баруа у Р. Мартен дю Гара, но все же явно. Впрочем, как мы видели, с героями последнего у персонажей «Хроники» много общего. В отличие же от ищущих себе применения в общественном служении на пути революционного действия интеллектуальных героев Р. Роллана Лоран Паскье воплощает в себе представление Дюамеля о несовместимости понятия интеллигентности с занятием политикой. Интеллигенция у Дюамеля изображается в соответствии с широко тогда бытовавшими представлениями, нашедшими свое отражение в книге Ж. Бенда «Предательство клириков», хранительницей вечных истин и совестью народа.

Хроника семьи Паскье" является свидетельством очевидца и участника событий конца XIX—первой трети XX века. Дюамель хотел, чтобы она воспринималась в определенной мере и как произведение историческое. «Прежде история была, — писал он, — собранием упорядоченных, откомментированных или подвергнутых критике фактов. Все больше и больше благодаря свидетельствам ей придется учитывать мысли отдельных людей, мысли, которые, поскольку они возвещают, сопровождают определенные события, или же следуют за ними, позволяют их объяснить и составить себе о них более точное представление» 1. Как мы видели, свидетельства могут быть как фактическими, так и художественными. «Хроника семьи Паскье» принадлежит к последним. Все в ней сосредоточено не на изображении самих событий, но на воспроизведении мыслей, чувств, атмосферы вокруг этих событий. Дюамель пишет не панорамное полотно, на котором можно было бы изобразить все, а картину, представляющую взгляд индивида. «Я желаю, чтобы человеческая правда, интересующая меня прежде всего, растворилась и претворилась в правде исторической, и я допускаю при этом, что история сама по себе, история человечества, состоит из историй отдельных людей, как Океан из капель» 2. Такой каплей, в которой он стремился отразить надежды и чаяния, разочарования и неудачи своего поколения, и должна была стать история семьи Паскье и прежде всего история Лорана Паскье, вымышленного автора «Хроники», во многом alter ego самого писателя. Дневники, исповеди, мемуары в XX веке становятся жанром повышенного спроса. Роман Дюамеля учитывает эту особенность эпохи. Его «вымышленные воспоминания» представляют собой сплав автобиографии и вымысла, где не только многие персонажи, но и целые сюжетные ситуации имеют своих, взятых из богатой на события жизни автора, прототипов.

Форма ретроспективного романа воспоминания, оригинально разработанная М. Прустом, обнаружившая в XX веке свою какую-то особенную плодотворность, ведь не случайно же Р. Мартен дю Гар собирался писать «завещание поколения» не иначе как в виде «Мемуаров полковника Момора», а в 1995 г. Гонкуровская академия присудила премию роману А. Макина «Французское завещание», находит у Дюамеля свою интерпретацию. Жанр свидетельства, излюбленный им в его ранних произведениях, постепенно, через творческие поиски 20-х годов («Полуночную исповедь» и.

1 Duhamel, G. La pesee des ames. Paris: Mercure de France, 1949. P. 23.

2 Ibid. P. 28.

Дневник святого") приобретает новые черты в «вымышленных воспоминаниях» .