Помощь в учёбе, очень быстро...
Работаем вместе до победы

Взаимодействие культурных и этнопоэтических традиций в национальной картине мира бурятских поэтов 1960-1980-х гг

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Демократические изменения, произошедшие в современном обществе за последние десятилетия, активизировали процесс национального духовного развития. Но у каждого человека, а у поэта в особенности, складывается свое индивидуальное восприятие истоков национальной культуры и ее нравственных норм. В связи с этим вызывает интерес проблема самобытности национальной литературы и в особенности ее поэзии… Читать ещё >

Содержание

  • ГЛАВА I. НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ В БУРЯТСКОЙ ЛИРИКЕ 1960−1980-е гг
    • 1. 1. Поэтическая вертикаль и ее этнокультурные слагаемые
    • 1. 2. Этнопоэтические факторы горизонтального освоения мира
  • ГЛАВА II. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ПОЭЗИИ II ПОЛОВИНЫ XX в
    • 2. 1. Человек в лирике Ц.-Д. Хамаева
    • 2. 2. Поэтический язык и стиховедческие факторы в создании образа национального человека

Взаимодействие культурных и этнопоэтических традиций в национальной картине мира бурятских поэтов 1960-1980-х гг (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Демократические изменения, произошедшие в современном обществе за последние десятилетия, активизировали процесс национального духовного развития. Но у каждого человека, а у поэта в особенности, складывается свое индивидуальное восприятие истоков национальной культуры и ее нравственных норм. В связи с этим вызывает интерес проблема самобытности национальной литературы и в особенности ее поэзии. Именно этот литературный род наиболее ярко воплощает в себе характерные особенности национальной литературной традиции и в целом художественного творчества народа, поскольку лирическое содержание многообразно и может затрагивать все направления национальной жизни. При этом особое значение лирики заключается в её способности доходить до самых тайных глубин личности, на что указывает В. В. Кожинов: «Лирика — это единственный вид искусства, который человек может целиком и полностью «вобрать» в себя, превратив лирическое произведение или хотя бы его фрагменты в неотъемлемую частицу своего сознания"1.

Художественная литература достаточно полно реализует особенности национального мышления, освоения и преображения мира. «Художник национальный космос познает и творит национальный космос. Художественное произведение — это как бы национальное устройство мира в удвоении», 2 — пишет Г. Д. Гачев. При этом художественный мир автора, рассматриваемый, по мнению М. М. Бахтина, как система, включает в себя наиболее значимую модель мира — время-пространство, определяющую координаты человеческого бытия. Картина мира выявляется через отношение человека к пространству и времени: «Ощущение человеком своей величины, своего места и роли в мире. передается, прежде всего, в способе восприятия и передачи им пространстваего способность к.

1 Кожинов В. В. Как пишут стихи: о законах поэтического творчества. — М.: Алгоритм, 1970. — С. 9.

2 Гачев Г. Д Национальные образы мира. Общие вопросырусский, болгарский, киргизский, грузинский, армянский. — М.: Сов. писатель, 1988. — С. 69. активности, к определенным образом направленной деятельности — в его ощущении времени."1. Поэтому пространство-время-человек и становятся важнейшими составляющими картины мира, которая естественно создается словесными конструкциями.

Национальная картина мира как особое взаимодействие человека с окружающим его миром представляет собой систему сведений, знаний, представлений о мире, которые заложены в мифологии, философии, языке, этнологии, фольклоре каждого народа. Проблемы создания национальной картины мира в бурятском литературоведении исследуются во многих работах, где авторы обращаются к различным аспектам данной темы, анализируя историю развития бурятской литературы, изучая отдельные проявления национальной образности. Но несмотря на довольно обширную научно-критическую базу по бурятской лирике, на сегодняшний день нет отдельных монографических исследований по национальной картине мира как целостного единства, существующего из отдельных, но системно взаимосвязанных факторов художественного освоения мира, отражаемого в поэзии. Между тем национальная картина мира находится в центре внимания философских, этнолингвистических, этнокультурных и других исследований. Эта тенденция объясняется тем, что в национально ориентированной картине мира человек способен самоидентифицироваться.

Бурятская поэзия в 1960;1980;е гг. достигла определенного уровня мастерства, присутствуя в общероссийском литературном контексте как национальное искусство — лирика этого периода начинает приобретать более сложную метафорически организованную образность, более углубленное философское осмысление окружающей действительности, более широкий круг общественно-социальных, национально-исторических и нравственно-философских вопросов и проблем. Разумеется, что немаловажную роль в этом сыграл процесс «оттепели», давший.

1 Зинченко В. Г., Зусман В. Г., Кирнозе 3. И. Методы изучения литературы. Системный подход. — М.: Флинта: Наука, 2002. — С. 15. естественный толчок для развития национальной поэзии в освоении мировых и отечественных традицийновому уровню осмысления именно национальных традиций, как фольклорных, так и этнологическихновому взгляду на содержание традиционных символов и образов, семиотику и другие аспекты творческого процесса. Повысился и сам уровень литературоведческого понимания, который позволяет оценивать традиции на ином уровне их бытования в тексте (об этом говорят труды Ю. М. Лотмана, М. М. Бахтина, В.Н. Топорова). «Оттепель» дала определенную свободу национальному мышлению как способу проявления собственной ментальности и возможности создавать собственную национальную картину мира. При этом молодое поколение бурятских поэтов было по-новому образованным, многие окончили Литературный институт им. М. Горького в Москве.

Как известно, наиболее остро процесс «оттепели» восприняли так называемые «шестидесятники» (Е. Евтушенко, Р. Рождественский, А. Вознесенский и другие). Исследователи процессов развития советской литературы XX века Н. П. Лейдерман, М. Н. Липовецкий считают, что поэзия «шестидесятников» стала влиятельным художественным течением, имеющим отчетливо выраженный стилевой облик. В их творчестве новым содержанием наполняется понимание духовного наследия и его место в дальнейшем развитии поэтического художественного сознания. Новаторские искания поэтов-«шестидесятников» были поддержаны многими национальными литературами, в том числе и бурятской.

В постоттепельный период, когда в духовной жизни общества происходят сложные и противоречивые явления, бурятские поэты начинают активно обращаться к эстетическому наследию народа, где традиционные образы, национальные символы, мифы, предания, этнографические реалии, трансформируясь, получают свое воплощение в поэтическом творчестве, тем самым поднимая проблему национальной самоидентификации. В связи с этим творчество поэтов 1960;1980;х гг., как национальных, так и русских, оказалось во многом созвучно друг другу и мы не обнаружили особых расхождений в понимании творческих замыслов Д. Улзытуева в переводах его стихов Е. Евтушенко, С. Куняева и других.

Наше исследование предполагает рассмотрение бурятской поэзии в выбранном нами аспекте — взаимодействии культурных и этнопоэтических традиций в создании национальной картины мира в 1960;1980;е гг. в творчестве Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева, который больше известен как прозаик, автор девяти сборников прозы на бурятском и двух на русском языках, множества рассказов и повестей, опубликованных в периодической печати, хотя на литературном поприще он дебютировал как поэт.

Творчество этих поэтов показательно в проявлении тех новаторских исканий, которые происходили в период 1960;1980 гг. Кроме того, Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева многое объединяет — они ровесники (Д. Улзытуев — декабрь 1936 г., Ц.-Д. Хамаев — март 1937 г.), родились в одной местности — в улусе Шибертуй Бичурского района Бурятской АССР, в воспоминаниях земляков имена поэтов неразрывно связаны друг с другом. Особым объединяющим фактором в их творчестве оказалась и художественная особенность их лирических произведений — поэтика стихотворений, тесно связанная с народным мировоззрением и культурными традициями, определившими основные тенденции бурятской поэзии второй половины XX в. Образы мира, их формы и своеобразие в творчестве этих двух художников, отразившие этническую самобытность в выражении внутреннего мира национального человека, специфика художественного мира каждого из авторов, на наш взгляд, органично дополняя друг друга, создают целостную национальную картину мира.

Актуальность темы

нашего исследования обусловлена тем, что поэтическое творчество Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева, принадлежащих одному этнокультурному пространству, но творчески своеобразных по художественному его освоению, не исследовалось специально.

Степень изученности темы. Изучению культурных и этнопоэтических традиций в создании художественной картины мира и тому, как отражает ее художественный текст, посвящено немало работ. В диссертационном исследовании, рассматривая лирические произведения бурятских поэтов, мы опираемся на основные принципы структурально-семиотического литературоведения, в котором поэтический текст рассматривается как органическое целое.

Французский этнолог К. Леви-Стросс при изучении мифологии, подчеркивает значимость такого анализа, которая «открывает и доводит до осознания более глубокие истины, которые в скрытом виде уже имеются в самом телеон примиряет физическое и духовное, природу и человека, разум и мир"1.

Р. Барт предлагает такой способ анализа художественного текста, в котором каждая часть художественной структуры соотносится с другими компонентами той же структуры и называет его «произвольно закрытым"2.

Учитывая опыт предшествующей литературоведческой науки, Ю. М. Лотман предлагает структурно-семиотические методы: «Не всякая структура служит средством хранения и передачи информации, но любое средство, служащее информации, является структурой. Таким образом, возникает вопрос о структурном изучении семиотических систем — систем, пользующихся знаками и служащих для передачи и хранения информации. 7 правильнее было бы говорить о структурно-семиотических методах». Со структурно-семиотическими исследованиями связана теория Д. С. Лихачева.

0 категориях пространства и времени в основе поэтики многих произведений древнерусской литературы. О существующей оппозиции духовного «верха» и «материально-телесного низа"4 в художественной картине мира свидетельствуют труды М. М. Бахтина. Каждый из.

1 Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М.: ТерраКнижный клуб, Республика, 1999. — С. 353.

2 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс, 1989. — С. 615.

3 Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. — Л.: Просвещение. Ленингр. отд-ние, 1972. — С. 6.

4 Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М.: Худож. лит., 1986. — С. 541. исследователей пытается выявить значимые оппозиции в том или ином тексте (например, жизнь — смерть, добро — зло, высокое — низкое, своечужое), тем самым, определяя структуру человеческого бытия.

Исследование текста как особой структурной системы проявляется и в изучении семантики его составляющих. Исследователь Л .Я. Гинзбург считает, что поэтическое слово — это слово, имеющее измененное значение1. В работе «Эстетика слова и язык писателя» Б. А. Ларин приходит к выводу, что слово в поэтической речи «служит намеком включенных мыслей, эмоций, волений как необходимый член семантически простого, знаково сложного выражения"2 и его значение варьируется в зависимости от контекста. Таким образом, семантический и структуральный аспекты изучения текста способствуют целостному анализу художественного мира поэтов.

Прежде чем приступить к рассмотрению культурных и этнопоэтических традиций в создании национальной картины мира в поэзии Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева, необходимо выяснить, что представляет собой само понятие «картина мира». Впервые понятие «картина мира» было л введено Л. Витгенштейном в его «Логико-философском трактате», в антропологию и семиотику оно пришло из трудов Л. Вайсгербера. Концепция языковой картины мира немецкого ученого строится на идее исторической преемственности картин мира, поскольку каждая картина мира вырабатывается в процессе труда языковых предков4.

В отечественном литературоведении осмысление мира и человека в нем, их взаимосвязь рассматривались и рассматриваются по-разному. М. М. Бахтин вводит понятие «модель мира», где «пространственные и временные представления, лежащие в основе этой модели, ее смысловые и ценностные.

1 Гинзбург Л. Я. О лирике. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1974. — С. 56.

2 Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. — Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1974. — С. 34.

3 Витгенштейн Л. Философские работы / пер. с нем. М. С. Козловой, Ю. А. Асеевой. — М.: Гнозис, 1994. — 612 с.

4 Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. — М.: УРСС Эдиториал, 2004. — С. 232. измерения и градации"1 на протяжении времени трансформируются. Г. Д. Гачев использует понятие «образ мира», для понимания которого необходимо принимать во внимание общие для всех народов ценности (жизнь, хлеб, свет, дом, семья и т. д.), располагающиеся у каждого народа в различном соотношении, когда общая для всех народов система отдельных элементов и может составить национальный образ мира2.

Впервые в литературоведении «картина мира» как осознанное понятие вводится в научный оборот исследователем М. М. Маковским, который считает, что существование человеческого общества возможно только при взаимопонимании и взаимопроникновении людей в духовные миры друг друга, отсюда возникает необходимость в общей картине миропредставления3. По мнению исследователя, выделяя в картине мира (модели мира, образе мира) характерные особенности, необходимо принимать во внимание общность и особенность путей развития мира: природных, социальных, национальных, культурных.

Бурятское литературоведение исследует различные аспекты становления и развития бурятской поэзии. Основы бурятского стиха рассмотрены в монографиях A.M. Хамгашалова «Опыт исследования бурят-монгольского стихосложения», Г. О. Туденова «Бурятское стихосложение». Влияние фольклора, инонациональной литературы на становление бурятской поэзии изучено в работах А. И. Уланова, Ц.-А.Н. Дугарнимаева. По мнению JI.C. Дампиловой, национальную особенность современной бурятской поэзии, кроме мифологических, фольклорных традиций, составляет восточное мышление, которое восходит к шаманистской и буддийской философии4. Исследователь Е. Е. Балданмаксарова считает, что бурятская поэзия, связанная с национальными традициями, в большинстве.

1 Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М.: Худож. лит., 1986. — С. 542.

2 Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Общие вопросы: русский, болгарский, киргизский, грузинский, армянский. — М.: Сов. писатель, 1988. — 447 с.

3 Маковский М. M. Язык — миф-культура: символы жизни и жизнь символов. — М.: Русские словари, 1996. — 330 с.

4 Дампилова Л. С. Восточные художественные традиции в современной бурятской поэзии: автореф. дис.. канд. филол. наук. — Улан-Удэ, 1997. — С. 16. своем формируется под существенным воздействием русской, советской и восточной культур, которое способствует художественному многообразию бурятской поэзии1. В работе Т. М. Дугаржаповой «Поэтика Дондока Улзытуева» сделана попытка описания поэтики бурятского лирика, определения своеобразия художественно-изобразительных средств и приемов". Исследование творчества бурятских поэтов XX в. в контексте конфессиональных воззрений позволило Д. Ч. Дымбрыловой конкретизировать такие понятия, как «национально-эстетический идеал», «национально-художественная форма». Определению особенностей пространственно-временной организации стиха в творчестве JI. Тапхаева, национального своеобразия модели мира в его поэзии посвящено диссертационное исследование O.A. Шобоевой. Таким образом, многие исследователи внесли свой вклад в понимание проблемы создания национальной картины мира в бурятской лирике.

Объектом диссертационного исследования являются этнокультурные традиции в бурятской поэзии 1960;1980;х гг.

Предмет исследования — своеобразие культурных и этнопоэтических традиций в создании национальной картины мира в лирике Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева.

Цель диссертационной работы — выявление специфики взаимодействия культурных и этнопоэтических традиций в создании национальной картины мира в лирике Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева 19 601 980;е гг.

В соответствии с поставленной целью представляется необходимым решение следующих задач:

1) раскрыть особенности национальных образов в бурятской лирике 19 601 980;е гг.;

Балданмаксарова Е. Е. Бурятская поэзия: традиции и новаторство (1920;1980;е гг.). — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999. — 138 с.

2 Дугаржапова Т. М. Поэтика Дондока Улзытуева. — Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 2001. — 187 с.

2) определить основные культурные и этнопоэтические слагаемые поэтической модели Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева;

3) выявить особенности национального в лирике Д. Улзытуева;

4) определить образ национального человека в поэзии второй половины XX в., а также роль отдельных языковых и стиховедческих основ лирики Ц.-Д. Хамаева в создании национального человека.

Методологической и теоретической основой диссертации послужили труды М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, В. В. Виноградова, М. Л. Гаспарова, Г. Д. Гачева, Н. К. Гей, В. М. Жирмунского, В. В. Кожинова, Г. И. Ломидзе, А. Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, М. М. Маковского, Е. М. Мелетинского, A.A. Потебни, Г. Н. Поспелова, В. Д Сквозникова, Б. М. Томашевского, В. Н. Топорова и других.

В диссертации использованы также материалы исследований таких бурятских литературоведов, как Е. Е. Балданмаксарова, С. Ж. Балданов, С. И. Гармаева, Л. С. Дампилова, Т. М. Дугаржапова, В. Ц. Найдаков, Г. О. Туденов и другие.

Методы исследования: сравнительно-типологический, структурно-семантический, культурно-исторический.

Материалом диссертации послужили 11 поэтических сборников Д. Улзытуева на родном языке: «ГуурЬанай гурбан нюуса» («Три тайны пера», 1957), «Ая Ганга» (1961), «Хайранга» (1964), «Ьолонго» («Радуга», 1966), «Аадар» («Гроза», 1967), «Эрьесэ» («Круговорот», 1968), «Шуушы» («Козленок», 1969), «Сагай сууряан» («Эхо времени», 1970), «Ехэ дабаан» («Большой перевал», 1972), «Ая-гангын орон» («Страна ая-ганги», 1974), «Хухын дуунай уе» («Пора кукования кукушки», 1986) — 6 книг его стихов в переводах С. Куняева, Е. Евтушенко, В. Найдакова, М. Светлова, С. Чагдурова и других, а также поэтические сборники Ц.-Д. Хамаева «Дуушын сэдьхэл» («Душа поет», 1973), «МушэдЬее мушэдтэ» («От звезд к звездам"1, 2007) и стихотворения автора, опубликованные в периодической печати.

1 Подстрочный перевод здесь и далее, где не оговаривается имя переводчика, наш.

Материал 11 сборников стихов Д. Улзытуева и лирические произведения Ц.-Д. Хамаева для диссертационного исследования представлены в подстрочных переводах с бурятского языка автором данной диссертации, так как объема поэтического материала в переводах на русский язык было недостаточно.

Научная новизна работы. Данная тема диссертационного исследования не была предметом специального научного исследования. В диссертации впервые определяется содержательность национальной картины мира в бурятской поэзии, выявляется историческая и культурная обусловленность формирования отдельных поэтических образов, их поэтики и стилевых доминант в ней, также введены в научный оборот многие этнопоэтические образы и способы их художественного изображения в связи с народно-поэтическими, восточными и религиозными воззрениями бурята.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Основу целостности национальной картины мира Д. Улзытуева составляют две взаимосвязанные модели отражения — горизонтальная и вертикальная, в которых индивидуальная поэтическая мысль получает свое национальное и общечеловеческое выражение.

2. Традиционные образы мировой горы, мирового древа, дождя, тотемной птицы, небесных светил в вертикальном пространстве поэтического мира Д. Улзытуева, а также образ дороги и связанные с ней образы дома, вокзала, категория времени в горизонтальном пространстве в своем единстве создают сферическую сакральную идею круга, отражающую восточную и буддийскую ментальность автора.

3. В вертикальной и горизонтальной проекциях художественного пространства Ц.-Д. Хамаева точкой отсчета является человек, образ которого в поэзии формируется во многом под воздействием религиозных воззрений, натурфилософии, философских идей, близких В. Соловьеву, согласно которым окружающее представляется единством микрои макрокосма.

4. Языковые и стиховедческие аспекты при создании образа национального человека, используемые Д. Улзытуевым и Ц.-Д. Хамаевым, во многом отражают традиционные, народно-поэтические и религиозные взгляды авторов.

5. Национальная картина мира в бурятской поэзии, созданная взаимодействием культурных и этнопоэтических традиций, способна органично вписаться в общелитературный контекст.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней конкретизированы и впервые введены в научный оборот отдельные культурные и этнопоэтические традиции поэзии, а также понятие национальная картина мира в творчестве бурятских поэтов Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева.

Практическая значимость работы состоит в том, что систематизированный материал и результаты исследования расширяют возможности дальнейшего изучения особенностей национальной поэзии. Основные положения исследования могут быть использованы при чтении курсов лекций и практических занятий в высших учебных заведениях, школах, при создании истории бурятской литературы, пособий и рекомендаций по проблемам национальной литературы.

Апробация результатов работы:

Основные положения диссертационного исследования изложены в докладах на международных научных конференциях «Бурятский язык: исторические судьбы и современность» (Улан-Удэ, 2009), «Пространство национальной культуры: проблемы сохранения и трансформации» (Улан-Удэ, 2010), всероссийской научной конференции «Научное творчество молодежи» (Анжеро-Судженск, 2007).

По теме диссертации опубликовано 6 статей, в том числе 3 статьи в ведущих рецензируемых журналах: «Вестник Башкирского государственного университета» (Уфа, 2008), «Вестник Бурятского государственного университета» (Улан-Удэ, 2010), «Мир науки, культуры, образования» (Горно-Алтайск, 2010).

Соответствие диссертации паспорту научной специальности.

Диссертационная работа посвящена творчеству Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева, выявлению специфики взаимодействия культурных и этнопоэтических традиций в создании национальной картины мира в их поэзии. Полученные результаты соответствуют пункту 4 паспорта специальности 10.01.02 — литература народов Российской Федерации.

Структура и объем работы. Цели и задачи определили структуру диссертационной работы, которая состоит из введения, двух глав, заключения, приложения, списка литературы. Общий объем диссертации составляет 165 е., из них основного текста — 144 с. Список использованной литературы включает 223 наименования.

Заключение

.

В бурятской поэзии второй половины XX в. впервые получают широкое национальное художественное воплощение философские, этические и эстетические взгляды народа, выраженные в его художественной и культурной традиции. «Оттепель», 1960;1980;е годы, связанные с поэзией «шестидесятников», дали определенную свободу и национальному мышлению как способу самовыражения, самоидентификациивозможность создать собственную национальную картину мира, основанную на традиционном и художественном опыте в познании мира.

В это время заявляют о себе многие самобытные, талантливые поэты — Ц. Галсанов, Ц.-Д. Дондокова, Н. Дамдинов, Д. Дамбаев и другие поэты. На формирование творческого пути поэтов, помимо традиций русской поэтической культуры, оказывают воздействие этнонациональные и этнохудожественные традиции бурят, религиозные (шаманские и буддийские) воззрения народа. В контексте постоттепельной ситуации происходит развитие творчества бурятских поэтов Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева.

В бурятской литературе 1960;1980;е гг. художественная модель мира Д. Улзытуева обозначила новый этап становления и развития национальной поэзии. Опираясь на поэтические традиции русской литературы — А. Пушкина, Ф. Тютчева, С. Есенина и других лириков, Д. Улзытуев создает свой национальный художественный мир.

Как показало проведенное исследование, целостность национальной картины мира автора создается за счет соединения двух способов отражения — вертикального и горизонтального, при которых культурные и этнопоэтические традиции в осмыслении мировой горы, мирового древа, образа дождя, тотемной птицы, небесных светил, хронотопы дороги, дома, времен года получают национальное содержательное наполнение. В классической вертикальной направленности этих слагаемых координатом выступает национальное видение поэтом мира, в котором жизнь кочевого народа строилась по небу, солнцу, луне, звездам, имеющим для него сакральное содержание. Образы мирового древа, мировой горы, дождя, птиц, в особенности жаворонка в вертикали, выполняющие функцию медиатора, гармонизируют разнородные пространства, противоположные начала мироздания — Небо и Землю и реализуют идею круговорота, повторяемости, связанную с идеей Сансары в буддизме.

В горизонтальном пространстве Д. Улзытуева символ пути, приобретая значение неограниченного, разомкнутого пространства (степь), перерастает в бесконечность человеческого пути, т. е. вечность круговорота жизни, ее повторяемость во времени и пространстве. При этом в основе расширяющегося пространства от родного дома — малой родины к Вселенной, от умирания и до возрождения во времени также лежит идея круга, свидетельствующая о восточной ментальности автора.

С образом дороги тесно связан образ дома, в котором концентрируются многовековые традиции и устои и актуализируется пространственная оппозиция Восток — Запад. В ней «бесконечность», «беспредельность» пространства выражают глубину генетической связи с кочевым сознанием, а многолюдность и шум «кипящего центра» не позволяют лирическому герою в полной мере осознать себя частью Вселенной, что порождает его дисгармоничное состояние. Также в горизонтальном пространстве поэта особую значимость приобретает категория времени, которая является цикличной, поскольку исходит из образа жизни степняка, живущего по законам смены зимнего и летнего места кочевки, где движение времени отражает годовой круг. Характеризуясь количественным преобладанием «весенних» и «осенних» мотивов, категория времени выступая в образе времени-реки, отражает при этом национальное — величавость и неторопливость в проявлении себя и своих чувств.

В определении национальной картины поэтического мира Д. Улзытуева выявились вертикальная и горизонтальная модели отражения действительности, близкие представлениям о строении (модели) мира в его вертикали и горизонтали Ю. М. Лотмана, М. М. Бахтина, В. Н. Топорова, Г. Д. Гачева. При этом картина, созданная Д. Улзытуевым, наиболее близка мифопоэтической модели В. Н. Топорова, в основе которой лежит представление о мире, передающееся каждый раз через близкое, свое и узнаваемое (Мировая гора, Мировое древо, путь героя т.д.), и которая ярко проявляется в национальных литературах, в том числе в бурятской поэзии второй половины XX в. Таким образом, картина мира, будучи национально обоснованной, особенно в мифопоэтическом проявлении, оказалась способной вписаться в общелитературный контекст, говорящей об универсальности художественного сознания как такового.

Основу лирики Ц.-Д. Хамаева составляет натурфилософское направление. Поэт фокусирует внимание на единстве микрокосма и макрокосма — одной из основ натурфилософии, что позволяет включить человека в единое целое всего природного мира. Однако для Ц.-Д. Хамаева безграничная слиянность с другими, возможна лишь при условии появления чувства любви, которая, неся в себе активную жизненную энергию, помогает автору показать разнообразные возможности душевного порыва в человеке. Последние возвышают нравственное начало в личности, активизируя самоотверженность, самоуглубленность, полную самоотдачу человека, опирающиеся на буддийские представления о любви.

Раскрывая образ любимой, поэт наполняет ее характер национальной спецификой мироощущения. Подчеркивая не внешнюю красоту героини, а ее внутренние качества — нежность и доброту, поэт употребляет эпитет «дулаахан» — «теплый», а не «жаркий», «горячий», «обжигающий», который необходим ему для изображения способности лирической героини дарить именно тепло, согревающее все вокруг, как особенности характера восточной женщины.

Национальные традиции позволяют художнику актуализировать в своей поэзии идеал мужчины. Ц.-Д. Хамаеву важно подчеркнуть в своем лирическом герое характерное для представителя кочевой культуры стремление к движению, приносящее особое ощущение свободы и жизни. Да, кочевник (всадник) — это стремительный и напористый в движении, но у коня есть узда, сдерживающая и коня, и всадника, как возможность проявления смирения. В этом автор близок к фольклору: «Эрэ хунэй досоо, эмээлтэ хазаарта багтаха ёЬотой» / «В душе настоящего мужчины должен вместиться весь оседланный конь», когда образ кочевника (всадника), сливается с образом мужчины, способным держать в узде себя, свои страсти.

В лирике Ц.-Д. Хамаева неотъемлемой частью любви как основы жизни, счастливого бытия человека является образ матери, хранительницы семейного очага, который предстает у него в образе драгоценного камня, символизирующего ее человеческие качества и рассматриваемого, с одной стороны, как глыба, неизменность, с другой — как нечто вечное, незыблемое и необходимое.

Во многом раздумья Ц.-Д. Хамаева о сути Вселенной и человеческой г. жизни в ней тесно связаны с буддийским видением мира, в котором все одинаково достойны жизни и сострадания. В мире должна господствовать гармония, и человек, постигая эту гармонию, должен стать ее частью.

Средства образной выразительности бурятского языка Ц.-Д. Хамаева в специфических образах и деталях служат созданию картины национального мира, основанной на традициях бурятского этноса и его религиозных воззрениях. Поэт часто использует прием нагнетания, усиливая путем семантического изменения элементов градационного ряда какой-либо признак или действие, затем приводит его к завершению с помощью элемента, замыкающего тематический ряд. Причем этот элемент, обогащаясь за счет предшествующих, представляет собой уже более совершенную ступеньинтенсивность развития того или иного знака у поэта может быть представлена градационными рядами однокоренных слов: жэгууртэ, жэргэмэл, жэргэкээр. э/сэгтэ, жэгуурээ — унасшта (крылатые, жаворонок, щебетанье, необычайный, крылья — упасть). Так, яркий, необычайный талант друзей поэт сравнивает с даром певца степейжаворонком, который, достигая своего пика в полете, падает на землю. Пение высоко над землей делает его уязвимым, поскольку он может быть схвачен более сильными птицами — орлами, ястребами, поэтому жаворонку не удается иногда довести свою песнь до конца. В стихотворении ощущение трагедии снимается смысловым сочетанием «тэбэрин газар эхэеэ» (обняв грудь мать-земли своей). Земля, содержащая в себе семантику материнского начала в общечеловеческой традиции, принимает обратно детей в свое лоно, чтобы впоследствии вновь дать им жизнь. Данная тема близка многим бурятским поэтам — Д. Улзытуеву, Г. Раднаевой, Л. Тапхаеву, Б. Дугарову.

В своих лирических образах Ц.-Д. Хамаев раскрывает особенность национального мировосприятия, основанного на чувстве уважения к предкам, используя при этом лексический перенос как средство для '' акцентирования конкретного слова «хундэлхэ» (уважать), который тесно связан с еще одним приемом — языковым повтором. Слово повторяется для ' «» усиления эффекта выделения. Так, переносы в стихотворных строках и выделение слова в стихотворениях поэта актуализируют значимость всего поэтического контекста.

Различные явления стихосложения в поэзии Ц.-Д. Хамаевааллитерация, корневые повторы, паронимические соединения, анафорический и эпифорический звуковые комплексы свидетельствуют о разнообразном использовании возможностей бурятской поэтической системы в создании образа национального человека.

Человек как точка опоры в горизонтали и вертикали национальной картины мира Д. Улзытуева дополнен художественным моделированием Ц.-Д. Хамаева, его пониманием национального человека, языковыми и стиховедческими особенностями при создании его образа.

Таким образом, в лирике Д. Улзытуева и Ц.-Д. Хамаева в 1960;1980;е гг., отразившей специфику мировидения, основанного на особом взаимодействии культурных и этнопоэтических традиций, религиозных воззрениях народа (шаманистских и буддийских), была создана национальная картина мира.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Тексты1. На бурятском языке
  2. Л. Угай бэшэг: Поэмэ, шулэгууд. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1988.- 144 н.
  3. Д. ГуурЬанай гурбан нюуса. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1957.-36 н.
  4. Д. Ая ганга. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1961. — 103 н.
  5. Д. Хайранга. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1964. — 162 н.
  6. Д. Ьолонго. — Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1966. — 68 н.
  7. Д. Аадар. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1967. — 58 н.
  8. Д. Эрьесэ. — Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1968. 67 н.
  9. Д. Шуушы. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1969. — 27 н.
  10. Д. Сагай сууряан. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1970. — 108 н.
  11. Д. Ехэ дабаан. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1972. — 143 н.
  12. Д. Ая гангын орон. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1974. — 295 н.
  13. Д. Шэлэгдэмэл зохеолнууд: (шулэгууд, поэмэнууд). Улаан-Удэ: Священный Байкал, 1996. — 112 н.
  14. Хамаев Ц.-Д. Шулэгууд // Буряад унэн. 1987. — авг. 22. — Н. 9−11.
  15. Хамаев Ц.-Д. Шулэгууд // Буряад унэн. 1993. — окт. 6. — Н. 6.
  16. Хамаев Ц.-Д. Дуушын сэдьхэл. Улаан-Удэ: Буряад. ном. хэбл., 1973. -42 н.
  17. Хамаев Ц.-Д. МушэдЬее мушэдтэ. Улаан-Удэ: Буряад унэн, 2007. — 184 н.1. На русском языке
  18. Е. Собрание сочинений: в 3-х т. М.: Худож. лит., 1983. — Т. 1. -559 с.
  19. С. Полное собрание сочинений. М.: Олма-Пресс, 2004. — 800 с.
  20. Н. Стреноженные молнии: Стихи. Переводы. Проза. — М.: Галерея «Ханхалаев», 2003. — 308 с.
  21. А. Собрание сочинений в одном томе / сост. A.A. Саакянц. М.: Худож. лит., 1984. — 623 с.
  22. Г. Огонь в очаге: Поэма / пер. с бур. В. Евпатов. М.: Современник, 1986. — 142 с.
  23. Г. Белый месяц: Стихотворения. Поэмы / пер. с бур. Г. Раднаевой. М.: Совр. Россия, 1989. — 142 с.
  24. Г. Пробуждение. Поэма / пер. с бур. Г. Раднаевой. М.: Сов. писатель, 1990. — 187 с.
  25. Д. А. Млечный путь / пер. с бур. Е. Евтушенко. — М.: Сов. писатель, 1961. 108 с.
  26. Д. Олений рог / пер. с бур. С. Куняев. М.: Сов. писатель, 1965. — 130 с.
  27. Д. Библиотечка избранной лирики. М.: Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1964. — 30 с.
  28. Д. Большой перевал / пер. с бур. С. Куняева. М.: Сов. Россия, 1970.- 109 с.
  29. Д. Ая Ганга. М.: Современник, 1974. — 215 с.
  30. Д. Напев. М.: Современник, 1983. — 183 с.
  31. Хамаев Ц.-Д. Стихотворения / пер. не указан // Бичурский хлебороб. Бичура, 1975. 25 окт. — С. 3.
  32. Хамаев Ц.-Д. Стихотворения / пер. И. Дружинин // Сибирь. 1977. — № 5, -С. 31−32.
  33. М. Лирика. Ростов н/Д.: Феникс, 1995. — 509 с.
  34. Научные, критические и иные труды 1. Абаева Л. Л. Культ гор и буддизм в Бурятии: (Эволюция верований и культов селенгинских бурят). М.: Наука, 1992. — 139 с.
  35. А. В. Образ-символ «соловей» в русской поэзии XIX века. -Казань: Изд-во Казан, гос. ун-та, 2002. — 186 с.
  36. Г. Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М.: Высш. шк, 1990.- 166 с.
  37. Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. М.: Флинта: Наука, 2002. — 394 с.
  38. Т. А. Мотив тоонто в современной бурятской поэзии // Вестник Бурятского университета. Сер. 6. Филология. — Улан-Удэ, 2003. — С. 83−86.
  39. Аристотель. Об искусстве поэзии. — М.: Худож. лит., 1957. 183 с.
  40. Н. Д. Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного / сост. и отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2004. — 720 с.
  41. М. Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М.: Худож. лит., 1982. — 222 с.
  42. В. Д. Материальная и духовная культура бурят. — Улан-Удэ: Улзы, 2004.- 190 с.
  43. Д. Б.-Ц. Представление о небе в традиции народов Центральной и Восточной Азии // Гуманитарные исследования молодых ученых Бурятии / редкол. Т. Д. Скрынникова (отв. ред.) и др. — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2003. Вып. 2. — С. 7−12.
  44. Буддизм в контексте истории, идеологии и культуры Центральной и Восточной Азии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2003. — 192 с.
  45. Е. Е. Философская лирика Д. Улзытуева // Филологический сборник. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1998. — С. 58−62.
  46. Е. Е. Бурятская поэзия: традиции и новаторство (19 201 980-е г. г.). Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999. — 138 с.
  47. Е. Е. Мифо-ритуальные истоки бурятской поэзии // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. М., 2003. — № 1. — С. 45−46.
  48. А. А. Наш булжамур Дондок // Байкал. Улан-Удэ, 1979. — № 6. -С. 113−119.
  49. Д. Б. Собрание сочинений / отв. ред. и авт. биогр. очерка Д. Б. Улымжиев. 2-е изд., доп. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. — 239 с.
  50. Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. -615 с.
  51. Д. Б. Дерево в обряде испрашивания ребенка // материалы науч. конф. «Цыбиковские чтения 7». — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1998.-С. 102.
  52. М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Худож. лит. 1979. -240 с.
  53. М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4. — М.: Худож. лит., 1979.- 318 с.
  54. В. Г. Разделение поэзии на роды и виды. ПСС. М.: Худож. лит., 1964.-Т.5.-405 с.
  55. А. Пушкин, Тютчев, Баратынский в зрительном восприятии природы // Семиотика: антология. М., 2001. — С. 480−485.
  56. В. В. Лирика и время. М.-Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1964. -130 с.
  57. Буряты (народы и культура) / отв. ред. Л. Л. Абаева, Н. Л. Жуковская. М.: Наука, 2004. — 633 с.
  58. Л. Родной язык и формирование духа. — М.: УРСС Эдиториал, 2004. 232 с.
  59. А. Н. Историческая поэтика. М.: Едиториал УРСС, 2004. — 650 с.
  60. В. И. Живое вещество и биосфера. М.: Наука, 1994. — 672 с.
  61. В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М.: Изд-во АН СССР, 1963.-250 с.
  62. Г. О. Понятие поэтического языка // Избранные работы по русскому языку. М.: Наука, 1959. — С. 392−393.
  63. Л. Философские работы / пер. с нем. М. С. Козловой, Ю. А. Асеевой. М.: Гнозис, 1994. — 612 с.
  64. . Я. Чингисхан. СПб.: Славил, 2000. — 143 с.
  65. Г. Р. Культ огня у монголов // Исследования по истории и филологии Центральной Азии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1976. — С. 149−153.
  66. Г. Р. Ритуал шаманского посвящения и культ дерева в бурятском шаманизме // Центральный Азиатский шаманизм: философские, исторические, религиозные аспекты (материалы междунар. науч. симп.). -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1996. С. 103.
  67. С. И. Типология художественных традиций в прозе Бурятии XXвека. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1997. — 170 с.
  68. С. И. Новое исследование о бурятском стихе // Вестник Бурятского университета. Сер. 6. Филология. Улан-Удэ, 2003. — Вып. 6. -С. 157−158.
  69. . М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Наука, 1996. — 352 с.
  70. М. Л. Художественный мир М. Кузьмина. М.: Наука, 1997. -133 с.
  71. Г. Д. Национальные образы мира. Общие вопросы: русский, болгарский, киргизский, грузинскии, армянский. — М.: Сов. писатель, 1988. 447 с.
  72. Г. Д. Наука и национальные культуры : Гуманитарные комментарии к естествознанию. Ростов н/Д.: Феникс, 1992. — 316 с.
  73. Г. Д. Национальные образы мира. Евразия космос кочевника, земледельца, горца. — М.: Институт ДИ-ДИК, 1999. -368 с.
  74. Г. Д. Миф. Национальный. Индивидуальный: опыт экзистенциальной культурологии // Миф в культуре: человек — не-человек. — М., 2000.-С. 46−52.
  75. Г. Д. Космо Психо — Логос. Национальные образы мира. — М.: Академ, проект, 2007. — 511 с.
  76. К. М. Связанные деревья: контаминация разновременных обрядовых традиций // Вопросы методологии исследования культуры Центральной Азии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. — С. 109−121.
  77. Л. К. Монгольское стихосложение: Опыт эксперим.-фонет. исследования. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. — 127 с.
  78. Л. Я. О лирике. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1974. -180 с.
  79. Гладких 3. И. Национальный образ мира и художественное образование // Искусство и образование. М., 2004. — № 1. — С. 11−23.
  80. . П. Стихотворная речь: Методология изучения. Становление. Художественная функция. М.: ИМЛИ РАН: Наследие, 1999. — 344 с.
  81. А. Е. Три судьбы: Ф. Тютчев, А. Сухово-Кобылин, И. Бунин. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1976. — 89 с.
  82. И. Л. Лирическая поэзия. М.: Наука, 1965. — 160 с.
  83. Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Айрис-пресс, 2008. -560 с.
  84. А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. -318с.
  85. В. Д. Рождение стиха. М.: Наука, 1984. — 368 с.
  86. Далай-лама XIV. Буддийская практика: путь к жизни полной смысла. — М.: София, 2006.-208 с.
  87. В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. — М.: Рус. яз., 1998. -Т. 1.-699 с.
  88. Л. С., Цыренова М. Ц. Современная бурятская поэзия: учеб. пособ. Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1998. — 124 с.
  89. Л. С. Восточные художественные традиции в современной бурятской поэзии: дисс. .канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2000. — 135 с.
  90. Л. С., Цыренова М. Ц. Основные тенденции в развитии современной бурятской поэзии: учеб. пособ. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2000. — 144 с.
  91. Л. С. Время как мифологический код в лирике Н. Нимбуева // Россия Азия: проблемы интерпретации текстов русской и восточной культур: материалы междунар. науч. конф. (1 -5 июля 2002 г.). — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2002. — С. 56−58.
  92. Л. С. Символика кочевого пространства в поэзии Баира Дугарова. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. — 160 с.
  93. . С. Певчая птица страны Ая-ганга (образ жаворонка в лирике Д. Улзытуева) // Байкальские встречи 3: Культура народов Сибири: материалы III Междунар. науч. симп. 13−15 июня 2001 г. — Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2001. — Т. 2. — С. 214−218.
  94. Т. М. Дондок Улзытуев // Портреты писателей Бурятии. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. С. 105−112.
  95. Т. М. Философское осмысление природы в лирике Д. Улзытуева // Байкальские встречи-Ш: Культуры народов Сибири. — С. 235 247.
  96. Т. М. Поэтика Дондока Улзытуева. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 2001.-187 с.
  97. Т. М. Поэтика бурятского стиха. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2002.- 180 с.
  98. Д. Ч. Религиозные воззрения в бурятской поэзии XX века: дисс. .канд. филол. наук. — Улан-Удэ, 2000. — 146 с.
  99. Д. Табун кони — конь: к проблеме национально-языкового «видения» // Русская речь. — 1998. — № 6. — С. 67−69.
  100. Жимбиев Ц-Ж. А. Из древней истории хори-бурят // Народы Бурятии в составе России от противостояния к согласию (300 лет указу Петра I). — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. — Ч.1.- С. 26−29.
  101. В. М. Теория стиха. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1975.-201 с.
  102. В. М. Поэтика русской поэзии. СПб.: Азбука — классика, 2001.-496 с.
  103. Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, 1988. — 194 с.
  104. А. П. Звук и смысл. М.: Просвещение, 1991. — 155 с.
  105. Л. В. Потенциальные свойства языка в поэтической речи Марины Цветаевой. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1987. — 87 с.
  106. К. Д. Поэтический космос. — М.: Сов. писатель, 1989. — 478 с.
  107. X. Э. Словарь символов. М.: КЕБЬ-ВООК, 1994. — 608 с.
  108. Юб.Киндикова Н. М. Традиции и новаторство современной алтайской лирической поэзии: автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1987. — 19 с.
  109. И. М. Грамматика описания пространства // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. — С. 153 162.
  110. В. В. Как пишут стихи. М.: Алгоритм, 1970. — 150 с.
  111. П.Коржавин Н. В соблазнах кровавой эпохи // Новый мир. М., 1993. — № 11.-С. 76.
  112. . О. Лирика и реализм. Иркутск: Изд-во Ирк. ун-та, 1976. — 96 с.
  113. Н. А. Структурно-смысловой анализ художественного произведения. Свердловск: Изд-во Уральск, гос. ун-та, 1981.-92 с':
  114. Д. С. История и современность. Кызыл: Тувин. кн. изд-во, 2002. — 142 с.
  115. . А. Эстетика слова и язык писателя. — Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1974. 286 с.
  116. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Терра — Книжный клуб, Республика, 1999. — 384 с.
  117. Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Языки русской культуры, 1998. — 824 с.
  118. Ю. И. О некоторых чертах плана содержания в поэтических текстах // Структурная типология языков. М.: Наука, 1966. — С. 199−215.
  119. А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М.: Искусство, 1976. 367 с.
  120. А. Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. — 479 с.
  121. А. В. Соловьев и его время. М.: Прогресс, 1990. — 720 с.
  122. Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. -383 с.
  123. Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. — Л.: Просвещение. Ленингр. отд-ние, 1972. -271 с.
  124. Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. -М.: Просвещение, 1988. С. 325−348
  125. М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманитар, изд. центр «Владос», 1996. -416 с.
  126. М. М. Язык миф-культура: символы жизни и жизнь символов. — М.: Изд-во «Русские словари», 1996. — 330 с.
  127. Е. М. Поэтика мифа / 4-е изд., репр. М.: Вост. лит., 2006. -407 с.
  128. А. А. Поэты и поэзия: Портреты и проблемы. Тенденции развития современной поэзии. -М.: Просвещение, 1970. 153 с.
  129. А. А. Тайны поэзии: Книга критических эссе. М.: Современник, 1980.— 335 с.
  130. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. -М.: Сов. Энциклопедия, 1992. -Т. 2.-719 с.
  131. В. В. Проблемы художественных традиций в современной лирической поэзии (50−60 г. г.). М.: Высш. шк., 2001. — 310 с.
  132. В. Ц. Непроторенными путями. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1984.-222 с.
  133. О. В. Национальная картина мира в прозе Сибири // Россия Азия: проблемы интерпретации текстов русской и восточной культур: материалы междунар. науч. конф. (1−5 июля 2002 г.). — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2002.-С. 142−143.
  134. С. И. Словарь русского языка. М.: Рус. яз., 1989. — 748 с.
  135. Т. Н. Медитативная лирика в советской поэзии 60−70-х г.г.: автореф. дисс.. канд. филол. наук. -М., 1983. 25 с.
  136. Н. В. Словарь поэтических образов. — М.: Эдиториал УРСС, 2002.-Т. 1.-508 с.
  137. А. К. Поэзия семидесятых // Земли моей молодые голоса. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1981, С. 65−79.
  138. М. А. Вопросы поэтики и художественной семантики. — М.: Сов. писатель, 1986. 480 с.
  139. Г. Н. Вопросы методологии и поэтики. М.: Изд-во Моск. унта, 1983.-336 с.
  140. Поэтика художественного произведения // Межвузовский научный сборник. Уфа: Изд-во Башк. гос. ун-та, 1983. — 168 с.
  141. А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. — 614 с.
  142. В. П. Российского отечества поэт (Е.А. Евтушенко: 1965 1995 г. г.). — Абакан: Изд-во Хакас, ун-та им. Н. Ф. Катанова, 1996. — 344 с.
  143. В. Я. Морфология сказки. М.: Наука, 1969. — 168 с.
  144. В. Я. Исторические корни волшебной сказки. — М.: Лабиринт, 2000. -333 с.
  145. М. Р. Концептуальная структура текста. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. 240 с.
  146. М. М. О некоторых национально маркированных концептах I испанской истории и культуры // Вестник Московского университета. Сер.
  147. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2004. — № 4. — С. 96−108.
  148. Л. Л. Архаические истоки культа священных гор у монгольских народов // VI Международный конгресс монголоведов. М.: Наука, 1992. -С. 169.
  149. В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири. -Екатеринбург: Изд-во Уральск, ун-та, 2000. 156 с.
  150. Э. Г. Концепция мира и человека в бурятском романе 19 601 970-х гг. дисс.. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2004. — 153 с.
  151. Т. И. Заметки о лирике. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1977.-260 с.
  152. Л. Г. К характеристике пространственного мышления монголов (по материалам обрядового фольклора) // Этническая культура: история и современность (Сибирь: этносы и культуры).- Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2002. Вып. 7. — С. 82−91.к
  153. Т. Д., Батомункуев С. Д., Варнавский П. К. Бурятская этничность в контексте социокультурной модернизации (советский период). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. — 216 с.
  154. И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. -М.: Наука, 1977.-203 с.
  155. А. Родом из Шибертуя: К 60-летию со дня рожденя Ц.-Д. Хамаева // Бурятия. Бурятия. 1997. — 19 марта. — С. 3.
  156. М. М. Семантика двери и околодверного пространства традиционного жилища монголоязычных народов юрты // Этническая культура: история и современность (Сибирь: этносы и культуры).- Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2002. — Вып. 7. — С. 107−124.
  157. М. М. Символизм вертикальной структуры традиционного жилища бурят // Мир Центральной Азии. Т. III: Культурология. Философия. Источниковедение: материалы междунар. науч. конф. — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2002. С. 75−78.
  158. В. С. Смысл любви. Русский эрос или философия любви в России. -М.: Прогресс, 1991. -290 с.
  159. В. С. Чтение о богочеловечестве. — СПб.: Азбука, 2000. 384 с.
  160. Ф. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. — 695 с.
  161. Н. Д., Тюпа В. И., Бройтман С. Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. М.: Изд. центр «Академия», 2004. — 512 с.
  162. JI. И. Слово о стихе. М.: Сов. писатель, 1987. — 470 с.
  163. . М. Стих и язык. СПб.: Образование, 1996. — 180 с.
  164. В. Н. Модель мира (мифопоэтическая) // Мифы народов мира: Энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1980. — Т. 2. — С. 161−166.
  165. В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983.-227−284.
  166. В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического. М.: «Прогресс», «Культура», 1995. — 624 с.
  167. Д. Словарь символов. М.: Фаир — Пресс, 2001. — 448 с.
  168. Г. О. Бурятское стихосложение. — Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958.- 163 с.
  169. Г. О. Влияние русской поэзии на бурятскую // Труды БКНИИ.-Улан-Удэ, 1959. -Вып. I. С. 120−124.
  170. Ю. Н. Проблема стихотворного языка. — М.: Сов. писатель, 1965. -304 с.
  171. . А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. — 352 с.
  172. П. А. Сочинение: В 2 т.: М.: Мысль, 1990. — Т. 1.: Столп и утверждение истины: В 2 ч. — Ч. 1.: I-XVI. — 490 с.
  173. В. И. Кто погиб здесь? Умер! Уж не я ли сам? (Смерть и жизнь в «зимнем» цикле С. Есенина) // Тема смерти в лирических циклах русских поэтов XX века (С. Есенин, М. Цветаева, А. Ахматова). — Грозный, 1990. — 123 с.
  174. JI. Ц. Национальная картина мира в прозе Ч. Цыдендамбаева. -Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2010. 130 с.
  175. M. М. Бурятская поэзия. — Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. унта, 1998.- 158 с.
  176. М. Б. Горизонты художественного образа. М.: Худож. лит., 1986.-439 с.
  177. М. Б. Художественное творчество, действительность, человек. М.: Сов. писатель, 1978. — 416 с.
  178. Т. В. Лингвистические основы балканской модели мира. М.: Наука, 1990.-203 с.
  179. Т. В. Движение и путь в балканской модели мира. Исследование по структуре текста. М.: Изд-во «Индрик», 1999. — 279 с.
  180. К. М. Бурятско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1973. — 804 с.
  181. Л. О. Смысловая структура художественного текста и принципы ее моделирования // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста: сб. ст., посвящ. юбилею Г. А. Золотовой. — М.: Едиториал УРСС, 2002.-С. 449−461.
  182. Н. О. Мифы бурят. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1980. — 167 с.
  183. О. А. Этнокультурное своеобразие концептов «пространство» и «время» в поэзии Л.Д. Тапхаева: автореф. дисс.. канд. филол. наук. -Улан-Удэ, 2007. 25 с.
  184. М. К. Жанровое развитие бурятской лирической поэзии 60−80-е г.г.: дисс. .канд.филол.наук. Улан-Удэ, 1997. — 152 с.
  185. . Н. О прозе. О поэзии. Л.: Худож. лит., 1986. — 453 с.
  186. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М.: Локид- Миф, 2000. — 576-с.
  187. М. Н. Парадоксы новизны. М.: Сов. писатель, 1988. — 414 с.
  188. М. Н. Природа, мир, тайник вселенной новизны: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высш. шк., 1990. — 302 с.
  189. Юнг К. Г. Психология бессознательного. М.: Аст: Канон + Реабилитация, 2001.-400 с.
  190. Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. СПб.: Питер, 2002, — 352 с.
  191. Р. О. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. — 460 с.
  192. В. Н. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Науч. изд-во: Большая российская энциклопедия, 2002. — 709 с. 1. Электронный ресурс
  193. В. Е. Биоксенофобия народных воззрений в отношении диких животных и растений // режим доступа / www.ecoethics.ru/old/m4.08/gj2548doc
  194. Еше Лодой Ринпоче. Разъяснение символа «Колесо Сансары» // режим доступа / www.thanka.ru/history/hr ко1езо/Мт1
  195. М. Ц. Картина мира кочевника по стихотворению Н.Нимбуева // режим доступа / штЬиеу.Ьшуаиа.ог^пат2Ы1/агйЫе.рЬр?У1еу=9
Заполнить форму текущей работой