Особенности социальных неравенств

Содержание Введение Глава 1. История теорий социального неравенства

1.1 Понятие неравенства

1.2 Истоки социального неравенства Глава 2. Сущность социального неравенства

2.1 Сущность социального неравенства и его причины

2.2 Социальная дифференциация и социальное неравенство

2.3 Социальное неравенство в политическом измерении Заключение Список литературы социальный неравенство политический правление

Введение

Неравенство — это критерий, при помощи которого можно разместить одни группы выше или ниже других. И социальная структура превращается в социальную стратификациюсовокупность расположенных в вертикальном порядке социальных слоев.

Под неравенством понимается неодинаковый доступ больших социальных групп людей (страт, слоев, сословий, каст, классов) к экономическим ресурсам, социальным благам и политической власти. Неравенство существует во всех обществах. Для измерения неравенства используют два показателя — богатство (запас активов) и доход (поток денежных поступлений в единицу времени). Социальное неравенство — результат неравного распределения экономических благ. В 1972 г. в Англии 20% самых богатых и зажиточных англичан владели 82% богатства, а на долю оставшихся 80% приходилось 18%. Со временем подобная тенденция мало изменилась, поскольку не изменился экономический строй общества. Межстрановый анализ, выраженный в децильных коэффициентах, показал, что в современной России уровень неравенства находится на отметке 12−13 (в СССР он не превышал 5, в Швеции — 6). Это наглядно свидетельствует об углубляющемся разрыве между тонким слоем богатых и нищающим большинством общества.

Социологи доказали, что разные группы населения имеют неравные жизненные шансы. Они покупают разное количество и разного качества продукты питания, одежду, жилье и т. д. Люди, имеющие больше денег, лучше питаются, живут в более комфортных домах, предпочитают личный автомобиль общественному транспорту, могут позволить себе дорогой отдых и т. д. Но кроме явных экономических преимуществ зажиточные слои имеют скрытые привилегии. У бедных короче жизнь (даже если они пользуются всеми благами медицины), менее образованные дети (даже если они ходят в те же самые общественные школы) и т. д.

Однако социальное неравенство может быть выражено в терминах не только классовой, но гендерной и расовой стратификации. При равных доходах дети черных и цветных родителей могут иметь худшие жизненные шансы, чем дети белых.

Если общество ограничивает доступ к получению престижного образования или качественному медицинскому обслуживанию только потому, что у человека нет или очень мало денег, то такой порядок вещей расценивается как социальная несправедливость. Как правило, три понятия — неравенство, равенство и справедливость — анализируются в тесной связи друг с другом. Молодые революционеры в 1917 г. хотели утвердить на одной шестой части суши социальную справедливость, для чего стремились уничтожить социальное неравенство и всех людей сделать равными. Но оказалось, что достичь идеала совсем непросто. Если два человека вносят разный трудовой вклад в процветание общества, то их равный доход будет оценен одним из них как несправедливая оценка его заслуг. Социализм так и не смог утвердить устраивающее все слои населения справедливое общество. Правящий класс располагал большим количеством благ и лучшими жизненными шансами. Именно скрывавшаяся внутри него социальная несправедливость и социальное неравенство погубили этот прекрасный по своей идее общественный строй.

Равенство имеет три значения: 1) равенство перед законом, легальное (формальное) равенство — выражается в равенстве всех граждан перед законом (это относительно новое понимание равенства, появившееся в Западной Европе в ХVII-ХVIII веках); 2) равенство возможностей — каждый имеет одинаковые шансы добиться в жизни всего, чего заслужил благодаря своим достоинствам и способностям (с этим связана проблема социальной мобильности, неосуществившихся желаний, неудачного стечения обстоятельств, помешавших реализоваться, недооценки заслуг и непризнания, неравного жизненного старта); 3) равенство результатов — каждый должен иметь одинаковые стартовые возможности независимо от таланта, усилий и способностей (идеальным воплощением такого равенства является социализм).

Цель исследования — изучить особенности социальных неравенств Объект исследования — социальные неравенства Предмет исследования — изучить причины и последствия социальных неравенств Задачи исследования:

1. Рассмотреть историю теорий социального неравенства

2. Раскрыть истоки социального неравенства

3. Выявить сущность социального неравенства и его причины

4. Изучить социальную дифференциацию и социальное неравенство

5. Описать социальное неравенство в политическом измерении

Глава 1. История теорий социального неравенства

1.1 Понятие неравенства Неравенство характеризует неравномерное распределение дефицитных ресурсов общества — денег, власти, образования и престижа — между различными стратами или слоями населения. На шкале неравенства на верхней позиции окажутся богатые, а на нижней бедные.

Если богатство — признак высшего класса, то доход — поток денежных поступлений за определенный календарный период, скажем, за месяц или год — характеризует все слои общества. Доходом называют любую сумму денег, полученных в виде зарплаты, пенсий, ренты, пособий, алиментов, гонораров и т. д. Даже милостыня нищих, добытая путем попрошайничества и выраженная в денежном исчислении, представляет разновидность дохода.

Напротив, заработную плату получают лишь те, кто занят в общественном производстве и относится к наемной рабочей силе. Богачи, как и все собственники, не входят в число наемных работников. Исключение представляют мелкие собственники, относящиеся к так называемым самонанятым. В семейном ресторане или отеле глава фирмы — одновременно собственник и наемный работник. Он трудится наравне со всем персоналом, но трудится на себя, получая зарплату и часть прибыли. К наемным работникам не относятся также нищие. Они не заняты в общественном производстве. Официальная статистика США и некоторых других стран не включает нищих в число категорий населения, получающих доход. Почему?

Дело в том, что наряду с широким пониманием дохода существует узкое. В статистическом смысле доходом считается та сумма денег, которую люди зарабатывают благодаря принадлежности к определенной профессии (виду занятия) либо благодаря узаконенному распоряжению собственностью. Однако нищие, даже если они регулярно зарабатывают на жизнь попрошайничеством, никаких ценных услуг обществу не оказывают. А статистика учитывает лишь те источники дохода, которые связаны с оказанием ценных, общественно значимых услуг либо с производством товаров. Нищих включают в состав так называемого андеркласса, т. е. буквально не-класса, или слоя, стоящего ниже всех классов. Таким образом, нищие выпадают из официальной пирамиды доходов.

Сущность социального неравенства заключается в неодинаковом доступе различных категорий населения к социально значимым благам, дефицитным ресурсам, ликвидным ценностям. Сущность экономического неравенства состоит в том, что узкий слой общества владеет большей частью национального богатства. Доходы большинства могут распределяться по-разному. Скажем, в США уровень доходов большинства позволяет говорить о наличии многочисленного <�среднего> класса, тогда как в России уровень доходов большинства населения зачастую ниже прожиточного минимума. Соответственно пирамиду доходов, их распределение между группами населения, иными словами неравенство, можно изобразить в первом случае в виде ромба, а во втором — конуса. В итоге мы получим профиль стратификации, или профиль неравенства.

1.2 Истоки социального неравенства Социальное неравенство существовало на протяжении практически всей разумной истории человечества.

Несмотря на то что во все века неравенство осуждалось, подвергалось уничтожающей критике и никогда не вызывало симпатий у членов общества, люди в ходе исторической практики с поразительным упорством сопротивлялись созданию «совершенных» обществ, основанных на социальном равенстве и отсутствии угнетения и принижения одних социальных групп другими.

При этом члены общества постоянно создавали новые виды иерархических социальных структур, основанных на неравенстве.

Истоки социального неравенства многие современные исследователи видят в природных различиях людей по физическим данным, личностным качествам, внутренней энергии, а также по силе мотивации, направленной на удовлетворение наиболее значимых, насущных потребностей. Первоначально возникающее неравенство обычно крайне неустойчиво и не приводит к закреплению социальных статусов. Именно такое неравенство наблюдалось в раннее средневековье, на закате античного мира, когда практически все вожди варварских племен избирались соплеменниками и обладали среди них большой властью. Относительно примитивная культура не создает социальных норм относительно жесткого закрепления отношений неравенства. Следующим этапом формирования отношений неравенства является закрепление существующего положения, которое складывается в некоторый момент в ходе обмена. Ранговые параметры представляют собой ни что иное, как характеристики социальных структур, основанных на неравенстве. Статусные профили являются характеристиками неравенства.

Большинство исследователей полагают, что социальная стратификация — иерархически организованная структура социального неравенства, которая существует в определенном обществе, в определенный исторический отрезок времени. Иерархически организованную структуру социального неравенства можно представить себе в виде разделения всего общества на страты (это слово происходит от латинского stratum — слой, настил).

1 — общество с очень высоким уровнем неравенства;

2 — общество со средним уровнем неравенства;

3 — общество с низким уровнем неравенства Таким образом, с точки зрения функционалистской теории Дэви-са и Мура, неравенство и статусное распределение в обществе основаны на функциональной значимости данного статуса, требованиях к исполнению роли и трудности заполнения социального статуса, функционально необходимого для общества.

Глава 2. Сущность социального неравенства

2.1 Сущность социального неравенства и его причины Разнообразие отношений ролей, позиций приводят к различиям между людьми в каждом конкретном обществе. Проблема сводится к тому, чтобы каким — то образом упорядочить эти отношения между категориями людей, различающихся во многих аспектах.

Что же такое неравенство? В самом общем виде неравенство означает, что люди живут в условиях, при которых они имеют неравный доступ к ограниченным ресурсам материального и духовного потребления.

Для описания системы неравенства между группами людей в социологии широко применяют понятие «социальной стратификации». При рассмотрении проблемы социального неравенства вполне оправдано исходить из теории социально — экономической неоднородности труда. Выполняя качественно неравные виды труда, в разной степени удовлетворяя общественные потребности, люди иногда оказываются заняты экономически неоднородным трудом, ибо такие виды труда имеют разную оценку их общественной полезности. Именно социально — экономическая неоднородность труда не только следствие, но и причина присвоения одними людьми власти, собственности, престижа и отсутствия всех этих знаков продвинутости в общественной иерархии у других.

Каждая из групп вырабатывает свои ценности и нормы и опираются на них, если они размещаются по иерархическому принципу, то они являются социальными слоями. В социальной стратификации имеет тенденцию наследование позиций. Действие принципа наследования позиций приводит к тому, что далеко не все способные и образованные индивиды имеют равные шансы занять властные, обладающие высокими принципами и хорошо оплачиваемые позиции. Здесь действуют два механизма селекции: неравный доступ к подлинно качественному образованию; неодинаковые возможности получения позиций в равной степени подготовленными индивидами.

Социальная стратификация обладает традиционным характером. Поскольку при исторической подвижности формы ее сущность, то есть неравенство положения разных групп людей, сохраняется на протяжении всей истории цивилизации. Даже в примитивных обществах возраст и пол в сочетании с физической силой был важным критерием стратификации. Учитывая неудовлетворенность членов общества существующей системой распределения власти, собственности и условий индивидуального развития, все же нужно иметь в виду универсальность неравенства людей.

Стратификация, как и любая другая наука имеет свои формы. До сих пор мы говорили о неравенстве без учета его формы, Между тем от формы зависит и интенсивность стратификации. Теоретические возможности здесь колеблются от такой крайности, когда любому статусу приписывается одинаковое количество и того и другого и третьего. Крайних форм стратификации не было ни в одном историческом объекте. Сопоставим ситуацию, когда в обществе многочисленны социальные слои, социальная дистанция между которыми невелика, уровень мобильности высок, низшие слои составляют меньшинство членов общества, быстрый технологический рост постоянно повышает «планку» содержательного труда на нижних ярусах производственных позиций, социальная защищенность слабых, помимо прочего, гарантирует сильным и продвинутым спокойствие и реализацию потенций.

Трудно отрицать, что такое общество, такое межслоевое взаимодействие скорее по своему идеальная модель, чем обыденная реальность. Большинство современных обществ далеки от этой модели. Или присущи концентрация власти и ресурсов у численно небольшой элиты. Концентрация у элиты таких статусных атрибутов как власть, собственность и образование препятствует социальному взаимодействию между элитой и другими стратами, приводит к чрезмерной социальной дистанции между нею и большинством, Это означает, что средний класс немногочислен и верх лишен связи с остальными группами.

Очевидно, что такой социальный порядок способствует разрушительным конфликтам. Измерение неравенства. Если богатство — признак высшего класса, то доход — поток денежных поступлений за определенный календарный период, скажем, за месяц или год — характеризует все слои общества. Доходом называют любую сумму денег, полученных в виде зарплаты, пенсий, ренты, пособий, алиментов, гонораров и т. д. Даже милостыня нищих, добытая путем попрошайничества и выраженная в виде денег, представляет разновидность дохода.

Напротив, заработная плата характеризует не все слои населения, а лишь те, что заняты в общественном производстве и относятся к наемной рабочей силе. Богачи, как и все собственники, не входят в число наемных работников. Исключение представляют мелкие собственники, относимые к так называемым самонанятым. В семейном ресторане или отеле глава фирмы — одновременно собственник и наемный работник. Он трудится наравне со всем персоналом, но в отличие от них он не работает на другого. Он трудится на себя, получая зарплату и часть прибыли. К наемным работникам не относятся также нищие. Они не заняты в общественном производстве. Официальная статистика США и некоторых других стран не включает нищих в число категорий населения, получающих доход. Почему?

Дело в том, что наряду с широким пониманием дохода существует узкое. В статистическом смысле доходом считается та сумма денег, которую люди зарабатывают благодаря принадлежности к определенной профессии (виду занятия) либо благодаря узаконенному распоряжению собственностью. Однако у нищих ничего подобного нет. Нищие, даже если они регулярно зарабатывают на жизнь попрошайничеством, никаких ценных услуг обществу не оказывают. А статистика учитывает лишь те источники дохода, которые связаны с оказанием ценных, общественно значимых услуг либо производством товаров. Нищих включают в состав так называемого андеркласса, т. е. буквально не-класса, или слоя, стоящего ниже всех классов. Таким образом, нищие, выпадающие из официальной пирамиды доходов, уподоблены касте неприкасаемых в Индии, которая стоит официальной кастовой системы.

2.2 Социальная дифференциация и социальное неравенство Даже поверхностный взгляд на окружающих нас людей дает основания поговорить об их несхожести. Люди различаются по полу, возрасту, темпераменту, росту, цвету волос, по уровню интеллекта и многим другим признакам. Природа наделила одного музыкальными способностями, другого силой, третьего красотой, а кому-то уготовила судьбу немощного инвалида. Различия между людьми, обусловленные их физиологическими и психическими особенностями, называются естественными или естественной дифференциацией.

Естественные различия далеко не безобидны, они могут стать основой для появления неравных отношений между индивидами. Сильные принуждают слабых, хитрые одерживают победу над простаками. Красивая женщина всегда имеет преимущество по сравнению с остальными, ей многое прощается, а выполнение ее желаний становится для многих мужчин добровольной обязанностью. Неравенство, вытекающее из естественных различий, является первой формой неравенства, в том или ином виде проявляющемся и у некоторых видов животных. Однако главной чертой человеческого общества является социальное неравенство, неразрывно связанное с социальными различиями, социальной дифференциацией.

Социальными называются те различия, которые порождены социальными факторами: разделением труда (работники умственного и физического труда), укладом жизни (городское и сельское население), социальными ролями (отец, врач, политический деятель) и т. д. Социальные различия могут накладываться на естественные, когда к примеру, ученым становится умный, талантливый человек, но могут и не пересекаться. Увы, нередки случаи, когда в ученые мужи пролезает бездарность, когда физически слабые люди обретают силу благодаря оружию.

Говоря о социальных различиях, мы как бы воспроизводим многоцветную картину социальной жизни, не отдавая предпочтения какому-либо цвету. Однако общество не только крайне дифференцировано и состоит из множества социальных групп, классов, общностей, но и иерархизировано: в нем всегда одни слои обладают большей властью, большим богатством, имеют ряд явных преимуществ и привилегий по сравнению с другими. «Что позволено Юпитеру — не позволено быку» , — говорили древние, емко, афористично выражая иерархическую сущность общества.

Может ли существовать общество без социального неравенства? Этот вопрос занимал многих мыслителей. Слишком много несправедливостей в нашу жизнь вносило и вносит социальное неравенство: недалекий человек с примитивным умом может оказаться на вершине социальной лестницы, а другой, трудолюбивый, одаренный, всю жизнь довольствоваться минимумом материальных благ и постоянно испытывать пренебрежительное к себе отношение. Из осознания вопиющей несправедливости окружающего мира рождались представления и мифы об ушедшем «золотом веке», когда все были равны, возникали утопические мечтания о создании общества равных возможностей и полного социального равенства.

Видимо, чтобы ответить на поставленный вопрос, надо разобраться в причинах, порождающих неодинаковое положение людей в обществе. В социологии не существует единого универсального объяснения указанного явления. Различные научно-методологические школы и направления интерпретируют его по-разному. Выделим наиболее интересные, заслуживающие внимания подходы.

Функционализм объясняет неравенство, исходя из дифференциации социальных функций, выполняемых различными слоями, классами, общностями. Функционирование, развитие общества возможно только благодаря разделению труда, когда каждая социальная группа осуществляет решение соответствующих жизненно важных для всей целостности задач: одни занимаются производством материальных благ, другие создают духовные ценности, третьи управляют и т. п. Для нормальной жизнедеятельности общества необходимо оптимальное сочетание всех видов человеческой деятельности, но некоторые из них, с позиции этого организма, являются более важными, другие менее. Так, на основе иерархии социальных функций складывается соответствующая иерархия классов, слоев, их выполняющих. На вершину социальной лестницы неизменно ставятся те, кто осуществляет общее руководство и управление страной, ибо только они могут поддержать и обеспечить единство страны, создать необходимые условия для успешного выполнения других функций.

Объяснение социального неравенства принципом функциональной полезности таит в себе серьезную опасность субъективистского толкования. Действительно, почему та или иная функция рассматривается как более значимая, если общество как целостный организм не может существовать без функционального многообразия. Этот подход не позволяет объяснить и такие реалия как признание за индивидом его принадлежности к высшей страте при отсутствии его непосредственного участия в управлении. Вот почему Т. Парсонс, рассматривая социальную иерархию как необходимый фактор, обеспечивающий жизнеспособность социальной системы, увязывает ее конфигурацию с системой господствующих ценностей в обществе. В его понимании расположение социальных слоев на иерархической лестнице определяется сформировавшимися в обществе представлениями о значимости каждого из них, и следовательно, может меняться по мере изменения самой системы ценностей.

Наблюдения за действиями, поведением конкретных индивидов дали толчок развитию статусного объяснения социального неравенства. Каждый человек занимает определенное место в обществе, обретает свой статус. Социальное неравенство — это неравенство статусов, вытекающее как из способностей индивидов выполнять ту или иную социальную роль (например, быть компетентным, чтобы управлять, обладать соответствующими знаниями и навыками, чтобы быть врачом, юристом и т. д.), так и из возможностей, позволяющих человеку достичь того или иного положения в обществе (владение собственностью, капиталом, происхождение, принадлежность к влиятельным политическим силам).

Следует указать также на экономический взгляд на проблему. В соответствии с этой точкой зрения, первопричина социального неравенства заключена в неравном отношении к собственности, неравном распределении материальных благ. Наиболее ярко этот подход проявился в марксизме. По его версии, именно появление частной собственности привело к социальному расслоению общества, образованию антагонистических классов. Преувеличение роли частной собственности в социальном расслоении общества привело, в значительной степени, К. Маркса и его ортодоксальных последователей к неоправданному выводу о возможности ликвидировать социальное неравенство путем установления общественной собственности на средства производства.

Отсутствие единого подхода к объяснению истоков социального неравенства обусловлено тем, что оно всегда воспринимается по крайней мере на двух уровнях. Во-первых, как свойство общества. Письменная история не знает общества без социального неравенства. Борьба людей, партий, групп, классов — это борьба за обладание большими социальными возможностями, правами, преимуществами и привилегиями. Если неравенство — неотъемлемое свойство общества, следовательно, оно несет позитивную функциональную нагрузку. И общество воспроизводит неравенство, потому что нуждается в нем как в источнике жизнеобеспечения, развития.

Во-вторых, неравенство всегда воспринимается как неравное отношение между людьми, группами. Поэтому естественным становятся стремление найти истоки этого неодинакового положения в особенностях положения человека в обществе: в профессиональном статусе, в обладании собственностью, властью, в личных качествах индивидов. Этот подход получил в настоящее время широкое распространение прежде всего из-за своей заземленности на реальные действия, интересы, факторы, поддающиеся наблюдению, сопоставлению, обобщению.

Неравенство многолико и проявляется в различных звеньях единого социального организма: в семьях, в учреждении, на предприятии, в малых и больших социальных группах. Оно является необходимым условием организации социальной жизни. Родители, обладая преимуществом в опыте, навыках, в распоряжении финансовыми средствами по сравнению со своими малолетними детьми, имеют возможность влиять на последних, облегчая их социализацию. Функционирование любого предприятия осуществляется на основе деления на управленческий и подчиненный исполнительский труд. Появление в коллективе лидера помогает его сплочению, превращению в устойчивое образование, но одновременно сопровождается предоставлением лидеру особых прав.

2.3 Социальное неравенство в «политическом измерении»

Социальное неравенство проявляется не только в экономике и социальных отношениях, но и в общественно-политической жизни. Можно сказать, оно имеет свое политическое измерение, выражающееся в различиях активности граждан в политике и степени использования властных ресурсов. С одной стороны, эти различия — прямое следствие социально-экономического неравенства, во многом определяющего политические позиции, взгляды и поведение людей; с другой же стороны, фактическое положение в этой сфере оказывает сильное воздействие на социальное неравенство, углубляя его, или, наоборот, смягчая и амортизируя.

Неравенство в политике, как и в других сферах общественной жизни, в полной мере неустранимо. В пределах допустимых различий, не подрывающих стабильность общества и не блокирующих циркуляцию политической элиты, оно даже играет позитивную роль, способствуя селекции и состязательности субъектов политического процесса, выражающих плюрализм интересов и стремлений различных общественных слоев и групп. Проблема приобретает остроту тогда, когда большие перепады в экономическом и социальном положении людей, в их социальном статусе проецируются в политику, венчая пирамиду вопиющего социального неравенства и отчуждения общества от власти. Те, кто находится на вершине этой пирамиды, и обладают богатством, стремятся прибрать к рукам и политику, использовать рычаги власти для закрепления своего доминирующего положения в государстве. Те же, кто оказывается «на дне», испытывают тяготы нищеты и бедности, выпадают из зоны активного участия в политическом процессе, оказываются в политически угнетенном положении.

Классик либерализма Джон Стюарт Милль отмечал, что порабощение людей осуществляется не только силой, но и бедностью. И эта форма угнетения нисколько не меньшее зло, чем тоталитарные и деспотические формы правления. «Бедные не ошибаются, когда думают, что этот вид зла равнозначен другим его видам, с которыми человечество боролось до сих пор». Абсолютистские и тоталитарные режимы лишают массовые слои общества возможности участвовать в политике деспотическими средствами. Но то же самое в поляризованных социальным неравенством квазидемократических обществах происходит с обездоленными слоями населения. Социально униженное положение отгораживает их от политики.

Современные социологические исследования подтверждают, что существует корреляция между уровнем социального неравенства и формами политического правления: страны с высоким уровнем неравенства тяготеют к авторитаризму и, наоборот, там, где неравенство минимизируется, превалирует демократия.

Можно назвать три основных фактора влияния социального неравенства на политическую сферу.

Во-первых, социальное неравенство поляризует общество, концентрируя на одном полюсе политики апатию и пассивность, а на другом — стремление монополизировать и закрыть для общественности сферу принятия политических решений.

Во-вторых, социальное неравенство маргинализирует обездоленные слои общества, подталкивая их к нелегитимным формам протеста. Лишенные возможности артикулировать и защищать свои интересы в публичной сфере они становятся социальной базой политического экстремизма.

В-третьих, социальное неравенство культивирует в обществе атмосферу, которая подрывает устои социальной справедливости и общего блага; разрушаются нравственные основы демократии. В основании системы накапливается комплекс униженности, на политическом Олимпе — комплекс вседозволенности.

Общий вывод очевиден: неограниченный рост социального неравенства противоречит демократии и способствует развитию авторитарных тенденций. Поэтому в демократических обществах вырабатываются механизмы регулирования социального неравенства: государство через бюджет перераспределяет национальный доход в пользу малоимущих и социально обездоленных, создаются разного рода социальные фонды, в системе власти и гражданского общества образуются комитеты и комиссии, аккумулирующие интересы и запросы общественных групп, не артикулированные или слабо артикулированные в публичной сфере. Политический смысл этих мер состоит в том, чтобы удерживать социальное неравенство в пределах, позволяющих амортизировать его негативные выбросы в политику и поддерживать гражданскую активность населения на уровне демократических стандартов.

Следует отметить, что и сама демократия как форма и способ правления содержит в себе средства противодействия неравенству. Власть, как и собственность, не может быть распределена поровну и потому сама является источником неравенства. Демократия позволяет в той или иной мере компенсировать это неравенство расширением участия граждан в политическом процессе. Жан-Жак Руссо считал, что «общая воля тяготеет к равенству». Реагируя на вызовы, с которыми столкнулась либеральная демократия в глобализирующемся мире, западная общественно-политическая мысль ищет способы более активного вовлечения общества в публичную политику. Понятие «вовлечение» (inclusion) прочно вошло в лексику политической науки и практической политики. Теория делиберативной (от слова «deliberation») демократии обосновывает необходимость делать формирование публичной политики предметом общенациональной рефлексии.

Все это свидетельствует о том, что проблема минимизации социального неравенства и ее политических проявлений вышла сегодня на авансцену общественно-политической жизни многих стран мира. Среди важнейших индикаторов качества демократии ведущие исследователи этой проблематики называют «равенство» .

В российском обществе, где в 1990;е годы прошлого века произошла обвальная ломка отношений собственности и никем не регулируемая хищническая приватизация государственного имущества и общенациональных природных ресурсов, радикальные псевдорыночные реформы открыли все шлюзы для ничем не ограниченного роста социального неравенства. Негативные политические последствия не замедлили проявиться в особо острых формах. В конечном счете, эти процессы привели к резкому разрыву между обществом и властью. И до сих пор власть не имеет четкой стратегии сдерживания роста социального неравенства и минимизации его политических последствий.

В глазах «социальных низов», власть выступает на стороне богатых и преуспевающих либо, в лучшем случае, занимает нейтральную позицию. При такой государственной политике граждане, оказавшиеся в социально ущемленном положении, не могут идентифицировать себя с государством и властью. Ослабевает, если не сказать разрушается, гражданская солидарность — эта глубинная основа самого понятия гражданства как сопричастности всех членов общества к общенациональным целям и государственной публичной политике. На этом фоне усиливается тенденция к корпоративизации гражданства, его растворению в блоках корпоративных интересов больших экономических (национальные или транснациональные корпорации) или политических (партии власти) объединениях.

Корпоративное растаскивание гражданской солидарности на крупные блоки пусть важных, но все же частных солидарностей подрывает фундамент гражданского единения российского общества. В результате справедливые призывы к такому единению перед лицом современных вызовов (международный терроризм, экология или демография) не встречают должного энтузиазма. Многие граждане, каждодневно сталкивающиеся с нерешенностью насущных вопросов своего непосредственного бытия, а иногда и просто выживания, естественно, задаются вопросом — с кем объединяться? Социально ущемленные слои и группы, испытывающие тяготы и лишения, не проявляют рвения к объединению с теми преуспевающими олигархическими группами, для которых главными приоритетами остаются собственные эгоистические интересы, в частности, перекачка капиталов за рубеж.

Поэтому-то так зыбка в нынешней России гражданская основа общенациональной солидарности в поисках адекватных ответов на многочисленные вызовы современности. Трудно в этих условиях обеспечить гражданское единение общества даже по тем вопросам, которые действительно касаются каждого гражданина. Единению общества вокруг общенациональных целей препятствует нарастающее социальное неравенство, порождающее глубокие расслоения, противостояния и даже угрозы раскола.

Положение усугубляется тем, что разделяющие последствия социального неравенства накладываются на быстро трансформирующееся российское общество, которое и без того разделено по целому ряду идеологических и социальных показателей. По всем основным вопросам оценки реформ респонденты полярно расходятся примерно поровну.

Поиск гражданского единения, выходящего за рамки частных и корпоративных интересов, становится в этих условиях альфой и омегой политического самоопределения России в глобализирующемся мире. Модная сегодня концепция «корпоративного гражданства» в лучшем случае выражает признание крупными корпорациями своей социальной ответственности перед обществом и государством. Это движение в верном направлении. Но причем здесь «гражданство»? Не стоит ли за этой игрой в термины претензия на доминирующую роль корпораций в государстве и обществе.

В противовес надуманной и нередко апологетической концепции «корпоративного гражданства» следует обратить внимание на действительно актуальную проблему — «социального гражданства». Это понятие обосновывается в вышедшей в 2003 году в Канаде книге «Демократическое равенство: что происходит не так?». Авторы справедливо считают, что ценности демократии и социального благополучия общества органически связаны. А это требует такой публичной политики, которая тесно увязывает проблемы свободы и равенства. Демократическое государство призвано регулировать уровень социального неравенства в обществе. Только таким путем можно создать экономическую и социальную основу для устойчивой гражданской солидарности.

Иными словами, «социальное гражданство» обеспечивает прочное приобщение граждан к демократическому государству, осуществляющему справедливую социальную политику, не допускающую противостояния граждан в результате неконтролируемого роста социального неравенства.

Там, где социальное неравенство принимает масштабы, препятствующие гражданской активности больших масс населения, возникает феномен «политической бедности». В трактовке американского политолога Джеймса Бохмана суть этого феномена в «неспособности каких-то групп граждан эффективно участвовать в демократическом процессе и в их последующей уязвимости перед последствиями намеренно или ненамеренно принимаемых решений» .

" Политическая бедность" выводит граждан из публичной сферы. В результате их голос не слышат ни общество, ни государство, а пассивное поведение нередко воспринимается властью как согласие с проводимой политикой. Порог «политической бедности», по мнению Д. Бохмана, проходит по линии способности-неспособности той или иной общественной группы инициировать обсуждение проблем, затрагивающих ее интересы.

Понятие «политическая бедность» очень актуально для понимания политической ситуации нынешней России, где целые слои населения практически исключены из политического процесса. Речь идет отнюдь не только о бомжах или работниках низкой квалификации. Основная масса интеллектуальной элиты страны — учителя, врачи, преподаватели вузов, научные работники — пополняли ряды «новых бедных». Поглощенные повседневными заботами о своем выживании они лишены возможности полноценного участия в гражданской деятельности и не могут достучаться до власти со своими требованиями, добиться их включения в политическую повестку дня.

В развитых демократиях сильное гражданское общество обладает разветвленными и эффективными механизмами публичного выражения и конденсации плюралистических интересов различных социальных групп. Энергия общественной самодеятельности вынуждает власть считаться с этими интересами и включать их в сферу публичной политики. Даже если какие-то группы населения в силу крайней бедности или низкого уровня культуры не могут сформулировать свои специфические интересы, эту миссию берут на себя организации гражданского общества.

На 19-м Всемирном конгрессе политологов в 2003 году в одной из секций проводился сравнительный анализ механизмов выявления и артикуляции интересов небольших и самых обездоленных групп населения. В некоторых странах, как уже отмечалось, в системе государственной власти существуют комиссии и комитеты, специально занимающиеся изучением интересов таких групп и разработкой предложений об их реализации.

В России амортизаторы политической бедности отсутствуют, поскольку гражданское общество слабо развито. Частные интересы здесь еще не структурированы. Они расплывчаты, не объединены в кустовые группы. Поэтому не транслируются или глухо транслируются в публичную сферу. Сама же эта сфера носит лоскутный характер и как бы разделена на отдельные ниши, не имеющие между собою тесных связей.

Рост «политической бедности» приводит к тому, что функция принятия политических решений выходит из-под контроля общества и концентрируется в узком кругу правящей элиты. Таким образом, политическая бедность, произрастающая из социального неравенства, генерирует в российском обществе авторитарные тенденции.

Можно констатировать, что не только в экономическом и социокультурном пространстве, но и в политической сфере наметились контуры деления России как бы на две части. В одной подвизается правящая политическая элита, которая пребывает в своей собственной, в значительной мере виртуальной реальности, порождающей иллюзию стабильности. Ей кажется, что у политической России большой запас прочности. Население не бунтует в ответ на рискованные и плохо продуманные эксперименты. Значит, можно продолжать в том же духе, не думая о рисках.

Другая часть Россия, которая несет на своих плечах всю тяжесть социально-экономической и политической бедности, безмолвствует. Но в ее недрах назревают опасные процессы, накапливается энергия протеста. Не выходя открыто в политическую сферу, она проявляется в социально девиантном поведении больших групп населения. Протест выражается в уходе из политики в сферу криминала, наркомании, алкоголизма, мистики и религиозного фанатизма. В конечном счете, эта форма протеста не менее страшна и губительна, чем та, которую поэт назвал «бунтом жестоким и бессмысленным». Идет затяжная прогрессирующая деградация общества, которая постепенно истощает его творческий потенциал и лишает надежды на возрождение той самой «пассионарности», которая, по мнению Льва Гумилева, превращает нацию в субъект истории.

Под вопросом оказывается будущее России, и это заставляет серьезно задуматься о «зигзагах» российской реформации, о реальном коридоре возможностей для демократического развития российского общества, о формировании такой публичной политики, которая отвечала бы этим возможностям и не имитировала бы привлекательные, но чуждые нашим условиям социальные модели, приводящие к негативным политическим последствиям.

Радикально-либеральная модель 90-х годов прошлого века навязывалась российскому обществу под знаменем защиты демократии. Почему же получился иной результат? Попытки некоторых либеральных демократов первой волны списать «откат» от демократии на путинские политические реформы выглядят наивными и неубедительными. Глубинные корни «отката» от завоеваний демократии второй половины 80-х годов заложены в самом радикал либеральном проекте.

Уместно напомнить, что либерализм и демократия не одно и то же. Как свидетельствует исторический опыт, демократия не обязательно развивается в либеральной форме, а либеральная политика может сочетаться с авторитарным правлением. Либеральный проект 90-х годов не мог быть осуществлен демократическими методами. Он нуждался в авторитарных рычагах властного давления. Радикально либеральные реформы прервали логику демократического развития российского общества. Достаточно вспомнить о таких показательных фактах, как расстрел парламента, закрепление в Конституции бесконтрольности власти первого лица, возведение на президентский пост в 1996 году человека с ничтожно низким рейтингом, проведение хищнической приватизации государственной собственности, давшей сильнейший импульс стремительному росту социального неравенства со всеми вытекающими политическими последствиями.

Это был реальный откат от демократии времен перестройки, вызвавшей в стране массовый демократический подъем, давшей обществу гласность и свободу прессы, обеспечившей общественное противостояние путчу в августе 1991 года. К сожалению, — и это отнюдь не было некой исторической необходимостью — на гребне демократического подъема восторжествовал радикально-либеральный (либертарный) курс политики, сбивший волну демократического подъема и утвердивший авторитарную практику принятия решений. Этот, по меткому выражению Питера Риддуэя, «рыночный большевизм» резко разошелся с демократией, слабые ростки которой не выдержали напора дикой стихии произвола, коррупции и криминала.

Приватизация государственной собственности сопровождалась разрушением механизмов государственного регулирования общественной жизни в разных сферах и на разных уровнях, что неизбежно стимулировало рост анархических тенденций, беззакония и криминального произвола. Эта либертарная практика не только делегитимизировала либеральные реформы и обрекла их на неудачу, но и ввергала экономику и общество в глубочайший кризис. Показательно мнение на этот счет классика ортодоксии свободного рынка, кумира российских радикал либералов Мильтона Фридмана. В одном из интервью 2001 года он заявил, что в начале 90-х годов его совет странам, совершавшим переход от социализма к капитализму, состоял из трех слов: «приватизировать, приватизировать, приватизировать». «Однако я был не прав. Оказывается, правление закона является, по всей видимости, более важным, чем приватизация» .

Практика демократизации посткоммунистических стран показывает, что успешные либеральные реформы в экономике осуществимы лишь в рамках закона и государственных институтов, обеспечивающих его соблюдение. Между тем, российские радикал либералы пошли иным путем. Они выпустили из бутылки джинна эгоизма и разобщения, разрушив одновременно их государственно-правовые ограничители. В океане разбуженной стихии частного и группового эгоизма ослабленное государство утратило способность отстаивать общенациональные интересы, и само стало объектом своеобразной приватизации со стороны наиболее мощных олигархических групп и кланов государственной бюрократии.

Следствием приватизации, попиравшей все нормы права и нравственности, и стали быстрая поляризация общества, стремительный рост социального неравенства и распространение «политической бедности». Демократический подъем в обществе быстро сменился усталостью, апатией, пассивностью, создав благодатную почву для монополизации власти и авторитаризма. И сегодня политическое развитие страны идет по проторенной колее, поскольку по-прежнему сохраняется рост социального неравенства и его политические последствия.

Вместе с тем, радикально-либеральная логика стихийного раздела собственности, ломки общественных структур, образа жизни и стереотипов сознания привела к такому хаосу и бессистемности, что правящая элита оказалась перед угрозой полной потери управляемости и перспективой национальной катастрофы. После дефолта 1998 года правящая верхушка вынуждена была реагировать на императив момента и предпринять паллиативные меры к стабилизации сложившейся в России амбивалентной политической системы, сочетающей демократические приобретения реформации с сильными авторитарными тенденциями.

В свете сказанного нельзя дать однозначной оценки нынешнему политическому курсу. Нельзя не видеть, что за ним стоят мотивы императивного характера. И общество, и правящая элита нуждаются в сильных рычагах централизованного управления. Альтернатива этому — дезинтеграция и распад общества. При том наследстве, которое получила нынешняя власть (откат от демократии, коррумпированность чиновничества, ослабление управленческих связей с регионами, разгул криминала, террористическая деятельность), без авторитарного применения административного ресурса обойтись невозможно. Но и полный отказ от демократии в пользу авторитаризма в эпоху глобализма и инноваций бесперспективен.

Очевидно, что в условиях демократии вертикаль власти должна быть дополнена системой сдержек и противовесов, как в самой власти, так и в гражданском обществе. В то же время при нынешнем состоянии российского общества, продолжающего двигаться по колее «отката», трудно ожидать быстрого решения столь сложной и долгосрочной задачи. Однако после неудачного опыта радикально-либеральной «кавалерийской атаки» на «советский авторитаризм» все же существуют предпосылки для того, чтобы постепенно войти в коридор реальных политических возможностей российской действительности и продвигаться по нему к более полноценной демократии, хотя и медленно, но без резких откатов и отступлений.

В 1999;2000 гг. в Горбачев-Фонде под руководством Г. Шахназарова был выполнен проект «Политическое самоопределение России» (Самоопределение России. Доклад по итогам исследования «Россия в формирующейся глобальной системе», проведенного Центром глобальных программ Горбачев-Фонда в 1998;2000 гг. В нем были просчитаны четыре сценария политического будущего России. Авторы доклада по проекту четко зафиксировали, что их симпатии на стороне демократического варианта развития. Однако, учитывая реальности постельцинского периода, такой вариант представляется маловероятным. Беспристрастный анализ показывает, что на ближайшую и даже среднесрочную перспективу наиболее вероятен вариант «мягкого авторитаризма», при котором политический курс, направленный на поддержание стабильности в конфликтно трансформирующемся обществе, определяется узким кругом правящей элиты. В обществе сохраняется определенный минимум демократических свобод, включая свободу предпринимательской деятельности при условии невмешательства основных кластеров частных интересов в большую политику.

Понятие «мягкого авторитаризма» получило признание и в западной политической науке, видные представители которой полагают, что западная модель либеральной демократии неадекватна для стран с неразвитым гражданским обществом и слабыми традициями общественной самодеятельности.

По многим признакам нынешний политический режим в России может быть охарактеризован как разновидность «мягкого авторитаризма». По-видимому, эта модель очерчивает тот коридор возможностей, по которому российское общество движется и, скорее всего, будет и дальше двигаться на долгом и трудном пути к демократии.

Политический курс нынешней российской власти по целому ряду показателей развертывается как раз в логике «мягкого авторитаризма». Именно такая политика, особенно после радикал либеральной «шоковой авантюры» 90-х годов, вписывается в узкий коридор реальных возможностей демократического развития России. Во всяком случае, общая направленность этого курса на укрепление в российском обществе системы централизованного политического управления не дает оснований для истерики по поводу торжества авторитаризма и полной утраты демократических ценностей.

Публичная политика нынешней власти вызывает опасение не столько потому, что она знаменует «откат» от демократии, сколько потому, что применительно к социальной сфере она, по сути, сохраняет черты того самого либерального радикализма, который уже привел к столь печальным результатам. Это подтверждается проводимыми реформами в сферах образования и здравоохранения, монетизацией льгот, намечаемыми преобразованиями ЖКХ. Именно этот курс и подталкивает власть ко все более жестким методам авторитарного правления.

" Мягкий авторитаризм" оставляет открытыми двери как в сторону постепенной демократизации публичной политики, так и в сторону ее ужесточения. Радикально либеральная социальная политика явно способствует ужесточению авторитарного управления как способа проталкивания отвергаемых обществом социальных реформ. Об этом откровенно говорят представители праволиберального крыла во власти. Так, в одном из интервью Герман Греф заявил, что избранным народом губернаторам «приходится действовать с оглядкой на людей». Поэтому губернаторов лучше назначать, «на период жестких реформ такая структура власти лучше» («Независимая газета», 15.10.2004).

Не получив согласия общества на проведение реформ, углубляющих социальные неравенства, либералы у власти опять намерены ломать несогласных через колено. Истоки авторитаризма — в стремлении навязать обществу отвергаемые им социальные реформы радикально-либерального толка. Чтобы от «мягкого авторитаризма» постепенно двигаться в демократическом направлении, публичная политика в социальной сфере нуждается в существенной коррекции.

Все больше дает о себе знать потребность в изменении вектора социальной политики в сторону жесткого ограничения роста неравенства, устранения таких его форм, которые воспринимаются общественным мнением как явно несправедливые. Тогда у людей возникнет ощущение собственной сопричастности общему делу и тяга к солидарности в достижении общих целей. Они почувствуют себя не просто подданными, терпеливо переносящими либертарные эксперименты правящей элиты, а гражданами, ответственными за положение дел в стране и за ее безопасность. Демократия побеждает там и тогда, где и когда потребность в ней (а такая потребность существует в современной России) находит массовое признание и всенародную поддержку.

Способен ли российский либерализм вписаться в подобный поворот и стать органической частью демократической реформации? Думается, это не только возможно, но и необходимо для успеха самого поворота. Но для этого, прежде всего, необходимо провести основательную критическую переоценку опыта либеральных реформ 90-х годов, серьезно осмыслить его уроки. Для того, чтобы соединиться с демократией, российский либерализм должен освободиться от тяжких гирь либертарной практики. В противном случае он будет все больше расходиться с демократией, генерируя авторитарную политику либеральных реформ давлением сверху и воздвигая новые барьеры на пути демократизации общества.