Понимание и выражение значений в речи человека
![Диссертация: Понимание и выражение значений в речи человека](https://westud.ru/work/2523621/cover.png)
Леонтьев А. А., Иванова А. Е.,. Сорокин А., Уфимцева Н. В., Шахнарович А. М., Бгажноков Б. X., Скворцова А. В., Новодворская В. А., Дергачева Л. А., Тарасов Е. Ф. Основы теориии речевой деятельности. М. Наука, 1974. Корабелъникова Е. А., Beim A.M., Голубев B.JI., Крейнес М. Г. Психолингвистическое исследование сновидений детей и подростков с невротическими расстройствами // Журнал неврологии… Читать ещё >
Содержание
- 8. 1. 6. Выводы
3. Следовательно, для изучения влияния психологических особенностей на оценку текста целесообразно: а) применять сбалансированные по содержанию тексты, различающиеся по одному — двум параметрам- б) применять для оценки личностных черт или состояний проверенные шкалы, обладающие удовлетворительными психометрическими характеристиками.
В целом можно сказать, что данное исследование позволило проверить гипотезы о субъективной оценке текстов, а также получить предварительные представления об уровнях индукции психологического значения текстом, которые могут послужить источником для множества гипотез.
8.2. Влияние личностных черт на оценку текстов5
Высказанные выше соображения были по возможности учтены нами при проведении сходного по задачам исследования6. При его проведении выдвигались две
5 Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ №−04−06−273а.
6 Дипломная работа Е. В. Селяевой и курсовая работа О. В. Грибова, выполненные под руководством H.A. Алмаева в 2005 г. цели: 1) оценить роль места контент-аналитической категории в начале или в конце рассказа (важность данного параметра обсуждается в главе 9) — 2) изучить вклад личностных характеристик в оценку текста. Для решения первой задачи из выборки свободно порожденных рассказов (см. главу 8) были взяты два текста. Первый содержал компоненты тревоги в начале повествования, а в конце присутствовали утверждения общей позитивной эмоциональнальности, во втором рассказе, наоборот, сначала присутствовали выражения позитивной эмоциональности, затем тревоги. Рассказы принадлежали разным людям. В первом речь шла о том о том, как девочка-подросток и ее младший брат заблудились в лесу, а затем нашли дорогу. Во втором молодой человек рассказывал о своем полете на зарубежный курорт. Сначала в нем говорилось о радостных ожиданиях, затем о панике, испытанной в связи с попаданием самолета в воздушные ямы. Была проведена пробная серия экспериментов па выборке в 52 человека. При обработке результатов было обнаружено, что эти два текста очень сильно отличаются также по параметру активность-пассивность. В первом тексте от активности субъекта зависело все, во втором — ничего. В результате было решено повторить эксперимент, использовав более тщательно сбалансированные тексты.
К счастью, в данной выборке нашелся один рассказ, состоящий из двух эпизодов. Ситуации были в целом весьма близки, и две половины различались лишь своей структурой: в первом эпизоде сначала представлены положительные эмоции, затем тревога (концептуализированная как «избегание опасности» по Клонинджеру, см. главу 10), во втором, наоборот, сначала тревога, затем положительные эмоции. При этом как связь тревоги с объектами, так и характер положительных эмоций были в обоих эпизодах практически одинаковы.
Рассказы были сбалансированы по порядку предъявления. Одна половина испытуемых получала сначала первый рассказ, потом второй, другая, наоборот, сначала второй, затем первый.
8.2.1. Методика
Респонденты: во втором этапе исследования приняли участие студенты и их родственники. Общее количество испытуемых составило 66 человек в возрасте от 19 до 71 лет (20 мужчин, 46 женщин, ср. возраст 23,6 + 9,4). Образовательный статус: 3 человека со средним образованием, 4 человека со ср. специальным образованием, 52 человека с неполным высшим образованием, 7 человек с высшим образованием.
8.2.2. Процедура
Участникам исследования необходимо было оценить тексты по шести предложенным шкалам (тексты см. ниже). Процедура состояла в оценке текстов с помощью 7-балльных шкал, полюса которых представлены прилагательными-антонимами (шкалы лайкертовского типа от 1 до 7). В качестве своего рода каркаса для шкал СД выступили представления о структуре темперамента и характера Р. Клонинджера (СЛотгщег е1 а1. 1994, Алмаев, Островская, 2005), которые были дополнены более частными категориями, такими как «радостный — печальный», «счастливый — несчастный», «положительно окрашенный — отрицательно окрашенный». Итоговые шкалы представлены на рисунке 47.
Рис. 47. Шкалы оценки текстов
1 Тревожный ||||||| 1 7 3 4 5 6 7
2 Стремление I I I I I ! I к новому I I I I I I I 1 2 3 4 5 6 7
3 Радостный |-1−1-1--(-1 1 7 3 Д 5 б 7
4 Счастливый |-1−1-1−1-1−1 1 2 3 4 5 6 7
5 А ктит1ттт, тй 1|||||| 1 7 Я Д Я б 7
6 Поттпжитетгьнп I I I I I I I Окрашенный 1 2 3 4 5 6 7 '
Испытуемым давалась следующая инструкция:
Вам предлагаются два текста. Ваша задача внимательно их прочитать и оценить по всем шести ниже предложенным шкалам степень выраженности категорий от 1 до 7, где: 1 максимальная выраженность категории, которая находится на левом полюсе, а 7 -максимальная выраженность категории, которая находится на правом полюсе. Выбранную Вами цифру, обведите в кружок."
Текст 1
Однажды вечером, во время нашего отдыха, мы как всегда пошли в бар. К нам подсели за столик двое молодых людей. Одного из них звали Сергей, а второго Паша. Мы сидели, болтали, пили шампанское, было весело (ПЭ). А в том баре подрабатывал младший брат Сергея, имя которого Саша. Он все около нас крутился, прикалывался. Сергею все это надоело, и он отправил Сашку домой. А мы продолжали дальше веселиться (ПЭ). Примерно через 30 минут вернулся Саша, весь в крови, точнее говоря, все лицо. По его словам, он спускался по лестнице и упал. При виде его моей подруге стало плохо (тревога), она даже отключилась на пару секунд. Я ужасно испугалась (тревога) за нее и за этого мальчика. Потом подругу я вывела на улицу, ей стало лучше. А для Саши вызвали скорую помощь. Cepera попросил, чтобы мы поехали с ним в больницу.
Текст 2
Ребята, с которыми мы познакомились, были местными, а не отдыхающими в доме отдыха, и, естественно, их не пустили к нам. И тогда мы решили, что они залезут к нам через балкон. Мы жили на третьем этаже. И только когда мы пришли в номер, до нас дошло, что им надо лезть на третий этаж, и как назло начался дождь. Мы сидели и обсуждали с ней, что будет, если они упадут (тревога), тем более что подоконники были скользкие из-за дождя. И вдруг мы услышали какой-то стук и сразу поняли, что это они лезут. Я испугалась (тревога) и убежала в туалет, чтобы ничего не слышать. А подруга пошла посмотреть, что там происходит. Первым залез Cepera, он был весь мокрый, а Павел боялся (тревога) лезть, потому что было очень скользко. И Сергей сказал, что надо сделать канат, что бы его поднять. И мы начали связывать все простыни, все что было можно. Канат получился довольно прочным. Сначала на этом канате подняли сумку с продуктами, а потом Паша по нему залез. Мы веселились (ПЭ) и были рады (ПЭ), что все хорошо закончилось.
Для регистрации личностных особенностей использовались опросники ОФДСИ В. М. Русалова (1997) и сокращенная русская версия Опросника темперамента характера Р. Клонинджера (TCI 140)7.
В теоретической модели ОФДСИ выделяются по три аспекта для каждого формально-динамического свойства: три аспекта эргичности (психомоторная, интеллектуальная и коммуникативная), три аспекта пластичности (психомоторная, интеллектуальная и коммуникативная), три аспекта эмоциональной чувствительности (в психомоторной сфере, в интеллектуальной и коммуникативной сферах поведения).
Опросник содержит 150 пунктов, требующих ответа по 4-х балльной шкале, и позволяет получить значения по 12 свойствам (эргичность, пластичность, скорость и эмоциональный порог в трех сферах поведения: психомоторной, интеллектуальной и коммуникативной), на основании которых могут быть вычислены индексы и темперамептальные типы. Каждое свойство оценивается по 12 утверждениям (пунктам) различной степени трудности (выраженности) и может иметь значения от 12 до 48 баллов. Таким образом, опросник ОФДСИ содержит следующие шкалы: эргичность психомоторная (ЭРМ), эргичность интеллектуальная (ЭРИ), эргичность коммуникативная (ЭРК) — пластичность психомоторная (ПМ), пластичность интеллектуальная (ПИ), пластичность коммуникативная (ПК) — скорость психомоторная (СМ), скорость интеллектуальная (СИ), скорость коммуникативная (СК) — эмоциональная чувствительность в психомоторной сфере (СМ), эмоциональная чувствительность в интеллектуальной сфере (ЭИ), эмоциональная чувствительность в коммуникативной сфере (ЭК). В опроснике имеется также контрольная шкала (6 пунктов), оценивающая уровень социальной желательности ответов. Данная шкала варьирует от 6 до 24 баллов.
8.2.3. Результаты и обсуждение
Прежде всего, следует отметить подтверждение гипотезы о влиянии последовательности тем в рассказах на оценку текста (см. таблицу 20). Таблица 20. Медианы и моды оценок текстов 1 и 2
Категория Медиана Мода Медиана Мода оценки Текст 1 Текст 1 Текст 2 Текст 2
Тревожный / 3 3 5 6 не тревожный
7 Подробно о ТС1, а также о его адаптации на русскоязычной выборке и получении сокращенной русской версии см. Алмаев, Островская (2005) и Островская, Алмаев (2005).
Стремление / безразличие к новому 4 4 3 2
Радостный / Печальный 6 6 3 1
Счастливый / несчастный 5 5 2 2
Активный / пассивный 3 3 2 1
Положит. / отрицат. окрашен. 5 5 2 2 У
Ввиду биполярности оценочных шкал интерпретация результатов требует определенной осторожности и тщательности при истолковании направления связи (см. рисунок 47). Как видно из таблицы 20, текст 2 («Балкон») в целом оценивается как менее тревожный и более положительно окрашенный, чем текст 1 («Бар»). Уровень статистической значимости различий по критерию Манна-Уитни по всем шкалам р<0,000, кроме шкалы 2 (р=0,003).
Гипотеза о наличии связи шкал опросника ОФДСИ с оценочными шкалами по первому тексту подтвердилась частично, (см. таблицу 21).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Главным выводом данной работы, является, на наш взгляд, то, что психология может строиться как наука «галилеевского» типа. Она может фиксировать общие для изучаемой области необходимые дескриптивные характеристики феноменов, затем на основе этих характеристик строить и эмпирически проверять модели конкретных психических явлений. Причем она может делать это в отношении феноменов внутреннего опыта, в отношении результатов интроспекции.
Основным препятствием на пути превращения интроспекции в валидный инструмент психологического познания был не преодоленный и до конца неискорененный сенсуализм — т. е. признание чувственных данных основой психики, которая не должна анализироваться далее и просто приниматься, как есть. Однако любые чувственные данные это уже результат определенуой активности организма и без предварительной регистрации этой активности, без того, чтобы зафиксировать те ожидания, с которыми организм устремляется навстречу среде, понять значение тех или иных чувственных данных невозможно. Сенсуализм, будет ли он относиться к внутренней или внешней чувственности, пытается скрыть интенциональную, активную природу субъектности, что, скорее всего, диктуется мотивами контроля и власти над другими субъектами. Впрочем, возможна и другая интерпретация: научиться отслеживать низкоуровневую, фоновую активность собственного сознания — весьма непростая и весьма специфическая задача. В известном смысле она противоположна тому, что мы обычно делаем, живя в мире и пытаясь максимально точно предсказать свои будущие восприятия этого мира, через построение его наиболее адекватной картины. При иптенциональном анализе наше сознание, прежде всего, отслеживает свои собственные действия, о выполнении огромного числа которых мы и не подозревали, получая готовый образ мира и высказываясь о нем, делясь им с другими людьми. Анонимная активность сознания, разворачивающая перед нами предметность как реального, так и бесконечно количества виртуальных, возможных, выдуманных и прочих миров, может быть отслежена, сделана предметом теории и экспериментальной проверки.
Таков главный вывод из этой работы.
Конечно, наиболее убедительные результаты достигнуты в той области, которая ближе всего к теоретическому разуму — в области рассудочных предметностей языка, и достигнуты в первую очередь благодаря тому, что предшествующие поколения мыслителей создали в ней очень серьезный задел.
Следующий важный вывод заключается, пожалуй, в том, что феноменологическое и экспериментальное исследование могут и должны продуктивно взаимодействовать. Одно не только не исключает, но и предполагает другое! Это положение находится в противоречии с распространенным афоризмом известного патопсихолога Медарда Босса, друга М. Хайдеггера, гласящим, что естественнонаучная феноменология это все равно, что деревянное железо. В действительности же при погружении в наш мир трансцендентальность приобретает пространственные и временные характеристики нашего мира, так что реальный феномен состоит как из трансцендентальных — общих для любого опыта — компонент значения, так и из реальных, реализуемых в нашем мире. В мире, в котором все процессы происходят, скажем, в пять тысяч раз быстрее, чем в нашем, конкретные временные значения, требующиеся для исполнения актов сознания, будут иными, хотя их трансецендетальное значение не изменится, как не изменяется содержание математических операций от того, что компьютеры выполняют их в миллиарды раз быстрее человека. Однако акты сознания, исполняемые реальным человеческим существом, имеют именно такие диапазоны временных длительностей, которые они имеют, и психология как наука о реальных существах в реальном мире должна их знать. Если какая-то интенциональная модификация осуществится вдруг в пять тысяч раз быстрее, она не сможет выполнить своей функции в остальной интенциональной жизни психики.
Точные измерения времени и других параметров, таких, например, как параметры высоты звука и его интенсивности важны для исследований вызова эмоциональных состояний аудиальными фрагментами или/и динамическими сценами — направление, намеченное в третьем разделе данной работы.
Гуссерлианская феноменология сильна в том, что касается изучения субъективного опыта на, так сказать, «микроскопическом» уровне. Образно говоря, это хорошая лупа или микроскоп, которой может быть снабжаен каждый психолог.
Однако, как быть в том случае, когда объект столь сложен, что его трудно «уместить» в поле непосредственного созерцания?
Как быть со сложными образованиями, вроде тех, что обозначаются как «личность», «темперамент», «характер» и, далее, их проявлениями в других сложных образованиях, таких как автобиографические тексты и опросниковые тесты?
С этими проблемами мы столкнулись, когда попробовали применить психологическую теорию значения к проблематике индивидуальных различий.
Для феноменологической психологии эта проблематика нова и здесь сразу стала ощущаться нехватка, неразработанность целых групп теоретических средств и понятий притом, что в эмпирической психологии имеется большое число самых разнообразных обобщений, неясно как связанных между собой.
Здесь целесообразно сделать небольшое отступление и рассмотреть, как в принципе организовано знание в зависимости от его социальной востребованности.
Важнейшей функцией знания является его транслируемость. Знание колдуна, шамана и т. п. передается от человека к человеку вместе с легитимирующими мифами и специфическим опытом инициации. Это, так сказать, базовый уровень, прослеживаемый практически во всех обществах определенного уровня организации. Такая традиция, в отношении каких-то определенных знаний, может легко прерваться, хотя и возобновится вновь в своей общей форме. Т. е. то конкретно, что какой-то один знахарь рассказал своему преемнику, может пропасть из истории вообще навсегда, однако в обществах определенной организации появятся новые знахари и их ученики.
По мере развития общества наиболее важные, наиболее востребованные знания стали передаваться более открытым способом, их стало возможно записывать и передавать желающим без какой-то особой инициации, деградировавшей до шуточных обрядов студенчества. При такой форме трансляции знание также в существенной мере привязано к определенным группам людей, просто эти группы через книги сделались принципиально открытыми для всех желающих. Такое знание требует существенно более глубокого уровня рефлексии и верификации, однако исходные положения у каждой группы свои и различным группам трудно договориться между собой либо о принятии этих исходных посылок, либо о каких-то принципах их координации. При этом важно, что общественного давления на эти группы, достаточного для их побуждения к интеграции, не оказывается. С одной стороны, знания недостаточно общественно востребованы, точнее в обществе нет уверенности в способности носителей этого знания разрешить те или иные насущные вопросы, а с другой стороны, носители столь разрозненного и противоречивого, если рассматривать область в целом, знания не могут убедить общество в том, что они как раз те люди, которые могут решить существенные проблемы. Таков второй уровень организации знаний в зависимости от их социальной востребованности.
Однако для решения действительно масштабных задач требуется интеграция усилий большого количества работников, создание крупных исследовательских
305 коллективов, такая система коммуникации, которая позволяла бы делиться знаниями через годы и расстояния. Такие возможности появляются при еще более глубокой рефлексии исходных посылок того или иного рода знаний, так что все разделяющие эти исходные посылки оказываются как бы одним огромным научным коллективом. Такого уровня рефлексии и такого уровня организации достигло только современное естествознание, а психология, очевидно, находится на втором уровне.
Концептов второго уровня много, но как они соотносятся между собой? Как их интегрировать?
Здесь я должен разочаровать тех проницательных читателей, которые, возможно, уже догадались «куда клонит автор» и подозревают, что сейчас начнется пропаганда «интенций», «внутреннего времени» и прочих теоретических средств из первого по третий разделов данной работы. Действительно, если автор говорит, что вся психическая жизнь состоит из интенций и модификаций внутреннего времени, что это универсальные характеристики психического, что из них можно строить любые модели реализации значений, да еще и дополняет их измерениями потенциальности осуществления интенций, то он явно предлагает некий универсальный объяснительный принцип.
Это не совсем так. Образно говоря, универсальность атомов и молекул не делает электронный микроскоп обязательным инструментом всех естественных наук. Так же и то, что хорошо для микроструктур когниции, скорее всего, малопродуктивно само по себе для описания сложных феноменов.
Здесь нужны, скорее, не столько новые концепты, сколько некие новые способы совместного метатеоретического рассмотрения уже существующих подходов, вскрытие их исходных посылок и соотнесение их вместе с их результатами в неком едином поле созерцания.
Надо заметить, что подобные мысли далеко не новы. Например, еще в начале 1980-х годов Г. П. Щедровицкий развивал идею модели-конфигуратора, которая интегрировала бы полученные в различных подходах знания через рефлексию исходных посылок, целей, онтологических представлений и методических приемов, стоявших за каждым из подходов (Щедровицкий, 1984).
Например, для случая, разобранного в последней главе этой диссертации, движением в сторону конфигурации знаний мог бы быть ответ на вопрос, как соотносятся теоретические модели Клонинджера и Русалова. Почему-то, что Русалов называет эмоциональностью", весьма близко совпадает с тем, что Клонинджер называет
Избеганием опасности"? Можно сказать, что дело в том, что эти авторы под разными
306 названиями и как бы с несколько различных углов зрения описывают один и тот же феномен тревоги. Однако представляется, что следует, с одной стороны, дать описание этого феномена в некоторых абстрактных терминах, зафиксировав, его универсальный эйдос (м.б. вовсе не «тревога», а именно «эмоциональность», есть наиболее адекватная теоретическая фиксация данного феномена?), с другой, обсудить исходные посылки каждого из подходов в их социальном и культурном контексте, показать, что это действительно один феномен, но рассматриваемый в различных перспективах.
Другой задачей будет, например, ответ на вопрос, как соотносятся содержания «я такой», получаемые в результате опросникового текста, и «я говорю о том-то и так-то [в автобиографическом тексте]»? Такова абстрактная формулировка задачи выяснения соотношения результатов опросниковго теста и контент-анализа автобиографического текста.
Такая формулировка может представляться слишком сложной, для конкретной реализации, включающей слишком много побочных переменных. Однако такая постановка вопроса способствует разработке понятия субъекта или «существа вообще» в более общем плане. Сама идея субъекта, особым образом интегрирующую в себе как представления о способах активности, так и о его качествах нуждается в дополнительной формальной и чисто теоретической разработке. В частности, как представления о качествах субъекта разворачиваются, эксплицируются в представлениях о способах его активности? Как те, в свою очередь, связываются с предметными устремлениями субъекта, фиксируемыми в темах его речевой продукции? Далее, у некоторых субъектов может наличествовать рефлексия, корректирующая при определенных обстоятельствах, либо суждения о качествах, либо речевую активность, могущую дать представление о не самых лучших, с точки зрения субъекта, его качествах.
Введением рефлексии субъекта абстрактная модель может усложняться, включая все новые и новые модификации, однако если она будет достаточно хорошо теоретически проработана, можно будет проследить ее целостность и единство.
Предложенные в данной диссертационной работе концепты могут служить в качестве теоретических средств, способствующих уточнению как моделей самих феноменов, так и теоретических моделей этих феноменов, предлагаемых различными авторами, облегчать их взаимное соотнесение и проверку.