Актуальность диссертационного исследования современных тенденций социально-культурного развития в полиэтническом регионе Северного Кавказа обусловлена рядом причин. Во-первых, она связана с тем, что в результате распада СССР в общественной жизни народов Северного Кавказа сформировались деструктивные по своей сути этнополитические движения, направленные, с одной стороны, на достижение политической самостоятельности этнических общностей, с другой — на разрушение перспектив социально-экономического и культурного развития в составе Российской Федерации. Во-вторых, наметившаяся в связи с этим тенденция к этнизации и реинтеграции на традиционалитсткой основе, возросшая межэтническая конкуренция, усилившаяся вынужденная этническая миграция, привели к региональному кризису с негативными последствиями для населения всего региона.
Существенное снижение экономической активности в регионе как результат распада СССР, рост безработицы среди коренного населения, а также ставшие хроническими межэтнические конфликты по поводу восстановления границ расселения этнических групп до периода депортаций оказывают решающее воздействие на дестабилизацию ситуации в регионе Северного Кавказа. В известной мере этому способствовала противоречивость и непоследовательность, декларировавшихся и принимавшихся в 1990;е годы Федеральным центром решений в целях стабилизации социально-политической ситуации в регионе. Лишь в последние несколько лет ситуация стала приобретать положительную тенденцию развития, что стало возможным благодаря анализу не только современных факторов конфликтогенности и этнополитического развития, но и учета в принятии решений федеральной властью уроков прошлого, исторического и культурного наследия народов Северного Кавказа. Преодоление их стало невозможным без извлечения уроков из ошибок прошлого.
Так, Президент Российской Федерации В. В. Путин отметил, что на территории кавказского региона «.вооруженное противостояние и конфликты уходят в прошлое» («Санкт-Петербургские ведомости», 27 марта 2004 г.), что позволяет уже в ситуации прекращения межэтнического противостояния обратиться к детальному анализу причин и факторов социальной дестабилизации на региональном уровне для того, чтобы избегать подобных ситуаций в будущем.
Как известно, постсоветскому противостоянию Северного Кавказа России сопутствовали бурная этническая мобилизация в большинстве субъектов Федерации. Как представляется, это лишь усугубляло тенденции этнического гегемонизма, вело к формированию новых этносоциальных структур, возникновению новых этнических меньшинств и углублению различий в социальных позициях этнических групп. Возникновение новых этнических иерархий, дискриминации одних этнических групп другими, например, ингушей чеченским большинством, имело своим следствием ассиметричное распределение властных и иных ресурсов, и с неизбежностью усугубляло социальную ситуацию, усиливало сецессионные тенденции.
Активное развитие сепаратистских тенденций, этнического национализма в постсоветском Северокавказском регионе поставило перед отечественной этнической социологией проблемы методологического порядка, в связи с чем в поле научного анализа были вовлечены не только данные собственно социологических опросов, но включены обширные материалы по истории, культуре, социальной организации, обычному праву народов Кавказа. В связи с этим важно подчеркнуть, что в последние годы количество исследований, посвященных анализу социально-политических, этносоциальных и этнокультурных процессов в северокавказском регионе существенно выросло как в социологии, так и в смежных с нею науках — социальной антропологии, социальной психологии, политологии. Важнейшими направлениями исследований становятся такие темы как приоритеты прав человека и этнических групп, подвергающихся дискриминации в процессе федерализации региона, анализ причин социального и культурного отставания региона от общефедерального уровня экономического и социального развития.
Политика гласности 1980;х годов и последовавший за ней распад СССР, способствовали выявлению существенных недостатков советской национальной политики и выдвинули на первый план современной постсоветской реальности отложенные проблемы национального развития. В этих условиях возникла потребность во внешне привлекательной национальной идеологии, сущность которой составила идея этнического и культурного возрождения народов страны. К сожалению, именно она в форме этнонационализма составила альтернативу идеологии советского интернационализма, ориентировавшегося на «сближение и слияние наций» и формирование единой общности — социальной, а не этнокультурной по своей природе — «советский народ».
Советскую национальную политику, как это ни странно, упрекают в игнорировании реальных потребностей развития языка, культуры, духовности народов страны, в прогрессирующей этнокультурной их ассимиляции. На региональном и локальном уровнях, на фоне развивающихся новых этнополитических процессов, государственная национальная политика все больше утрачивала свою привлекательность, что усиливалось движением народов северокавказского региона в направлении политического самоопределения конца 1980 — начала 1990 годов. Этот процесс сопровождался утверждением таких ценностей и категорий как религия (ислам, христианство) кавказская цивилизация, национализм, которые стали важнейшими системообразующими факторами социального и политического развития населения региона. Одновременно нарастал их конфликтогенный, дезинтеграционный потенциал.
Формирование новой модели федеральной власти и управления страной сопровождалось возникновением вакуума власти в российских регионах. В этой ситуации на Северном Кавказе шел ускоренный процесс этнополитизации идеи постсоветской государственности. Под сомнение была поставлена сама целесообразность российского федерализма. Как это ни парадоксально, противниками федерализма выступили политики, как в центре, так и на местах, считавшие себя ее апологетами. Разница между ними состояла лишь в том, что в центре некоторые желали бы видеть Россию не как федеративное государство с входящими в ее состав субъектами, а как унитарное, по типу, например, Франции. [80]. В Северо-Кавказском многонациональном регионе идеология унитаризма спровоцировала, как ответную реакцию, местный сепаратизм. Актуализировалась концепция «Кавказской цивилизации». Усилилось стремление к отделению от России, выходу из ее состава. Эта тенденция была поддержана Азербайджаном, Турцией [75, 88, 92, 94, 96]. Таким образом, региональные проблемы России на Северном Кавказе стали приобретать опасную тенденцию развития и из внутреннего дела страны стали все больше превращаться в проблему мировой политики.
Методологическое значение для исследования отмеченных проблем имеют труды таких отечественных ученых как Р. Г. Абдулатипов, Р. Г. Апресян, О. А. Андреева, JI. А. Андросовой, JI. В. Акопова, А. В. Авксентьева, О. И. Аршба, С. М. Броневского, М. В. Беджанова, С. П. Белозерцова, О. А. Бороноева, В. В. Глущенко, С. А.
Гладких, Ф. Е. Джейранова, А. Д. Даниялова, X. В. Дуцева, JI. М. Дробижевой, Р. Кирка, М. О. Косвена, О. Н. Козлова, В. О. Колосова, А. И. Куропятника, М. Местодонова, М. О. Мнацаканяна, К. Р. Миносова, Э. X. Панеша, Э. А. Паина, М. В. Саввы, 3. И. Сикевич, Н. Г. Скворцова, П. И. Смирнова, В. А. Тишкова, А. А. Ульбашевой, Р. Уильсона, В. Ю. Хотинец, К. Н. Хабибуллина, Е. К. Хромина, В. В. Чероноус, С. М. Червонной, Б. Черкесова и др. Этими учеными были даны обстоятельный анализ конкретных этнополитических, социальных, экономических и культурных проблем, характера и перспективы развития межэтнических отношений между этническими группами северокавказского региона. Ими были сделаны также важные теоретические обобщения причин современных противоречий и конфликтов на территории Российской Федерации и, в частности, на Северном Кавказе.
Значительный вклад в развитие отечественной социологии составили эмпирические исследования межэтнических отношений в регионе Северного Кавказа, где, в 1990 -е годы в научных центрах региона состоялся ряд важных региональных научно-теоретических и научно-практических конференцией с участием видных ученых Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Ставрополя, Краснодара и других городов России [31, 32, 33, 42]. В выступлениях социологов и политологов была предпринята попытка, дать оценку происшедшим и еще имеющим место межэтническим конфликтам. Особенно важными явились положения о том, что конфликтогенность социальной ситуации в регионе не определяется и не исчерпывается только этническим фактором, но имеет иные основания, которые находятся в сфере экономики и социальной политики в целом.
Государственная Дума и Федеральное Собрание Российской Федерации одобрили важный программный документ деятельности России на Северном Кавказе на ближайшую перспективу под названием.
Основные направления государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе". Этот документ предполагал решение двух главных задач:
1. Выработка системы принципов, направленных на обеспечение территориальной целостности Российской Федерации, защиту ее интересов и национальной безопасности на Северном Кавказе.
2. Формирование механизма достижения межнационального мира и согласия, баланса между общероссийскими интересами и интересами народов, проживающих на Северном Кавказе, сохранения и приумножения экономического и культурно-исторического наследия".
В новых условиях социально-экономического развития страны законодательный орган Российской Федерации провозгласил принцип формирования своеобразного баланса между общероссийскими интересами и интересами народов, проживающими на Северном Кавказе, в плане сохранения их культурно-исторического наследия [79]. По существу, принятое решение означало признание де-факто существования различия в интересах сторон и отход от унифицирующей социально-политической и этнокультурной государственной модели развития различных народов России, от малопродуктивного формационного подхода, игнорирующего потребности цивилизационного развития этнической общности в условиях мультикультурализма. Кроме того, данное решение означало отказ от социально-культурной политики советского прошлого — его попыток искусственного «перетаскивания» этносов в иное социальное время, минуя его еще не пройденные им стадии развития и игнорируя особенности горской цивилизации. Историческая память горских народов сохраняет не только факт депортации, но также колоссальные демографические потери, понесенные ими в годы репрессий. Кроме того, в настоящее время артикулируются и так называемые цивилизационные потери от непреодоленного прошлого, т. е. социальной дезорганизации в связи с переходом от «феодализма в социализм», минуя стадию капитализма.
В качестве такого «механизма» Ж. 3. Зайналабдиева, депутат Государственной Думы России, предложила свою схему, где дорога к справедливости лежит в плоскости реализации четырех проблем: «экономических, политических, социальных, этноконфессиональных, обострение которых, как считает автор, «реальная угроза национальной безопасности России, ее территориальной целостности, миру и спокойствию в регионе, на всем юге России — и не только России» [31].
Было очевидно, что достижение поставленных задач требует «ревизии» всей истории и политики проникновения России на Кавказ, так как цели этого проникновения не всегда отвечали потребностям национального и культурного развития населяющих регион народов. Особенно драматичным это несоответствие интересов является сегодня на фоне дискуса о правах человека и ценности человеческой жизни.
Как известно, ни одно правительство России, и до, и после Революции 1917 г., в своей внутренней политике по отношению к своим гражданам, не гарантировало правовой защищенности. По оценкам СМИ по состоянию на 2003 год, декларированные в Конституции России права во многом не соблюдаются, что объясняется отсутствием четкого и устоявшегося образа мышления в России [21, 22, 28, 94, 96]. Этот признак как специфику отношения к праву и закону в России отмечал Н. В. Гоголь, на это указывали в своих трудах И. Кант, И. А. Ильин и другие философы. Как пишут А. О. Бороноев и П. И. Смирнов, такая оценка детерминирована как бы углом зрения, с которым авторы смотрят, с точки зрения ценностей, сложившихся на базе рыночной цивилизации. Характер русского народа выстраивался под другую, нерыночную («служебно-домашную»!) цивилизации. [11].
Одним из наиболее показательных аспектов исследований в социологии и политологии нового столетия в истории Северного Кавказа являются поиски виновного в тех волнениях, которые сотрясают весь современный российский Кавказ, хотя его адрес давно известен. По подсчетам Таймураза Мансурова с конца 1980;х годов на территории бывшего СССР зафиксировано шесть региональных войнвооруженных столкновений с участием регулярных войск и использованием тяжелого вооружения. Из них четыре произошли на Кавказе (в Азербайджане — «карабахский», в Грузии — «юго-осетинский» и «абхазский», в России — «чеченский» конфликты). Около 20 кратковременных вооруженных столкновений, приведших к жертвам среди мирного населения (наиболее значительные — погромы в Баку и Сумгаите, массовые убийства ингушей во Владикавказе, пытавшихся вернуть свои дома, в которых они проживали до депортации).
Вследствие эскалации конфликтов на территории бывшего СССР погибли и пропали без вести десятки тысяч человек, большая часть из них — на Кавказе. Наиболее значительные людские потери отмечены на территории Чечни. Прямые материальные потери в зонах конфликтов составляют около 13 млрд. долларов, из них 9,5 млрд. — в конфликтах на Кавказе. На финансирование мероприятий по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта в 1999 г. затрачено 390 млн. рублей, а всего в 1993;1998 гг. — 781 млн. рублей. Лишь содержание миротворческих сил в зонах конфликтов обходится в 200 млн. долларов ежегодно" [25,106].
Распад СССР, вакуум власти, переход к рыночной экономике стали важнейшими причинами социальной дестабилизации России. На фоне социальной дезориентации возникли конфликты между народами страны, доведя их до отчаяния, и они, бросив свои обычные традиционные мирные занятия, обрушили свой гнев на кажущегося «врага», чтобы утолить накопившиеся чувство неудовлетворенности происходящими процессами. Этнические идеологии в качестве важного аргумента использовали идею о русском народе как доминирующем среди иных народов России и обрушили свой гнев против русскоязычных сограждан, провоцируя все нарастающее межэтническое противостояние.
Конфликты, происходившие и происходящие в России, стали в связи с этим трактоваться только как межэтнические, хотя их природа и сущность имеют более сложную природу. Между тем, тема межэтнического пространства как потенциальная и реальная зона конфликта стала доминирующей в отечественной науке. Так, например, А. Е. Переверзев пишет, что к современным межэтническим конфликтам на Северо-Кавказском регионе Россия пришла, а результате того, что в социальной структуре произошло ослабление роли русского влияния. Из-за этого произошло перераспределение его функций между титульными этносами. Именно это «целенаправленное изменение статуса русского народа привело к росту, — как пишет автор, энтропийных процессов по всей стране» [65]. Автор невольно или вольно приписывает «русскому сегменту» роль ночного сторожа. При такой трактовке из поля исследовательского внимания выпадают весьма важные объективные причины, оказавшие негативное влияние на межэтнические отношения в регионе. А причины эти лежат в плоскости социальной и политической истории всей практики русификации, а позже — советизации (эти определения к сути не относятся, так как пришедшие к аборигенам говорили по-русски).
А. И. Санглибаев причины современных этнических движений в регионе усматривает в неблагоприятной для региона социальной структуре, которая и послужила причиной «этномобилизации», что ближе, по нашему мнению, к истине [76, 79]. Создание «национальных отрядов рабочего класса» как опоры политической системы предусматривалось советской политикой. Для этого строились заводы, шахты, дороги, коммуникации. Но строились они в кооперации с другими региональными образованиями, к местному населению имели отношение весьма относительное, что лишал население гор цивилизующего влияния технического прогресса и перспективы самостоятельного существования. Иными словами, изначально закладывалась перспектива отсталости и национальной зависимости от России. Как пишет А. X. Даудов, когда в 1922 году создавали Чеченскую автономную область, выделив из Горской АССР, то город Грозный оставили в подчинении ВЦИК РСФСР, лишив, таким образом, цивилизующего влияния города на чеченское население [24].
Что касается претензий по вопросу о национальной автономии, то они в основном сосредотачивались на культурно-языковом уровне [49]. Именно по причине так называемого централизованного размещения производительных сил в Дагестане, Чечне и других национальных республиках всегда существовал излишек рабочих рук, который мигрировал в Россию в виде «диких бригад», «шабашников», или уходил в теневую экономику. Когда после бегства русских из Чечни рухнула ее экономика, оказалась разрушенной вся экономика Северного Кавказа с катастрофическими последствиями для населения всего Северного Кавказа.
Приведенные нами положения ряда отечественных авторов являются своеобразным указанием на то, что в регионе была ослаблена роль «колониальной администрации». Разумеется, развал СССР и последующая ситуация с суверенизацией не могли привести к укреплению роли администрации на Северном Кавказе. Общество, приученное жить в условиях диктатуры пролетариата, не могло за короткое время усвоить, включить в существующую систему социальных ценностей и норм правила демократического сосуществования. Ссылки на ослабление рычагов власти как на единственную причину межэтнических конфликтов на Кавказе упрощает суть исторических событий, а их социологическая характеристика оказывается не совсем адекватной протекавшим реально социальным процессам. Причины исторических событий постсоветского периода на Северном Кавказе имеют множество измерений. К ним относятся экономические, социологические, политологические, правовые, этнокультурные величины. Именно по этой причине лишь на основе междисциплинарного подхода возможен ответ на многие современные проблемы экономической, политической и социокультурной жизни этого исторически неспокойного региона России.
В исследованиях В. X. Тхакахова динамика исторического процесса советского и постсоветского развития рассматривается как обусловленная диалектическим соотношением этнополитических и этнокультурных процессов. В качестве элементов этнополитической динамики автор называет системно состоящие во взаимодействии восьми структурно составляющих: 1) наличие представительства этноса во власти, 2) институционализации общества в системе «нация — государство», 3) преемственность по линии исторической вертикали «прошлое — настоящее», 4) отсутствие «разорванности в историческом процессе», или параллельное существование «непреодолённого прошлого» (П. Сорокин), 5) состояние «равенстванеравенства» в сфере власти и в отношении к собственности, 6) динамика этнической ситуации (соотношение сил), 8) соотношение реальности с принципом: «Политика — искусство возможного» [95]. В этнокультурном контексте автор рассматривает процесс социального конструирования по: 1) организации социальной практики, 2) изменении социального времени и 3) пространственное выравнивание распределения и потребления [95]. Характеризуя социальную практику советского периода, автор отмечает ее тоталитарный характер, выраженный в единстве пяти характерных черт: властная вертикаль в СССР, моноидеология в виде марксизма — ленинизма, классовый подход при анализе социальных процессов, корреляция национальной политики с позиций социально-культурного централизма.
Данная характеристика социальной и этнокультурной жизни облика Северного Кавказа в целом соответствует периоду так называемого «развитого социализма» в той мере, в какой экспектации политики КПСС соответствовали действительности.
Социальная, этнополитическая и этнокультурная ситуация постсоветского периода на Северном Кавказе вплоть до конца XX века продолжала оставаться в состоянии развала. В изложении упомянутого автора она характеризуется десоветизацией, деидиологизацией (отторжением общественного сознания от марксизма-ленинизма), тенденцией искать «правду за морем» — поисками ответа на животрепещущие проблемы жизни в недрах западной социологии, реанимацией идей, бытовавших до становления Советской власти (почвенничество, евразийство, социальная география, синергетика и прочее). Эти тенденции широко отразились в СМИ, академических изданиях, освободившихся от советской цензуры.
В исследовании этих процессов в последние годы преобладало стремление искать причины событий «уделяя основное внимание раскрытию социального действия» [82, 83, 84]. По данным исследований А. Е. Переверзева, например, Северный Кавказ к современным межэтническим конфликтам пришел в результате ослабления в социальной структуре роли русского влияния, что в результате этого произошло перераспределение этой роли между титульными этносами. Именно это «целенаправленное изменение статуса русского народа привело к росту, — как пишет автор,-энтропийных процессов по всей стране» [65]. Однако при такой трактовке событий на Северном Кавказе из поля зрения выпадают другие важные причины, оказавшие разрушающее влияние на межэтнические отношения в регионе. А. И. Санглибаев ссылается на неблагоприятно сложившиеся для региона социальные структуры, что, по его мнению, и послужило причиной «этномобилизации». Для предупреждения негативных тенденций автор предлагает лигитимизировать принцип «этнического омбудсмена», способного выполнить функции контроля, оказывать влияние на течение событий. Иными словами, сводит решение проблем к роли личности, способной изменить течение событий, не затрагивая и не вторгаясь в глубину процесса. По данным исследований А. И. Санглибаева одним из наиболее продуктивных подходов является анализ этностатусных позиций народов Северного Кавказа [76]. В этих позициях, как считает автор, может содержаться конфликтный потенциал. Конкуренция может происходить не только по вертикали, например, по линии «Центр — периферия», на что особое внимание обращено в трудах М. Н. Губогло, В. А. Тишкова, Э. И. Паина, Л. JL Хоперской и других. Она может происходить в регионе между субъектами федерации, как это заметно в Дагестане, Кабардино-Балкарии или Карачаево-Черкесии, между Ингушетией и Северной Осетией. Имеющаяся диспропорция в социальном статусе, разделённость их по признаку обиженные и обласканные Москвой (депортированные — не депортированные) в данном контексте обладает потенциалом для проявления шовинистических тенденций и может стать источником возможных межэтнических противоречий и конфликтов [25,107].
Цель данного исследования состоит в том, чтобы проследить и систематизировать специфические особенности межэтнических противоречий в полиэтническом регионе Северного Кавказа, определить их социальные, исторические и этнокультурные корни. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
— определить методологические подходы к анализу социальных, этнокультурных и этнополитических процессов, происходящих на Северном Кавказе, выявить региональные особенности, обусловленные конфессиональными, этническими, историко-культурными различиями,.
— определить историко-политические стадии и хронологические периоды вызревания межэтнических конфликтов,.
— определить эффективность мер социальных, правовых и политических институтов, направленных на преодоление и предупреждение потенциальных противоречий и конфликтов.
Объектом исследования являются социальные проблемы этнокультурного развития в полиэтническом регионе. Ряд принципиальных вопросов рассматривается в более широком контексте, с учетом масштабности проблемы, выходящей далеко за пределы Северо-Кавказского региона и имеющей важное теоретические и практические значение. Предметом исследования являются социальные, правовые, этнокультурные, территориально-экономические и политические факторы, обусловившие противоречивое и конфликтогенное развитие региона Северного Кавказа.
Методология исследования сформулированных выше проблем была определена с учетом междисциплинарности предмета нашего интереса [129]. В связи с этим, в работе были использованы теоретические положения о социальных изменениях, разработанные в трудах Албина Боскова и Говарда Беккера [7,], парадигма социально-экономического детерминизма и цивилизационной концепции развития, обоснованных в трудах Н. Элиаса [102], П. Бурдье [11, 12, 13, 15], этнополитические и этносоциологические исследования последних лет, посвященных региону Северного Кавказа (В. А. Авксентьев, К. С. Гаджиева, А. X. Даудов, Г. С. Денисов, В. X. Тхакахов и др.). Мы опирались на традиции историзма в развитии горских цивилизаций, разработанных и развитых в трудах кавказоведов — социологов, этнологов, историков (М. М. Ковалевский, А. А. Аникеев, В. Ф. Патраков, В. В. Черноус и др.). Теория социальных изменений требует от исследователя обоснования их с учетом структуры и функционирования детерминированных социальных систем в понятиях социальное взаимодействие, социальный процесс, социальное различие, социальная эволюция, социальная динамика, культурный кризис. Применение этих понятий способно обеспечить комплексный характер нашего труда и позволит полнее реализовать заявленный выше междисциплинарный подход. Социальные проблемы СевероКавказского региона мы рассматриваем как следствие разрушения преемственности этнокультурных процессов, что обрекло к неполной реализации целей и задач системы. При анализе понятия «социальные проблемы» мы исходили из концептуальных положений, изложенных в трудах М. Спектора и Дж. Китсуса, Г. Миллера и А. Холстейна [125, 132]. Мы учитывали, что социальная дезорганизация в регионе произошла в результате отстраненности от роли субъекта деятельности наиболее заинтересованных в этнокультурном развитии сил. Не менее важной причиной социальной дезорганизации мы считали разрушение принципа исторической преемственности в развитии региона, разрушение базисных связей между поколениями аборигенного населения, догматизация формационного подхода в экономике и политике, духовной жизни путем игнорирования цивилизационного метода в социально-этнических процессах. В качестве единицы анализа в диссертации выступает социальная система гражданского общества, присущие ей свободы, декларированные мировым сообществом. Потребность выявить социокультурные основания регионального своеобразия была реализована анализом структурных особенностей интересующего нас полиэтнического пространства. Мы руководствовались методологией анализа социального пространства, разработанной П. Бурдье, А. С. Панариным. Этносоциологические исследования А. О. Бороноева, Л. М. Дробижевой, А. И. Куропятника, Н. Г. Скворцова, К. Н. Хабибуллина, и других были приняты как исходные при анализе некоторых аспектов этнического статуса, определении конфликтного потенциала этностатусных оценок.
Научная новизна диссертационного исследования и положения выносимые на защиту состоят в следующем: применен метод системного анализа, учитывающего социально-антропологические, этнокультурные, социально-правовые, социально-экономические и этнопсихологические аспекты преодоления социально-политического кризиса в регионе Северного Кавказаопределены историко-политические стадии и хронологические периоды вызревания межэтнических конфликтов, охватывающих весь период взаимодействия народов Кавказа с Россиейвыявлены и систематизированы межэтнические противоречия, накопившиеся в процессе этнической мобилизации до и после советизации региона Северного Кавказавыявлены некоторые правовые коллизии, дестабилизирующие межэтнические отношения как внутри региона — республиках Северного Кавказа — так и за его пределами.
Практическая значимость исследования состоит в том, что ряд положений диссертации может быть использован для разработки принципов обеспечения территориальной целостности Российской Федерации, защиты ее интересов и национальной безопасности на Северном Кавказе. А также для разработки комплексных мер для достижения мира и согласия, обеспечения баланса между общероссийскими интересами и интересами народов, проживающих на Северном Кавказе, сохранения и приумножения экономического и историко-культурного наследия.
Апробация результатов исследования. Материалы диссертационного исследования были опубликованы в пяти статьях, а также материалах научных конференций. Диссертационное исследование обсуждалось на кафедре культурной антропологии и этнической социологии факультета социологии СПбГУ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Демократические преобразования, произведенные в России после распада СССР, создали благоприятные предпосылки для формирования правовой основы для стабильного мира и согласия между русской нацией и многочисленными нерусскими народами, отличающимися по уровню социально-культурного развития. Ушедший в прошлое XX век был насыщен множеством драматических, трагических конфликтов и столкновений, неоправданных жестокостей и несправедливостей. Наиболее драматически сложились судьбы многих народов Северного Кавказа.
Эти события останутся в памяти народов как урок, как назидание на будущее. Слишком велики были страдания народов от насильственной коллективизации, массовых ссылок из родного края в суровые необжитые мало приспособленные для жизни окраины России. Такая участь затронула судьбы каждого поколения ушедшего столетия. В ушедшем столетии история Северного Кавказа не знала стабильного развития в заданном направлении, когда бы люди росли, женились, рожали детей и воспитывали их нормально, радовались успехам внуков — «Человек в мире, пишет Г. А. Бакиева, стремится быть как дома. Однако для того, чтобы человек обрел дом, ему необходимо его найти» [16]. Многие люди на Северном Кавказе все еще ищут свои дома.
Человеку на Кавказе есть что вспоминать. Его живая память составляет основу его духовности. Подрыв этой основы способен привести к отсутствию духовности. Совместно пережитая жизненная драма сплачивает людей. Такие переживания содержат мобилизующий потенциал по этническому, конфессиональному или социальному признаку или принципу, который способен взорваться даже при малой провокации.
Наши исследования показывают, что такой взрывоопасный материал на Северном Кавказе был накоплен вполне открыто. Однако центральная власть очень долго присматривалась к опасным симптомам. Приведенные нами примеры о взаимоотношениях между кабардинцами и балкарами, вернувшимися из мест ссылки на историческую родину после реабилитации, являются подтверждением тому.
В этой ситуации нынешнее правительство России настойчиво ищет и иногда находит адекватные пути и средства умиротворения Северо-Кавказского региона, жители которого видят в государстве средство обеспечения безопасности и экономического процветания. Современные системы государственной власти, во многих случаях оказываются не в состоянии обеспечить безопасность и экономическое благоденствие своих граждан. Незащищённость абсолютного большинства людей от нерегулируемого рынка, инфляции, безработицы, порождают обвинения во всех этих трудностях этнических меньшинств. Трагедия в Чеченской республике — тема особого исследования. Списывать эти события лишь на происки чеченского национализма, или исламского фундаментализма было бы упрощением проблемы. Как известно. На основе Постановления СНК СССР от 9 марта 1944 года 85 тысяч ингушей было депортировано в Казахстан и Среднюю Азию. В дороге умерло от голода и холода 40 тысяч ингушей. В опустевшие дома ингушей тем же постановлением переселили из Грузии (Цхинвальский регион) семьи южных осетин в пригородный район Владикавказа. А так же в села Ачалугского, Назранского и Псепахского районов. Всего в Пригородный район было переселено 26 тысяч южных осетин, которые заняли земли, дома, имущество депортированных с Кавказа ингушей. Вторая волна переселения южных осетин, численностью 60 тысяч, произошла в 1956 году — в год амнистии депортированных ингушей, чтобы они не могли вернуться в родные места — к себе домой.
В последние 29 лет ингуши постоянно вступали в межличностные и межсемейные контакты с осетинами, чтобы вернуть себе принадлежащие им дома и земли. Сформированная за эти годы ингушская интеллигенция выставила политические требования СевероОсетинской Республике-Алания. Это возвращение Пригородного района как территориальной основы восстановления Ингушской Республики. Закон Российской Федерации, принятый в 1991 году «О реабилитации репрессированных народов» ингуши восприняли как легитимизацию их требований. В этой ситуации Москва дистанцировалась, а мятежная Чечня оценила Ингушетию как возможный резерв. Образование летом 1992 года Ингушской республики придало базовому спору форму симметричного межреспубликанского конфликта [3]. Правительство СевероОсетинской Республики-Алания, воспользовавшись ельцинской формулой суверенитета в объеме способности «проглотить», спешно создавало свои воинские подразделения для разрешения конфликта с Ингушетией. Охрану общественной безопасности эти подразделения полностью взяли на себя, хотя гарантом ее по Конституции РФ (статьи 19, 71,88) является правительство Российской Федерации. Сохраняя юрисдикцию Северо-Осетинской Республики-Алания на территории Пригородного района, правительство РФ было обязано предоставить Ингушетии гарантию безопасности, но этого сделано не было. Итог этой беспечности: около 50 тысяч ингушей, ранее проживавшие на территории Северной Осетии, стали вынужденными беженцами с перспективой проживания в палатках. Осетинские вооруженные подразделения в Пригородном районе Владикавказа разрушили 2 795 домов, в том числе 2 500 ингушских, 248 осетинских, 31 русских. Ингушами в городе было оставлено 570 квартир [81]. Руслан Аушев, президент Республики Ингушетии, имел основание обвинить правительство Российской Федерации в прохладном отношении к защите жизни и имущества своих подданных [3].
Невосприимчивость федеральных органов власти к нуждам малых народов Северного Кавказа, как мы видели, является одной из причин межэтнических конфликтов в регионе. Правовые нормы, заложенные в основном законе — Конституции Российской Федерации, нередко не работают, что создает простор местечковому этническому шовинизму. Объективно, вольно или невольно, Россия оказывается неспособной надежно обеспечить социальную защиту своим гражданам. В этой «невнимательности правительства к безопасности своих граждан Э. И. Скакунов, генеральный директор Московского института анализа и управления конфликтами и стабильностью, усматривает историческую «вину» этих некоторых народов перед правительством дореволюционной России. Он находит, что XIX веке и ранее, когда Россия самоутверждалась на Кавказе, ингуши, в отличие от осетин или кабардинцев, не всегда проявляли свою лояльность к российскому проникновению на их земли. Иван Грозный, например, был даже свояком кабардинского князя. Еще в те времена ингушей сгоняли с насиженных этнических ареалов то в горы, то за море — к туркам, тогда как с осетинами шло добрососедское содружество [92].
Наконец, как отмечают исследователи, сложной проблемой, усиливающей этническое противостояние, является процесс демократизации. Согласно Р. Де Неверсу, многое зависит от степени этнической напряжённости к моменту начала демократических преобразований [128]. Если ранее существовавший режим делал ставку на усиление и экспансию власти какого-либо этнического меньшинства, подавлявшего большие по численности группы, то решение этнических проблем будет чрезвычайно сложной задачей. Те же самые проблемы возникнут, если старый режим занимался насильственной ассимиляцией, переселениями, депортациями или этническими чистками. В случае же проводившейся ранее политики более или менее справедливого представительства этнических групп в структурах государственной и политической власти, пропорционального распределения общественных ресурсов национальные проблемы не будут играть слишком важной роли в новом государственном строительстве.
Второй фактор, по Р. де Неверсу, — количество и численность разнородных этнических групп в составе реформируемого государства. Если одна этническая общность в стране существенно больше других, то наиболее вероятным сценарием развития событий является господство, доминирование группы большинства в решении вопросов о новом государственно-политическом устройстве, где интересы групп меньшинства будут скорее всего проигнорированы.
Взаимосвязанная с этим проблема — это тенденция оппозиционных политиков апеллировать к общинным, этническим или националистическим настроениям. Часто это эффективный способ мобилизации сил и победы на выборах. Этнические меньшинства при таких условиях часто выставляются причиной всех болезней общества: беспочвенные обвинения и поиск виноватых — характерная черта электоральной политики во многих частях мира. Во многих мультиэтнических обществах, особенно тех, которые десятилетия находились под гнетом авторитарного управления, политическое согласие, компромисс и этническая толерантность достигаются за счет огромных усилий.
Мы не склонны думать, что в современной демократизирующейся новой России может быть подобное ранжирование наций, народов, граждан России. Перед законом все равны. На этом и должна держаться многонациональная Российская Федерация.
