Отношения между журналистами и военными

События последних лет убедительно свидетельствуют о том, что характер отношений между средствами массовой информации и военными ведомствами в различных странах примерно одинаков. Особенно, когда идет речь о боевых действиях.

В США проблема этих взаимоотношений впервые обозначилась во время вьетнамской войны. По убеждению журналистов, военные во Вьетнаме специально ограничивали их доступ к информации с целью ослабить влияние на формирование общественного мнения, исключить возможные несовпадения между оценками прессы и официальными сводками из районов боевых действий. В свою очередь, военные считали, что средства массовой информации привнесли в каждый американский дом ужасные картины крови и страданий, чем способствовали росту пацифистских настроений и в конечном итоге к поражению в войне. Аналогичная картина наблюдалась во время интервенции в Гренаде. Там журналисты не были даже допущены в район боевых действий. Но именно после Гренады было принято решение создавать в подобных случаях специальные информационные бригады, получающие централизованно всю информацию, которой сочтет нужным поделиться с ними военное командование.

Такой подход был реализован во время вторжения в Панаму в декабре 1989 года. Опыт получился неудачным. Сказалось непродуманное планирование, слабое техническое и транспортное обеспечение, невысокая мобильность информационных бригад.

В ходе подготовки и ведения боевых действий в Персидском заливе американцам пришлось снова решать эти проблемы. Сразу отметим, что формирование многонациональных сил для вторжения в Ирак уже сопровождалось широкой пропагандистской кампанией. Всячески восхвалялась американская военная техника и выучка солдат экспедиционного корпуса. Рисовались возможные жуткие для Ирака последствия войны, раздавались прямые угрозы в адрес Саддама Хусейна, сопровождавшиеся публичными рассуждениями о его наказании.

В ходе подготовки непосредственно к боевым действиям союзное командование широко использовало дезинформацию. Через средства массовой информации распространялись ложные сведения о перемещениях войск, о якобы больших трудностях в создании группировки на заморском ТВД, о необходимости продления срока подготовки к началу боевых операций. Кульминационным стало заявление о неготовности многонациональных сил к проведению операции, сделанное министром обороны США за несколько дней до начала войны.

Жесткая цензура была наложена на всю информацию, исходящую из районов расположения войск. Для общения с журналистами назначались только специально проинструктированные военнослужащие. В расположения войск допускались исключительно доверенные лица, давшие подписку о неразглашении. За обход цензуры полагался крупный денежный штраф или тюремное заключение.

На этапе развертывания группировки многонациональных сил для представителей СМИ были организованы ежедневные пресс-конференции на военной базе Дахран в Саудовской Аравии на значительном удалении от района боевых действий.

Централизованная информация дополнялась также ежедневными брифингами, проводившимися в Пентагоне. С начала наземной операции эти брифинги были отменены вплоть до особого распоряжения министра обороны.

Конечно, военное командование действовало с оглядкой на закон «О свободе печати», принятый в США. Однако препятствия журналистам чинились постоянно. Так, бригаде аккредитованных журналистов предоставлялись в основном только телевизионные каналы. Пользование проводной и радиосвязью было ограничено. Бдительность цензоров доходила до того, что журналистам в репортажах предлагалось заменять даже отдельные фразы. Например: «отчаянные летчики» на «великолепные летчики», «истребители-бомбардировщики» на «истребители» и так далее.

Некоторые репортажи из-за задержек, связанных с цензурой и предоставлением, и непредоставлением каналов связи, опаздывали настолько, что теряли всякий смысл. Наблюдались случаи, когда офицеры, приставленные к журналистам, в ответ на постановку последними неудобных вопросов, обвиняли их в антивоенных настроениях, не допускали на пресс-конференции, препятствовали выезду в войска. Проявляя рвение, некоторые американские журналисты тайком проникали в боевые порядки войск, что не всегда заканчивалось для них благополучно. Так, корреспондент компании «Си-Би-Эс» Боб Симанс был схвачен иракцами, избит, допрошен и помещен в тюрьму. Для его освобождения потребовалось вмешательство американского командования.

Кстати, при обнаружении военной полицией таких «папарацци» они задерживались и подвергались аресту. Неоднократно военные физически противодействовали нежелательным съемкам и отказывались давать интервью.

В целом военная цензура в зоне конфликта руководствовалась только государственными интересами стран коалиции. Любая информация в США, например, получала разрешение на выход в свет только тогда, когда на вопрос: нужна ли она народу Америки, мог быть дан однозначно положительный ответ.

В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что во всех видеосюжетах о войне, показанных общественности, полностью отсутствуют сюжеты с ранеными и убитыми, лагерями для военнопленных, эпизодами боев на суше. Весь видеоряд западных СМИ в районе Персидского залива состоит из картинок «чистой войны», в основном воздушной, показывающей как высокоточное оружие уничтожает иракскую военную технику.

Грязная сторона войны, кровь, боль и страдания не попали на экран американского и европейского обывателя. А ведь Ирак потерял в этой войне до 180 тысяч человек убитыми, пленными и ранеными.

Победоносная интервенция и характер ее освещения в СМИ в целом позволили председателю Комитета начальников штабов США Колину Пауэлу заявить, что теперь, наконец, США оставили Вьетнам в прошлом. То есть избавились от пораженческого синдрома. При этом военные остались в убеждении, что в определенных ситуациях СМИ могут представлять опасность, которую необходимо контролировать.

Аналогичного мнения придерживаются и рядовые американцы. Согласно опросу общественного мнения, проведенного в США сразу после окончания войны, 83 процента американского населения считало, что СМИ плохо справились со своими обязанностями. 80 процентов поддержали введение на этот период ограничений на информацию. 60 процентов полагали, что контроль над СМИ в таких ситуациях должен быть усилен.

Существуют ли формальные универсальные правила, регулирующие работу журналистов в боевых зонах? По мнению заместителя редактора журнала «US News and World Report» Питера Керри, который в качестве репортера освещал операцию «Буря в пустыне», общих правил, как таковых, не существует. Для этого достаточно сравнить несколько конфликтных ситуаций последнего десятилетия. Очевидно, насколько разными были условия, в которых приходилось работать журналистам. Специфичен, например, опыт войны в Персидском Заливе — операции «Буря в Пустыне», когда командование международных сил вкупе с властями Саудовской Аравии, с чьей территории велась операция, пыталась ограничить доступ прессы к месту событий, к войскам, что вполне удалось. Война в Персидском заливе была уникальным событием, когда журналистам приходилось освещать события с территории страны, управляемой авторитарным режимом. Многим журналистам было отказано в аккредитации, поскольку их взгляды не нравились саудовским властям. Уже попав в страну, журналистам пришлось подчиниться жестким ограничениям, введенным военными штабами. Вся информация, в основном, поступала с брифингов, в войска журналистов допускали только с провожатыми. Можно сказать, что это было проявление естественного в таких случаях желания военных не дать журналистам доступа к информации, которая могла бы помочь противнику. Тем не менее, как считает Питер Керри, это была серьезная ошибка генералов, которую они не повторили ни в бывшей Югославии, ни в Сомали, ни во время высадки войск на Гаити. Там журналисты обладали, по сути дела, полной свободой передвижения и общения с войсками. Военные, как правило, устанавливают свои нормы поведения или функционирования журналистов в зонах их ответственности во время ведения боевых действий. Они могут заставить журналистов получить пропуска, аккредитации, потребовать от них находиться в одном месте. Все это может оправдываться, скажем, необходимостью предохранения этих тайн, либо обеспечением безопасности работы репортеров. Резоны для запретов могут быть разнообразными. Решение о том, как себя повести в такой ситуации, остается за журналистом. Он может покинуть зону ответственности армии и действовать по своему усмотрению, либо попытаться добыть информацию вопреки армейским запретам. Во многом свобода действий журналиста, освещающего конфликтные ситуации, зависит от уровня демократичности государства, где ему приходится работать. Если эти ограничения введены армией, то корреспондент может рассчитывать на то, что ему нечего опасаться со стороны центральных властей, что обвинения, которые могут ему вменяться военными, не имеют законной силы, естественно, если журналист не уличен в шпионаже или ином серьезном преступлении.