Манифест 18 января 1801 г.; обратный приезд депутатов в С.-Петербург и колебания императора Александра I

• 1
• 28 декабря 1800 года скончался царь Георгий, и тотчас же объявлена населению воля Императора относительно престола¹. Но вскоре вслед за тем прибыли наконец в Тифлис князья Авалов и Палавандов. Оставаясь на почве «пунктов», копию с которых они привезли в Грузию — мы уже знаем, для чего — грузинские уполномоченные, которые, очевидно, по самому существу миссии, на них возложенной, не могли еще считать Грузию окончательно присоединенной — вручили царевичу Давиду грамоту императора Павла и, вообще, смотрели на него как на естественного преемника грузинского престола^[1][2].
• 15 января 1801 г. царевич Давид опубликовал воззвание к грузинскому народу, в котором заявлял: «…Высочайше повелено мне торжественно приблизиться к трону Грузии по наследству, в звании правителя оной. И так как необходимо было объявить о сем всем моим народам, то сим и извещаем о принятии нами управления наследственным престолом».. января 15, год хроникона 489¹.

Однако Давиду только и удалось «приблизиться» к трону. Рядом с умирающим династическим правом императорские манифесты и указы уже создавали постепенно базис для нового строительства; уже готовились бочки охры и налаживались кисти, чтобы перекрашивать Грузию в общеимперский цвет^[3][4].

• 18 января 1801 г. обнародован в Петербурге 1-й манифест о присоединении^[5] — менее знаменитый и хуже написанный, но не менее действительный, чем манифест 12 сентября.
• 18 января Грузия объявлена уже частью русской территории, и если до 12 сентября положение ее еще как бы не определилось окончательно, то только потому, что понадобилось несколько месяцев, пока личное правосознание Александра I примирилось с таким присоединением, какое произошло при его отце.

Характер состоявшегося по первому манифесту присоединения Грузии к России думали смягчить тем, что Император решил в торжественной аудиенции принять грузинских депутатов^[6], причем он сам был бы в одеянии древних царей Грузии и т. д. Однако этот маскарад не вознаградил бы за утраченную независимость, и теория «обоюдности» не сразу была оставлена грузинами. 18 января 1801 г. (в один день с опубликованием манифеста в Петербурге) царевич Давид писал Кноррингу, что, согласно Высочайшей воле, он отправил князей Авалова и Палавандова к Государю полномочными министрами, как от себя, «так и от здешних духовенства и светских вельмож».. Он просит генерала оказать им содействие «для приобретения, как он говорит, мне и царству моему заблаговременно благоденственной Высокомонаршей милости»^[7].

Посылая уполномоченных, царевич Давид придавал им то значение, какое вытекало из переданной Растопчиным Высочайшей воли. Но мы видели, что воля эта шла одновременно двумя путями — путем «обоюдности» и путем более упрощенного одностороннего волеизъявления. Как бы то ни было, в Петербурге тоже ожидали депутатов — они были нужны для «публичной аудиенции».

Павлу хотелось, чтобы «весь свет» видел добровольное присоединение Грузии.

Ирония судьбы вторично нарушила предположенный церемониал этого присоединения. Тогда уполномоченные не застали в живых царя Георгия; теперь, раньше их приезда в Петербург, скончался сам император Павел¹. Это произошло 12 марта 1801 г.

Теперь вопрос о приеме Императором депутатов в торжественной аудиенции уступает место другому, более важному — именно, Александр I не решается сразу взять на свою совесть присоединение Грузии, предписанное стремительным манифестом императора Павла. Поддержанный в своем отрицательном отношении к этому акту ближайшими своими сподвижниками, членами знаменитого «триумвирата», молодой государь противопоставляет точку зрения права — идее государственного интереса, которой одной руководились, присоединяя Грузию.

Через месяц после опубликования манифеста в Петербурге последовало его обнародование в Тифлисе.

Между тем царевич Давид, взявший, по побуждению грузинских уполномоченных, в свои руки бразды правления в Грузии, действовал, как настоящий блюститель престола и будущий царь. Это положение вещей создалось фактически, благодаря «послаблению» русских военных властей в Грузии.

Таким образом, при восшествии на престол императора Александра, хотя Грузия и была уже манифестом 18 января объявлена частью Империи, но окончательной оккупации, окончательного водворения в ней русских властей еще не произошло.

Для «присоединения», как и для многого другого, не достаточно еще одной воли, хотя бы в манифесте изъявленной; необходимо еще создать соответствующий этой воле фактический порядок вещей. Требовался ряд политических мер, имеющих целью лишить государство, предназначенное к упразднению, его органов. А так как естественным и нормальным представителем Грузии, носителем ее исчерпанного уже политического бытия являлся царь, то незамещение престола, на основании Высочайшего распоряжения, и было той мерой, которая влекла за собой конец одного порядка и начало другого. Русские военные власти не допустили провозглашения нового царя. Такое провозглашение привело бы к открытому столкновению. Этого не произошло, между прочим, и потому, что надеялись еще на старый путь — двусторонней сделки.

Даже после первого манифеста отправление новой, многолюдной депутации, с прежними уполномоченными во главе, с грамотами от всех^[8]

сословий — открывало русскому правительству возможность, не доводя оккупацию до конца, пересмотреть и проверить свои права на Грузию.

Словом, обратный приезд уполномоченных с депутацией в Петербург, с намерением добиться обоюдного торжественного акта и двусторонним соглашением закрепить присоединение Грузии к России — давал прямой ответ на сомнения императора Александра и указывал ему единственно правильный и простой способ правомерного разрешения вопроса. Но в том то и дело, что все старания уполномоченных были тщетны и нашлись иные способы примирить колебания щепетильного императора с политическими выгодами Империи.

• [1] Еще 2 декабря Кнорринг предписывал ген. Лазареву принять меры, чтобы не былоприступлено к провозглашению царя. «Сие извольте содержать в той тайне, которую требует важность оного дела; а в случае смерти царя объявите монаршую волюцаревичам, дворянству и народу и удерживайте тогда все в пределах повиновения». .О всякой «важности» поспешно сообщать; депеши поручать исправным казачьим старшинам, а, извещая о кончине царя, посланного снабдить сильным казачьим конвоемдо Моздока. Акты, ib., с. 182, № 125. См. «циркуляр» Лазарева жителям Кахетии 28 декабря 1800 г. (день смерти царя), Цагарели, т. II, № 177.
• [2] Собственно русские власти желали временное правление поручить царевичуИоанну.
• [3] Акты, т. I, с. 297, № 358. Воззвание наслед. царевича Давида к грузинскому народу.
• [4] Как пишет автор меланхолического мемуара о последних днях Грузии, «царевич Давид занял престол отца своего по наследственному праву, и ему принадлежалав течение нескольких месяцев власть, которую имели и во всей полноте дед его и отец. Но обстоятельства и политические перевороты не позволили ему воспользоваться всемицарскими прерогативами». И, таким образом, «коренная перемена постигла Иверию», Memoires inedits, relatifs a I’histoire etc. Il-de partie, § 198.
• [5] См. Приложение H. Как мы видели, манифест этот был подписан еще 18 декабря 1800 г.
• [6] Рескриптом 18 января (одновременно с манифестом) повелено Кноррингу обнародовать этот манифест в Грузии и поспешить присылкой депутатов.
• [7] Акты, т. I, с. 297—298, № 359. Письмо царевича Давида ген.-л. Кноррингу.
• [8] «По чудесному стечению судеб, пишет Бутков, полномочные грузинские, не обревв живых своего царя, лишились счастия зреть еще и российского монарха». Известиео смерти Павла застало их в Москве.