Достоверность аргументов. 
Ошибка и софизм ложного основания

Приводимые аргументы должны быть истинными, т. е.: 1) соответствующими действительности; 2) доказанными. Нарушение данного правила приводит к паралогизму ложного основания [лат. error fundamentalis букв, ‘ошибка обоснования'], или предвосхищению основания [лат. petitio principii, англ, begging the question], когда «по меньшей мере один аргумент ложен, однако тезис логически вытекает из посылок»¹. Например: «Латунь — химический элемент» (тезис), поскольку «латунь — металл» (ложный аргумент, так как латунь — это не металл, а сплав двух металлов: меди и цинка); «Данная диссертация не может быть рекомендована к защите» (тезис), потому что «ее концепция алогична» (данный факт нуждается в доказательстве). Ход мыслей, изобилующий подобными паралогизмами, пародирует Козьма Прутков:

Если у тебя спрошено будет: что полезнее, солнце или месяц? — ответствуй: месяц. Ибо солнце светит днем, когда и без того светло; а месяц — ночью. Но с другой стороны: солнце лучше тем, что светит и греет, а месяц только светит, и то лишь в лунную ночь.

Ложный аргумент, от которого исходит ложный тезис, в античной философии назывался лротоу успбос; [греч. ‘исходная ложь'], иногда его именуют argumentum ex nihilo [лат. ‘довод из ничего']. Софизм ложного основания, имеющий, в отличие от паралогизма ложного основания, нарочитый характер, строится на двух основаниях:

1. На ложных аксиомах или недоказанных утверждениях, подаваемых под видом аксиом:

Он [Диоген Синопский. — В. М.] говорил, что все принадлежит мудрецам и доказывал это такими доводами: «Все принадлежит богам; мудрецы — друзья богов [= ложные аксиомы]; а у друзей все общее; стало быть, все принадлежит мудрецам [= вывод]».

Нет ничего дурного в том, чтобы украсть что-нибудь из храма или отведать мяса любого животного: даже питаться человеческим мясом не будет преступно [= тезис], как явствует из обычаев других народов. В самом деле, ведь все существует во всем и чрез все: в хлебе содержится мясо, в овощах хлеб, и вообще все тела как бы парообразно проникают друг в друга мельчайшими частицами через незримые поры [= ложная аксиома]^[1][2].

Утверждение, претендующее на статус аксиомы, однако требующее проверки и подтверждения, называется произвольным доводом:

Произвольный довод — такой, который хотя и не заведомо ложен, но сам еще требует должного доказательства. Например, если кто-то в доказательство тезиса приведет мысль, что «скоро будет конец мира», — то это будет произвольный довод. Мы можем потребовать других доводов, а этого не принять; или потребуем, чтобы этот довод был доказан.

С. И. Поварнин. О споре.

• 2. На подтасовке и извращении фактов:
  • — Возьмем 16/64. Сократим шестерку в числителе и знаменателе.
  • — Так сокращать нельзя!
  • — Но ведь 16/64 равно ¼, не будете же вы с этим спорить!

А. И. Уемов вспоминает и абсолютно серьезно излагает следующий, на наш взгляд, очень любопытный с точки зрения практического применения законов логики эпизод из жизни своего учителя — В. Ф. Асмуса:

Возраст, но никакого склероза. Однажды по секрету он выдал мне одну тайну. Оказывается, перед каждым обедом он старался выпить сто грамм водки. Не всегда это получалось, но он старался. Так он растворял холестерин в сосудах.

С помощью софизма ложного основания В. Ф. Асмусу удалось убедить в целебности водки не только легковерного ученика, но и грозную супругу. Противник Солона Афинского Писистрат с помощью этой же уловки добился гораздо большего:

Человек этот небывалыми средствами домогался тирании. Поначалу он был народным предводителем. Потом он сам себя изранил [курсив наш. — В. М.], явился в суд и возопил, что претерпел это от своих врагов, в охрану от которых умоляет дать ему четыреста юношей. А народ, не послушав меня, дал ему этих мужей, и они стали при нем дубинщиками. А достигнув этого, он упразднил народную власть¹.

Софизм ложного основания «использует в качестве аргумента ложный факт, ссылку на событие, которое в действительности не имело места, указание на несуществующих очевидцев»^[3][4] (так называемые ложные аргументы), замалчивание одних фактов и активное высвечивание других (т. е. пассивную ложь). Приведем пример нейтрализации данной уловки из речи московского адвоката А. Васильева в защиту своего клиента И. Рябоконя по уголовному делу о похищении вице-президента фирмы «Лукойл»:

Ходатайство о заключении под стражу обвиняемого Рябоконя следователь обосновал заведомо недостоверными сведениями [курсив наш. —.

В. М.]. Из оглашенного в суде постановления следователя Кузнецова от 15 апреля 2003 г. видно, что это ходатайство основывалось на том, что якобы причастность Рябоконя к убийству Винокурова и Лунгрина подтверждается показаниями потерпевшего Винокурова, свидетелей Соколова, Трофимова, Качановой. Однако ни на следствии, ни в суде эти люди не давали показаний о какой-либо причастности Рябоконя к убийству. Допрошенная же в судебном заседании свидетель Качанова показала, что Рябоконя она не знает вообще. К сожалению, судья, давая санкцию на заключение Рябоконя под стражу, механически повторил в своем постановлении заведомо недостоверные данные о том, что причастность Рябоконя к преступлению подтверждается показаниями перечисленных выше свидетелей.

Обвинение в обосновании утверждения ложными фактами и сведениями может являться: 1) справедливым, и в этом случае этот прием вполне корректен с точки зрения морали; 2) несправедливым, что придает данному приему манипулятивный характер, на что указал еще А. де Морган¹.

Софизм ложного основания опасен потому, что «для тех, кто не знает о ложности основания, доказательство кажется безупречным»^[5][6]. Отсюда — вывод: проверять следует не только демонстрацию (т. е. логику рассуждений), но и приводимые аргументы, в частности дефиниции всех используемых терминов; на последней процедуре основан довод к дефиниции, или апелляция к определению [калька лат. argumentum ad definitionem, ср. англ, definitional argument, argument from definition]^[7]. Рене Декарт рекомендует: «Определяйте значения слов, и вы избавите мир от половины заблуждений». Рассмотрим смысл рекомендации Р. Декарта на конкретном примере с использованием довода к дефиниции. В известном пособии читаем: «Парадиастола. Разновидность антитезы»^[8]. Рассмотрим определения терминов антитеза и парадиастола:

«Антитеза [греч. dvxi’Bgaiq ‘противоположение'] —1. Фигура контраста (см.), основанная на противопоставлении антонимов. А. усиливается корневым повтором, рифмовкой (см.), параллелизмом (см. синкризис), организацией в виде двучленного периода (см. парисоса): Легки взятки, тяжелы отдатки (Пословица), метафорой: На плече моем на правом / Примостился голубъ-утро, / На плече моем на левом / Примостился филин-ночъ (М. Цветаева)».

«Парадиастола [греч. ларабтотоАл) ‘различие'] — 2. Фигура контраста (см.), противопоставляющая синонимы: Сквозь легкое лицо проступит — лик (М. Цветаева); с пояснением: Не синонимы дом и квартира, / не синонимы: / дом это дом, / место, где от гремучего мира /можно спрятаться, хоть и с трудом (Е. Солонович). П. «противоположна антитезе, ибо вместо того, чтобы противопоставлять противоположные вещи, она разделяет вещи подобные»¹«^[9][10].

При анализе данных дефиниций очевидным становится тот факт, что противопоставление синонимов никак не может являться «разновидностью» противопоставления антонимов. На самом деле парадиастола и антитеза находятся не в видо-родовых (таксономически подчиненных), а в видо-видовых отношениях (таксономически равноправных) отношениях, являясь разновидностями фигуры контраста. Анализируя словарные дефиниции, следует помнить о том, что они не всегда бывают совершенны, ср.:

«Цербер. 1. В древнегреческой мифологии: трехголовый злой пес с хвостом и гривой из змей [или змеиным хвостом? — В. М.], охранявший вход [или выход?] в подземное царство [или царство мертвых?]» (Словарь русского языка: в 4 т. Т. 4 / ред. А. П. Евгеньева. М., 1988.

С. 643).

Подобные факты убеждают в том, что дефиниция нуждается в предварительном тестировании на степень адекватности: правдоподобия, логичности, полноты, наличия излишних компонентов и т. д. Процедура проверки включает сопоставление данных ряда различных словарей, например:

«Цербер. В греческой мифологии: трехглавый пес со змеиным хвостом и гривой из змей, охранявший выход из Аида, не позволяя умершим возвращаться в мир живых» (Романчук Л. Мифы, версии, реалии. М., 2012. С. 224).

Дефиниция может быть нарочито неточной, как, например, в следующей шутливой загадке, сочиненной Михаилом Задорновым: Птица из пяти букв, живет в Южной Баварии, яиц не несет, но из них выводится (Отгадка: петух). Тезис, апеллирующий к дефиниции слова, вводится выражением по определению: «Воробей (петух, павлин, страус, пингвин) — это птица, значит, он должен летать по определению». Как видим, апелляция к определению может быть использована не только как довод (что совершенно справедливо отмечает, в частности, X. Перельман¹), но и как логическая уловка.

Почву для применения софизма ложного основания подготавливают приемы информационного манипулирования. Информационное манипулирование — это прежде всего дезинформация, т. е. сообщение сведений, не соответствующих действительности. Дезинформация может быть преднамеренной и непреднамеренной. Известны две разновидности непреднамеренной дезинформации (или «неправды»), характеризуемой «отсутствием у субъекта намерения исказить факты, в частности передать ложные сведения о другом человеке»: 1) неправда как «вербальный эквивалент заблуждения: человек верит в реальность существования чего-то, но ошибается и в результате говорит неправду, сам не осознавая этого»; 2) неправда как «следствие ограниченности знания, неполноты истины: описание говорящим внешней стороны поступка другого человека при незнании мотивов последнего и конкретных обстоятельств, в которых реализуется поведение»^[11][12].

Дезинформацию нередко определяют и как «заведомое искажение истины»^[13]. Однако при таком определении дезинформацию полностью отождествляют с ложью, поскольку именно ложь всегда преднамеренна, и именно она представляет собой заведомое искажение истины: «Обманывающий действует умышленно, т. е. не только передает ложную информацию (или умалчивает о чем-либо), но и скрывает свои истинные намерения»^[14]. Дезинформация же часто бывает непреднамеренной, а потому «не зависит однозначно от интенции информатора»^[15]. Так, дикторы и ведущие телепрограмм могут нас дезинформировать, но при этом они не обязательно лгут.

Следует различать ложь как информационное действие и обман как действие поведенческое. Обман может быть: 1) неречевым (именно эту форму обмана использует, к примеру, продавец, обвесивший покупателя или всучивший ему лежалый товар); 2) речевым (например, с помощью обещаний). В свете сказанного не представляется вполне точным определение обмана как «ложного, неверного сообщения [курсив наш. — В. М.], способного ввести в заблуждение того, кому оно адресовано»^[16]. При таком определении понятие обмана становятся невозможно противопоставить понятию лжи; следствием данной понятийно-терминологической путаницы становится невозможность адекватного анализа указанных понятий.

Известно, что «эксплуатация лжи в обществе регламентируется разветвленными системами этических норм: одни употребления лжи официально запрещены и караются общественными и государственными институтами, другие, наоборот, разрешены, и, более того, владению ими учат („ложь“ в спортивных состязаниях, оперативное искусство и т. д.)». Второй тип, «не окрашенный черной краской, фактически не встречает препятствий»¹, первый же традиционно осуждается; быть пойманным на лжи, особенно при свидетелях, означает одно — быть опозоренным, и надолго: раз солгал, а век веры не имущ. С тем, чтобы уличить оппонента во лжи, применяется так называемый псевдоменос [греч. vj/EnSopevoq ‘лжец'] — аргумент, принуждающий противника лгать^[17]. Такое принуждение может осуществляться, в частности, на основе уточняющих вопросов:

• — Кот Василий, где ты был?
• — Я мышей ловить ходил.
• — Почему же ты в сметане?
• — Потому что был в чулане.

На меня упало сало…

— Ну, а мышка? — Убежала.

Уточняющие вопросы высвечивают те детали, которые противоречат рассказу лжеца. С помощью данной простой методики может быть опровергнуто лжесвидетельство. Рассмотрим фрагмент одного судебного процесса. Дело происходит в Москве. Отец передает квартиру дочери, для ускорения передачи заключается фиктивный (то есть без уплаты денег) договор купли-продажи, после чего дочь выставляет отца, пожилого человека, на улицу. Тот обращается в суд с просьбой признать данный договор недействительным. Дочь приглашает свидетеля, который якобы видел передачу денег:

Адвокат истца. Какая была сумма и в каких купюрах?

Свидетель. Три с половиной миллиона, в тысячных и пятисотках.

Адвокат. Деньги пересчитывали?

Свидетель. Да, конечно.

Адвокат. Истец пользовался очками?

Свидетель. Да, пользовался.

Истец. Единственное, что у меня осталось, так это хорошее зрение.

Очков сроду не носил.

Адвокат. Были в доме какие-нибудь животные?

Свидетель. Какие животные?

Адвокат. Ну, птички, рыбки…

Свидетель. Я не заметил.

Адвокат. Как можно было не заметить огромную овчарку, которая всех встречает у двери?

Судья. По-моему, здесь все ясно. У адвоката истца есть еще вопросы к этому свидетелю?

Адвокат. У меня к этому свидетелю вопросов больше нет.

Программа «Федеральный судья».

Юристы в подобных случаях ставят следующий диагноз: res ipsa loquitur ‘факты говорят сами за себя' (лат.), т. е. комментарии излишни. Решением суда договор купли-продажи квартиры был признан недействительным.

Псевдоменос нередко ставит лгущего в положение, когда он вынужден либо признаться, что лжет, либо продолжать вранье и все больше запутываться: нутыми соглашениями. Следствие считает, что генерал превысил свои полномочия, подписав платежное поручение, не имея разрешения Центробанка на осуществление валютных операций. Сам Олейник не признает своей вины и утверждает, что исполнял соглашения, уже подписанные вышестоящими должностными лицами, в том числе и министром обороны.

Lenta. Ru.

Иногда не только ложь, но и правда бывает, как говорится, дурной. Приведем фрагмент одного интервью:

• — У Шукшина есть замечательная фраза: «И в приступе дурной правды он сказал ему, что его жена живет с агрономом».
• — Есть такое понятие — «святая ложь». Нельзя говорить горбатому, что он горбатый. Или пришел к тебе коллега после спектакля в слезах — сам понимает, что сегодня плохо сыграл, и спрашивает: «Ну как?» А ты ему резвым голосом: «Да, завалил ты роль!» Нет, язык не повернется. Ответишь: «Да ничего, подумай только над этим и вот над этим. Тогда все сложится». Компромисс ли это с самим собой? Не знаю. Меня мама учила: прежде чем что-то заявлять, оговорись: «Я так думаю», «Мне кажется».

Не нужно выносить вердикт, будто ты представляешь истину в последней инстанции. Иначе это приступ той самой дурной правды. Представьте, кто-то женщине говорит: «Я вчера видел, как твой муж… Хочешь в подробностях?» Да заткнись ты, неудобно.

Шаблинская О. Николай Караченцов о святой лжи и сплетнях С точки зрения этики преднамеренную дезинформацию следует подразделить на два типа:

• 1) преследующую корыстные цели, например лесть: Чичиков губернатору намекнул как-то вскользь, что в его губернию въезжаешь, как в рай: дороги везде бархатные (Н. В. Гоголь. Мертвые души);
• 2) ложь во благо, т. е. «во спасение» (В. С. Соловьев), нередко именуемую также «святой ложью» и «добродетельным обманом». В этом случае, по определению известного французского философа Мишеля Монтеня (1533—1592), «слабость нашего естества толкает нас к необходимости пользоваться дурными средствами для достижения благой цели»^[18]:

Крестьянин собрался умирать и захотел оставить своих сыновей хорошими земледельцами. Позвал он их и сказал: «Дети, под одной виноградной дозой у меня закопан клад». Только он умер, как сыновья схватили заступы и лопаты и перекопали весь свой участок. Клада они не нашли, зато перекопанный виноградник принес им урожай во много раз больший.

Эзоп. Крестьянин и его дети Использование только таких утверждений и аргументов, которые отвечали бы абстрактному критерию истинности, «предполагает существование некоего всевидящего Божьего ока, невозможного в реальности»¹. Относительность понятий истинности и справедливости осознавали еще античные философы:

Сократ. Чтобы речь вышла хорошей, прекрасной, разве разум оратора не должен постичь истину того, о чем он собирается говорить?

Федр. Об этом, милый Сократ, я так слышал: тому, кто намеревается стать оратором, нет необходимости понимать, что действительно справедливо, — достаточно знать то, что кажется справедливым большинству, которое будет судить. То же самое касается и того, что в самом деле хорошо и прекрасно, — достаточно знать, что таковым представляется. Именно так можно убедить, а не с помощью истины.

Платон. Федр

С точки зрения риторики понятие истинности должно быть относительным — хотя бы потому, что истина иногда может навредить и даже убить. Психолог В. Ценев приводит такой пример:

Бледный, хрупкий одиннадцатилетний мальчик, израненный, но живой, был вытащен вчера из-под обломков небольшого самолета, который разбился в воскресенье в горах. Мальчик провел на месте крушения на высоте 11 000 футов несколько суток; он лежал, закутанный в спальный мешок на заднем сидении заваленных снегом обломков среди бушующей пурги, при минусовой температуре. «Как мои мама и папа? — был первый вопрос ошеломленного пятиклассника. — С ними все в порядке?» Спасатели не сказали мальчику, что его отчим и мать, все еще пристегнутые к своим сиденьям в разбитой вдребезги кабине, едва ли не в нескольких сантиметрах от него самого — мертвы.

Ценев В. Ложь во благо: хорошо или плохо?

Трудно не согласиться с мыслью датского логика Генрика Даля о том, что «приемлемость утверждения определяется не только его истинностью или ложностью, но и его соответствием или несоответствием данным конкретным обстоятельствам»^[19][20]. Ложь во благо регулярно используется врачами:

Он смотрел черно-мутно-прозрачную рентгеновскую пленку на свет и одобряюще кивал:

— О-чень хороший снимок! Очень хороший! Операция в данный момент не нужна.

И больная ободрялась: с ней не просто хорошо, а — очень хорошо.

А. И. Солженицын. Раковый корпус Правда может быть опасной не только для адресата речи, но и для ее адресанта, о чем предупреждает древнее изречение: «Если вы говорите правду, то вас возненавидят люди, если же вы лжете, то вас возненавидят боги»¹. В знаменитой интермедии Геннадия Хазанова «Похождения говорливого попугая» последнего, как говорится, за правду («Ваш сын двоечник, а еще он пьет. Но редко, только когда в карты проигрывается») перепродавали из одной семьи в другую, а в конце концов сдали в зоопарк, на что попугай заявил:

Но я и здесь молчать не буду!

В зоопарке тигру не докладывают мяса!

Спасайте хищника!!!

С точки зрения логики дезинформация представляет собой софизм ложного основания либо его разновидности. Чтобы быть правдоподобной («надежной»^[21][22]), дезинформация должна иметь определенную фактуальную основу либо ее имитацию; в этих целях используются репортаж с места происшествия, сопровождаемый ловко смонтированным видеорядом, рассказом «очевидца» и проч. В данном случае софизм ложного основания усиливается аргументом ad. oculos (доводом к глазам); именно поэтому телевидение в плане дезинформации обладает преимуществом перед другими СМИ.

Испытанным приемом аргументации считается довод к статистике [англ, statistical argument], как правило, предполагающий проведение аналогий и сопоставлений. Вот как используется этот прием в процессе рассмотрения проекта федерального закона «О русском языке как государственном языке РФ» (22. 10.01):

В. П. Нерознак. В нашей стране 140 языков. В Европе всего 52, т. е. у нас примерно в три раза больше языков, чем во всей Европе. Поэтому сделать наш закон конкретным, как французский, вряд ли возможно с учетом многоязычия в нашей стране и сложности, многоуровневое™ нашей языковой ситуации.

Стенограмма парламентских слушаний Заметим, что данный довод нередко используется и в манипулятивных целях. С его помощью можно убедить доверчивого адресата в чем угодно:

Британские коммунальщики заключили, что самым несчастливым днем недели является понедельник. По собранной ими статистике, именно в этот день происходит больше всего аварий сети, засоров канализации и прочих неурядиц как раз в тот момент, когда граждане меньше всего к этому готовы. Работники фирмы Direct Line insurance, которые регулярно выезжают ремонтировать коммунальные неполадки, за год составили целый список неприятных совпадений понедельника. Например, когда в первый день недели в чьем-нибудь доме происходит отключение электричества, это в 44 случаях из 100 происходит как раз в тот момент, когда хозяин дома собрался посмотреть любимую передачу. В год от подобных неприятностей страдают в среднем 2226 человек. Причем большая часть обращений, в сравнении с другими днями недели, приходится именно на понедельник.

Источник: http://www.lenta.ru/news/2005/12/12/monday/.

Манипулятивной разновидностью данного приема является софизм мнимой точности [англ, false precision]¹ — прием дезинформации, состоящий в использовании точных чисел, обычно вызывающих доверие людей. Так, в конце 90-х годов в еженедельной телепрограмме «Итоги» ее ведущий Евг. Киселев тщательно фиксировал рейтинги политиков того времени (Б. Ельцин — 34,78%, Г. Зюганов — 17,64% и т. п.), указывая, сколько сотых процента приобрел или потерял каждый из них за прошедшую неделю. Приводились точные цифровые данные о количестве информантов, назывались города, где проводился опрос. Ничего, однако, не говорилось о том, какие именно группы населения становились объектами анкетирования. Используя данную методику, очень легко сделать лидера аутсайдером (или наоборот), а затем сыграть на фальшивых цифрах: «Определяя лидера в предвыборном марафоне, опрос общественного мнения тем самым и создает этого лидера. Все же хотят голосовать за сильного, но никто — за слабого. Здесь срабатывают два психологических феномена. Во-первых, конформизм — желание быть со всеми, „как все“. Во-вторых, эффект неудачника: их не любят, предпочитают удачливых»^[23][24]. Приемы обмана с помощью статистики^[25] общеизвестны и хорошо описаны, тем не менее они до сих пор представляют собой безотказное орудие психологического воздействия.

Как приемы дезинформации используются клевета, «утечка» якобы «совершенно секретной» информации (например, посредством «утери» важного документа), признаний различного рода «свидетелей», откровений крупных чиновников в отставке, бывших сотрудников госбезопасности и агентов контрразведки, двойных агентов и перебежчиков, а также их бывших любовниц, секретарей, переводчиков, водителей и др. Еще один способ дезинформации — пустить слух. За слухом нередко стоят интересы определенного лица, организации, социальной либо национальной группы или даже другого государства. Главный государственный санитарный врач РФ, известный специалист по микробиологии Геннадий Онищенко вспоминает:

В моем детстве цыгане продавали вшей — по 5 рублей за штуку. Люди верили, что настойка на этих насекомых помогает от некоторых болезней. Возможно, что слухи о целебной силе вшей распространяли сами цыгане.

Дезинформация имеет целью навязать адресату «определенную стратегию поведения», причем такое навязывание «осуществляется не прямо, не грубым принуждением, а путем передачи ему оснований, из которых тот мог бы логически вывести свое, но предопределенное другой стороной решение». На такой схеме основаны «любые „обманные движения“: провокации и интриги, маскировки и розыгрыши, создание ложных объектов и вообще ложь в любом контексте»¹.

• [1] Gula R. J. Nonsense. A handbook of logical fallacies. Axios Press, 2002. P. 33.
• [2] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 284.
• [3] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 88.
• [4] Об искусстве полемики. М., 1980. С. 140.
• [5] De Morgan A. Formal logic or the calculus of inference, necessary and probable. London, 1847. P. 255.
• [6] Асмус В. Ф. Учение логики о доказательстве и опровержении. М., 1954. С. 63.
• [7] Hastings A. A reformulation of the modes of reasoning in argumentation: Doctoraldissertation. Northwestern University, 1963. P. 55.
• [8] Хазагеров T. Г., Ширина Л. С. Общая риторика. Ростов-на-Дону, 1999. С. 250.
• [9] Louis de Grenade. CEuvres completes. Vol. XX. Paris, 1865. P. 351.
• [10] Москвин В. П. Язык поэзии: Приемы и стили. Терминология, словарь. М., 2017.С. 38—39 и 257—258.
• [11] Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. The new rhetoric. A treatise on argumentation. Univ. ofNotre Dame Press, 1969. P. 211.
• [12] Знаков В. В. Психология понимания правды. СПб., 1999. С. 10—11.
• [13] Galperin I. R. Stylistics. М., 1977. Р. 175.
• [14] Сахнова Т. В. Зачем суду психолог? М., 1990. С. 80.
• [15] Свинцов В. И. Заблуждение, ложь, дезинформация (соотношение понятий и терминов) // Философские науки. 1982. № 1. С. 83.
• [16] Дубровский Д. И. Обман. Философско-психологический анализ. М., 1994. С. 3.
• [17] Лефевр В. А., Смолян Г. Л. Алгебра конфликта. М., 1968. С. 49—50.
• [18] Монтенъ М. Опыты. Кн. 2. СПб., 1998. С. 825.
• [19] Fundamentals of argumentation theory. A handbook of historical backgrounds andcontemporary developments / ed. F. H. van Eemeren, R. Grootendorst & F. S. Henkemans. New Jersey, 1996. P. 179.
• [20] Dahl H. The pragmatics of persuasion. Kpbenhavn, 1993. P. 133.
• [21] Lanham R. A. A handlist of rhetorical terms. 2nd ed. Univ. of California Press, 1991.P. 168.
• [22] Тарасов A. H. Психология лжи. M., 2005. С. 68.
• [23] Damer Т. Е. Attacking faulty reasoning. A practical guide to fallacy-free arguments. 3rded. Wadsworth, 1995. P. 120.
• [24] Шейнов В. Скрытое управление человеком. Минск, 2000. С. 804.
• [25] Например: HuffD. How to lie with statistics / ed. W. W. Norton. New York, 1954.