Языковая репрезентация национально-культурной специфики в работе Н.А. Бердяева «Русская идея»

Языковая репрезентация национально-культурной специфики в работе Н. А Бердяева «Русская идея»

Е. П. Хилько В настоящее время интерес к изучению национально-культурной специфики активен в научной мысли и характеризуется устойчивой тенденцией изучения отражения национально-культурной специфики в языке и речевой деятельности. Д. О. Добровольский выделяет в этом отношении сравнительный и интроспективный подходы к изучению языковых единиц. В рамках первого подхода специфика некоторого явления первого языка выявляется относительно аналогичного явления какого-нибудь другого языка. Второй подход подразумевает изучение представлений собственно носителей языка о национальной маркированности языковых единиц вне сопоставления с другими языками [см.: 5 С. 37−48]. По мнению Вежбицкой, в каждом языке существуют так называемые ключевые слова слова, особенно важные и показательные для отдельно взятой культуры [3. C. 282]. Ключевые слова и воплощенные в них концепты отражают различные культурные идеалы, национальный характер и национальные идеи, сохраняя при этом опыт народа и его нравственную позицию. Таким образом, исследование национальной специфики становится возможным посредством выявления концептов, вербализованных лексическими единицами в произведениях носителей данной культуры. Каждый отдельный концепт демонстрирует существование в конкретной этнической культуре определенной ценности, являясь ключом к пониманию этой культуры, условий жизни людей и стереотипов их поведения. По словам Степанова, «концепт основная ячейка культуры в ментальном мире человека» [8. C. 43].

В качестве материала исследования нами была выбрана работа Н. А. Бердяева «Русская идея», написанная им в период вынужденной эмиграции. В первую очередь, это обоснованно тем, что представители русской эмиграции наиболее остро ощущали внутреннюю духовную несовместимость русской и западноевропейской культур, что нашло отражение в трудах философов, писателей и поэтов. Кроме того, по мнению С. Дюкина, сложный исторический период способствует мобилизации ментальных установок и делает возможным реконструкцию национально-культурной специфики картины мира с наибольшей вероятностью [6. С. 142−146]. И в качестве последнего аргумента можно привести особую заинтересованность Бердяева вопросами национального своеобразия. Он утверждал, что национальная душа, национальная сущность обладают внутренним устойчивым психофизическим составом. Для ученого неоспоримо, что «человек входит в человечество через национальную индивидуальность», а «национальность входит в иерархию ступеней бытия и должна занимать свое определенное место» [2. C. 23].

На первом этапе исследования необходимо выделить ключевые концепты, вербализуемые автором. Для Н. А. Бердяева таковым является концепт `русская идея', репрезентированный как концепт-прототип, апеллирующий к концептам `простор', `свобода', `странничество', `интеллигенция', `русский народ', `религия', `противоречие'.

Итак, обратимся к сначала концепту `русская идея'. Прежде всего необходимо выделить ядро концепта, которое, по мнению Ю. Степанова, является его «основным, актуальным» признаком [8. С. 67]. Ядро вербально выраженного концепта включает определение слова в толковых словарях, а также иерархию основных значений слова. На концептуальном уровне к ядру понятия относится, на наш взгляд, понимание идеи Аристотелем как сущности вещей, существующих в самих вещах, а также определение идеи, как мысленного прообраза какого-либо предмета, явления, принципа, выделяющего его основные, главные и существенные черты. Данные определения могут быть также дополнены сведениями, полученными из словаря синонимов русского языка, в котором синонимичный ряд понятия `идея' включает такие лексические единицы, как `образ', `лейтмотив', `доминанта'. Околоядерное положение занимает понимание идеи как понятия, представления, отражающего обобщение опыта и выражающего отношение к действительности [4]. И, наконец, на периферии концепта находится представление об идее как об основном, существенном принципе мировоззрения [9]. Что же касается лексемы `русский', то мы находим следующие определения: `относящийся к Руси, русским, связанный с ними'; `свойственный русским, характерный для них и для Руси'; `созданный, выведенный и т. п. на Руси или русскими' [4].

Таким образом, для того, чтобы произвести анализ концепта `русская идея', необходимо сопоставить компоненты целой системы взаимосвязанных элементов, отражающих его содержание. В данную систему входят 7 концептов: `простор', `свобода', `странничество', `интеллигенция', `русский народ', `религия', `противоречие'. Рассмотрим каждый из этих концептов на следующем этапе исследования.

`Простор' является одним из ключевых концептов у Н. Бердяева. Ядро значения концепта `простор' отражено в следующих определениях: 1. Свободное, обширное пространство. 2. Свобода, раздолье [7]. У Бердяева понятие простора вводится, прежде всего, посредством неоднократного повторения существительных и прилагательных с гиперболической семантикой: огромность («соответствовала огромности России» (с. 138), «огромность свободы» (с. 47), огромный («огромная стихия русской земли» (с. 139), «свойственно только огромной стране, огромному народу», «огромное мужицкое царство» (с. 32), необъятный («с необъятными горизонтами», «необъятная русская земля» (с. 138). Здесь необходимо отметить, что повтор, по мнению ряда исследователей творчества Бердяева (Стародубец, Герцык, Зайцев), является доминантой дискурса философа, что способствует процессу выявления ключевых концептов.

Концепт `простор' репрезентируется в рассматриваемой работе также посредством тождества, устанавливаемого между русской душой и русской землей, выраженного наличием у них общих качеств, таких как необъятность и бесконечность, что актуализируется в тексте в следующем сравнении: русской душе присущи «необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и русской равнине» (с. 8). Кроме того, автор прибегает к использованию метафоры «география души» (с. 8), что указывает нам на некую пространственную отнесенность концепта `душа'. Это подтверждается также тем, что простор мыслится Бердяевым как единственное условие существование русского духа, соотносимого в данном контексте с концептом `душа': «везде насилия и насилия, стеснения и ограничения нигде простора бедному русскому духу» (с. 72).

К числу концептов, соотносимых с простором, относится также концепт `свобода', что выражается посредством повторяющегося эпитета «огромный»: «огромность свободы» (с. 47), «свойственно огромной стране» (с. 32). Обратимся теперь к семантике лексемы `свобода'. В словарях выделяется три основных значения слова `свобода': 1) «отсутствие политического и экономического гнета, отсутствие стеснений и ограничений в общественной жизни и деятельности какоголибо класса или общества в целом»; 2) «состояние того, кто не находится в заключении, в неволе»; «возможность беспрепятственно, без стеснений и принуждения действовать в какой-нибудь области общественной жизни» [4; 7; 9]. Анализ особенностей семантики и функционирования данной лексической единицы показал, что Бердяев не вкладывает в концепт `свобода' весь смысловой потенциал данного слова, у него актуализация данного концепта прежде всего служит средством вербализации представления о своих и чужих, которое является своеобразным маркером национальной специфики: «они (европейцы) не свободны, а мы свободны» (с. 67), «только я один в Европе с моей русской тоской был тогда свободен» (с. 68), «в православии большая свобода, чем в католичестве» (с. 45.) «заложена свобода духа большая, чем у свободных и просвещенных народов запада» (с. 47). Последний пример, содержащий деривационный повтор, а также неоднократное воспроизведение словосочетания «свобода духа» (с. 46, 47, 50), в тексте работы отражают идею Бердяева о внутренней свободе, присущей русскому человеку, которая никак не связана с внешними условиями существования. Кроме того, концепт `свобода' актуализируется в работе посредством лексем `нигилизм' и `анархизм': «Нигилизм типически русское явление» (с. 132), «нигилизм есть характерно русское явление» (с. 135), «анархизм есть, главным образом, создание русских» (с. 137), «анархический элемент в самом складе русского характера» (с. 138). Сопоставление семантического значения данных лексем (нигилизм отрицание общепринятых ценностей, идеалов, моральных норм, культурных традиций; анархизм общественнополитическое течение, отрицающее необходимость государственной и любой иной власти, проповедующее неограниченную свободу [7]) позволяет выделить общую сему отрицания существующего порядка и отражает стремление личности к внутренней свободе. Это стремление к свободе актуализируется у Бердяева в лексеме `бунт', обозначающей, по его мнению, истинно русское явление: «бунт есть также историческое явление, один из путей осуществления исторической судьбы. Русский не может осуществлять своей исторической судьбы без бунта.» (с. 125). Повтор словосочетания `историческая судьба' и лексемы `бунт' в данном контексте свидетельствует об убеждении автора в неразделимости данных понятий.

Концепт `странничество' у Бердяева не совпадает с общеязыковым значением лексемы: странствование пешком с целью богомолья как бытовое явление [7]. Приведем также значение лексемы странник: 1. Человек, странствующий пешком. 2. Человек, ходящий на богомолье, по так называемым святым местам, и живущий милостыней (устар.) [9]. Бердяев представляет концепт `странничество' посредством лексем с отрицательной частицей / приставкой `не / ни', отражающих вечное движение: «никогда не оседает, ни к чему не прикрепляется» (с. 189), «невозможность успокоиться ни на чем конечном» (с. 190). Кроме того, данный концепт связан у автора с понятием постоянного духовного поиска и стремлением к бесконечности, что перекликается с содержанием рассмотренного выше концепта простор: «духовные искания» (с. 23, 32), «странник ищет правды, ищет царства Божьего, он устремлен в даль» (с. 188), «духовное странничество устремленность к бесконечному» (с. 189), «бродячая Русь, ищущая Бога и Божьей правды» (с. 190), «русские искания носят духовный характер» (с. 240), «русский народ устремлен к Граду Грядущего» (с. 242). Бердяев противопоставляет оседлость, свойственную западному человеку, и странничество, выделяя основополагающее свойство последнего бесконечность, которая, в свою очередь, сравнивается с хаосом, отражая отношение к данному концепту в западном менталитете: «западные люди гораздо более оседлые, более дорожат своим настоящим. Они боятся бесконечности, как хаоса» (с. 189).

Помимо перечисленных компонентов, отражающих ядро рассматриваемого концепта, необходимо также отметить, что у Бердяева мотив странничества заключается не только в поиске святости, а также в стремлении унять духовную тревогу и интеллектуальное беспокойство, характерные для представителей русской интеллигенции: «по духу своему странниками были и наиболее творческие представители русской культуры и вся революционная интеллигенция» (с. 189). Таким образом, странничество представляется Бердяеву «очень характерным русским явлением», где русская идея реализуется в поиске правды и стремлении к иной жизни, иному миру, вызванном недовольством существующим положением вещей. концепт национальный бердяев русский Другим ключевым концептом, раскрывающим у Бердяева содержание понятия `русская идея', является концепт `интеллигенция', являющийся сложным феноменом в силу множества присутствующих в нем смысловых оттенков. В этой связи нам представляется необходимым вычленить семантические признаки, составляющие ядро данного понятия. Если объединить данные толковых словарей, то может быть сформулировано следующее определение интеллигенции: социальная группа лиц, профессионально занимающихся умственным преимущественно сложным и творческим трудом, развитием и распространением образования и культуры и отличающихся высотой духовно-нравственных устремлений, обостренным чувством долга и чести [4; 7; 9]. Данное понятие начало формироваться в русской культуре в 60-е годы XIX столетия. Именно в это время концепт получает свое смысловое наполнение, интеллигенция начинает пониматься как субъект исторического самосознания народа, как «определенная, исторически и социально вполне конкретная часть народа, взявшая на себя социальную функцию общественного самосознания от имени и во имя всего народа» [8. С. 613−614]. Таким образом, представление об интеллигенции как о «совести народа», как о хранительнице истинных ценностей является ядерным элементом в структуре концепта. Однако для Бердяева основополагающими свойствами интеллигенции, составляющими ядро значения данного концепта, являются иные понятия. Во-первых, вынужденная обособленность, оторванность интеллигенции от народа и государства: «раскольничья интеллигенция» (с. 17), ее основные черты: «раскол, отщепенство» для левой интеллигенции характерны «нетерпимость и резкое разграничение себя с остальным миром» (с. 30). Во-вторых, чувство вины перед народом, присущее представителям интеллигенции: «интеллигенция шла в народ, чтобы уплатить ему свой долг, искупить свою вину» (с. 108), «кающийся дворянин» (с. 30). В-третьих, интеллигенции присуще стремление к свободе, что реализуется посредством сравнения ее с вольным казачеством (с. 15) и устойчивой коллокацией с прилагательным `революционный' (с. 17, 30, 34, 136). Также Бердяев выделяет стремление интеллигенции к правде: «устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни» (с. 30), «в судьбе интеллигенции, искавшей правду» (с. 129), «искала свободы и правды в социальной жизни» (с. 138).

Кроме того, мы можем сделать вывод о крайней уязвимости интеллигенции в представлении автора, что выражается следующими метафорами: «интеллигенция была раздавлена силой царской власти и народной стихии» (с. 32), «русская интеллигенция задыхалась в самодержавном государстве» (с. 138). Таким образом, ядерными элементами концепта `интеллигенция' у Бердяева являются ее обособленность, уязвимость, чувство вины, присущее ее представителям, равно как и стремление к свободе и правде. Данное положение находит еще одно подтверждение в предлагаемой Бердяевым эволюции существования интеллигенции: «лишний человек кающийся дворянин активный революционер» (с. 30). Необходимо также отметить, что концепт `интеллигенция' сопоставляется у Бердяева с концептом `русский народ', который будет рассмотрен ниже. При этом взаимоотношения между интеллигенцией и народом носят двойственный характер: с одной стороны, это «народопоклонничество», чувство вины, а с другой «оторванность», элитаризм.

Далее перейдем к рассмотрению концепта `русский народ'. Семантическое значение лексемы `народ' представляется в словарях как: 1) население государства, жители страны, говорящие одним языком; 2) основная часть трудящегося населения страны; 3) нация, национальность [4; 7; 9]. Таким образом, ядро данного концепта будет включать значение `население страны', а ассоциативносемантическое поле составляет ряд его вербализованных признаков. Первое место занимает поляризованность: «совмещение противоположностей» (с. 7), «внушает сильную любовь и сильную ненависть» (с. 8), «не знает меры, впадает в крайности» (с. 9), «поляризованный народ» (с. 85). Этот же признак реализуется посредством ряда выделяемых в тексте работы антитез, отражающих характерные черты русского народа: деспотизм, гипертрофия государства / анархизм, вольность; жестокость / доброта; обрядоверие /искание правды; индивидуализм / коллективизм, искание бога / безбожие, смирение / наглость, рабство / бунт. Данные антитезы также являются структурными единицами концепта `противоречие', речь о котором пойдет ниже.

Важно также отметить, что для Бердяева народ является источником правды: «правда простого трудового народа» (с. 116), «искал правды и смысла жизни в простом народе» (с. 117), «искание правды в народной жизни» (с. 126), «он видел великую правду в русском народе» (с. 134). При этом правда позиционируется как конечная цель русского человека, что выражается посредством устойчивого словосочетания «уйти в народ» (с. 85, 100, 112), характеризующего стремление интеллигенции. Следующим структурообразующим признаком концепта `народ' является его индетерминированность, что ярче всего выражается посредством лексем с отрицательной приставкой / частицей `не' и неоднократным повторением лексемы `потенциальность': «потенциальность, невыраженность, неактуализированность сил русского народа» (с. 10), «силы народа оставались в потенциальном, а не актуализированном состоянии» (с. 10), «русские люди мужаются от невозможности деятельности», «потенциальность, нераскрытость, которая вообще свойственна русскому народу» (с. 94).

Образ русского человека, являющийся структурным элементом концепта `русский народ', репрезентирован у Бердяева именами собственными `Стенька Разин', с последующим перифразом `варварский казак', и `Ленин', характеризующийся «грубостью, отсутствием всяких прикрас, театральности, простотой, переходящей в цинизм» (с. 188). Необходимо также отметить, что образ человека вербализуется также словосочетанием `русский мужик', которое часто тождественно по своей семантике лексеме `человек': «русский мужик более личность, чем западный буржуа» (с. 62), «не хочет прав для себя, если мужики не имеют прав» (с. 85). Однако в ряде контекстов русский мужик является неким собирательным образом, отражающим основополагающие качества русского народа, к которым стремится интеллигенция: «искал в русском мужике, в сером тулупе спасения от торжествующего мещанства» (с. 61), «Л. Тол стой хочет от всего отказаться, опроститься, стать мужиком» (с. 85).

Далее рассмотрим концепт `религия'. Значение данной лексемы, представленное в словарях, можно кратко сформулировать как мировоззрение, мироощущение и поведение, основанные на вере в существование Бога (богов) [4; 7; 9]. Важным компонентом значения лексемы, определяющим также содержательное ядро концепта, является `форма сознания'. У Бердяева в ассоциативносемантическое поле `религия' входят лексемы `православие', `духовное', `двоеверие', `религиозность', `церковность'. По мнению автора, основной категорией в русской религии является материнство, при этом религиозность связывает божественный и природный мир: «Богородица впереди Троицы», «Богородица заступница», «Богородица.

• — мать-земля" (с. 12). При этом лексемы `религиозность' и `церковность' не являются семантически тождественными, в силу того что церковность определяется Бердяевым прилагательным `официальная', имеющим негативную коннотацию, связанную с подчиненностью церкви государству: «официальная церковность, в которой ослабла духовность» (с. 15), «официальная церковность
• — гнет» (с. 16). Необходимо также отметить, что концепт `противоречие' находит свое отражение и в лексемах, репрезентирующих концепт `религия': двоеверие заключается в «соединении православной веры с языческой мифологией» (с. 11). Данная антиномия еще более усилена противопоставлением «храмового благочестия», «искания Божьей правды» и «невежественного, обскурантского обрядоверия» (с. 16).

Перейдем к рассмотрению концепта `противоречие', который, по мнению Бердяева, отражает суть национального характера и наблюдается во всех сферах жизни русского человека. Кроме того, данный концепт актуализируется в ряде структурных элементов других концептов, рассмотренных выше. Итак, лексема `противоречие' определяется как 1) взаимодействие противопоставленных и взаимосвязанных сущностей как источников самодвижения и развития; 2) положение, при котором одно исключает другое, несовместимое с ним, противоположное ему [4; 7; 9]. Таким образом, ядро концепта отражает семантика данной лексической единицы, а его актуализация осуществляется у Бердяева посредством ряда антитез, описывающих противоречивые черты русского народа: деспотизм / вольность, склонность к насилию / мягкость, человечность, обостренное сознание личности / безличный коллективизм. Кроме того, определяя государство, Бердяев противопоставляет лексемы `анархичность' и `бюрократичность': «разгул и анархия при потере дисциплины» (с. 11), «государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией» (с. 139). Характеризуя Россию, автор, с одной стороны, отмечает свободу русского человека: «Они (европейцы) несвободны, а мы свободны» (с. 68), а с другой стороны полное ее отсутствие: «везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, нигде свободы бедному русскому духу» (с. 73). Важным представляется также противопоставление явлений русской действительности, отражаемых лексемами `крепостное право' и `казацкая вольница'. Первое явление метафорически сравнивается автором со страшной болезнью: «крепостное право самая страшная язва русской жизни», второе же трактуется как анархический элемент и получает положительное определение: «казацкая вольница замечательное явление» (с. 5).

В завершении необходимо выделить ряд выявленных особенностей языковой репрезентации национально-культурной специфики в работе Н. А. Бердяева «Русская идея»:

• 1. Ключевым концептом, отражающим национально-культурную специфику языкового мышления Бердяева, является концепт `русская идея', который включает в себя систему из 7 сопоставимых концептов: `простор', `свобода', `странничество', `интеллигенция', `русский народ', `религия', `противоречие'.
• 2. Ядро концепта `русская идея' составляют семы `сущность' и `мысленный прообраз'. Анализ репрезентации составляющих данного концепта позволяет сделать вывод о том, что неизменными признаками концепта являются необъятность и бесконечность русской земли и русской души, постоянное стремление к внутренней свободе, устремленность в будущее, недовольство существующим положением вещей, поиск правды, индетерминированность, двоеверие, обрядоверие, противоречивость.
• 3. Содержание концепта `русская идея' есть не только языковая репрезентация основных ценностей, но и манифестация основных противоречий, отражающих национальнокультурную специфику.

• 1. Бердяев, Н. А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М.: Мысль, 1990. С. 23−25.
• 2. Вежбицкая, Е. Семантические универсалии и описание языков. М.; СПб.: Университет. кн., 1999. С. 282−285.
• 3. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Рус. яз., 1981.
• 4. Добровольский, Д. О. Национальнокультурная специфика во фразеологии // Вопр. языкознания. 1997. № 6. С. 37−48.
• 5. Дюкин, С. Г. Литературные тексты как источник реконструирования культурного сознания // В круге культуры. Пермь, 2003. С. 142−146.
• 6. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова; Рос. академия наук; Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. 4-е изд. М.: ИТИ ТЕХНОЛОГИИ, 2003.
• 7. Степанов, Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. М.: Шк. «Языки рус. культуры», 2001.

Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. М.: Астрель: АСТ, 2000.