Детерминация ценностного отношения в онтогенезе

Столь же показательна в данном отношении динамика онтогенеза. Ссылаясь опять-таки и на жизненный опыт каждого из нас, а затем и на художественное исследование этого процесса в биографических и автобиографических романах, можно заключить, что система ценностей формируется у каждого ребенка в процессе его включения в определенную бытовую и игровую практику, а затем укрепляется, или изменяется, или радикально преобразовывается в зависимости от изменений его практического бытия, — и тут сошлюсь на «показания» искусства, поскольку они доступны всеобщему осмыслению, содержащиеся в испанской «плутовской повести» XVII века, в английском, французском, русском романах XVIII—XX столетий; особый интерес представляют с этой точки зрения те произведения, в которых исследовалось изменение ценностных ориентаций уже сформировавшейся личности под влиянием изменения ее практической жизни — например, переезда молодого человека из провинции в столицу в романах О. Бальзака или перипетий жизненного пути Клима Самгина и Григория Мелихова…

Надо, разумеется, иметь в виду, что условия существования каждого социального слоя — скажем, в дореволюционной России аристократии, крестьянства, купечества, фабричных рабочих, офицерства, сообщества ученых, художественной богемы — по-разному преломлялись в жизни его конкретных представителей, отчего ценностное сознание индивида могло весьма существенно отличаться от сознания его собратьев по классу или профессиональной группе. Непонимание этой диалектики социально-группового и единичного вело, с одной стороны, в недавнем прошлом нашей страны к так называемому «сталинскому принципу подбора и расстановки кадров», в основе которого лежал вульгарно понимаемый «классовый подход», игнорировавший индивидуальные качества человека, а с другой — к абсолютизации индивидуальных особенностей личности и игнорированию социальной типичности обстоятельств, сформировавших ее ценности. Вспомним, что и среди декабристов, и среди террористов-народников, и среди революционеров-болыиевиков были выходцы из дворянской среды, реальное бытие которых не определило их ценностные ориентации, но вместе с тем очевидны и социально-психологические особенности дворянина, разночинца и пролетария среди участников революционного движения на всех трех его этапах.

Формирование ценностного отношения в духовном мире личности именуется воспитанием. Суть его в том, что поскольку ценностные ориентации не врождены индивиду, а обретаются им прижизненно, то источником могут тут быть только наличные ценности той социальной общности, к которой принадлежит индивид и к которым она стремится его приобщить. Поэтому следует принципиально различать природные психофизиологические качества индивида — тип темперамента и психологические свойства, такие как доброта и злость, агрессивность и готовность подчинения другому, пластичность и упрямство, альтруизм и эгоизм и т. п., и формирующиеся на их основе ценностное отношение и ценностные ориентации как свойства благоприобретаемые и потому способные изменяться в духовной биографии индивида, — как изменялись они в жизни Блаженного Августина, Виссариона Белинского, Федора Достоевского, Николая Бердяева, Роже Гароди, Бориса Ельцина…

Самое краткое и точное определение воспитания — формирование системы ценностей человека, с ее специфическим содержанием и иерархической структурой. Тем самым оно отличается и от образования как процесса передачи знаний, и от обучения как способа передачи умений, и от управления как подчинения индивида социальным нормам. Суть воспитания — в приобщении воспитуемого к ценностям воспитателя, а не в информировании о ценностях, не в их изучении и не в их навязывании. Воспитание есть способ превращения ценностей социума в ценности личности, а оно может происходить только в процессе ее приобщения к ценностному сознанию других людей, которое и происходит, осознаваемое или неосознаваемое, в ходе общения человека с человеком; оно может быть прямым, контактным и дистантным, опосредованным артефактами (творениями культуры), в которых опредмечены ценности предков или далеких современников и которые становятся тем самым формами инобытия самого человека, заменяющими его в контакте с другими людьми.

Эта способность предметного бытия культуры заменять живых людей в информационных процессах осуществляется, конечно, не только в общении, но общение, в отличие от актов коммуникации и управления, является межсубъектной связью, то есть предполагает принципиальное равенство его участников (равенство в смысле субъектного статуса того и другого или тех и других, ибо структура коммуникации и управления субъектно-объектна, а не межсубъектна) во имя выработки совместными усилиями общих позиций, убеждений, устремлений.

Так общение порождает общность — общность ценностей, которая достигается не внешним давлением, а внутренним приятием, переживанием ценностей другого, становящихся моими ценностными установками. «Механизм» духовного общения такого рода — диалог, в прямом и точном смысле этого понятия, который принципиально отличается от «обмена монологами» — ибо такой обмен остается монологической

формой связи людей, а диалог есть «встреча исповедей»; между тем сообщение о ценностях может быть только исповедью, а ее подлинный культурный смысл, не деформированный религиозной трактовкой исповедания как одностороннего и безответного самораскрытия человека перед «представителем Бога» — священнослужителем, и состоит в слиянии ценностей, смысложизненных позиций, устремлений, идеалов участников общения, порождающем новые общие для них ценности.

Воспитание предстает в трех формах — как общение со «значимыми другими» — родителями, учителями, старшими братьями и сестрами, уважаемыми друзьями; общение с собственным своим «другим Я», реализующееся во внутреннем диалоге, так называемое самообщение; общение с воображаемыми партнерами — художниками, и сотворенными ими образами — таково художественное квазиобщение. Во всех трех случаях воспитательный эффект может и не осознаваться, как не осознается он в общении друзей, в общении с произведениями искусства, во внутреннем диалоге при обсуждении какой-то жизненной проблемы, не рассчитанном на то, что оно приведет к изменению жизненных позиций личности. Но в интересующем нас сейчас отношении существенно то, что во всех случаях ценностный мир личности приходит к ней извне — из богатств культуры, опредмечивающей все вырабатываемые ею ценности и создающей аксиосферу, из которой черпает свои ценности каждый входящий в мир человек.

Как видим, процесс формирования системы ценностей индивидуального субъекта протекает в поле притяжения двух сил — его реальной жизненной практики и духовного воздействия воспитания — семейного, педагогического, художественного, наконец — самовоспитания. Этот «параллелограмм сил» бывает остро противоречивым — как, например, в жизни молодежи в нашей стране в сталинскую эпоху, когда осмысление жизненной практики вступило в противоречие с содержанием идеологической пропаганды; при этом в большинстве случаев побеждала пропаганда, закрывая людям глаза на жизненную реальность — на отсутствие социального равенства в «стране победившего социализма», на массовые репрессии, на катастрофическое начало войны… Вместе с тем, и в это время были люди, для которых «показания» реальной жизни значили больше, чем идеологическое воздействие жрецов «культа личности», и их ценностные ориентации отражали именно этот жизненно-практический опыт, хотя они могли ничего не делать для претворения своих ценностей в деятельности, оставаясь, как принято было говорить в то время, «внутренними эмигрантами», если не имели возможности стать эмигрантами «внешними». .