Риски и уязвимости иррациональной рациональности: кейс-стади

Опасения Вебера и Маннгейма о возможности возникновения иррациональной рациональности вскоре подтвердились в виде определенных социальных практик. Холокост может служить тому примером. 3. Бауман в работах «Современность и Холокост», «Современность и амбивалентность«^[1] показал, что процессы рационализации непосредственно влияют на характер современных людей, способствуют порождению новых форм девиации. Следование технологиям формальной рациональности может как эмансипировать, так и порабощать людей. Все зависит от того, каким образом и во имя чего используется формальная рациональность. По мнению социолога, современный геноцид потенциально включен в институты капитализма, саму современность, техническое мышление, социальную инженерию, основывается на идеях исключительной позитивности научно-технического прогресса, рационального планирования, стандартизации.

Для интерпретации иррациональной рациональности 3. Бауман использует метафорическую концепцию «государства-садовника». Целью управления рисками государства-садовника является рациональное уничтожение «сорняков» — рискогенных, неконтролируемых элементов общества, каковыми в нацистской Германии считались евреи, цыгане, гомосексуалисты, что в итоге должно было утвердить «социальный порядок, соответствующий проекту совершенного общества»^[2]. Аналогично, в СССР велась целенаправленная, рационально организованная борьба с «чуждыми» социальными элементами. Иными словами, рациональное планирование «сада» с неизбежностью предполагает «прополку сорняков», которая несет уязвимости культуре общества. Социолог замечает, что в условиях нацистского и сталинистского режимов определенные социальные элементы уничтожались как «сорняки», ибо они не вписывались в рационально разработанное «совершенное общество», к которому власти стремились.

У Холокоста были все основные характеристики рациональной организации, обоснованные еще М. Вебером — эффективность, калькуляция, предсказуемость, контроль: невиданная прежде эффективная машина по массовому уничтожению людей, которая функционировала с четкой калькуляцией, сколько могло быть уничтожено людей за определенный период времени, следовательно, результат был предсказуем, и наконец — все жертвы строго контролировались с помощью нечеловеческой технологии, включавшей функционирование бюрократии, лагерей, газовых камер, крематориев, транспорта и т. д. «„Дух“ инструментальной рациональности не только делал Холокост возможным, но и наделял его возвышенной „рациональностью“»^[3]: убийство людей, уничтожение определенных социальных групп со своими специфическими культурами совершалось ради «созидания совершенного общества». Парадокс заключается в том, что убийство в этом контексте было не актом разрушения, а «созидательным действием».

Сегодня появляются все новые типы иррациональной рациональности со свойственными им рисками дегуманизации человеческих отношений. «У меня есть веские основания, — пишет Дж Ритцер, — чтобы рассматривать Холокост в качестве предвестника макдональдизации (подробнее об этом типе рациональности пойдет в следующей главе). Во-первых, Холокост был организован на принципах формальной рациональности, полагаясь в значительной степени на парадигму данного типа рациональности — бюрократию. Во-вторых, Холокост был также связан с фабричной системой… Наконец, распространение формальной рациональности сегодня посредством процессов макдональдизации подтверждает мнение Баумана о том, что нечто подобное Холокосту, возможно, случится снова»^[4]. Это означает, что риски дегуманизации человеческих отношений, обусловленные формальной рациональностью и соответствующими технологиями, сохраняются.

• [1] См.: Bauman Z. Modernity and the Holocaust. Cambridge: Polity Press, 1989; Bauman Z. Modernity and Ambivalence. Cambridge: Polity Press, 1991.
• [2] Bauman Z. Modernity and the Holocaust. P. 91.
• [3] Ibid. P. 18.
• [4] Ritzer G. The Mcdonaldization of Society. Thousand Oaks, Calif.: Pine Forge Press, 2000.P. 28.