Наваждения толп. 
Политическая психология

С. Московичи, современный психолог с мировой известностью, в своих исследованиях предлагает считать психологию масс не периферийной проблемой, а самостоятельной и самодостаточной теорией, которая изначально, из самой себя объясняет многие современные парадоксы, в том числе и политические, экономические, социальные. Так обнаруживается фундаментальность многих гипотез и констатаций, которые содержатся в работах психологов толпы.

С. Московичи оригинально и основательно прослеживает эволюцию воззрений и подходов, которые сложились в этой сфере исследований. Однако одна из его исходных посылок нуждается в критической рефлексии. Сопоставляя сознание одиночки и толпы (и тем самым обосновывая правомерность социальной психологии), Московичи вслед за своими предшественниками фиксирует два парадоксально противостоящих друг другу типа сознания. Индивид, еще не инкорпорированный в толпу, способен рассуждать, демонстрировать рассудочность, обнаруживать ответственность за собственные поступки. Тот же человек внутри массы утрачивает эти свойства. Умственные, нравственные опоры рушатся. Заглушается даже инстинкт самосохранения.

Так личность противопоставляется толпе. Выстраивается типологически стройная конструкция. Масса противостоит индивиду по всем параметрам. Все это рождает огромное количество ценнейших наблюдений и концептуально четких выводов. Но ведь существует феномен «демонизирования» толпы. Возникают вопросы. Отчего мыслящий человек впадает в безумие? Как сон разума рождает чудовищ? Что, вообще говоря, приводит к кошмарной подмене ответственных и нравственно обустроенных индивидов?

Г. Лебон, Г. Тард и З. Фрейд работали в рамках просветительской традиции. Культ разумного человека был для них незыблемым. Они так и не смогли преодолеть эту иллюзию, невольно прославляя всевластие ума. Даже Фрейд, «открывший глубины бессознательного», пытался высветлить их светом рассудка.

Однако действительно ли человек обладает теми неоспоримыми свойствами, которыми щедро наделяют его психологи толп?

" Толпа не отличает сна от реальности" , — пишет Московичи. Хочется сделать карандашную пометку: «А индивид?» Современная философская антропология рассматривает человека как едва ли не самое эксцентричное создание универсума. Можно спросить: чего больше в человеке — рационального или иррационального? На этот вопрос один канадский философ ответил: «фифти-фифти». Но это как раз и неверно.

Эксцентричность человека проявляется именно в том, что он по природе своей иррационален. Но, будучи таковым, обладает даром сознания. Отсюда и разорванность человеческого поведения, поразительная непоследовательность его поступков. Несомненно, обычный индивид, еще не смешавшись с толпой, тоже плохо различает грезу и действительность. Это, можно сказать, его антропологическое свойство.

Свежий пример. В идущем на британских экранах телесериале изображается жизнь обыкновенной семьи. Сценаристы предложили интересное развитие событий. У молодоженов рождается ребенок. Сколь естественно и трогательно! Однако продюсеры отвергли замысел, по крайней мере отложили его реализацию. Мотивы? В штате нет пока дополнительной сотрудницы… Кто же станет принимать шапочки, которые растроганные телеманы будут посылать малютке?

Неужели человек, находясь в здравом уме, не соображает, что чадо родилось в воображении сценаристов? Косвенный ответ на этот вопрос есть у Московичи. Толпа трактуется у него обобщенно. Это вовсе не только сборище на площади. Это человек у экрана, в политическом клубе, на конкурсе красоты, в избирательном марафоне… Толпа там, где есть синдром мистификации. Однако правомерен вопрос «Где же тогда отыскать суверенного, автономного индивида?» .

Сознание толпы долго не оценивалось как исторически конкретный тип мирочувствования. Предполагалось, что психология людских скоплений — скорее фантом, чем закономерный социальный продукт. И вот мы снова видим всевластие толпы, неутихающий митинговый пафос.

Характеризуя массу как толпу, многие политические психологи описывают поведение масс как иррациональное, фатально разрушительное по своей направленности, подверженное коллективным психозам. Многие из них отмечают, что, отдаляя людей от содержательных целей и культурных ценностей, «массовое общество» формирует обездоленного индивида. Предоставленный самому себе, этот индивид стремится преодолеть самоотчуждение путем участия в массовом движении. Он становится бунтарем и насильником.

В политических манифестациях, в новейших манифестах и размежеваниях все чаще возникает малопривлекательный образ двуногого, выпавшего из лона человечества винтика, примеряющего на себя грозный мундир; приводного ремня, вообразившего себя мотором. Маячит угроза диктатуры индивида, готового решать свои жизненные проблемы по собственному разумению — делить оставшееся довольствие, ренты, выносить смертные приговоры, освистывать инакомыслящих.

Люмпенизированный, утративший социальные связи человек легко обживается в толпе, в стае. Сегодня толпа продвигается к складу, завтра — к окраине, где живут инородцы, или к поднадоевшему памятнику. Парадокс состоит в том, что человеческие связи рвутся именно там, где есть неразличимое множество конфликтующих воль. Коллективистский инстинкт, фантом общинности без труда превращается в групповой эгоизм, в диктат индивидуализма.

Паника, вызванная радиопостановкой «Вторжение с Марса» в 1938 г., явилась едва не первой попыткой инспирации политического психоза. В 1940 г. Г. Кэнтрил, Г. Годе и Г. Герцог провели массовый опрос участников паники, вызванной радиоспектаклем. Сначала они хотели ограничиться рассмотрением проблемы на уровне массовой психологии, но вскоре убедились в том, что поведение отдельных людей и групп невозможно вывести из общих закономерностей массового сознания. Появились такие понятия, как «латентная тревога», «психопатические реакции»^[1].

Уже в ту пору мнения разделились. Один исследователь заявил, что «интеллектуально развитый человек» не мог поддаться панике. Другие вообще считали испугавшихся невропатами, которые молились, плакали, метались, как безумные. Одни побежали спасать своих близких, другие кинулись к телефону, чтобы попрощаться с родными, многие вообще впали в ступор. Действительно, около 1/3 людей оказались неспособными предпринимать какие-либо действия, находились в шоке. В конечном счете психологи пришли к выводу, что понять поведение людей в рамках только психологии толпы невозможно. Паника оказалась заболеванием «социального тела». В канун Второй мировой войны психологи, столкнувшиеся с чудовищами, которые внутри нас, еще надеялись на ресурсы психотерапии: можно, вероятно, освободить человека от навязчивых фантазий, от излишней эмоциональности, вразумить относительно неоправданности тревоги.

• [1] Хэдли К. Чудовища вокруг нас… // Страх. Страсти человеческие. М., 1988. С. 52.