Коммуникативная модель общества

Поскольку коммуникативный опыт устанавливает значение в связи с притязаниями и оценками, а социальный исследователь не может нейтрально описывать свои объекты, постольку возникает вопрос о контроле над ценностньши установками. Он получает решение в трех ведущих исследовательских программах, таких как:

• — теория самоуправляющихся систем;
• — теория интеракции;
• — феноменологическая социология.

Принадлежность к социальному жизненному миру, чувство «Мы», чувство «Я», позиция другой личности — все это очевидности, о которых мы знаем до всякого теоретизирования. Однако наука возможна там и тогда, где и когда имеет место «Третья личность», незаинтересованная и не участвующая, способная трезво посмотреть на происходящее. Феноменология и герменевтика лишены критической рефлексии, они слишком доверчивы к социальному бытию. И все-таки социальный исследователь не может встать в положение постороннего наблюдателя, так как он в этом случае не сможет понять, а следовательно, и критиковать настоящее. Только общие коммуникативные структуры, господствующие над говорящими и действующими субъектами, открывают доступ как к контексту жизненного мира, так и к критической рефлексии, способствующей его корректировке. Этот рефлексивный опыт выступает как эмансипирующая практика, направленная на реконструкцию дотеоретического знания, на которое опирается говорящий и действующий субъект, на реконструкцию правил, при посредстве которых достигается языковая компетентность, возникающая благодаря действию институтов, образующих доязыковой контекст коммуникации.

В чем состоит эмансипирующая роль общественной дискуссии по поводу той или иной социальной проблемы?

> Во-первых, она выступает средством социализации, образования и воспитания; благодаря ей происходит повышение компетентности.

> Во-вторых, коммуникации вынуждают высказывать собственные мнения от первого лица, которые интерпретируются, критикуются, уточняются и, наконец, принимаются или отвергаются.

> В-третьих, дискуссия способствует достижению консенсуса на основе открытости, или, как мы говорили в эпоху перестройки, «гласности».

У интеллектуалов, выбирающих левую сторону дискурса, объектом критики оказывается власть, осуществляемая государством в сфере идеологии. Неудивительно, что после Маркса критика идеологии сложилась в весьма влиятельное философское направление так называемой франкфуртской школы. Один из видных ее представителей Юрген Хабермас взамен марксистской концепции революции указал на способность свободной общественности обсуждать, рефлексировать, реконструировать, критиковать предпосылки социального бытия. Дискурс общественности — своеобразный противоинститут, средство эмансипации от давления технологической структуры, которая, став чрезвычайно усложненной, автономизировалась, вышла из-под контроля людей. Наука и техника, а также социальная машинерия (бюрократический аппарат), задуманные как средства улучшения жизни, превратились в самоцель и теперь сами диктуют планы социального развития. Сегодня наука блокирована государством, которое берет на себя решение вопроса о применимости ее открытий.

Карл Маркс, как и его современники, родившиеся при капитализме, описывал историю с точки зрения развития производительных сил. В современном обществе на первый план выходит динамика организационных структур и социальных институтов. В современном обществе государство активно вмешивается в хозяйственную деятельность, что приводит к дезинтеграции общественных институтов. Схематично картина противоречий исторического развития выглядит примерно так:

> противоречия между усилением управленческих функций и формированием институтов и ослаблением социальной интеграции (традиционное общество);

> противоречие между усилением управленческих действий в системе труда и уменьшением их вклада в социальную интеграцию (либеральный капитализм)-,

> противоречие между усилением научного управления обществом и уменьшением его вклада в достижение социального тождества (поздний капитализм).

Процесс легитимации власти в традиционном обществе постепенно привел к ослаблению институтов семьи и родства, устойчивость которых, как и всего общества в целом, обеспечивается институтом собственности. В классовом обществе господство связано с обеспечением порядка, и оно постепенно эволюционирует в форму управления хозяйством, потребности которого определяются идеологией. В позднем капитализме происходит кризис традиционных институтов, падает доверие к государству. Привлечение научной рациональности для его оправдания приводит к обратному результату: выявлению его нерациональности. Более того, научно-техническа я подсистема общества, оторванная от ценностей жизненного мира, автономизировалась и тоже стала испытывать кризис доверия. Отсюда возникла потребность в новом институте, который бы соединил инструментальное и коммуникативное действие.

Социальная интеграция достигается на коммуникативном уровне, который в силу этого оказывается базовым и опережающим по отношению к процессам социального управления. Но не есть ли коммуникация нечто бессильное, как всякие разговоры, и в чем источник ее силы, если она выдвигается в качестве локомотива истории? Проблемы с коммуникативным проектом такие же, как с миссией рабочего класса: вопрос упирается в политическую волю. Вместе с тем, только обсуждая общие проблемы выживания, выявляя устаревшие догмы и находя консенсус относительно путей выхода из кризиса, общество способно разработать такую политикоэкономическую программу, в которой возможности и потребности технологий совмещаются с достижением того, что называют счастливой жизнью.