Гринова 30-модель грамотности и три измерения академического письма

Модель, о которой здесь пойдет речь, играет особую роль в данном пособии: она объединяет все знания, умения и навыки в трехмерном пространстве и позволит нам на каждом этапе развития академического письма отследить и обдумать, что, как и зачем мы развиваем. Если модель пятиабзацного эссе служит стержнем развития умений и навыков построения текста, то Гринова ЗО-модель будет служить нам опорой для развития знаний об академическом письме и позволит оценивать свою и чужую работу в трех измерениях. Особенно важно то, что три измерения академической грамотности дадут нам возможность как минимальной, гак и максимальной оценки.

ЗО-модель грамотности была построена австралийским профессором Биллом Грином 112|. Уже четверть века она успешно применяется в различных контекстах грамотности или, как сегодня принято говорить в международном образовательном дискурсе, в различных «грамотностях» или «мультиграмотностях» цифровых, коммуникационных, информационных и т. д. Тем не менее, сам Билл Грин подчеркивает, что создавал ее, в первую очередь, для письма, поэтому она особенно эффективна для восприятия письма как нелинейного процесса. Как мы убедились, линейное письмо даже не двумерно, а одномерно, если рассматривать его как линию связанных между собой слов. Академическое письмо есть процесс многомерный и комплексный, и Гринова ЗО-модель будет для нас очень полезным инструментом.

Модель включает три измерения, которые сам автор и его последователи представляют обычно как взаимосвязанные овалы [ 12, с. 25], но мне представляется более наглядной пространственная модель, изображенная на рис. 1.4, в которой все мы хорошо ориентируемся.

Три измерения по отношению к академическому письму будут означать следующее.

Операциональное измерение — это язык и организация текста, т. е. его физическое воплощение. Сюда относятся структура текста, абзаца и предложения, а также использование языковых средств. Иными словами, это то, как пишущий владеет языком и технологиями создания текста.

Культурное измерение — эго знание предмета (как новейших, гак и классических исследований в данной области), понимание обсуждаемых вопросов в их контексте, правильный выбор стилистики и языка в зависимости от адресата и предназначения текста, т. е. от жанра и дисциплины. Иными словами, это информированность пишущего о предмете письма, его читателе и принятых нормах коммуникации в данной области.

Критическое измерение — это идеи, которые генерирует, обосновывает и доказывает автор своим текстом. Сюда входит вся линия построения доказательства от тезиса до заключения. Иными словами, это та самая собственная идея, которая побудила автора написать текст, тем самым придав ее гласности и побудив других к ее обсуждению. Выделение стрелки на рисунке и ее направленность вверх указывают на приоритетность этого измерения.

Рис. 1.4. Пространственная репрезентация Гриновой 30-модели грамотности.

Посмотрим, как эта модель отобразит разного рода тексты. Возьмем уже обсуждавшийся выше реферат: эта работа будет не объемной, а плоской, причем лежать она будет в плоскости «операциональное — культурное». Чем больше начитанности и понимания предмета показал автор, чем более всесторонний обзор источников он провел, тем дальше от точки «ноль» он продвинулся по линии культурного измерения. Чем более внятно, последовательно и грамотно он изложил прочитанное, тем выше показатель операционального измерения. Проявления собственных идей, требующих доказательства, в таком тексте обычно не требуется.

Следует отметить, что существует немало текстов в гуманитарной сфере, в среде, так сказать, «лириков», качество которых держится почти исключительно на красочности языка и обилии цитат. Многословная, цветистая, но аморфная работа (т.е. такая, в которой трудно проследить фокус и основной тезис автора) может сопровождаться пространной библиографией, которая при ближайшем рассмотрении имеет мало отношения к делу и служит чем-то вроде украшения, словно «лепнина» на фасаде и без того цветистого текста. В этом случае работа лежит даже не в рассматриваемой плоскости, а на линии операционального измерения, и при этом недалеко по нему продвигается в силу нехватки организационных текстовых средств.

Пример другой плоской работы чаще можно найти в точных и естественных науках, где властвует практика и эксперимент. У автора есть что сказать, поскольку он просчитал или вывел нечто действительно новое и нужное, и добился этого потому, что хорошо изучил свой предмет, проанализировал предыдущие исследования и научился сам проводить эксперименты такого рода. Его работа, безусловно, далека от нулевой отметки в плоскости «критическое — культурное». Однако, как это часто бывает с «физиками» (в отличие от «лириков»), они не обладают достаточным языковым потенциалом, чтобы изложить свои результаты ясно и убедительно в текстовой форме. Точнее, им кажется, что они излагают именно так, поскольку пишут не словами, а формулами, которые соединяются между собой однотипными клише типа «отсюда» или «следовательно», и при этом прекрасно понимают друг друга («Скажите, лямбда — это производная от мю или от сигмы?» — «Мю!» — «Спасибо»).

Тем не менее, когда дело доходит до публикации результатов, то понять такой текст, например, представителю смежной дисциплины, весьма затруднительно. Да и текст ли это? Если открытие достойно общественной огласки и представления широкому читателю, то такой «текст» не годится. Мы (публика) хотим знать, в чем суть открытия, как и почему оно стало возможным, какова логика его дальнейшего развития, а формулы для нас подобны иероглифам («Ну и что с того, что лямбда — производная от мю?»). Здесь мы наблюдаем недостаток операционального измерения, который препятствует публичности текста.

И наконец, примером текста, лежащего в плоскости «критическое — операциональное», является текст, в котором блестяще и остроумно обосновывается идея автора, которая при этом не опирается ни на серьезную фактическую, ни на теоретическую поддержку. Такой текст можно с интересом прочесть, такой идеей можно увлечься, ее даже можно представить на канале ТВ-3, но в научной и профессиональной дискуссии она обычно оказывается несостоятельной и под градом критики быстро рушится. Эго письмо по характеру приближается к публицистическому или даже к художественному, хотя в нем может быть использован научный язык и беспристрастная научная стилистика.

Может, конечно, случиться, что у автора было озарение или гениальная догадка, но на современном этапе развития любой науки такая догадка может родиться только на основе специальных знаний, и на них необходимо указать как на источник. Скорее всего, автор просто не потрудился этого сделать и не проявил должного уважения к коллегам и предшественникам, что указывает на отсутствие понимания тех правил и традиций, которые сложились в данном жанре, данной дисциплине и вообще в науке. Может быть, такая идея уже была высказана кем-то еще или опровергнута в результате дискуссии; в этом случае автор будет выглядеть еще более нелепо и «некультурно» .

Все три примера, конечно, сильно утрируют реальность. Тем не менее, если вы подумаете о собственных текстах, которые писали «для преподавателя» или «для оценки», или о прочитанных вами статьях или книгах, в которых не смогли разобраться, то приведенные выше крайности покажутся вам весьма знакомыми. К сожалению, ни ученая степень, ни даже совершенные автором открытия не делают его тексты ясными, краткими и понятными. Письму нужно учиться отдельно.

Здесь следует отметить еще одно обстоятельство: поправить недостаток культурного измерения, почитав соответствующую литературу, намного проще, чем недостаток операционального, требующего тщательной работы с текстом, его элементами и языком, или, тем более, критического измерения, требующего нестандартного, оригинального, дивергентного мышления. Выходит, умение умению рознь.

Если мы посмотрим, на что ориентируются российские учебники по культуре речи и научному тексту, то убедимся, что они сосредоточены на культурном и операциональном измерении и учат в основном реферированию, а не продуцированию новых идей. Продуцированию идей должны учить профессора дисциплин, но, к сожалению, достаточно часто они ограничиваются тем же культурным измерением, проверяя начитанность и понимание литературы, да еще и в устной форме, не уделяя должного внимания более сложному операциональному измерению.

Получается, что студенты, у которых есть курс по культуре научной речи, находятся в более выгодном положении, чем те, у кого его нет. Кроме того, операциональные навыки развиваются там, где больше письменной практики, пусть даже реферативной. Но как же быть с критическим измерением, самым сложным? Как научиться выдвигать и излагать собственные идеи?

О силе критического измерения мы поговорим чуть ниже, а пока предположим, что все три измерения равны. Действительно, на одних метаязыковых умениях и «мю» текста не построишь, здесь нужна гармония формы и содержания, о чем свидетельствуют приведенные выше примеры.

Равновесие трех измерений позволит нам оцепить текст по принципу минимализма.