Четвертая модель. 
Военные преступления

Разработка и принятие государством в рамках выполнения своих международно-правовых обязательств специального закона, посвященного вопросам борьбы с преступлениями против мира и безопасности человечества и содержащего переработанные и адаптированные к национальной правовой системе нормы о военных преступлениях. Так, Бельгией в связи с ратификацией Дополнительных протоколов 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. был реализован ряд законодательных мер, в том числе принят Закон от 16 июня 1993 г. «О борьбе с тяжкими нарушениями международного гуманитарного права»^[1]. Данный законодательный акт предусмотрел (в соответствии с положениями действующих международных договоров) национальноправовые нормы об уголовной ответственности за совершение геноцида, преступлений против человечности, а также собственно военных преступлений (перечень которых, включающий 20 составов, был дан с учетом Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных протоколов к ним 1977 г.^[2]). Согласно ст. 2 Закона наиболее тяжкие военные преступления (среди них: умышленное убийство; пытки и иное бесчеловечное обращение, включая биологические эксперименты) наказываются тюремным заключением пожизненно; в отношении иных военных преступлений предусматривается тюремное заключение на определенный срок (в зависимости от вида преступления и его результатов, данный срок варьируется от 10 до 30 лет). При этом отдельно оговариваются вопросы наказания (как за оконченное преступление): лица, отдавшего преступный приказ (в том числе невыполненного); подстрекателей (в том числе если преступление не было осуществлено); соучастников (в том числе если преступление не привело к результату); отказ действовать (в случае если лицо было в состоянии воспрепятствовать совершению преступления или прекратить преступные действия) (ст. 4 Закона). Кроме того, в ст. 5 было особо указано, что:

• — никакой интерес, никакая необходимость политического, военного или государственного характера не может оправдать (даже в качестве репрессалии) совершения указанных в Законе преступлений¹;
• — факт действия обвиняемого по приказу своего правительства или вышестоящего начальника не освобождает его от ответственности, если в существовавших конкретных условиях исполнение приказа могло с очевидностью повлечь совершение преступления геноцида или преступления против человечности (в том понимании, как эти преступления определены настоящим законом), тяжкого нарушения Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительного протокола I к ним 1977 г.;
• — иммунитет, которым наделено официальное лицо, не препятствует применению данного Закона.

В соответствии со ст. 8 данного Закона к определенным в нем преступлениям не применяются установленные бельгийским уголовным и уголовно-процессуальным законодательством сроки давности по уголовным делам и исполнению наказаний.

Следует также обратить внимание на то, что рассматриваемый закон, наряду с установлением уголовной ответственности за военные преступления и иные серьезные нарушения МГП, предусмотрел в ст. 7 возможность бельгийских судов рассматривать дела о них, независимо от места их совершения, т. е. закрепил принцип универсальной юрисдикции. При этом, исходя из положений, действующих в бельгийской правовой системе, любой потерпевший в результате военного преступления (иного, указанного в рассматриваемом законе серьезного нарушения МГП) мог возбудить уголовное дело с предъявлением гражданского иска через посредство бельгийского следственного судьи^[3][4]. В связи с этим в бельгийские суды начали поступать многочисленные жалобы, в том числе на руководителей и членов правительства иностранных государств, что, в свою очередь, осложнило дипломатические отношения Бельгии с другими странами¹. В итоге Бельгией в 2003 г. был принят новый закон, отменивший закон 1993 г. (с поправками 1999 г.). В результате чего, одна часть его положений была включена в общий Уголовный кодекс (ст. 13bis и сл.), другая — во вступительную часть Уголовно-процессуального кодекса (ст. Ibis, 6 (l°bis), 10 (l°bis), 12 bis и 21)^[5][6].

В свою очередь, принимая во внимание участие Бельгии в Римском статуте МУС, новый закон криминализовал военные преступления (как и другие преступления по международному праву) примерно в той же формулировке, что и в ст. 6—8 Статута МУС, однако с несколькими существенными отличиями. Применительно к военным преступлениям, он:

• — добавил к перечню, предусмотренному ст. 8 Римского статута преступления, перечисленные в ст. 15 Второго протокола к Конвенции 1954 г. о культурных ценностях;
• — в отличие от ст. 8 Статута, предусмотревшей 34 состава военных преступлений, совершаемых во время международного вооруженного конфликта, и 16 составов военных преступлений, совершаемых в рамках «продолжительного» внутреннего вооруженного конфликта, закон представил консолидированный список из 40 военных преступлений, наказуемых независимо от того, совершены ли они в условиях международного или внутреннего вооруженного конфликта^[7].

Представляет особый интерес опыт ФРГ, в связи с выполнением международно-правовых обязательств присоединения государства к системе МУС, в том числе в части криминализации военных преступлений. Германия ратифицировала Римский статут в 2000 г., и в течение 2000— 2002 гг. было принято шесть федеральных законов, в числе которых: Закон об имплементации Римского статута и Закон о сотрудничестве с МУС, а также Кодекс преступлений против международного права (нем. Volkerstrafgesetzbuch) от 26 июня 2002 г.^[8] Кодекс преступлений против международного права состоит из двух частей: «Общие положения» и «Уголовно наказуемые нарушения международного права».

В Общих положениях определяются, в частности, сфера применения Кодекса (он применяется ко всем указанным в нем преступлениям, независимо от территориального признака, что, по сути, означает универсальную юрисдикцию^[9]); возможность применения к деяниям, предусмотренным Кодексом, общего уголовного права (если иное не предусмотрено императивными нормами Кодекса в § 1 и 3—5); неприменимость срока давности в отношении преследования предусмотренных в Кодексе преступлений и исполнения назначенных за них наказаний.

Его Особенная часть включает три раздела, посвященные преступлению геноцида и преступлениям против человечности, военным преступлениям, иным уголовно наказуемым деяниям. Раздел второй Кодекса «Военные преступления» охватывает пять самостоятельных параграфов: § 8 «Военные преступления против лиц» (.Kriegsverbrechen gegen Personen); § 9 «Военные преступления против права собственности и иных прав» (Kriegsverbrechen gegen Eigentum und sonstige Rechte); § 10 «Военные преступления в отношении гуманитарных операций и эмблем» (Kriegsverbrechen gegen humaniatare Operationen und Embleme); § 11 «Военные преступления применения запрещенных средств ведения войны» (Kriegsverbrechen des Einsatzes verbotener Methoden der Kriegsfuhrung); § 12 «Военные преступления применения запрещенных методов ведения войны» (Kriegsverbrechen des Einsatzes verbotener Mittel der Kriegsfuhrung)¹. Как видим, Кодекс при криминализации военных преступлений не повторяет ст. 8 Римского статута МУС, а проводит их категоризацию по другим классификационным критериям^[10][11].

В комментариях к проекту Кодекса отмечалось, что систематика военных преступлений в нем ориентируется на субстанционное развитие МГП, в котором за последние десятилетия сложилось разграничение между охраной (защитой) лиц и имущества (право Женевы), с одной стороны, и ограничением применения определенных методов и средств ведения войны (право Гааги) — с другой. При этом основу систематизации составляет не характер преступления (совершение деяния в ситуации международного либо внутреннего вооруженного конфликта), а содержание объекта посягательства^[12].

В отличие от Римского статута, Кодекс применительно к проблеме ответственности за военные преступления не устанавливает порога юрисдикции, что, по всей видимости, повышает эффективность указанного акта внутригосударственного права¹. В целом же применительно к военным преступлениям, предусмотренным Кодексом, соответствующий раздел учитывает составы тех деяний, которые указаны ст. 8 Римского статута, причем так же как и в Статуте МУС понятие «военное преступление» распространено на конфликты немеждународного характера: военные преступления подлежат преследованию независимо от категории вооруженного конфликта.

Следует также обратить внимание на такой момент: в отдельный раздел Кодекса «Иные уголовно наказуемые деяния» (§ 13—14) вошли:

• — нарушение командирами и гражданскими начальниками своих обязанностей по осуществлению должным образом надзора за подчиненным, в результате чего последний совершает какое-либо из предусмотренных Кодексом преступлений (включая военные преступления);
• — недонесение командирами и гражданскими начальниками об уголовно наказуемом деянии, совершенном их подчиненным.

Вместе с тем следует учитывать, что в соответствии с § 4 Кодекса военный командир или гражданский начальник, который бездействуя, не препятствует своим подчиненным совершить деяние, предусмотренное настоящим Законом, наказывается как исполнитель деяния, совершенного подчиненным, и положения § 13 Кодекса в этом случае не применяется.

Данный подход разграничения, с одной стороны, военных преступлений, в совершении которых может принимать участие командир (начальник), и, с другой — уголовно наказуемых деяний командиров и начальников, выразившихся в отсутствии должного эффективного контроля за подчиненными, — представляется вполне обоснованным, более того, может быть воспринят не только в национальном уголовном законодательстве, но и в актах МУП^[13][14].

Следует согласиться с высказанным в специальной литературе мнением о том, что рассматриваемый Кодекс представляет собой уникальный пример создания комплексного межотраслевого консолидированного имплементационного закона, направленного на адекватное отражение норм, необходимых для эффективного международного сотрудничества в борьбе с преступлениями против мира и безопасности человечества^[15] (включая военные преступления).

Следует также учитывать, что уже в последней четверти XX в. в Германии (как и в ряде других государств) стала складываться особая группа норм внутригосударственного права — «оперативное право».

(англ, operation law), или «право боевых действий», направленное на интеграцию соответствующих положений МГП в военную доктрину и национальную правовую систему. Что касается Германии, то в соответствии со ст. 59 Основного закона ФРГ Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 г. и Дополнительные протоколы к ним 1977 г., ратифицированные данным государством, по сути, приравниваются к национальным законам¹.

• [1] См.: Уголовный кодекс Бельгии / науч. ред. и предисловие Н. И. Мацнева; пер. с фр. Г. И. Мачковского. СПб., 2004. С. 391—405. Закон действовал с поправками 1999 г.
• [2] См.: § 3 ст. 1 Закона 1993 г.
• [3] С учетом исключений, указанных в п. 9, 12 и 13 § 3 ст. 1 (Закон от 10 февраля 1999 г.)
• [4] См.: Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов: курс лекций юридического факультета открытого Брюссельского университета. М.: МККК, 2011. С. 924.
• [5] Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. М.: МККК, 2011. С. 925. Вопрос осуществления универсальной уголовной юрисдикции органами национальнойюстиции будет более подробно рассматриваться в гл. 3 пособия.
• [6] Там же. С. 926.
• [7] Там же.
• [8] Федеральный вестник законов. 2002. Часть I. № 42. 29 июня 2002 г. BGBI. IS. 2254.
• [9] Данный подход получил неоднозначную оценку в литературе. См. об этом, напр.:Верле Г. Указ. соч. С. 182. Сн. 738.
• [10] Подробный перечень приводимых в данных параграфах военных преступлений, а также назначаемых за их совершение наказаний см.: Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества. С. 361—365.
• [11] См. об этом, напр.: Верле Г. Указ соч. С. 177—180; Есаков Г. А. Международно-уголовное право как подотрасль российского уголовного права: современное состояниеи проблемы [Электронный ресурс] // Международное право и международные организации. 2015. № 3. С. 331—346. Доступ из СПС «КонсультантПлюс»; Лобанов С. А. Кодификация норм об ответственности за военные преступления: преемственность и развитие // Военно-юридический журнал. 2009. № 10. С. 14; Сафаров Н. А. ИмплементацияРимского статута Международного уголовного суда: новый немецкий кодекс преступлений против международного права // Московский журнал международного права.2004. № 2. С. 135—159; Серебрякова А. В. К вопросу об имплементации норм международного уголовного права о военных преступлениях во внутреннее законодательствоГермании // Международное уголовное право: актуальные вопросы и современныепроблемы: сб. науч. статей и сообщений. М., 2014. С. 91—101; Шулепов Н. А., Шуле-поваЛ. Ф. Указ соч.; Журнал Российского права. 2006. № 12; Wilkitzki Р. The German lawon cooperation with the ICC // International Criminal Law Review. 2002. № 2. P. 195—212.
• [12] Cm.: Werle G., Jessberger F. International Criminal Justice is Coming Home: The NewGerman Code of Crimes Against International Law // Criminal Law Forum. 2002. Vol. 13. P. 207.
• [13] См. об этом: Wirth S. Germany’s New International Crimes Code: Bringing a Case toCourt // Journal of International Criminal Justice. 2002. Vol. 1. № 1. P. 153.
• [14] О необходимости данного разграничения и несовершенстве норм международного уголовного права в этой части речь шла в гл. 1 пособия.
• [15] Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества. С. 365. По мнению профессора А. Э. Жалинского, данный Кодекс представляет собой своеобразный новый источник немецкого уголовного права, который трудно сравнить с каким-либо иным. См.: Жалинский А. Э. Современное немецкое уголовное право. М., 2004.С. 81.