Диалектика и феноменология научного познания человека

В истории философии и, в частности, психологии известны не только хорошо продуманные теоретические и практические исследования, но и такие подходы, в которых всевозможные характеристики поведения человека систематизируются, не имея в виду ни вершин, ни глубин познания и не принимая во внимание никаких уже сложившихся концепций.

Поиск такого рода ведется при сознательном снижении статуса научной теории, из «низов» эмпирического и механического объединения элементарнейших и случайных наблюдений, что лучше всего выражается известным тезисом Э. Гуссерля о выборе «в пользу первоначальной абсолютной нищеты познания»: «В этом состоит моя теоретическая автономность — моя, как и любого подлинного ученого», — так комментирует этот свой выбор Э. Гуссерль, относя себя, очевидно именно к подлинным ученым (74; 51—52).

Таким образом, автономия свободы подлинных исследователей логически продолжается в их исследованиях, поскольку вне диалектики преемственности — уникальности в этих исследованиях господствует свободная воля случайных выборов. Отсюда происходит и совершенно адекватный такому подходу и метод вероятностной оценки количества и качества выборов.

Но важно подчеркнуть, что независимо от позиций исследователейфеноменологов, если они будут добросовестно и квалифицировано проводить сбор материала, — эти их подходы неизбежно снимаются диалектикой реальности существования человека. Феноменологические изыски в конце концов были всегда «обречены» оформиться как относительно адекватные, — в том смысле, что в любых формах человеческого опыта содержится известная сторона объективной истины.

Примером воинствующего эмпиризма в истории психологии является добротный анализ английской лексики, проведенный Г. Олпортом и X. Одбертом и позволивший выделить 4500 определений поведения человека. Эти определения были поняты как некоторый потенциал личности, проанализированный с помощью факторного анализа Р. Кеттеллом. В результате список возможных свойств, характеризующих человека как личность и социальное, культурное явление, — уменьшился до 171 понятия, а затем, — до 35 групп или «кластеров свойств».

Таким образом были получены основания для проведения специальных математико-статистических и психолингвистических исследований, обработка результатов которых привела к выделению всего 16 факторов, необходимых и достаточных для оценки индивидуальных различий в поведении людей.

Но методы факторного или кластерного анализов являются лишь инструментами в изучении, например, свойств личности человека и не предопределяют того, какой вообще может быть структура развивающейся личности в системе целостности свойств эволюционирующего человека.

Кроме того, социализация человека осуществляется всегда на определенной культурной основе и в конкретных социально-исторических ситуациях, которые также могут быть существенны в решении вопросов о структурообразующих элементах содержания личностного развития. Конечно, структура личности должна быть относительно независима от социальных процессов, что практически воплощается в культурной устойчивости человека как способности его выполнять различные социальные роли так, чтобы это только упрочивало его активность и в динамике, и в содержании его отношений к миру и к самому себе.

По логике позитивизма, абстрактная конструкция диады «личностьсреда» реализуется путем абсолютизации постоянства личности и «влияния» среды, в то время как культура развивающейся личности должна пониматься, по крайней мере, как активно-реактивная, снимающая собой все то, что привносят в жизнь человека различные ее обстоятельства. Не отдавая отчета этой диалектике реальности жизни человека как самостоятельного и свободного существа, В. Келли умертвляет его свободу, а затем механически делит ее надвое.

По В. Келли, этот подход может быть определен как «конструктивный альтернативизм». Однако, адекватное понимание этого альтернативизма состоит отнюдь не в бесконечном и мучительном выборе человеком то личностных, то «средовых» вариантов его поведения, а в культурно обоснованной пред-«избранности» этого поведения. В том, что сложившийся человек всегда в общем следует своей жизненной стезей, а не перевыбирает ее варианты, не обнаруживают ни В. Келли, ни, как было показано выше, Ю. М. Лотман и Б. Рассел, — в силу, того что изначальная умозрительная постановка границ логического исследования непосредственно, как реальная вещь, монтируется в подвижной массе людей, одни из которых, как это кажется авторам, выбирают нечто в свою пользу (личности), а другие — нет (а значит, в пользу среды).

То, что подобные методологически наивные конструкции тем не менее отображают нечто из истинного знания о человеке, — «виноват» сам человек, поскольку в его реальной жизни он совершает такое множество действий, что часть из них может быть классифицирована в пользу той или иной «идеи», вплоть, например, до идеи рокового значения имен авторов или номера страницы 13 в их сочинениях, где они, конечно, высказали нечто конструктивное. Другое дело, — представительны ли, репрезентативны ли эти идеи, — этот вопрос остается за пределами границ формальной логики.

Культурная определенность и адекватность «непредсказуемого» поведения человека безусловно логична, но не формально, а по существу, в своей сущности. Поиск этой сущности должен быть прежде всего адекватен проблеме, а не искусственно определенному предмету одной какой-либо науки. Этот поиск еще в большей степени окажется безуспешен, если суть проблемы скроется за предметами нескольких наук в их междисциплинарных усилиях по сопоставлению этих предметов.

Мера человечности или культурности человека как содержательное отображение динамизма его активности и деятельности познается в диалектике ее подвижности и устойчивости, в прерывно-непрерывном процессе образования относительно устойчивых, закономерных характеристик поведения человека, которые приобретают научный статус как ивидуально-типологические, — а именно как адекватные понятию, например культурного, психологического или антропологического типа.

Типы поведения должны быть основными компонентами структуры личности и культурной целостности человека, а, значит, типы должны являться одновременно и макрохарактеристиками человека как развивающейся личности. В этом случае совмещаются понятия «тип» и «макрохарактеристика», в результате чего, например, личность может быть рассмотрена как развивающаяся общность или сторона целостной общности человека, — при минимизации количества и углублении качества понятий, на которых основывается теоретическое и экспериментальное исследование процессов эволюции человека.

Существенным вопросом в рассмотрении проблемы культурного становления человека и развития личности в социально-антропологических исследованиях является определение понятия «личность». Так, Г. Оллпорт, подытоживая результаты исследования личности, отмечает, что существует около пятидесяти различных ее определений, имеющих право на сосуществование. Специалистом избирается то определение, которое наиболее адекватно отвечает его рабочей гипотезе. Но при этом любые определения, которые могут быть сформулированы, должны отвечать одной-единственный истине, устанавливаемой в познании сущности человека.

Наука отличается от искусства тем, что она не только «просто открывает» некоторое или нечто новое. Наука вскрывает истину, интерпретирующую сущность изучаемого предмета. Если бы сущность вещей была бы очевидной, в науке вообще не было бы никакой необходимости. Сущность открывается все более глубоко путем многократного рассмотрения явлений с точки зрения поиска истины. При этом действует известное диалектическое правило: явление существенно, а сущность является.

Конечно, явление каждый раз выступает как некоторое сущностно особенное «новообразование», что уже не однажды провоцировало представителей многих наук на придание научного статуса любым эмпирически наблюдаемым феноменам. Но, очевидно, задачей науки является открытие в этих «новообразованиях» их действительной сущности, что возможно только путем обобщения существенных свойств изучаемых предметов, а не случайных их проявлений.

Конечно, применение в научных исследованиях (с учетом их специфики) феноменологических или диалектических подходов может быть взаимно дополнительным. Когда наука описывает феномен, этого может быть достаточно для того, чтобы уже охарактеризовать научное исследование как до известной степени полноценное. Но чаще всего и вслед за феноменологией в исследованиях приходится опираться на диалектико-логический метод, предполагающий как можно более полное рассмотрение предмета со всех его сторон и во всех его отношениях и, кроме того, в развитии этого предмета.

Например, признаки предмета, которые установлены при использовании феноменологического метода, связанном с методом диалектикологическом, могут делиться на:

существенные / несущественные; адекватные / неадекватные; основные / дополнительные;

• (по «цвету», выраженности и т. д.)
• (см. далее рис. 4.1 и 4.2).

Приведенные рисунки 18 и 19 демонстрируют то, что в научной философии и в науке в целом известны всего два основополагающих метода познания, взаимно дополняющие друг друга: феноменологический и диалектический.

Определение предмета исследования в принципе может быть дано все более и более подробное, и в таком случае оно, например, может представлять собой ту или иную отдельную теорию личности. В такой теории те или иные исходные признаки (вплоть до «красных» или «зеленых», как в современной физике или астрономии) совместно представляют сущность развивающейся личности, — также как во многих других возможных теориях этой личности, формируемых под иными углами зрения.

Рис. 4.7. Модель феноменологического и диалектико-логического познания в искусстве и науке Данные схемы также обнаруживают, что один и тот же феномен личности может быть исследован различным образом, причем отсутствуют абсолютные границы между феноменологическим и диалектико-логическим подходами к изучению этого феномена. Эти два подхода имеют различное, но несомненное право на свое существование «в голове» ученого или практика, но применение их зависит от того, какую именно концепцию личности и на каком этапе ее изучения разделяет исследователь.

Сопоставление содержания множества теоретических воззрений, в конце концов приводит к заключению, что все они должны разделять некоторое общепризнанное, устоявшееся знание, — по крайней мере в границах данной культуры и соответствующей парадигмы научного познания. Так, в современной гуманитарной науке все определения или теории личности сходятся в одном и том же общем, предельном понимании человека: человек выступает как общественный индивид, как самостоятельная обшность или целостность, если он является личностью.

Следовательно, может быть сформулировано некоторое «предельное», самое общее понятие личности, конструктивно снимающее различные другие подобные понятия и связывающее бытие и небытие человека: личность — это качество человека, определяемое культурой его социального бытия и проявляющееся в его активной, в идеале, — природосообразной, — деятельности.

Рис. 4.2. Дифференциация направлений социального познания.

личности При этом «качество» — это не синоним понятия «свойство», качество представляет множество свойств, его образующих. Если качество, по Гегелю, есть то, без чего предмета нет, без чего предмета быть не может, то, естественно, человек, не обладающий качеством личности, — невозможен. То есть психологически здоровый человек, осуществляющий сознательную деятельность, по определению, безусловно является личностью.

В то же время, личность представляет собой не абсолютное качество человека, это качество — развивается, причем, развивается оно не только в онтогенезе человека, но и в его эволюции, — филогенезе. Эволюция социального и личностного становления человека, кроме того, основывается всем содержанием эволюции жизни на Земле.