Научный реализм. 
Философия науки

Концепция научного реализма возникает в 1960;е гг. У истоков научного реализма в то время стояли такие философы, как Г. Максвелл, Дж. Смарт [3; 62J, У. Селларс, У. Салмон. В 1970—1980;е гг. происходило развитие и уточнение содержания концепции научного реализма. В тот период времени разработкой реалистической философии науки занимались такие философы, как Р. Бойд, X. Патнэм, У. Ньютон-Смитт, А. Масгрейв, К. Гламур, Дж. Розенберг, К. Хукер, Н. Решер.

В основу концепции научного реализма было положено три основных тезиса: онтологический, эпистемический и семантический. Прежде чем будут даны формулировки указанных тезисов, важно очертить сферу применимости концепции научного реализма. Реалисты распространяют действие своих тезисов и аргументов не на любые научные теории, а лишь на «эмпирически успешные научные теории» «зрелой науки». Что же это такое? Понятие «зрелая наука» указывает, что речь идет о науке, которая с необходимостью включает в себя два следующих аспекта: 1) ее законы и основные постулаты формулируются на языке математики; 2) построение и проверка теорий «зрелой науки» опираются на развитую технику экспериментирования. С точки зрения этих критериев физика импетуса или алхимия не относятся к «зрелой науке» .

" Эмпирически успешной" в понимании научных реалистов будет та теория, которая не только объясняет уже известный круг явлений, но и способна давать еще и принципиально новые предсказания. Экспериментальное открытие предсказанных теорией явлений и означает в данном случае эмпирический успех теории. Обнаружение пятна Пуассона, открытие электромагнитных волн или регистрация нейтрино — вот примеры эмпирического успеха теорий.

Теперь мы можем перейти к рассмотрению основных тезисов научного реализма. Онтологический тезис утверждает, что существует независимая от теории объективная реальность, доступная для научного исследования. Эпистемический тезис утверждает, что научные теории могут быть оценены на истинность либо ложность с точки зрения соответствия или несоответствия их теоретических утверждений объективному положению дел в мире. Более того, эпистемический тезис также включает в себя утверждение о том, что в процессе развития науки истинностное содержание научных теорий неуклонно возрастает. Стремление подчеркнуть данный аспект реалистической концепции проявляется в использовании применительно к научному реализму выражения «конвергентный реализм». Семантический тезис научного реализма утверждает, что теоретические термины, входящие в состав научных теорий, являются не просто символами компактной записи, но и выполняют репрезентативную функцию, указывая на существующие независимо от теории объекты. Таким образом, семантический тезис утверждает, что референты теоретических терминов принадлежат универсуму реальных объектов.

После ряда серьезных антиреалистических аргументов, которые были выдвинуты против научного реализма в начале 1980;х гг. и о которых речь пойдет ниже, сообщество самих реалистов раскололось на две основные группы. Первая, согласившись с содержанием многих аргументов антиреалистов, стала разрабатывать модернизированные и минимизированные версии реализма, ослабляя или отбрасывая центральные тезисы научного реализма. Так возник экспериментальный реализм Я. Хакинга и множество форм современного структурного реализма. Вторая группа предприняла в 1990;е гг. попытку продолжить развитие научного реализма за счет таких концептуальных трансформаций, которые позволили бы сохранить центральные тезисы научного реализма и в то же время блокировать действие антиреалистических аргументов. В этом направлении действуют такие философы науки, как С. Псиллос, Ф. Китчер, Дж. Леплин, П. Липтон, И. Ниинилуото, Дж. Браун.

Знакомство с дискуссиями вокруг научного реализма интересно не только с точки зрения прояснения вопроса о связи теорий с реальностью. В орбиту ведущихся споров оказались вовлечены многие фундаментальные проблемы философии и методологии науки. Среди них проблема структуры научной теории, проблема научного объяснения, проблема развития науки, вопросы, связанные с эмпирическим подтверждением научных теорий, статусом научных законов и ролью моделей в науке. Поэтому изучение эволюции научного реализма и антиреалистических концепций позволяет выявить характер взаимосвязей и отношений между различными точками зрения в философии науки.

Популярность реализма в современной философии науки, подпитываемая популярностью реализма в среде ученых, исторически можно противопоставить позиции позитивистов конца XIX — начала XX в. Многие философы науки того времени придерживались точки зрения, согласно которой физически реальным является только непосредственно наблюдаемое и измеряемое. Любые разговоры о ненаблюдаемой реальности, стоящей за физическими явлениями, рассматривались как коварная попытка метафизики вновь подчинить себе физику. Концепции Э. Маха, П. Дюгема и А. Пуанкаре, детально рассмотренные в гл. 4, являются примерами следования вышеуказанной установке. С не меньшей неприязнью относились к вопросу о ненаблюдаемой реальности и представители логического позитивизма, о взглядах которых подробно написано в гл. 5. Поэтому перед научными реалистами стояла отнюдь не тривиальная задача: разработать такую линию аргументации, которая позволила бы им обосновать реальность ненаблюдаемого и доказать конвергенцию^[1] научных теорий к истине.

Выбранная ими стратегия обоснования реализма получила название объяснительной стратегии, потому что ключевая роль в ней отводилась объяснительным (и предсказательным) достоинствам теории. Научный реализм преподносился своими сторонниками как особая программа объяснения успешности науки. С точки зрения таких философов-реалистов, как Ричард Бойд, Хилари Патнэм, а позднее Джеймс Р. Браун, Алан Масгрейв, Стазис Псиллос, успешность науки есть нуждающийся в объяснении эмпирический факт, а научный реализм есть эмпирическая (т.е. основанная на реальной практике научного исследования) гипотеза, предлагающая единственное удовлетворительное объяснение этого факта. Любое другое возможное объяснение этого факта, с точки зрения предлагаемой реалистами аргументации, делает успех пауки чудом.

Что для реалистов значит успех науки? Чем дольше существует наука, тем более точные предсказания и расчеты («до многих знаков после запятой») мы можем сделать на основании наших научных теорий. При выводе этих предсказаний мы используем теоретические термины, обозначающие ненаблюдаемые объекты. Если бы эти объекты не существовали реально, то точность предсказаний научных теорий, постулирующих существование этих объектов, оказывалась бы чудом. Как иначе теории, не отображающие в своих теоретических утверждениях структуру реальности, могли бы позволять нам не только ориентироваться в реальности, но и подчинять ее себе? Иллюстрацией этой идеи реалистов могут служить и современные технологии. Ежедневно мы пользуемся огромным количеством техники, созданной с использованием теорий, предполагающих существование ненаблюдаемых частиц, полей и взаимодействий. Неужели нс было бы чудом, если бы эти устройства работали при отсутствии в мире гипотетических референтов теорий, на основании которых создавалась вся эта сложная техника?

Квинтэссенцией всех доводов в пользу реализма и стал знаменитый аргумент «Чудес не бывает» (No miracle argument, NMA) в пользу реализма. Одним из первых этот аргумент был высказан Г. Максвеллом^[2], хотя в ходе дальнейшего развития философии науки большую известность получила формулировка X. Патнэма: «Позитивным аргументом в пользу реализма является то, что это единственная философия, которая не делает успех науки чудом. Утверждения о том, что в зрелых научных теориях термины, как правило, имеют референты (эта формулировка принадлежит Р. Бойду), что теории, принимаемые в зрелой науке, как правило, приблизительно истинны, что одни и те же термины могут иметь одинаковые референты, даже если они входят в состав разных теорий, рассматриваются не как необходимые истины, а как составные части единственного научного объяснения успешности науки, а потому и как части любого адекватного описания науки и ее отношений к рассматриваемым ею объектам»^[3] [9, с. 73].

Большое значение для реалистического объяснения успешности науки в стиле NMA имеет стратегия абдуктивных рассуждений. С точки зрения логики абдукция есть вероятностный вывод от частного к общему, с точки зрения методологии науки — особый подход к выдвижению объяснительных гипотез, восходящий к Ч. С. Пирсу. Общая схема абдуктивных рассуждений такова: имеет место эмпирический факт F, выдвигается объясняющая его гипотеза Я, если объяснение является успешным, то, значит, мы имеем основания для того, чтобы считать Я истинной. В отличие от гипотетико-дедуктивного подхода, при абдуктивном выводе истинность выбранной нами объяснительной гипотезы носит вероятностный характер. Таким образом, сама абдукция выступает примером правдоподобных рассуждений и не может считаться способом получения достоверного знания. Почему же тогда она используется научными реалистами для обоснования собственной точки зрения? Они убеждены в том, что вероятностный характер вывода компенсируется отсутствием иных допустимых объяснительных гипотез факта успешности науки, кроме научного реализма. Иных нет потому, что они так или иначе требуют апелляции к чуду или совпадению. Иными словами, если проблема решается только одним способом, то это способ должен являться верным.

В методологии науки на основе абдуктивных рассуждений строится также программа «Вывода к наилучшему объяснению» (Inference to the best explanation, IBE^[4]), претендующая на то, чтобы осуществлять выбор между конкурирующими гипотезами с учетом их объяснительных способностей. В случае, если мы имеем набор объяснительных гипотез H1, Н2, та гипотеза, которая обеспечивает наилучшее объяснение F, с большей вероятностью может рассматриваться нами как истинная, что может выступать в качестве основания для отказа от других гипотез. Статус абдуктивных рассуждений в научном познании был и остается предметом оживленных дискуссий, активно продолжающихся и по сей день. Абдукция и IBE находят как своих сторонников в лице И. Ниинилуото, П. Липтона, С. Псиллоса, так и противников в лице Л. Лаудана, Б. ван Фраассена, Н. Картрайт^[5]. Так, или иначе, но с уверенностью можно утверждать лишь одно: до тех пор, пока не будут предоставлены удовлетворительные основания использования абдукции, легитимность реалистической стратегии IBE будет оставаться под вопросом.

Философы-антиреалисты ставят под сомнение не только правомерность использования в науке и философии IBE, но также подвергают критике саму необходимость предоставления объяснения успешности науки. Так, Б. ван Фраассен, о котором речь ниже, склонен рассматривать науку как биологическое явление, заключающееся во взаимодействии определенного типа организмов с окружающей средой, а потому к проблеме развития научных теорий он предлагает дарвинистский подход (воспроизводя, по сути, ход Спенсера (см. гл. 4)). «Я утверждаю, — говорит ван Фраассен, — что успех современных научных теорий не является чудом. Он даже не удивителен для дарвинистски мыслящего ученого. Любая научная теория рождается в жесткой конкуренции, как в джунглях, где побеждает сильнейший. Только успешные теории выживают — такие, которым действительно удается зафиксировать присутствующие в природе закономерности» [11, с. 40].

• [1] Конвергенция (от лат. convergo — сходиться в одну точку, сближаться) — это процесс сближения, подразумевающий появление у сходящихся сторон сходных признаков. Противоположный процесс — дивергенция.
• [2] «Единственное разумное объяснение успешности теорий, которое нам известно, состоит в том, что хорошо подтвержденные теории представляют собой конъюнкцию хорошо подтвержденных, истинных утверждений и что сущности, на которые они указывают, по всей вероятности, существуют» [1, с. 36].
• [3] Подробное обсуждение истории NMA и его различных версий мы находим у С. Псиллоса [8, с. 71−77].
• [4] У истоков программы «вывода к наилучшему объяснению» стоит Гильберт Харман, впервые предложивший данную формулировку.
• [5] Н. Картрайт отрицает возможность «вывода к наилучшему объяснению», однако подчеркивает важность причинных объяснений в науке, принимая «вывод к наиболее вероятной причине» [4, с. 5−6]. Такой вывод в физике может быть сделан благодаря контролируемым экспериментальным условиям.