Два вида обязанностей и норм

Следует различать две разновидности этических эмоций и соответственно два вида этических эмоционально-интеллектуальных сочетаний и их проекций: обязанностей и норм.

Для выяснения подлежащего различия удобнее прежде всего остановиться на различном в разных случаях этического сознания характере проекций.

В некоторых случаях этического сознания то, к чему мы себя считаем обязанными, представляется нам причитающимся другому как нечто ему должное, следующее ему от нас, так что он может притязать на соответствующее исполнение с нашей стороны; это исполнение с нашей стороны, например, уплата условленной платы рабочему или прислуге, представляется не причинением особого добра, благодеянием, а лишь доставлением того, что ему причиталось, получением с его стороны «своего»; а неисполнение представляется причинением другому вреда, обидой, лишением его того, на что он мог притязать как на ему должное.

В других случаях этического сознания, например, если мы считаем себя обязанными оказать денежную помощь нуждающемуся, дать милостыню и т. п., то, к чему мы себя считаем обязанными, не представляется нам причитающимся другому как нечто ему должное, следующее ему от нас, и соответствующее притязание, требование с его стороны представлялось бы нам неуместным, лишенным основания; доставление с нашей стороны соответствующего объекта, например, милостыни другому и получение с его стороны представляется не доставлением причитавшегося и получением другим своего, а зависящим от нашей доброй воли причинением добра; а недоставление, например, изменение первоначального намерения оказать помощь просящему вследствие встречи кого-либо другого, более нуждающегося, не представляется вовсе недопустимым посягательством, причинением вреда, отказом в удовлетворении основательного притязания и проч.

Наш долг в случаях первого рода представляется связанностью по отношению к другому, он закреплен за ним как «его добро, как принадлежащий ему заработанный или иначе приобретенный им актив (obligatio attributa, acquisita).

В случаях второго рода наш долг не заключает в себе связанности по отношению к другим, представляется по отношению к ним свободным, за ними не закрепленным (obligatio libera).

Такие обязанности, которые осознаются свободными по отношению к другим, по которым другим ничего не принадлежит, не причитается со стороны обязанных, мы назовем нравственными обязанностями.

Такие обязанности, которые сознаются несвободными по отношению к другим, закрепленными за другими, по которым то, к чему обязана одна сторона, причитается другой стороне как нечто ей должное, мы будем называть правовыми или юридическими обязанностями*. Те отношения между двумя сторонами или связи Устанавливаемые в тексте классификации, классы и классовые понятие основаны, как яснее будет видно из дальнейшего изложения, на тех началах образования классов в классовых понятий, которые изложены и обоснованы во «Введении» § 5, а не на традиционных приемах, природа и несостоятельность которых подробно выяснены в § 4 Введения. В частности, наши определения правовых обязанностей, прав, норм права (ниже в тексте) и т. д. отнюдь не представляют определения того, что юристы привыкли относить к праву, считать правовыми обязанностями, правовыми нормами и т. д, т. е. что они привыкли так называть. Как видно будет из дальнейшего изложения, предлагаемые наши понятия правовых обязанностей, норм права и т. д. обнимают весьма много такого, что юристы нс считают (не называют) правом, а относят к нравственности, «нравам «, «религии» и т. п.; равным образом дальнейшее изложение выяснит природу того, что юристы называют правом, а также основание, почему для построения научной теории права важно исходить не из привычек словоупотребления юристов, а из иного, гораздо более обширного понятия права.

По поводу приведенных в тексте примеров двух видов сознания долженствования, с одной стороны, сознания долга уплатить условленную плату рабочему или прислуге, с другой стороны, сознания долга помочь нуждающемуся, не отказать в милостыне, во избежание недоразумений следует отметить: мыслимы субъекты с такой психикой, что имея дело с нищим, просящим милостыню, или т. п., они переживают такое сознание долженствования, по которому другой стороне причитается от них получить просимое, другая сторона может притязать на доставление ей помощи и т. д; равным образом мыслимы такие субъекты, которые, имея дело с прислугой, требующей платежа условленного жалования или т. п., переживают такое сознание долженствования, по которому другой стороне ничего не причитается, она не может притязать на платеж и т. д; с точки зрения нашей, психологической классификации такое сознание долга, но отношению к нищему следовало бы квалифицировать как сознание правового долга; такое сознание долга по отношению к прислуге следовало бы квалифицировать как сознание нравственного, а не правового долга. Мыслимы и такие субъекты (этический идиотизм), которые, условившись уплатить за известную работу известную сумму денег, не сознают затем никакого долженствования исполнить обещанное. В психике таких субъектов по поводу платежа условленной суммы не возникало бы никакого этического процесса, не было бы вообще этического феномена. Другими словами, смысл наших определений и примеров не таков, что при известных, в частности, приведенных в тексте для примера житейских обстоятельствах всегда имеется правовая, при других нравственная обязанность. Мы различаем правовые и нравственные явления по характеру субъективных переживаний, а не по каким-либо другим обстоятельствам. Если бы нашелся такой субъект (душевнобольной или т. п.), который бы считал своей священной обязанностью убивать ближних, то мы с точки зрения нашей классификации констатировали бы здесь наличие этического явления (этические эмоции — абстрактны, бланкетны, могут действовать в пользу весьма различного поведения; и если этот между ними, которые состоят в лежащих на одних и закрепленных за другими долгах, мы будем называть правоотношениями или правовыми связями (juris vinculum, juris nexus). Правовые обязанности, долги одних, закрепленные за другими, рассматриваемые с точки зрения той стороны, которой долг принадлежит, мы, с точки зрения актива, будем называть правами. Наши права суть закрепленные за нами, принадлежащие нам как наш актив долги других лиц. Права и правоотношения в нашем смысле не представляют таким образом чего-то отдельного и отличного от правовых обязанностей. То же, что с точки зрения обременения, пассива одной стороны называется ее правовой обязанностью, с точки зрения активной принадлежности другому называется его правом, а с нейтральной точки зрения называется правоотношением между той и другой стороной.

Что права с точки зрения народной правовой психики представляют не что иное, как закрепленные за нами, нам принадлежащие долги этих других, подтверждается тем общераспространенным среди различных народов явлением, что народная речь наряду со словами, соответствующими нашим современным выражениям «право», «правопритязание», «требование», или вместо этих выражений пользуется как равнозначными оборотами указанием на активную принадлежность данному субъекту долга, обязательства другого лица.

Между прочим, такое словоупотребление встречается и в русском Своде законов. Например, в статье 402 гражданских законов (I ч. X тома) читаем:

«Обязательства всякого рода принадлежат к имуществам движимым» (имеются в виду обязательства, имеющие денежную ценность).

В ст. 418 там же говорится:

«Имущества долговые суть все имущества, в долгах на других лицах состоящие».

В древних памятниках русского права такая терминология встречается на каждом шагу. Например, ст. 67 Псковской судной грамоты гласит (цитирую по хрестоматии профессора Буданова): субъект сознавал свой долг как закрепленный за ближними, считал, что они могут притязать на то, чтобы он лишил их жизни, что им причитается от него такая услуга и т. д, то с точки зрения нашего учения следовало бы признать здесь наличие правового сознания, правового долга и т. д.

«А истец, приехав с приставом, а возьмет что за свой долг силою». .

Современному выражению «осуществлять (судебным порядком) свои права, требования» в древнерусской юридической речи соответствует термин «сочити долгу» (например, ст. 36 Псковской судебной грамоты: «А на котором человеке имут сочити долгу…»); в завещаниях поручается наследнику: «долг собрати, долг заплатите», т. е. осуществить права требования наследодателя в свою пользу и уплатить его долги, и т. п.

То же повторяется в других славянских языках. В польском языке обычны, например, выражения wymagac (требовать) zaplaty swego dlugu, swego dlugu dochodzic (сочити своего долгу) и т. п.; в чешском языке: dluhu upomjnati, mnoho penez mjti na dluhu (иметь много денег в долгах на других лицах) и т. п. Этой же терминологией объясняется старо-сербское выражение «Цареве дл’гове» в смысле преступлений (как актов, создающих для царя штрафные права) и т. д. Сообразно с этим выражениям управомоченный, веритель соответствуют в славянских языках выражения dluzinik (попольски)*, dluznfk (по-чешски)", дужник (по-сербски)" * и т. д.; есть свидетельства в пользу того, что и в древнерусском языке слово должник применялось и в смысле управомоченного, хозяина долга. Именно такой смысл имеет это слово в Русской правде. В статье 69 (Кар. сп.) приобревшие раньше свои права называются «первии должници». Такое же словоупотребление автор нашел и в памятнике сравнительно позднего времени, в Уложении царя Алексея Михайловича, гл. X, 204.

Такая же терминология господствует в древних памятниках германского права. В древних немецких памятниках управомоченность обозначается путем указания на обладание долгом, а управомоченный называется господином долга (Schuldherr)*" *. В шведских памятниках слою skuld (skyld) означает и долги, обязанности, и (при указании на активную принадлежность) права, в том числе права так называемого публичного права, поэтому, например, хозяином долга skuldugher.

Ср.: Linde, slownik j^zyka polskiego, слово dtuznik.

Cp.: Jungmann, slovnik f esko-nemecky, слою dlhiznjk. *" Вук. Српски речник, сл. дужник.

*" * Cp.: Grimm, Deutsches Worterbuch, слово Schuldherr.

называется король по отношению к его публичным правам, приходской священник по отношению к прихожанам и т. п^[1] Такой же смысл имеют выражения skuld, skulda, skyldr, skyldugr в норвежских и исландских юридических памятниках" .

В греко-римской ветви языков повторяется то же. По-гречески Хрео^ означает и пассивный, и активный долг, т. е. право; %рг|атг|^ — и обязанный, и управомоченный по долгу"^[1]. По-латыни obligatio (об (в) язанность) означает и долг, и соответствующее право, например, в выражениях obligationes acquirere (приобретать права требования), amittere (терять), cedere (уступать) и т. п. То же относится к французским выражениям dette, obligation"". Для обозначения, имеется ли в виду долг в смысле обременения или в смысле активной его принадлежности в смысле права, употребляются иногда по-французски выражения пассивные — активные долги (dettes passives — dettes actives), например, Code, Art. 533 (Le mot meuble, employe seul… ne comprend pas… les dettes actives).

He иначе относится к интересующему нас вопросу итальянский язык^[1]««, испанский (obligation, deuda activa), португальский (divida activa, livro de dividas activas e passivas)^[4]«{{»^[1]' Ср., например, Code civil, Art 529 (Sont meubles… les obligations), Art. 533,536,1409,1567,2083,1197 и др. **»^[1] Ср., например, выражения: «richiesta d’un debito^[1] (ср.: «сочити долгу»), debito fogno (сомнительное право требования), aver mold dcbiti attivi (иметьмного активных долгов); Codice civile Art. 418 (Sono mobili… le obligazioni) (движимое имущество составляют обязательства) и т. п.}}.

Семитические языки свидетельствуют о таком же понимании существа права со стороны народной психики. Например, древнееврейский язык знает выражение baal chow (господин, хозяин долга, управомоченный). Слово Thwia означает и обязанность, и право^[1]" .

По-арабски денежный долг dejn. То же слово при указании на активную принадлежность означает соответсгвенное право, lahu.

dejn — при нем долг, его право требования. Другие юридические обязанности (в том числе публичные права) — haqq, plur, huquq; те же выражения в связи с И (или 1а = при, у) означают соответствующие права. Sahib haqq = господин, хозяин долга, управомоченный (в сфере частного и публичного права)'.

По сообщениям коллег и учеников оказалось, что те же лингвистические явления повторяются и в языках монгольской расы, например, в китайском, корейском языке, — по-корейски обремененный долгом tsaj-in (человек долга), управомоченный tsaj-tschu (господин долга) и проч. и проч.

Такой же смысл, как приведенные лингвистические явления, имеют распространенные среди разных народов символические действия, сопровождающие установление правоотношений, обязанностей и прав между сторонами и сводящиеся вообще к тому, что обязывающийся протягивает, дает какой-либо предмет в руки приобретающему право, а этот берет, хватает и держит или вообще делает какой-либо знак держания, обладания. Это означает закрепление долга одного в принадлежность другому, достижение со стороны приобретающего права обладания долгом другого.

Одним из наиболее распространенных в правовой жизни разных народов и эпох символическим обрядом этого рода является символ руки, применяемый в различных формах: в виде связывания рук обязывающегося и держания со стороны приобретающего право («Handband» — связывание рук северо-германских юридических памятников и т. п.), в виде подачи правой руки со стороны обязывающегося и схватывания и держания ее со стороны приобретающего праю (dextram dare — accipere) или в виде «битья по рукам», обоюдного схватывания рук друг друга (при заключении обоюдных обязательств, предоставлении взаимных прав и т. п.").

Вместо связывания или давания и держания рук у некоторых народов применяются обряды, состоящие в том, что один держит другого за платье или что стороны держат и разрывают стебель или лист какого-либо растения или разламывают кусок дерева, дощечку, кусок металла и т. п* Держание подлежащего предмета и затем нахождение двух подходящих друг к другу половинок его у двух контрагентов является символом, внешним знаком двухсторонней связи, одна сторона которой принадлежит субъекту права.

Дальше идуг те народы, которые при заключении договоров пользуются как символом правового закрепления дыханием, слюной или кровью. По воззрениям разных примитивных народов душа есть газообразное тело, в выдыхаемый воздух есть часть души (дышать, дух, душа; последний продолжительный вздох умирающего или, точнее, умершего, происходящий от опадения грудной клетки, есть издыхание, испускание души и т. п.). По воззрениям других примитивных народов, душа есть жидкое тело, она состоит в «жизненных соках», в крови или выделениях, в слюне и т. п. И вот восприятие дуновения или нескольких капель крови или слюны обязывающегося со стороны приобретающего право изображает более тесную связь, нежели «связь рук», а именно связь душ".

Установление правовой обязанности посредством крови производится различными способами. Наиболее распространенный способ состоит в том, что в сосуд с каким-либо напитком вливается несколько капель крови обязывающегося (или в случае установления обоюдных обязанностей и прав обоих контрагентов) и приобретающий право выпивает эту смесь. На более высоких ступенях культуры добавление крови как представительницы души к напитку исчезает, но питье, запивание, литки, магарыч как знак установления правовой обязанности, окончательного приобретения прав остается в употреблении^[9] .

Вместо овладения кровью другого у разных народов символом установления закрепленных за другим правовых обязанностей служит передача другому какой-либо, конечно, незначительной отделенной части тела обязующегося. С этим символом придется нам встретиться ниже в области религиозного права в форме обрезания" .

Более новая и культурная форма установления правовых обязанностей, предполагающая развитие грамотности, состоит в выдаче долгового письменного документа. В документе, в котором изложено и подписано обязывающимся содержание обязанности, последняя представляется воплощенной, содержащейся, как душа в теле; путем передачи документа в руки другой стороны последняя делается хозяином долга, управомоченным. Отсюда выражение выдавать, давать обязательства, письменные обязательства и т. п." .

Характерной комбинацией этой формы и употребления крови является выдача документа, написанного кровью обязывающегося, такова, например, надлежащая форма продажи души дьяволу, т. е. установления обязательства предоставить дьяволу в полное распоряжение свою душу после смерти за известное вознаграждение при жизни (средние века).

Соответствующие символические действия встречаются в области прекращения правовых обязанностей, «освобождения» обязанного, отречения от правовых притязаний. Здесь совершается внешний знак, противоположный взятию и держанию со стороны активного субъекта (in contrarium agere), т. е. активный субъекг перестает держать, выпускает из рук обязанного (ср. manu mit tere, emancipare) или какойлибо иной предмет, например, бросает в сторону или по направлению к освобождаемому, или возвращает ему предмет, воплощающий в себе обязательство: вторую половину дощечки, документ и т. д.'.

Охарактеризованным выше двум видам обязанностей соответствуют две разновидности этических норм, императивов.

Некоторые нормы устанавливают свободные по отношению к другим обязанности, авторитетно предписывают нам известное поведение, но не дают другим никакого притязания на исполнение, никаких прав — односторонне обязательные, беспритязательные, чисто императивные нормы. Таковы, например, нормы, соответствующие известным евангельским изречениям:

«А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежд)'» и т. д.

В психике проповедовавших и переживавших или переживающих такие этические суждения подлежащие нормы, конечно, не имеют такого смысла, чтобы они устанавливали соответствующие притязания для обидчиков, чтобы они наделяли их правом требовать подставления для удара другой щеки, чтобы отнявшему рубашку, так сказать, в награду за это причиталось еще, следовало получить и верхнее платье обиженного, и т. п.

То же относится к другим нормам евангельской, подлинной христианской этики. Ибо по духу этой этики (в этом отношении коренным образом отличной, например, от библейской этики, ср. ниже, § 5) люди обязаны по отношению к ближним к весьма многому и даже трудно исполнимому, но притязаний на исполнение этого со стороны ближних нет и не должно быть. Христианская этика совсем беспритязательная этика, и если в средние века и в новое время с разных сторон из евангельских заповедей добросовестно выводились и выводятся разные права и притязания (церковного, социального характера и т. п.), то это полное непонимание самого существа и квинтэссенции всего учения.

Другие нормы, устанавливая обязанности для одних, закрепляют эти обязанности за другими, дают им права, притязания, так что по этим нормам то, к чему обязаны одни, причитается, следует другим как нечто им должное, авторитетно им предоставленное, за ними закрепленное (attributum) — обязательно-притязательные, императивно-атрибутивные нормы.

Таковы, например, нормы, соответствующие изречениям:

«Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой — производят право требовать вознаграждение«(Гражданские законы, ст. 574).

«А на ком сребро имати (если с кого причитается другому известная сумма денег — правоотношение), и тот человек до зароку (до срока) начнет сребро отдавать кому виноват, ино гостинца дать (то он обязан уплатить проценты), по счету ему взять» (другой стороне причитается получить проценты соответственно сумме капитала, без всяких вычетов) (ст. 74 Псковской судной грамоты).

Нормы первого рода, односторонне-обязательные, беспритязательные, чисто императивные нормы мы будем называть нравственными нормами. Нормы второго рода, обязательно-притязательные, императивно-атрибутивные нормы мы будем называть правовыми или юридическими нормами.

Двойственный, обязательно-притязательный характер правовых норм отражается иногда в юридической речи, в изречениях, выражающих содержание правовых норм в весьма наглядной и поразительной форме, состоящей в том, что содержание подлежащей нормы сообщается путем двух предложений: одного, указывающего на обязанность одной стороны, и другого, указывающего на притязание, право другой стороны. Такова, например, структура приведенных выше юридических нормативных изречений: «с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой — производят право требовать вознаграждение», «гостинца дать, по счету ему (другой стороне) взять» и т. п.

Иногда одна и та же норма выражается в сборниках юридических изречений, например, в законодательных сборниках путем двух отдельных статей.

Например, вторая книга нового германского гражданского уложения начинается такими изречениями:

§ 241. В силу долгового отношения кредитор имеет право требовать от должника исполнения известного действия. Действие может состоять также в воздержании от чего-либо.

§ 242. Должник обязан исполнить действие так, как это соответствует требованиям доброй совести и обычаев гражданского оборота.

В народных юридических языках имеются такие выражения, с помощью которых то же, т. е. указание и на обязанность одной стороны, правовой пассив, и на право другой стороны, правовой актив, можно выразить короче, с помощью одного предложения.

Сюда, например, относятся выражения: таким-то лицам от такихто причитается, следует то-то; такие-то лица по отношению к такимто лицам обязаны к тому-то.

Такую форму выражения юридических норм, которая состоит в указании и пассива, обязанности одной стороны, и актива, права другой стороны, закрепленности за ней долга первой, можно назвать обязательно-притязательной, императивно-атрибутивной или полной, адекватной редакцией юридических норм.

В области нравственности полную, адекватную редакцию представляет односторонне-обязательная, односторонне-императивная редакция: мы обязаны делать то-то, не должны делать того-то и т. п.

Кроме полной, императивно-атрибутивной редакции в области права вполне допустимы (поскольку этим не возбуждается недоразумений у слушателей или читателей) и фактически применяются еще следующие три сокращенные формы выражения:

1. Сокращенно-атрибутивная, притязательная редакция, состоящая в указании только правового актива, притязания одной стороны, без указания обязанности другой стороны; например, «в случае неисполнения обязательства в срок кредитор имеет право на возмещение причиненных ему просрочкой убытков»: «…может требовать возмещения убытков» и т. п.

В этих случаях подразумевается, что другая сторона (в приведенном примере должник или в случае его смерти наследники и т. п.) обязана к соответствующему поведению, к доставлению соответствующего предмета и т. п.

2. Сокращенно-императивная, обязательная редакция, состоящая в указании только правового пассива, обязанности одной стороны без указания права другой стороны. Например, «в случае неисполнения обязательства в срок должник обязан возместить убытки».

В этих случаях подразумевается, что другая сторона (в приведенном примере кредитор, в случае смерти его наследники) имеет право на соответствующее действие в ее пользу, на получение соответственного предмета и т. п.

3. Обоюдосокращенная, нейтральная форма, состоящая в безличном указании того, что в данных случаях должно иметь место, без указания обязанности одной и права другой стороны, например, «в случае неисполнения обязательства в срок возмещаются убытки…» «сумма долга увеличивается суммой причиненных убытков» и т. п.

В этих случаях подразумевается, что одна сторона обязана к соответствующим действиям в пользу другой, а другая сторона имеет соответствующее право.

Для точного и полного выяснения смысла сообщаемых в законодательных и иных юридических сборниках и памятниках норм права требуется замена указанных трех сокращенных редакций полными путем надлежащего толкования; т. е. в случае сокращенной атрибутивной редакции требуется определить, кто является обязанным и к чему он обязан, в случае сокращенной императивной редакции надо определить, кто и на что имеет в данном случае право, в случае обоюдосокращенной редакции требуется толковательное восполнение в обоих направлениях. Иногда такое дополняющее толкование, установление полного, обязательно-притязательного смысла наречения представляет трудную или во всяком случае предполагающую наличие известных дополнительных исторических или иных сведений задачу. Например, в древних юридических памятниках часто говорится, что в случае такого-то преступления, например, разбоя уплачивается такая-то сумма денег; современный, не знакомый с правом того времени читатель склонен был бы в случае постановки ему задачи определить соответствующую норму и выразить ее в полной, императивно-атрибугивной форме решить эту задачу просто так, что совершивший преступление обязан уплатить, а потерпевший от преступления имеет право получить соответствующую сумму денег. Но такое толкование часто оказывалось бы ошибочным. Отвечали за случившееся преступление в древности не только виновники, а часто и другие лица, например, сородичи, жители той же деревни; имели право на получение установленной суммы денег князья, или на одну часть пени имел право род потерпевшего, на другую князь и т. п.

В области нравственности, сообразно ее односторонне-обязательной, беспритязательной природе, форма выражения норм и их толкование однообразнее и проще; здесь дело идет только об обязанных и их обязанностях; об управомоченных и предоставляемых им притязаниях нет и не может быть речи. Поэтому императивно-атрибутивная и сокращенная атрибутивная, притязательная редакция здесь исключены, а мыслима только односторонне-императивная в качестве полной и нейтральная редакция в качестве (не обоюдосокращенной, как в области права), а односторонне-сокращенной формы сообщения обязанности (ср., например, изречения Нагорной Проповеди в Евангелии).

• [1] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [2] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [3] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [4] Amira, II, с. 65 и сл. Ср. места, приведенные у Stepbanus, Thesaurus Graecae linguae; Passow, Handworterbuch der griechischen Sprache, соответствующие слова и др.
• [5] «{{Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [6] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [7] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [8] Ср.: Amira, Nordgermanisches Obligationenrecht. В. I. С 32 и сл.
• [9] лингвистические явления, например, называние управомоченного хозяиномдолга, а равно соответствующие символические действия — странные и не могущие быть ими объясненными явления.