Что дальше и зачем все это? (вместо послесловия)

А дальше — как я уже отметил в предисловии — остаток «большого» законопроекта № 47 538−6 будет разделен, судя, но всему, еще на три законопроекта — № 47 538−6/5,47 538−6/9 и 47 538−6/10, посвященные реформе, соответственно, института вещных прав, финансовых сделок, а также общих положений об обязательствах и договорах. Здесь не место для детального обсуждения новаций, содержащихся в «большом» законопроекте, поскольку, как показала ситуация, еще далеко не все определено окончательно и пусть не многие, но некоторые вещи могут поменяться. Поэтому ограничимся только тем, что укажем на основные направления и задумки; ну, а за более подробной информацией интересующиеся читатели смогут обратиться к самому законопроекту или пояснительной к нему записке.

Законопроект № 47 538−6/5 о вещных правах — несмотря на свой наиболее ранний, зарезервированный за ним номер, если и будет когда-нибудь принят, то, судя по его содержанию, последним. И дело тут, конечно, не в том, что предлагаемые им новации обусловлены — как утверждают авторы Пояснительной записки — «…необходимостью создания полноценной системы ограниченных вещных прав, которая могла бы удовлетворить потребности участников гражданского оборота в максимально стабильном и защищенном правовом режиме пользования чужим имуществом, т. е. во владении и пользовании, основанном именно на вещном праве», а в том, какова предложенная Законопроектом система. А она — ни много ни мало — система германо-римского образца, т. е. система вещных прав, представленная интерпретации памятников классического римского права германскими учеными-пандектистами середины XIX — первой четверти XX столетия. Римские институты, освещенные германским авторитетом — вот что предлагается законопроектом. Интересно было бы узнать, какие основания позволяют его разработчикам полагать, что подобная система — основа которой была заложена более полутора тысяч лет назад в Византии, свой нынешний вид приобрела более полутора веков назад в Германии — окажется способна удовлетворить потребности современного российского гражданского оборота?

В самом деле: знакомишься с законопроектом — как будто повторяешь курс римского права. Сперва идут.

• (a) владение и владельческая (посессорная!) защита, за нею —
• (b) обширный, но при том весьма казуистический перечень признаков вещных прав, применяемых от случая к случаю (а то и не применяемых совсем) при конструировании их отдельных типов; затем
• © весьма туманное различие владельческого и виндикационного исков;
• (d) воспроизведение существующих норм о праве собственности, скорректированных с учетом положений судебной практики в части самовольной постройки и института его добросовестного приобретения, а далее следует
• (e) система классических римских вещных прав, составленная из эмфитевзиса (фигурирующего в проекте под именем постоянного землевладения), суперфиция (права застройки), сервитута, узуфрукта (личного пользовладения) и ипотеки, дополненная
• (f) двумя чисто германскими «изобретениями» (правом приобретения чужой недвижимости и правом вещной выдачи), а завершенное
• (g) двумя российскими — правами оперативного управления и ограниченного владения земельным участком.

Что тут можно сказать? Остается, пожалуй, только еще раз вопросить: ну с какой стати система, основанная на византийском праве полуторатысячелетней давности и модернизированная под нужды Германии более полутора веков назад вдруг признается наиболее приемлемой и желательной для целей «высаживания» на современную российскую почву?!

Законопроект № 47 538−6/9 о финансовых сделках направлен на изменение и дополнение ряда положений гл. 42—46 ГК, т. е. глав о займе и кредите, о финансировании под уступку денежных требований, банковском вкладе, банковском счете и расчетах. Как мы помним, кое-что из этого перечня (нормы о договорах номинального счета и счета эскроу) уже приняты. Зачем? «Интенсивное развитие экономики вообще и финансового рынка в особенности требует адекватного этому развитию регулирования финансовых сделок» — сообщают разработчики Проекта в Пояснительной к нему записке, с чем нельзя не согласиться. Значит, стало быть, законопроект в этой своей части будет направлен на создание такого правового регулирования перечисленных финансовых сделок, которое будет адекватно интенсивному развитию экономики и финансового рынка. Так ли это? Попробуем кратко обозреть предложенные новации; среди них:

• (a) расчленение норм о договоре займа (кредита) па положения о договоре займа (кредита) вообще, а также о договорах предпринимательского и потребительского займов (кредитов);
• (b) запрет ростовщических процентов;
• © небольшая корректировка норм о финансировании под уступку денежных требований, в основном в направлении решения некоторых, выявленных в ходе практики их применения вопросов;
• (d) разрешение выпуска твердо-срочных банковских сертификатов;
• (e) упоминание о возможности внесения банковских вкладов не только в деньгах, но и в драгоценных металлах-,
• (f) более строгие требования, предъявляемые к банкам, их деятельности и ответственности;
• (g) новые виды банковских счетов — «металлический» (т.е. счет по учету требований в драгоценных металлах), совместный (на нескольких лиц), накопительный, публичный депозитный и карточный;
• (h) «латание дыр», обнаруженных и образовавшихся (от изменений в международной банковской практике) в гл. 46 (о расчетах), которая также
• (i) дополняется новой статьей (ст. 861.1) и новым параграфом (§ 6) о расчетах без открытия банковских счетов;
• (j) урегулирование конструкции договора условного депонирования — договора эскроу, который не нужно смешивать с одноименным видом договора банковского счета (см. гл. 8 настоящей книги).

Новации? Да, безусловно — прежде в Кодексе такого не было. Но то — в Кодексе, а как же в практике? А в практике все это — буквально все, без каких-либо исключений — уже давным-давно имеется и прекрасно функционирует. Нужно ли лезть в подобный — да, не предусмотренный ГК, но, несмотря на это, работающий механизм? Я совсем в этом не уверен; во всяком случае старинное предостережение «от добра добра не ищут» мне как-то ближе. Тем более, что разработчикам — если уж они и впрямь так радели за развитие экономики и финансового рынка — было чем заняться и без простого возведения установившегося в практике порядка в ранг предписаний Кодекса. Один пересмотр норм о доверительном управлении способен дать для развития финансового рынка России куда больше, чем-то «латание дыр», которым разработчики предпочли заняться. То ли нс так уж они и радели за развитие финансового рынка, то ли радели как-то не слишком профессионально.

Законопроект № 47 538−6/10, посвященный общим положениям обязательственного и договорного права^[1] — это, безусловно, претендент на самое скорое принятие; во всяком случае, зарезервированный за ним последний порядковый номер этому не помешает. Почему так? Потому что задачи этого раздела наиболее скромны. Послушаем авторов Пояснительной записки: «…проект восполняет некоторую неполноту норм действующего ГК, определяющих понятие и виды обязательств, что вызывало [видимо — вызывающую| определенные сложности в практике их применения»; «…изменения и дополнения правил об ответственности за нарушения обязательств… направлены в первую очередь на активизацию применения участниками имущественного оборота такой формы ответственности, как возмещение убытков»; наконец, «…в части, касающейся общих положений о договоре, проектом предлагается несколько уточнить правовое регулирование типовых договорных конструкций» и поработать над «…обеспечением стабильности заключенных договоров».

Если обратиться к содержательным новациям, дабы понять, как же именно все описанное сделано, то увидим мы не так уж много этих новаций. Порядка 95% изменений и дополнений в области общих положений об обязательствах и договоров взяты либо из иностранного законодательства, либо из актов международной частноправовой унификации, либо (пардон!) из учебников по гражданскому праву; оставшиеся 5% позаимствованы из судебной практики. О чем это говорит? О том, что все эти новации уже давным-давно апробированы если и не на российской почве, то в иностранном и международном общегражданском и специально-коммерческом обороте, причем в условиях самых что ни па есть современных, а не тысячелетней давности. Если сказать, что среди них:

• (a) урегулирование обязательств альтернативных, факультативных и натуральных;
• (b) законные проценты',
• © ограничение возможности применения судом института уменьшения неустойки по предпринимательским договорам;
• (d) независимая (а не «банковская», как сейчас) гарантия;
• (e) приспособление задатка к обеспечению предварительных договоров;

• (f) обеспечительный платеж;
• (g) упрощение правил исчисления и доказывания убытков, в том числе не связанных с нарушением обязательств;
• (h) приведение в нормальный вид понятия о новации;
• (i) рамочный, опционный и абонентский договоры;
• (j) преддоговорная ответственность;
• (k) ограничение возможностей по оспариванию договоров и применению последствий их недействительности',
• (l) введение института признания договора незаключенным —

то этим основные новации рассматриваемой части «большого» законопроекта в основном и будут исчерпаны. Вот только насколько все эти новации окажутся актуальными здесь, в России? — но это уже, конечно, другой вопрос. По мне, например, имело бы куда больше практической пользы адекватное ситуации расширение и укрепление начала свободы договора по крайней мере в коммерческой деятельности — но нет! — об этом не заводится и речи.

* * *.

В конце Предисловия я пообещал «небольшие общие соображения на тему Гражданского кодекса Российской Федерации и его обновления (реформы)». Здесь — время и место выполнить это обещание. Сразу хочу сказать, что сам факт ведения работ по обновлению ГК, когда-то метко названного экономической Конституцией РФ, свидетельствует о прямом признании высокой социальной ценности этого акта, ныне составляющего основу отнюдь не только гражданского законодательства. С этой точки зрения он не может получить никакой другой оценки, кроме положительной. Но нельзя не рассмотреть и вопроса о содержательных достоинствах и недостатках всех перечисленных и многих других новаций. А вот он уже не имеет определенного ответа.

В предисловии я имел случай процитировать отрывок из поэмы С. А. Есенина «Анна Снегина», в котором, на мой взгляд, едва ли не наилучшим образом передается то впечатление, которое было произведено «реорганизацией» законопроекта № 47 538−6. Здесь же я хотел бы привести цитату из другого художественного произведения — романа Ю. С. Семенова «Семнадцать мгновений весны». Даже тот, кто никогда не читал его, без труда вспомнит эпизод, к которому она относится, по одноименному фильму Т. М. Лиозновой — разговор Штирлица с безымянным генералом Вермахта в пассажирском вагоне. Подчиняясь приказу Генштаба он, конечно, следует на фронт командовать вверенным ему корпусом, но это не мешает ему с горечью отзываться о развязавшем эту войну вожде германской нации: «Он один знает, что нам всем надо. Он один любит великую Германию, а мы всё только и думаем, как бы её предать большевикам и американцам» (в фильме — «пархатым большевистским казакам»).

Почему я вспомнил именно эту цитату? Да потому что именно она (да и весь этот эпизод с разговором в вагоне) в свое время вспомнилась мне, но ознакомлении с Законопроектом. Его разработчики почему-то решили, что только они знают, каким может и должно быть гражданское право Великой России, а все остальные только и думают, как бы побыстрее продать ее американцам, англичанам, евреям… не знаю уж кому. Но — вспомним об этих разработчиках! — кто же они такие? Ученые (причем далеко не все — только избранные), чиновники и судьи (см. предисловие) — т. е. люди, не знающие, с какой стороны подойти к реализации даже самого элементарного бизнес-проекта, не заработавшие ни копейки предпринимательской прибыли, не создавшие ни единого рабочего места, не профинансировавшие ни единой социальной программы, не наполнившие казны даже самого маленького муниципального образования; люди, многие из которых сознательно, целенаправленно ушли из действительной, реальной жизни — той самой, для служения которой и предназначено гражданское право — отгородившись от нее стенами университетских аудиторий, чиновных кабинетов и залов судебных заседаний; люди, большинство из которых совершенно искренне считают, что гражданское право — это совокупность институтов и конструкций, созданных «римлянами», «немцами», ICC^[2] и УНИДРУА^[3], но совершенно не принимают во внимание того, что все эти институты не были даны свыше, а выработались, выкристаллизовались в процессе научного изучения правового регулирования той самой действительной, реальной жизни, от которой они предпочитают запираться. Естественно, что о том, чтобы заняться своим прямым делом, т. е. создать современное российское гражданское (шире — частное) право — право, выросшее на почве юридических норм, ориентированных на потребности современной российской действительности — они и не помышляют. Зато с энтузиазмом и энергией, достойными лучшего применения, они делают совершенно другую вещь: заимствуют институты и конструкции, созданные в разные времена и разными народами, приводят в более-менее систематизированный (Божеский) вид, после чего… все это пытаются «запихать» в закон, зачастую даже без особого «перевода» на язык законодательных норм. Не систему права выстраивают, ориентируясь на актуальный нормативный материал, а требуют того, чтобы нормативный материал подгонялся под систему права, выстроенную ими (а то и не ими даже) из Бог знает откуда взятого, кому, когда и для чего служившего (в большинстве своем — давно отслужившего) материала.

Скажу больше. По тем разговорам (назвать их «дискуссиями» язык не поворачивается), которые ведут представители «ученого сообщества», судейства и чиновничества (в том числе некоторые из членов Совета, но кодификации), по их многим публикациям, по результатам работы Совета, по тому накалу страстей, которые систематически разгораются вокруг некоторых из этих результатов, лично у меня сложилось впечатление, что основным лейтмотивом большинства новых изменений Кодекса стало стремление их разработчиков, что называется, по максимуму (настолько, насколько это вообще возможно) воспользоваться удобным политическим моментом для того, чтобы узаконить собственные профессиональные воззрения и симпатии, грубо говоря — возвести в ранг закона один из современных учебников гражданского права (думается, читатели и без нас догадаются, какой). Зачем? Ученьем это нужно затем, чтобы иметь однозначный (с позиций юридического позитивизма) критерий истинности научных положений — критерий, который вполне объяснимо (для большинства наших сограждан) позволил бы при необходимости «задвигать» неугодные, расходящиеся с «господствующим мнением» (указанием закона), воззрения и концепции. Чиновникам — затем, чтобы иметь то, на что можно было бы при случае «кивнуть»: не мы, дескать, виноваты — мы воплотили в закон «лучшие мировые практики» — кто же знал, что у нас в России они не годятся?! Ну, а судьям (и, кстати, еще одной категории юристов — нотариусам), очевидно, затем, чтобы иметь под рукой удобную систему универсальных критериев решения спорных дел на все, что называется, случаи жизни. Действительно, зачем анализировать интересы каждого участника конкретного спорного отношения, принимая на себя риск ошибки в анализе и значит ответственности за эту ошибку — гораздо проще хлопнуть рукой по книжке закона и заявить «Так быть не должно, потому что этого нс предусматривает Кодекс!». Могут, конечно, быть и варианты — «…в классическом римском праве этот институт предстает в совсем ином виде», «…ничего подобного нет в Германии», «…акты международной частноправовой унификации предусматривают прямо противоположное» и т. п.

Конечно, подобный подход, подобное отношение к закону, праву и правоведению не может иметь никакой другой оценки, кроме резко негативной. Для науки подобное отношение не просто бред, но причина того совершенно жуткого состояния, в котором она сегодня пребывает. Право, созданное подобным образом, оказывается в лучшем случае чем-то вроде перспективного изобретения: авось, настанут такие исторические условия, которым оно — эта смесь из римских, немецких и унифицированных конструкций, приправленная теоретическими обобщениями — однажды станет соответствовать. Закон — если к нему относиться не как к материалу для создания институтов, конструкций и обобщений, а как к тому, что должно подстроиться под заранее созданные кем-то, где-то и когда-то институты, конструкции и обобщения — окажется мертворожденным и если найдет себе какое-то применение, то не как общее правило, а как единичное случайное исключение. Дай Бог, конечно, чтобы это мое впечатление оказалось ошибочным. Но мои глаза и уши говорят мне обратное.

В самом деле, ознакомление с законопроектом № 47 538−6 позволяет заметить, что значительную его часть составляют предписания трех следующих типов:

• (a) направленные на повышение степени централизации и жесткости регулирования, на сужение сферы проявления автономии, частной инициативы, а также принципа свободы договора в некоторых видах гражданско-правовых отношений, в том числе (как это ни удивительно), отношений, связанных с ведением коммерческой деятельности;
• (b) норм, узаконивающих некоторые отдельные (непонятно, но какому принципу выбранные) положения современной западной цивилистической доктрины и практики, а также институты современного западного и даже классического римского (!) права;
• © законоположений, авторство которых слишком явно восходит к нашим конкретным судебным деятелям, главным образом, должностным лицам бывшего уже Высшего Арбитражного Суда РФ, писавшим таковые, что называется «под себя», во имя разрешения собственных практических затруднений.

Думается, не может не вызвать беспокойства вопрос о том, как вся эта своеобразная, можно сказать, гремучая смесь, основанная на принципах, мягко говоря, не вполне соответствующих основным современным началам гражданского законодательства, будет у нас «работать»?

Затем, вызывает еще более глубокую озабоченность тот факт, что ни в одном из документов, предшествовавших законопроекту, равно как и в сопровождающей его Пояснительной записке, не говорится ни слова ни о тех причинах, что побудили к его разработке, ни о тех целях, которых он (по мнению разработчиков) призван достигнуть. «Создание законченной системы вещного права», «интенсивное развитие финансового рынка» и «восполнение некоторой неполноты норм действующего ГК» — это не причины, не цели и даже не задачи. Разработчикам законопроекта № 47 538−6 — если бы такая разработка действительно была бы жизненно необходимой — следовало бы объяснить, а что за изменения, происшедшие в социально-экономической жизни современного российского общества в сравнении с 1995—2001 гг. (времени введения в действие трех первых частей Кодекса), потребовали столь принципиального обновления, по существу — реформы ГК РФ? Что такого случилось в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, что это регулирование понадобилось не упростить, а усложнить? не облегчить, а ужесточить? Сменилась экономическая формация? Бывший «белый нал» стал «серым», «серый» — «черным», а бывший «черный» — еще сильнее почернел? Практика ведения предпринимательской деятельности стала сейчас менее цивилизованной, чем была в эпоху принятия первой части Кодекса? Разросся кризис неплатежей? К «черным вторникам» не прибавились только субботы и воскресенья, да и то лишь потому, что это выходные? Неужели все изменилось настолько радикально и в настолько худшую сторону, что возникла необходимость пожертвовать даже стабильностью Гражданского кодекса? Это более чем сомнительно.

Отвлечемся на секунду и вспомним, как бережно относятся к своим гражданским кодексам и с какой частотой их меняют страны, столь любимые цветом современной российской цивилистики. Вот недавно в очередной раз перевели на русский язык Общее гражданское уложение Австрии (правильно — Австрийской Империи) — какого оно года? Правильно — 1811 г. Германское гражданское уложение (в неизменном виде пережившее, среди прочих пертурбаций, и Третий Рейх, и советское расчленение Германии) восходит, как известно, к 1898 г., Французский гражданский кодекс (кодекс Наполеона) — к 1804 г., Швейцарское гражданское уложение — к 1907 г., а Швейцарский обязательственный закон — к 1911 г. Гражданский кодекс Бельгии — эго 1807 г., Греции — 1940 г., Испании — 1889 г., Италии — 1942 г., Латвии — 1937 г., Лихтенштейна — 1811 г., Португалии — 1966 г.

Может быть, Европа — это не показатель, может быть, в мире дела обстоят иначе? Проверим. ГК Аргентины — это 1871 г., Афганистана — 1977 г., Боливии — 1975 г., Бразилии — 1942 г., Гаити — 1892 г., Гондураса — 1898 г., Индонезии — 1847 г., Калифорнии — 1872 г., Луизианы — 1808 г., Малайзии — 1956 г., Массачусетса — 1902 г., Мексики — 1928 г., Нью-Йорка — 1876 г., Панамы — 1904 г., Перу — 1852 г., Таиланда — 1925 г., Турции — 1926 г., Уругвая — 1893 г., Чили — 1889 г., Эфиопии — 1960 г., Японии — 1896 г. Да и зачем вообще ходить за иностранными примерами — вспомним, когда появились Законы Гражданские Российской империи? В 1832 г. и продолжали действовать вплоть до Октябрьской революции 1917 г.

Зададим вопрос иначе: кто вообще за последнее время полностью обновил свои гражданские кодексы? Конечно, страны бывшего СССР (кроме Латвии, восстановившей Гражданский закон 1937 г., и Эстонии, пока не вполне завершившей новую кодификацию), европейские страны бывшего социалистического лагеря, а также Вьетнам (2005), Нидерланды (1994), Квебек (1991), Китай (заменил свой ГК 1929—1930 гг. чем-то вроде Основ гражданского законодательства 1986 г.), Куба (1987), Монголия (2002), Парагвай (1987). Ну и мы, конечно, Россия. «Вот кампания какая!» — как пелось в детской песенке. Тоже, конечно, неплохая, но первая все-таки поинтереснее.

Конечно, в Кодексы вносятся изменения — не без этого. Но как? Главным образом — на уровне принятия специальных законов и формирования судебной практики; Кодексы же остаются в неприкосновенности десятилетиями. Возьмем для примера какой-нибудь Гражданский кодекс, лучше всего экзотический — скажем, Бельгии: с 1807 по 2007 г. изменения в него вносились 35 раз (в 1823, 1824 (дважды), 1844, 1848, 1900, 1913,1931, 1935, 1936, 1944, 1951, 1955, 1959, 1960, 1972, 1975, 1976, 1978, 1983 (3 раза), 1987, 1988 (дважды), 1991, 1994, 1996, 2003, 2006, и 2007 (5 раз) гг.). Это изменения по большинству своему «точечные», касающиеся нескольких статей или даже абзацев. 35 раз за 200 лет — это в среднем одно изменение в пять-шесть лет. Сколько раз изменялся наш ГК (за менее чем 20 лет его существования в полном виде) — не возьмусь и считать. Точно знаю только то, что в первую часть ГК в общей сложности было внесено несколько сотен (!) изменений и дополнений.

Здесь — самое время вернуться к обсуждаемой теме. Даже если предположить, что на протяжении 1995—2014 гг. в российском гражданском обороте, российской коммерческой и предпринимательской практике действительно происходили более-менее заметные изменения (да еще и — как это пытаются представить нам разработчики законопроекта № 47 538−6 — в направлении, потребовавшем ужесточения регулирования), то неужели же на них никто никак не реагировал? Чему же тогда, позволительно спросить, были посвящены те многочисленные изменения и дополнения, которые успели наполнить Кодекс еще задолго до рождения нашего «большого» Проекта? Разумеется, если не все, то по крайней мере большинство потребностей изменяющейся реальной действительности находили (может быть не всегда своевременное, но обычно достаточно адекватное) отражение в ГК, специальных законах, принятых в его развитие, наконец, в судебно-арбитражной практике. Можно ли сбрасывать со счетов этот факт? Разумеется нет. А между тем Проект № 47 538−6 составлен так, как будто с 1995 по 2012 г. Кодекс оставался в неприкосновенности, несмотря на бурное развитие гражданской жизни.

Не могу не обратить внимание еще и на то, что многие из предложенных (да и уже внесенных) поправок значительно снижают качество Гражданского кодекса как Кодекса — закона, призванного содержать минимум максимально универсальных, точных и ясных норм-принципов построения и регулирования гражданского оборота. К сожалению, их место занимают огромное количество казуистических и запутанных предписаний, не корреспондирующих не только нормам иных законодательных актов, но и друг другу. Кодекс постепенно превращается в Свод гражданских законов — примерно тот самый акт, который существовал в Российской империи. Движение в сторону формирования такого акта началось, разумеется, задолго до 2012 г. — пожалуй, собственно Кодексом можно было бы назвать только первую и третью части ГК. Уже в части второй явно проявила себя тенденция избыточной регламентации, засвидетельствовав начало процесса превращения ГК из собственно Кодекса в предметно-систематизированный сборник (свод) гражданского законодательства. Но полным голосом эта тенденция заговорила в процессе разработки, обсуждения и принятия части четвертой Кодекса, более 80% норм которой составили предписания, прежде содержавшиеся в отдельных специальных законах по исключительным правам 1992—1993 гг. — Законе РФ об авторском праве и смежных правах, Патентном законе РФ, Законах РФ о правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных, о товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров, о селекционных достижениях и о правовой охране топологий интегральных микросхем. Разумеется, все, что возможно, сократили, ошибки, излишки и повторы выбросили, кое-какие формулировки поправили, но факт остается фактом: даже вопросы состава и сроков рассмотрения заявок на выдачу патентов (т.е. вопросы чисто технические) сегодня решаются аж на уровне ГК. Я не имею в виду, что подобное положение нуждается в немедленном изменении — раз уж сделали, то пусть так и побудет, хотя бы некоторое время! — я лишь хочу сказать, что сделав известную ошибку, ее совсем не обязательно повторять. Увы! — ошибка не просто повторяется — она повторяется так и при таких обстоятельствах, что поневоле закрадывается сомнение: а замечают ли вообще эту ошибку? Может быть и так, ибо юридические ошибки совсем непохожи на грабли — те самые, которые, всего однажды на них наступив, уже невозможно не заметить.

Резюмировать сказанное можно только одним единственным образом: здесь есть над чем крепко подумать. И думать нужно отнюдь не в смысле увеличения общего количества и объема статей, не в смысле наполнения (так и хочется сказать — наводнения) Кодекса все новым и новым материалом, откуда бы он ни происходил — а как раз в противоположном направлении, т. е. в смысле сокращения ГК, приведения его содержания в соответствие с наименованием, превращения ГК в кодекс. Критерием такого сокращения должны быть, конечно, потребности гражданской юридической жизни: в ГК должны остаться только тс нормы и принципы, которые в ней реально работают, которые ей действительно востребованы.

В завершение книги не могу не рассказать маленькую историю из юридической жизни. Один из сотрудников уже бывшего Высшего Арбитражного Суда РФ в порыве душевного откровения однажды сказал буквально следующее: если бы в Гражданском кодексе было бы всего две статьи — первая и десятая — практика Высшего Арбитражного Суда РФ от этого не только совсем бы не пострадала, но и как бы еще не выиграла! Очень красноречивая оценка ценности и востребованности положений Кодекса, весьма отличающаяся от повсеместно распространенного в судейском кругу пожелания типа «Был бы у нас такой закон, где было бы все-все записано!». Неудивительно, что Высший Арбитражный Суд РФ в конце концов прекратил свое существование. Буквально следовать этой оценке, «убивая» статью за статьей, пока Кодекс не сведется к ст. 1 и 10, конечно не следует; больше того, если говорить конкретно о ст. 10, то ее (как и все другие, связанные с ней нормы) но моему глубокому убеждению из Кодекса вообще необходимо изъять и как можно скорее. Но ориентиром для того, к чему следует стремиться, цитированная оценка может и должна служить. Иначе ГК так никогда и не станет кодексом, а правильным ответом на вопрос о том, каковы главные источники гражданско-правового регулирования общественных отношений, так и останется вариант «закон и иные нормативно-правовые акты». А должен быть — «договор, обычай, судебная практика и юридическая доктрина».

• [1] Превращение этого проекта в Федеральный закон от 08.03.2015 № 42-ФЗвызвало необходимость в выпуске настоящего, второго издания данной книги.
• [2] ICC (International Chamber of Commerce) — Международная торговая палата (МТП).
• [3] УНИДРУА (Uni Droit) — Международный институт унификации частногоправа (Унифицированное право).