Демографическое эхо войны

Могущественные и многообразные силы постоянно меняют облик страны. Развивается техника, наука, растет образование, возникают новые потребности и формы связей между людьми.

Эти изменения происходят не всегда синхронно. Профессиональные склонности, например, очень подвижны: молодые люди довольно быстро могут изменить свои планы. Система образования менее мобильна, но с годами и она все-таки меняет профиль, начинает подготовку по новым профессиям. В системе производства, которая в конечном счете определяет поступь всего общества, создание новых вакансий, новых рабочих мест равнозначно тому, чтобы построить новый завод. А на это реально может уйти пять, а то и десять-пятнадцать лет. Поэтому и возникает дисбаланс между новыми интересами и потребностями и сложившимися структурами. К тому же взаимодействие всех этих внешних условий выбора профессии еще более осложняется потому, что на развитие каждой такой структуры серьезное (а иногда и решающее) влияние оказывают демографические процессы, рождаемость, миграция населения, своеобразные ритмы поколений.

Одно из таких явлений, с которыми нам пришлось столкнуться несколько лет тому назад при исследовании проблем трудоустройства и выбора профессии в Сибири, мы назвали «демографическое эхо войны». Суть его довольно проста. В период Великой Отечественной войны в связи с массовым призывом в армию и тяжелейшими испытаниями в стране резко снизилась рождаемость. Напротив, после окончания войны и с возвращением к мирной жизни на протяжении ряда лет наблюдался значительный рост рождаемости. Мы столкнулись с этим процессом опосредованно в связи с тем, что в 1962 году численность 17−18-летних достигла своего минимума, а затем стала быстро возрастать.

И вот демографическая волна, подобно цунами, пронеслась по судьбам наших детей и нас, смешав такую, казалось бы, устоявшуюся, незамутненную картину нашего бытия.

Демографическая волна прежде всего сказалась на начальной школе. Число учащихся первых четырех классов сначала сократилось в 1953;1954 годах (уча щиеся 1943;1946 годов рождения) по сравнению с учащимися 1949;1950 годов (учащиеся 1939;1942 годов рождения) почти в два раза. Число первоклассников, например, в школах Новосибирской области уменьшилось за эти годы с 86 тысяч до 28 тысяч, то есть в три раза. Но именно в тот момент, когда учителя начальных школ, почувствовав разгрузку, вздохнули с облегчением и уже стали поговаривать, что теперь и дальше так пойдет, на них обрушился «девятый вал». Численность учащихся начальных школ вновь увеличилась с 12,1 миллиона человек в 1953;1954 годах до 18 миллионов человек в 1958;1959 годах, а к 1963;1964 годам почти до 20 миллионов человек. И хотя полного восстановления численности сразу не произошло, да и не могло произойти, поскольку страна потеряла в войне 20 миллионов человек, тем не менее наблюдалось резкое увеличение соответствующих возрастных групп. Численность учащихся восьмых классов составила в 1959;1961 годах 929.

тысяч человек, а в 1963;1964 годах — 5 миллионов 654 тысячи человек. В 10—11-х классах численность соответственно составляла 412 тысяч и 3 миллиона 34 тысячи человек. Естественно, что, хотя в школах и имелся некоторый «запас прочности» (помещения, педагоги и т. п.), тем не менее они «затрещали» от напора молодежи, родившейся в послевоенные годы.

Десять лет спустя демографическое эхо войны коснулось судеб 17−18-летних. Их проблемы имеют особое значение, ибо это возраст окончания школы, поисков призвания, принятия весьма важных решений о выборе профессий. 17−18-летние — это молодые люди, начинающие свою трудовую жизнь. Колебание их численности затрагивает уже не только сферу образова ния, но и сферу производства. От их численности непосредственно зависят трудовые ресурсы страны. Поэтому эти процессы должны особенно тщательно прогнозироваться и планироваться.

Сокращение численности учащихся в связи со спадом рождаемости в годы войны привело к уменьшению отсева, повысило процент окончивших школу. Это должно было уменьшить конкурс в вузах и техникумах, то есть увеличить процент поступивших в вузы и техникумы из числа принятых в первый класс школы. С другой стороны, это резко уменьшило процент выпускников, которые должны были работать сразу после окончания школы, укрепляло в них скрытую «вузовскую» ориентацию, основанную на наивной вере не только в свои силы, но и в то, что вузы способны поглотить всех окончивших среднюю школу. Этот психологический феномен, предшествовавший демографической волне, укреплял инерцию профессиональной ориентации в школе, порожденную в предвоенные годы, когда школа в значительной мере ориентировалась на подготовку учащихся для вузов.

Наоборот. Рост численности 17−18-летних в связи с демографической волной создавал свои проблемы. Если принять во внимание темпы роста (в Новосибирской области, например, численность выпускников средних школ за 5 лет — с 1962;го по 1967 год — увеличилась в 5 раз), то это означало не только рост трудовых ресурсов, но и серьезные трудности для органов управления, для планирующих организаций и работников просвещения. Рост численности молодежи требовал новых рабочих мест, новых штатов и вакансий, увеличения приема в вузы и техникумы, расширения профтехобра зования и мнотого другого. Темпы роста численности выпускников средних школ в эти годы значительно превышали обычный прирост рабочих мест в народном хозяйстве и обычный рост приема в высшие и средние специальные учебные заведения. Разрыв между численностью молодежи, оканчивающей средние школы, и числом «посадочных мест» в учебных заведениях в эти годы увеличивался.

Демографическое эхо войны отразилось на некоторых оценках и решениях. Оно исказило оценки эффективности производственного обучения в школах. Дело в том, что именно в тот период (конец 1950;х — начало 1960;х годов), когда в стране особенно интенсивно началось обсуждение проблем производственного обучения и был принят ряд решений, произошло резкое сокращение численности молодежи, которая оканчивала средние школы. Большинство молодых людей, окончивших школы в этот период, имели возможность поступить в высшие учебные заведения, техникумы и т. п. Поэтому цифры, которые были получены в этот период о неэффективности производственного обучения, нужно рассматривать с определенными коррективами. Например, в печати приводились наши расчеты по Новосибирской области о том, что лишь 14% детей, получивших специальность в школе, работают по этим специальностям в дальнейшем. При оценке этих данных, конечно, необходимо учитывать конкретную ситуацию — то, что они отражают специфические условия периода спада, когда молодежи в возрасте 17−18 лет по сравнению с предшествующим и последующим периодами остро не хватало.

В условиях, когда численность выпускников сокращалась, укреплялось мнение о том, что мы располагаем достаточными ресурсами для перехода к одиннадцатилетнему обучению. И такой переход был осуществлен. Но уже через несколько лет огромная волна, драматизировав ситуацию, заставила нас вновь перейти к десятилетке. А этот переход, осуществленный в 1966 году, в свою очередь, осложнил ситуацию, поскольку он означал одновременный двойной выпуск десятых и одиннадцатых классов в 1966 году. Разумеется, анализируя причины перехода к десятилетке или оценивая эффективность производственного обучения в школах, нельзя все сводить лишь к демографическим факторам. Но то, что их нужно обязательно иметь в виду, не подлежит сомнению.

Но не являются ли эти ритмы, эти демографические волны уникальными феноменами? Достаточно пристально вглядеться в неровные очертания половозрастных пирамид, которые широко используются в науке о народонаселении, чтобы понять, что бурная история человечества, запечатленная в них, обусловливала и будет обусловливать непрерывные перемены. Через поколения до нас докатываются волны не только второй, но и первой мировой войны и других, казалось бы, давно минувших исторических событий, как бы напоминая о связи времен.