Системность и историзм креативной стилистики

Язык рассматривается креативной стилистикой как система возможностей. Говорящий, с одной стороны, выполняет коммуникативные обязанности, используя средства общего языка и нормативные комбинации этих средств (в противном случае его ждёт коммуникативная неудача); с другой — он может использовать коммуникативное право на языковое творчество. Отмеченные печатью индивидуальности, креатемы могут быть осознаны, поняты адресатом в том случае, если они отражают системно-структурные связи языковых единиц.

" Творческая власть над языком" (Б. А. Ларин) управляется, сдерживается, регулируется языковой системой. Вне этой системы плоды креативной речевой деятельности оказываются функционально ущербными. Только на фоне языковой системы креатема и текст, сконструированный на основе креатем, могут быть адекватно восприняты — логически, эмоционально, эстетически. Другими словами, речевые новации заданы системой языка. Это значит, что «индивид не может создать в языковом плане ничего действительно совершенно нового, потому что всё индивидуальное многообразие конкретных речевых актов с точки зрения звучания, морфологии и синтаксиса основывается на тех возможностях и предпосылках, которые заранее предопределены данным языком…»^[1]. В тех сферах коммуникации, которые связаны с креативным языковым потенциалом (особенно в художественной речи), свобода и вариативность языкового отбора увеличиваются.

В совершенном художественном тексте выбор языковой единицы представляется единственно возможным, однако сопоставление авторских вариантов убеждает в сложности творческих поисков элемента, обладающего эстетической ценностью. Сравним два варианта первой строфы стихотворения Л. Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» :

Первоначальный вариант.

Всё тихо — на Кавказ идёт ночная мгла,

Восходят звёзды надо мною. Мне грустно и легко — печаль моя светла,

Печаль моя полна тобою.

Окончательный вариант.

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою.

В основе лексических замен лежит системный подход: глаголы движения заменяются глаголами состояния: идёт — лежит ночная мгла; восходят звёзды — шумит Арагва. Это даёт поэту возможность передать поглощённость мыслью о возлюбленной: всё окружающее только содействует тому, чтобы полнее погрузиться в думы о ней: и ночная тишина, и мерный шум Арагвы. Во второй редакции отсутствует синтагма всё тихо, но образ тишины ёмко передан глаголом лежит (покой; всё погружено в сон).

Введение

во второй вариант двух собственных имён проясняет ситуацию, конкретизирует, поэтизирует и возвышает её. Замена существенна и с фонетической точки зрения. Так, в первоначальном варианте первой строки 18 согласных; из них 12 шумных и 6 сонорных. В окончательном варианте общее количество согласных (так же, как и гласных) не изменяется: оно равно 18, но соотношение шумных (8) и сонорных (10) усиливает мелодичность стиха.

Системная направленность замен демонстрирует эстетически мотивированное использование поэтом ресурсов языка. Проведённый С. Г. Ильенко анализ пушкинских вариантов показал, что креативный выбор Л. Пушкиным поэтического слова основан на самооппонировании, самооценке, самооправдании. Эти лингвоэстетические позиции определяют «диалог» авторского языка с системой языка общего.

Изучая мотивированность выбора языковых средств, необходимо различать уровни анализа — это условие реализации принципа системности. Немаловажным является вопрос о причинах выбора той или иной единицы — не только системно-лингвистических, но и экстралингвистических. Авторские вариантыживое свидетельство креативных находок и неудач. Результатом сопоставления вариантов является вывод об эстетической ценности окончательного варианта в составе художественного целого.

Филологи неоднократно указывали на отсутствие полного изоморфизма (подобия) между системой языка и художественной текстовой системой. Креативная стилистика далека от взгляда на художественный текст как на объект, сущность которого определяется исключительно системой языка. Рассматривая «язык как материал всякого словесного произведения» (В. Белинский), стилист исследует отобранные и преобразованные в процессе креативной деятельности лингвемы и созданные в процессе этой деятельности креатемы в их эстетической функции. Анализ художественного текста как целостного «продукта» креативной деятельности необходим прежде всего потому, что с помощью этого анализа можно выявить переплетающиеся в речевой ткани художественного произведения повторимое, общеязыковое, и неповторимое, индивидуально-авторское. Системный анализ художественного текста обусловлен всем ходом развития филологии, накопившей богатейшие сведения о закономерностях организации текста как определённой эстетическим замыслом автора системе систем. В текстовой системе комбинируются отдельные уровневые подсистемы, упорядоченные структурными отношениями. Анализ любого текстового звена должен проводиться в рамках художественного целого. Системный анализ предполагает вычленение текстовых подсистем, их элементов, определение отношений между элементами каждой подсистемы, а также между различными подсистемами.

На линейной оси языковые элементы, составляющие текст, образуют определённую последовательность — это актуальная синтагматика; на вертикальной оси, вследствие ассоциативной близости, они объединяются в функционально-текстовые подсистемы — это актуальная парадигматика.

Рассматривая особенности внутритекстовой синтагматики, Л. П. Якубинский отметил необходимость исследования «творческих глоссемосочетаний», поэтических глосс, которые представляют собой необычные соединения звуков и звукобукв, морфем, слов в пределах словосочетания, членов предложения и предложений в пределах сложного синтаксического целого. Учёный говорит об эстетической ценности «сдвинутых» сочетаний для производителя речи и для воспринимающего, отмечая, что «творческое глоссемосочетание (и самый процесс и результат) имеет для тех, кто образовывает данное новое сочетание (или его воспринимает), самостоятельную ценность, независимо от той практической цели, которую это глоссемосочетание могло бы осуществлять». Приведём примеры глоссемосочетаний: Рыжий ржёт жеребёнок: фонетический сдвиг проявляется в намеренном соединении С. Есениным звуков [р], [ж] и [ж], [р] для создания звукоподражания. Оза — Предозъе, Заозье (А. Вознесенский): сдвиг в сочетаемости корневой морфемы с префиксальной и суффиксальной; Я бякабякабякалавр (Д. Сизон): корневой повтор и сдвиг в сочетаемости корней.

Функциональный диапазон глоссемосочетаний может оказаться разным даже в пределах одного текста. Например, в повести М. Булгакова стандартное сочетание пёс гавкнул контрастирует с глоссемосочетаниями, в основе которых лежит лексико-семантический сдвиг, создающий персонализацию: удивился пёс, гаркнул пёс. Замещение стандартного сочетания «сдвинутыми» поддерживает жанроспецифическую сюжетную линию повести — превращение собаки в человека. Ср.: — вы мужчина или женщина? — Я женщина, — признался персиковый юноша. В данном случае грамматическая аномалия выявляет сдвиг в сочетании гендерно ценностных смыслов, воссоздает трансформацию традиционных статусно-ролевых тендерных отношений.

Аномальная синтагматика — примета современной поэзии: Я сижу в своём уму (М. Степанова): сдвиг в морфолого-синтаксической сочетаемости стимулирует эстетически значимые приращения смыслов: («в своём уме», «себе на уме», «в мыслях о себе», «в состоянии интеллектуальной сосредоточенности»). Ещё один пример из стихотворения В. Строчкова: путешествуя, странствуя, двигаясь, простираясь; / разбиваясь о камни, пенясь; рассыпаясь и иссыхая; / просыпаясь и засыпая; просыпаясь, / засыпая и просыпаясь. / Засыпая. Ни в одном из случаев своего употребления деепричастие не соотносится с грамматическим субъектом и с основным глаголом-сказуемым. Эти опорные члены правильной синтаксической конструкции отсутствуют. Синтаксический сдвиг приводит к образованию синтаксических глоссемосочетаний. Деепричастие вбирает в себя функции основного и добавочного сказуемых, а синтаксическая однородность поддерживает динамический ряд обозначений действий и состояний. Аномальная синтагматика создаёт стилистическое своеобразие высказывания и текста.

Разграничивая поэтический язык и язык практический, Л. П. Якубинский формулирует ещё один важный тезис: «Необходимо различать такие человеческие деятельности, которые представляются ценными сами по себе, от таких, которые преследуют посторонние цели и ценны как средства для достижения этих целей». Исследователь дифференцирует обладающие эстетической ценностью поэтические глоссемосочетания (см. примеры выше) и глоссемосочетания, направленные на достижение практического задания. Пример: в витрине книжного магазина крупными буквами начертано слово-предложение:

• [1] Коржинек Й. М. К вопросу о языке и речи // Пражский лингвистический кружок. М. 1967. С. 321.