Значение творчества Сократа для философского постижения человека

Однажды Сократ (ок. 470—399 до н.э.) гулял со своим учеником Федром. Они очутились за воротами Афин. Сократ пришел в восторг от красоты местности. Он восхищался пейзажами и превозносил их. Но Федр прервал Сократа, пораженный, что тот ведет себя как чужестранец, которому проводник показывает окрестности. «Что же, — спросил он Сократа, — не выходишь даже за городскую стену?» Сократ придал своему ответу символическое значение: «Извини меня, добрый мой друг, я ведь любознателен, а местности и деревья ничему не хотят научить меня, не то, что люди в городе». Смысл же сказанного таков: на свете много диковинного, но любознательность философа в наибольшей степени способен удовлетворить только человек.

Такого специфического интереса к человеку не было в восточной философии. Уже говорилось о том, что человек в восточной культуре — лишь материал, который помогает приобщиться к высшим, впеличностным ценностям. В индуизме и буддизме личность отрицается, признается лишь некая «самость». В восточных же деспотиях, следовательно, индивид вообще не рассматривается как ценность. Напротив, всякая уникальность, «нестертость» человека оценивается как зло, помеха на пути слияния с космосом. Эти качества индивида противоречат общему настрою восточной культуры, призванной обнаруживать безличные абсолюты, идет ли речь о некоем верхнем начале бытия, пантеистически (пантеизм — сближение Бога и природы) осмысленной природе или конфуцианском понимании общества как иерархически организованном общежитии людей.

У древних греков, как и у большинства народов Востока, еще не сложилось ощущение личности, самостоятельности индивида. Чтобы подойти к тайне человека, важно было исторически отделить индивида от космоса, от всеобщей субстанции. Античность сделала только шаг на этом пути. Здесь и только здесь был открыт человек!

В ранней и даже зрелой античности, по существу, не могла родиться идея личности в той конкретной оформленности, которая выявилась в европейском сознании в конце античной эпохи. Постепенно космологические вопросы (космология — учение о Вселенной) уступили место собственно человеческим проблемам. На границе между космологической и антропологической мыслью стоит Гераклит. Хотя он рассуждает как философ, однако отдает себе отчет в том, что проникнуть в тайны природы, не раскрыв проблему человека, невозможно. Философию Гераклита можно выразить словами: «Я исследовал самого себя».

Хотя эта новая мыслительная тенденция и была присуща ранней греческой философии, она обрела зрелость лишь во времена Сократа. Так обстоит дело и с проблемой человека, в которой можно видеть веху, отделяющую Сократа от предшествующей философии. Сократ никогда не нападал на своих предшественников и не критиковал их теории. Он не стремился также создать новое учение. Однако все прежние теории предстали у него в новом освещении, ибо были соотнесены с новым интеллектуальным центром. Проблемы греческой натурфилософии померкли перед новыми вопросами, которые захватили внимание философов.

У Сократа не было особой теории природы или особой логики. Мы не находим у него и стройной, систематизированной этики в том смысле, как она складывалась в других этических системах. Сократ всегда отстаивал и защищал идеал объективной, абсолютной, универсальной истины. Но единственный универсум, который он признавал и исследовал, был универсум человека. Для него неизменным оставался вопрос: что есть человек?

Однако когда мы изучаем диалоги Сократа с Платоном, не находим прямого решения новых проблем. Сократ дает детальный и скрупулезный анализ индивидуальных человеческих качеств и добродетелей. Он пытался выявить их природу, в том числе и таких как благо, справедливость, умеренность, доблесть… Выбор, который делает человек, во многом зависит от того, какими добродетелями он обладает. Добродетель — это добрая привычка, внутреннее стремление к добру. Мы называем добродетелями замечательные качества человека. Противоположное слово — порок. Порок это дурные качества человека, стремление к злу.

Сократ был едва ли не первым в европейской истории, кто задумался над тем, какие качества украшают человека. Античный мудрец был страстным проповедником знания. По его мнению, прежде всего знание есть добродетель, дурное — это незнание. Он полагал, что человек должен стремиться к новым и новым истинам. Софист иронично относился к истине. У него банальная цель — озадачить, поразить парадоксом, произвести впечатление. Пусть наивные слушатели восхищаются его умом. А что следует взять с собой в жизненную дорогу? Практически ничего. У каждого своя истина. Но как возможна философия, если у каждого свои аргументы и собственный итог в споре?

Сократ со всей живостью своей гениальной натуры стал искать ответ на этот вопрос. Возможно, есть всемогущий закон, который стоит выше всяких личных мнений, мерило, согласно которому должен испытываться и направляться взгляд каждого. Он верил в истину и в ее право на критику. Это убеждение нельзя доказать, ибо оно есть условие всякого доказательства. В ком его нет, в том оно может быть пробуждено, если он научится задумываться о самом себе.

Только этого самоуяснения и требует Сократ от своих сограждан, и недаром назвал его мудрейшим тот бог, храм которого был украшен надписью: «Познай самого себя». Речь идет о заповеди, которая начертана на храме Аполлона в Дельфах. С чего начинается познание? Человек может направить свою мысль на внешний мир, который манит мерцанием тайны. Но собственное сознание способно получить иное направление. Ведь многие проблемы человек понимает, ориентируясь на собственный опыт, как бы изнутри. Коли так, надо познать самого себя, чтобы открыть и другие таинства мира.

Эллинское просвещение быстро привело к тому, что в обществе стали господствовать различные мнения. Сократ же ищет истины как меры, которой должны подчиняться личности. В этом требовании меры он истый грек, и в лице Сократа греческая наука в полном самосознании находит тот принцип, на котором покоится греческое искусство. Но эта мера должна быть найдена и для общего сознания.

Старая вера, традиционные представления, из которых состояло это сознание, разрушены, и Сократ сам примыкает к софистическому просвещению в том смысле, что он не ищет уже той меры в традиционных мнениях и не хочет их воскрешать в их прежней форме. Он опередил своих современников лишь в убеждении, что такая мера существует и что нужно лишь добросовестно искать ее. Вся его оригинальность состоит в том, как он ищет истину. Он не учит, так как не обладает истиной. Он не болтает попусту, так как жаждет истины. Он спрашивает и испытывает, ибо надеется найти истину.

Вот почему философия Сократа не есть самоуглубление и размышление, не есть она поучение и обучение. Она — совместное искание, серьезная беседа. Ее необходимой формой является диалог. Слово «диалог» переводится с греческого как беседа, разговор. В античной философии так называлась литературная форма, которая употреблялась для изложения проблем с помощью диалектики. Диалектика — это искусство вести беседу, искусство аргументации, наука живой логики. Для Сократа это искусство вести беседу, чтобы выяснить понятия. Там, где два человека обмениваются своими взглядами, появляется сила, принуждающая их принять истину, некая высшая необходимость, отличная от той, которая в ходе жизненных обстоятельств привела к своему мнению каждого из них.

Прежде каждый из них мог иметь только те представления, которые сложились как результат его жизни. У каждого человека вырабатывается стихийное практическое сознание, которым он руководствуется в своей повседневности. Но теперь в диалоге участвуют двое. Оказывается, их взгляды на мир не совсем одинаковы. Один толкует про то, что надо непрестанно трудиться. Другой отвечает: так можно проморгать всю жизнь. Ведь в ней столько удовольствий. Не лучше ли вместо труда предаться развлечению? Кто же прав? Каждый по-своему? Ведь здесь и открывается пространство для спора. Трудяга спрашивает: как собираешься сводить концы с концами, если будешь все время пировать? Бездельник возражает: о чем подумаешь на смертном одре, когда пробежишь мысленным взором свою жизнь? Не было в ней отдохновения, радости и счастья. Только пот и усердие. Но, может быть, достойно отыскать середину? Труд и развлечение — две крайности, два жизненных занятия. Следует отдать сердце и тому и другому. Где же мера?

Без этой нормы нет истины и знания. Поэтому для Сократа и его великих последователей, развивших эти мысли, мнение противостоит знанию. Я могу обрушить на вас множество суждений. Например, «всех нужно любить», «большую часть времени надо тратить на развлечения», «прав тот, кто всех сильнее». Это различные мнения. Но как их соотнести с истиной? Иначе говоря, чему можно довериться? А про что можно сказать, усмехнувшись: «Это его мнение, пусть поступает как хочет».

Итак, значение Сократа в том, что он установил идею знания. Софисты признавали только естественный продукт мышления, который формируется в каждом как неизбежное мнение. Для Сократа существует норма, согласно которой определяется ценность этих естественных продуктов мышления. Эту высшую необходимость, которая открылась в диалогическом стремлении к истине, можно назвать законодательством разума. В этом смысле справедливо утверждение, что Сократ открыл разум. Он первым провозглашает с полным сознанием, что существует нечто значимое для всех людей и знание существует только там, где оно признается.

Сократ размышляет: человек всегда выбирает для себя лучшее. Такова его природа. Но вот парадокс: человек — странное создание. Он многое понимает правильно, но ведет себя совсем не так как должно. Если человек ведет себя порочно, тому есть объяснение: он ошибается — считает Сократ. Он подчеркивает: если бы было возможно намеренное (сознательное) зло, оно было бы лучше ненамеренного зла. Скажем, вор, умышленно совершающий кражу, лучше, чем вор, который украл по неведению.

Ход Сократа удивителен, но объясним. Ведь человек, совершающий зло, понимает, что он совершает. Он знает отличие зла от добра. А если он знает, что такое добро, это в принципе делает его способным к нему. Если же человек не ведает, что творит, он вообще не знает, что такое добро. Такой человек наглухо закрыт для благих поступков. Л теперь припомним, как часто, совершив тот или иной промах, мы оправдываемся незнанием («Я не знал, что это плохо, мне не сказали, как надо поступить») или ссылаемся на «других». Вот, мол, все ушли с урока, и я ушел. Такое незнание или зависимость от других еще хуже, чем злонамеренный поступок. Ведь мы в этом случае расписываемся в собственной глухоте к добру, к ответственности. Сократ призывает нас оценивать наши поступки, размышлять над ними, ведь мы все время оказываемся в ситуации выбора. Искать желанную профессию или присоединиться к решению приятеля. Заступиться за девушку или трусливо умчаться с места происшествия. Изложить собственное мнение или проголосовать, как все. Испытать радость общения на людном перекрестке жизни или «ощутить сиротство как блаженство».