Образ противника в этнополитическом конфликте

Как в любом социальном конфликте, в структуре этноконфессионального конфликта большое значение имеет социальная установка сформировавшегося образа противника.

Понятие социальной установки было введено в 1918 г. У. Томасом и Ф. Знанецким. При исследовании явления социальной адаптации они выявили двойную зависимость — индивида от социальной организации и социальной организации от индивида. Указанная взаимная зависимость была описана исследователями при помощи понятий «социальная ценность» (для характеристики социальной организации) и «социальная установка», «аттитюд» (для характеристики индивида). Понятие аттитюда было определено как психологическое переживание индивидом ценности, значения, смысла социального объекта или как состояние сознания индивида, относительно некоторой социальной ценности.

Таким образом, под социальной установкой (аттитюдом) следует понимать неблагоприятную или благоприятную оценочную реакцию на чтолибо или кого-либо. Ее конкретное выражение состоит в чувствах, мнениях или целенаправленном поведении индивида или группы. Формирование социальных установок показывает, как усвоенный социальный опыт преломляется личностью и конкретно проявляется в ее действиях.

Аттитюд считается гипотетическим конструктом; будучи ненаблюдаемым, он выводится на основе измеряемых реакций, которые отражают позитивные или негативные оценки объекта аттитюда. Выделяется три основных группы реакций: когнитивные, аффективные и конативные (поведенческие). Н. И. Сарджвеладзе отмечает, что все три компонента обладают такими свойствами, как валентность и сложность. Валентность означает полюса приемлемости/неприемлемости, а сложность отражает многогранность каждого компонента. Когнитивный компонент может включать как минимум информации об объекте, так и богатую информацию о нем. Эмоциональный компонент может быть как нерасчлененным, так и включающим в себя множество чувств. Конативный компонент также может включать в себя как простые акты поведения, так и сложные действия^[1].

Важнейшим источником информации об объектах, а следовательно, и убеждений, на основе которых формируются аттитюды, является непосредственный личный и социальный опыт человека. Будучи основанными на личном опыте, убеждения характеризуются высокой степенью доверия к ним и сопротивляемостью к изменению. Однако по прошествии времени различные факторы приводят к искажению памяти о событиях и тем самым снижают точность и силу убеждений, а вслед за ними и аттитюдов.

По словам Ж. Годфруа, многие свои мнения, оценки и убеждения человек приобретает через контакты в семье, школе, социальной группе и т. д. Убеждения начинают складываться с детства, но поскольку в детстве человек не абсолютно свободен и самостоятелен в большинстве своих суждений, то многие установки формируются как продукт влияний, которым люди подвергаются с самого раннего детства. В большинстве случаев в детстве установки развиваются в соответствии с родительской моделью, и в этой связи замер межэтнических установок, например, студентов является показателем межэтнических установок всего общества. Такой вывод правомерен, поскольку в современной России студенты являются выходцами из совершенно разных социальных слоев, и нельзя утверждать, что их мнения представляют собой узкий пласт воззрений, не отражающий общероссийской картины.

В контексте анализа этиоконфессиональных конфликтов во всем многообразии социальных установок представляется необходимым выделить тот комплекс установок, которые определяют отношение к представителям других национальностей. Эти установки имеют место, когда человек осознает и действует, как личность, включенная в определенную этническую группу.

Исходя из вышеизложенного межэтнические установки можно определить как установки на взаимодействие (отрицательное или положительное) с другими этническими общностями в любой сфере жизнедеятельности и в любом виде — от личностного общения с людьми иной национальности до восприятия явлений, элементов истории, культуры, типов социальноэкономического или иных цивилизационных форм.

Как в структуре любых других социальных установок, в межэтнических установках можно выделить три структурных компонента (рис. 9.1).

Когнитивный компонент включает в себя мнения, суждения оценочного характера относительно объекта. Это знания о природе национальностей, формах межэтнических взаимодействий, природе и функционировании этнических стереотипов, знания о различных культурах и особенностях их представителей.

Рис. 9.1. Структурные компоненты межэтнических конфликтов.

Эмоциональный компонент охватывает чувства относительно социального объекта: это может быть симпатия или антипатия по отношению к представителям других национальностей, тревожность, любовь, ненависть и т. п.

Конативный компонент представляет собой поведенческие намерения в отношении объекта (это могут быть установки на конфликтное взаимодействие, на уступки, поиск конструктивных форм отношений с представителями других этнических общностей; терпимость к различиям между этническими общностями или, напротив, резкое их неприятие).

Социальные установки направляют деятельность человека. Межэтнические установки аккумулируют предшествующий жизненный опыт, причем не только свой, но и окружающих, ведь такие установки формируются в процессе социализации и затем закрепляются в навыках, без которых строить отношения просто невозможно. Кроме того, межэтнические установки связывают действия в сфере межэтнического взаимодействия и поступки личности с усвоенным социальным опытом, где второе детерминирует первое.

Пример Для описания межэтнических установок русских студентов в ноябре 2009 — марте 2010 г. был проведен социологический опрос в Государственном университете управления (г. Москва). В опросе приняли участие 114 студентов 1—6 курсов очной и очнозаочной форм обучения, указавших национальность «русский (ая)», из них 98 девушек и 16 юношей.

Большинство респондентов продемонстрировали сильную национальную самоидентификацию. Так, 76,3% указали, что они явно ощущают свою этническую принадлежность. При этом 17,5% отметили, что ощущают принадлежность сразу к нескольким национальностям. Очевидно, что эти студенты выросли в семье, где родители принадлежат к разным национальностям. Но, отвечая на прямой вопрос о национальной принадлежности, эти респонденты прямо указывали, что они «русские». Можно предположить, что такое противоречие проистекает из двух типов мотивов: во-первых, самоидентификация с русской национальностью для них сильнее; во-вторых, возможно, имела место инструменталистская мотивация (этничность как инструмент, используемый в социальной жизнедеятельности для достижения определенных целей). В то же время 6,2% респондентов отметили, что не ощущают своей принадлежности ни к какой национальности, при этом в прямом ответе о национальной принадлежности все же указывали на русскую этническую принадлежность. Данный процент нельзя считать статистической погрешностью. Очевидно, что речь идет о слабой когнитивной стороне межэтнических установок, или же действует инструменталистская мотивация.

Для выявления когнитивного компонента межэтнических установок респондентам были заданы вопросы относительно их понимания категорий «толерантность» и «национализм».

Так, идея толерантности в целом успешно воспринята респондентами («толерантными» себя считают 81,5% опрошенных). Однако в трактовках данного понятия (собственно когнитивный компонент) единства взглядов не прослеживается. Иными словами, у студентов нет четкого понимания в отношении толерантности, хотя большинство и считает себя таковыми. Между толерантностью и значением для респондента национальности другого человека, с которым он общается, обнаружена корреляционная зависимость: «толерантные» студенты не обращают внимания на национальность, а «нетолерантные», напротив, обращают.

При ответе на открытый вопрос «Как Вы понимаете категорию „национализм“?» были получены весьма разноплановые оценки. Их систематизация носит более условный характер, чем аналогичных ответов о толерантности: а) отождествление национализма с ущемлением иных национальностей или даже с нацизмом — 62,3%; б) отождествление национализма с патриотизмом (любовь к своей нации, приоритет ее интересов, высшая форма патриотизма и г. п.) — 28,1%; в) эмоционально насыщенная (чаще негативная), по не содержательная оценка категории «национализм» — 9,6%.

• [1] См.: Сарджвеладзе II. И. Личность и ее взаимодействие с социальной средой. Тбилиси: Мецниереба, 1989.