Политика и мораль

Острейший вопрос политики — ее отношение к морали. Многие мыслители пытались решить этот вопрос. Наиболее рельефно диалектика политики и морали была освещена Макиавелли. В знаменитом труде «Государь», а также во многих других произведениях итальянский ученый изложил виды государства, формы правления и вообще вопросы государственного строительства. В этой связи в центре внимания оказались политические действия государя. Проблемы он излагает оригинально, во многом расходится с другими мыслителями и понимает, что его взгляды вызовут критическое отношение. Тем не менее Макиавелли решил, как он выражается, следовать не воображаемой, а действительной правде, «ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели во благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что государь, если хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности»^[1].

Оставаясь на почве исторической действительности, Макиавелли пишет, что, как правило, люди замечают в государях разные качества: щедрость и скупость, жестокость и сострадательность, честность и вероломность, снисходительность и надменность и др. Они хотят, чтобы государи имели только хорошие качества, но в жизни это невозможно, и поэтому Макиавелли считает, что для удержания власти государь не может не использовать и те качества, которые у людей вызывают презрение. «Поэтому государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости… ибо от беспорядка, который порождают грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица»^[2]. Таким образом, итальянский мыслитель советует, что в интересах большинства и государства следует применять насилие, хотя с точки зрения морали оно может вызвать осуждение.

Макиавелли отмечает, что хорошо, когда государь верен своему слову и честен в делах. Но опыт истории говорит о том, что успехов добивались те правители, которые не сдерживали своего слова и в нужный момент меняли позицию. Государь должен походить одновременно на льва и лисицу. Лев — это сила, а лиса — хитрость. Следовательно, государь должен быть и львом, и лисой. И ради сохранения государства и своей власти он всегда должен быть готов к тому, чтобы изменить свою политическую позицию, если этого требуют обстоятельства. Люди о нем судят не по его словам, а по делам, и если они идут хорошо, то никто не обратит внимания на слова.

Макиавелли подчеркивает, что государю необходимо избегать ненависти и презрения со стороны подданных, которые вызываются хищничеством, малодушием, легкомыслием и нерешительностью. Он дает советы государю, соблюдение которых должно принести ему славу и почести. Прежде всего государь должен проводить твердую политику, базирующуюся на насилии, как внутри страны, так и за рубежом. Но Макиавелли не против того, чтобы государь использовал кроме силы и другие средства, помогающие ему завоевать уважение подданных. В частности, государь должен оказывать почет и уважение тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве, не мешать заниматься торговлей, земледелием, награждать достойных людей и т. д.

Довольно интересны советы Макиавелли о том, как государю избежать льстецов. Обычно государь пытается внушить мысль подданным о том, что надо говорить только правду, но это может вызвать и презрение, так как не всякая правда нужна правителю. Это, во-первых. Во-вторых, какую бы правду они ни говорили, все равно найдутся люди, которые будут льстить, лицемерить и подхалимничать. Поэтому благоразумный государь поступает так: «Отличив нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они думают, но только о том, что ты сам спрашиваешь, и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмотрению. На советах с каждым из советников надо вести себя так, чтобы все знали, что чем безбоязненнее они выскажутся, тем более угодят государю; но вне их никого не слушать, а прямо идти к намеченной цели и твердо держаться принятого решения. Кто действует иначе, тот либо поддается лести, либо, выслушивая разноречивые советы, часто меняет свое мнение, чем вызывает неуважение подданных*²⁷⁹.

Итак, Макиавелли считает, что политика и мораль несовместимы и для государя важна не мораль, а такая политика, которая бы укрепила его власть, вызывала уважение у подданных, ненависть у врагов и в целом служила бы укреплению государства.

К воззрениям итальянского мыслителя абсолютное большинство как современных, так и прошлых мыслителей отнеслось исключительно критически. Они обвинили его во всех мыслимых и немыслимых грехах. В частности, они утверждали и утверждают, что Макиавелли оправдывает любые средства, в том числе аморальные, для удержания власти. Иначе говоря, он проповедует тезис: «Цель оправдывает средства». До сих пор термин макиавеллизм используется для характеристики политики, пронизанной ненавистью к моральным нормам и принципам.

Но не все исследователи критически относились к итальянскому мыслителю. Гегель, Маркс и другие высоко оценивали его творческое наследие и политические позиции. Гегель пишет, что к творчеству Макиавелли надо подходить исторически, рассматривать его идеи и принципы в контексте истории, а не абстрактно. Отвратительные качества, «пользоваться которыми рекомендует Макиавелли… следует рассматривать и под другим углом зрения. Формально Италия была государством; в принципе это оставалось в силе и тогда, когда император еще считался верховным синьором. И из этого общего положения Макиавелли исходит, этого он требует, это и есть тот принцип, который он противопоставляет унижениям своей страны. Под таким углом зрения действия „государя“ предстают совершенно в ином свете. То, что было бы отвратительным в качестве поступка одного частного лица по отношению к другому, одного государства по отношению к другому государству или другому частному лицу, становится в данном случае справедливой карой…»²⁸⁰. Те, кто наносит вред государству, должны быть наказаны. Само наказание уже есть определенное средство. Так, казнь или длительное тюремное заключение есть не что иное, как применение определенных средств против государственных преступников.

Гегель убежден в том, что «творение Макиавелли останется в истории важным показанием, которое он засвидетельствовал перед временем и своей собственной верой, что судьба народа, стремительно приближающегося к политическому упадку, может быть предотвращена только гением. Интересным является в своеобразной судьбе „Государя“ также тот факт, что при общем непонимании и ненависти к этому произведению один будущий монарх (имеется в виду прусский канцлер Фридрих II. — И.Г.)… взял в качестве темы для школьного сочинения Макиавелли, противопоставив ему моральные хрии, пустоту которых он сам впоследствии подтвердил как своим образом действий, так и своими произведениями…»^[3].

В отличие от Макиавелли Кант хотел соединить мораль и политику. Мораль, пишет он, есть «совокупность… безусловно повелевающих законов, в соответствии с которыми мы должны вести себя»^[4]. Мораль — это теоретическое правоведение, а политика — практическое правоведение. Моральный долг велит людям жить в мире и дружбе, и моральный политик должен совмещать политические принципы с моральными. Поэтому при решении государственных задач он обязан стремиться к тому, чтобы привести государственное устройство или международные отношения в соответствие с естественным правом как идеей разума. Кант осуждает морализирующих политиков или политических моралистов, которые не считаются с моральным долгом. Истинная политика, по его мнению, должна учитывать моральные принципы, ибо от этого она только выиграет.

Макс Вебер тоже не обошел вопросы соотношения политики и морали. Он исключительно важное значение придавал политическим качествам человека. Он считал, что для политика решающими являются три качества: страсть, чувство ответственности и глазомер. Под страстью Вебер подразумевает, как он выражается, существо дела. Политик должен всецело отдаваться тому делу, которое он избрал. Он не имеет права заниматься политикой спустя рукава. Но политикой страстно можно заниматься лишь в том случае, если политик чувствует свою ответственность, которую немецкий исследователь называет главной путеводной звездой деятельности политика. Политику требуется глазомер, т. е. «способность с внутренней собранностью и спокойствием поддаться воздействию реальностей, иными словами, требуется дистанция по отношению к вещам и людям»^[5]. Настоящим политиком Вебер считает того, кто обладает этими качествами.

Вебер полемизирует с теми, кто хочет соединить политику и мораль. Политика, пишет он, связана с насилием, а с точки зрения этики насилие недопустимо. Поэтому нужно проводить политику ненасилия. С этим Вебер категорически не согласен. Политик, настаивает Вебер, должен насильственно противостоять злу, иначе за победу зла он будет нести ответственность. Поэтому вопрос не в том, что политик должен руководствоваться моральными принципами, а в том, обладает ли политик качествами, необходимыми для принятия важных политических решений. Этические позиции, твердо убежден Вебер, не должны мешать политику действовать в соответствии с политическими реалиями. Он высмеивает моралистов, которые часто поступаются своим моральным кодексом. «Что касается освящения средств целью, то здесь этика убеждения вообще, кажется, терпит крушение. Конечно, логически у нее есть лишь возможность отвергать всякое поведение, использующее нравственно опасные средства. Правда, в реальном мире мы снова и снова сталкиваемся с примерами, когда исповедующий этику убеждения внезапно превращается в хилиастического пророка, как, например, те, кто, проповедуя в настоящий момент „любовь против насилия“, в следующее мгновение призывает к насилию — к последнему насилию, которое привело бы к уничтожению всякого, точно так же, как наши военные при каждом наступлении говорили солдатам: это наступление — последнее, оно приведет к победе и, следовательно, к миру. Исповедующий этику убеждения не выносит этической иррациональности мира»^[6].

Важное место вопросы соотношения морали и политики и их взаимодействия занимают в русской философской и общественно-политической мысли. Писатели, публицисты, философы, историки, ученые, журналисты всегда рассматривали политику под углом зрения моральных норм и принципов. В. С. Соловьев в работе «Национальный вопрос в России» специально останавливается на проблеме соотношения нравственности и политики. Он пишет: «Полное разделение между нравственностью и политикой составляет одно из господствующих заблуждений и зол нашего века»^[7]. По его мнению, в сфере политики господствует политический эгоизм, исходящий из того, что каждый народ имеет свой интерес и стремится к его удовлетворению. Русский философ полагает, что нравственным долгом народа является отказ от эгоизма, осознание того, что народ представляет собой часть всего мира и поэтому должен проявлять свою солидарность со всеми народами. Нельзя разделить политику и мораль, ибо они находятся в тесном взаимодействии. В. С. Соловьев призывает к соблюдению нормы жизни, предполагающей мир и покой между народами и государствами. Он даже утверждает, что лучше отказаться от патриотизма, чем от совести.

Пристальное внимание российских мыслителей к взаимодействию политики и морали, видимо, объясняется тем, что в России политика носила деспотический характер. Она фактически не считалась с правовыми нормами и базировалась на произволе и волюнтаризме. Судьба отдельного человека зависела не от принятых государством юридических законов, а от желания государственных чиновников. Причина этого заключается в том, что государство имело вотчинный характер. Государь рассматривал государство как свою собственность (вотчину) и не считался ни с какими правовыми нормами и принципами, хотя формально мог апеллировать к ним. Он мог по своему усмотрению наказать или поощрить того или иного вельможу, подарить ему землю или отобрать ее. Он переделывал политические и социальные институты, уже давно сложившиеся механизмы регулирования общественных отношений. Народ был отчужден от государства. Поэтому граждане его рассматривали не как орган, регулирующий их взаимоотношения, а как чуждую им силу. И они были индифферентны к его делам. «Государство, — писал В. О. Ключевский, — как союз народный, не может принадлежать никому, кроме самого народа; а на Московское государство и московский государь, и народ Московской Руси смотрели, как на вотчину княжеской династии, из владений которой оно выросло. В этом вотчинно-династическом взгляде на государство я вижу одну из основных причин Смуты. Указанное сейчас недоразумение было сзязано с общей скудостью и неготовностью политических понятий, далеко отстававших от стихийной работы народной жизни. В общем сознании… Московское государство все еще понималось в первоначальном удельном смысле, как хозяйство московских государей, как фамильная собственность Калитина племени, которое его завело, расширяло и укрепляло в продолжение трех веков… И надобно прибавить, что такой вотчинный взгляд на государство был не династическим притязанием московских государей, а просто категорией тогдашнего политического мышления, унаследованной от удельного времени. Тогда у нас не понимали государство иначе, чем в смысле вотчины, хозяйство государя известной династии, и если тогдашнему заурядному московскому человеку сказали бы, что власть государя есть вместе с тем и его обязанность, должность, что, правя народом, государь служит государству, общему благу, это показалось бы путаницей понятий, анархией мышления. Отсюда понятно, как московские люди того времени могли представить себе отношение государя и народа к государству. Им представлялось, что Московское государство, в котором они живут, есть государство московского государя, а не московского или русского народа. Для них были неразделимыми понятиями не государство и народ, а государство и государь известной династии; они скорее могли представить себе государя без народа, чем государство без этого государя»²⁸⁶.

Эта традиция вотчинного отношения к государству сохранилась и в советское время, и в нынешней России. Очередной Генеральный секретарь ЦК КПСС считал своим долгом все переделать, перестроить, по-своему обустроить свою вотчину. Отождествление власти и собственности происходило на всех уровнях как в дореволюционной России, так и в СССР. Любой чиновник практически не считался с принятыми юридическими нормами и законодательными актами, полагая, что власть ему позволяет обращаться с другими людьми так, как ему хочется, а не так, как требует закон. При любом режиме чиновник считает себя хозяином, а не работником.

Поскольку политики рассматривали государство как свою вотчину и нарушали не только правовые, но и элементарные моральные принципы, то защиту этих принципов брали на себя писатели, философы, ученые, публицисты, журналисты и т. д. Не будучи профессионалами в сфере политики или морали, они не видели никакой разницы между политической сферой и моральными принципами. И, как уже выше отмечалось, они хвалили тех политиков, чья деятельность, с их точки зрения, отвечала моральному кодексу, и, наоборот, критиковали тех, кто, по их утверждению, нарушал этот кодекс.

Чтобы выяснить диалектику морали и политики, необходимо прежде всего четко обозначить их функции, провести, так сказать, между ними демаркационную ЛИНИЮ. Функции и роль политики в общественной жизни были рассмотрены выше. Поэтому остановимся на проблемах морали.

Мораль в широком смысле слова есть совокупность правил, норм и принципов, которыми руководствуются люди в процессе совместной деятельности и общения. Как и политика, мораль является своего рода регулятором взаимоотношений людей и поэтому имеет некоторые общие черты с ней. Но эта общность проявляется совершенно по-разному и в зависимости от конкретных условий, ибо у морали и политики разные функции. Иначе говоря, они выполняют в обществе разные роли.

Если политика и политическая сфера жизни возникают вместе с появлением государства и социальных классов, то мораль — вместе с возникновением самого общества. Именно моральные принципы и нормы были основными регуляторами отношений первобытных людей. Многие племенные вожди имели гораздо больше авторитета, чем некоторые официальные короли и цари. И этот авторитет они заслужили именно благодаря своим высоким моральным качествам. Но с возникновением классового общества моральные нормы уже не могли выступать в роли универсальных регуляторов общественной жизни. Появляются политические регуляторы, что в конце концов приводит к разграничению сферы политики и сферы морали.

Мораль оперирует понятиями «совесть», «хорошо», «плохо», «добро», «зло», «справедливость», «несправедливость», «гуманизм» и т. д. Они отражают социальные реалии, отношения людей друг к другу и к обществу. На протяжении тысячелетий выработались такие нормы и принципы морали, без соблюдения которых общество не может нормально функционировать, оно просто-напросто погибнет. Возьмем понятие «совесть». Оно очень объемно и включает, по существу, все моральные принципы. Совесть предполагает справедливость, добро, гуманность, любовь к людям, чувство сострадания и т. д. «На протяжении всей истории люди всегда отстаивали принципы справедливости, любви и правды в противовес всякому давлению, оказывавшемуся с целью заставить людей отказаться от того, что они знали и во что верили»²⁸⁷. Совесть — это внутренний судья человека, к голосу которого человек должен прислушиваться постоянно. Человек без совести способен на любое преступление.

Моральные нормы связаны с ценностями. Следует различать ценности и оценки. Оценка, как правило, имеет субъективный характер. Один может оценить тот или иной поступок человека высоко, а другой, наоборот, низко. Но здесь есть некий универсальный критерий, который выработался в ходе длительной совместной деятельности людей и их совместного общения. Убийство ни в чем не повинного человека вызывает осуждение у всех людей, руководствующихся моральными нормами и принципами. Что касается ценностей, то они имеют объективный характер и не зависят от субъективной оценки индивидов. Скажем, картины Ван Гога представляют собой величайшую ценность, хотя при жизни автора их оценивали невысоко.

Моральные ценности меняются в ходе общественного развития. Если, например, в прошлые времена вызванный на дуэль человек обязан был явиться на место дуэли, то в настоящее время сам термин «дуэль» вызывает лишь улыбку. И тем не менее для всех генераций общества мораль имеет универсальный характер. Совесть в эпоху Аристотеля выполняла те же функции, что и в современную. «Так называемая совесть, — писал Аристотель, — которая позволяет называть людей совестящимися и имеющими совесть, — это правильный суд доброго человека»^[8].

В отличие от морали политика исходит не из добра или зла, справедливости или несправедливости, гуманности или антигуманности, а из интересов. Интересы могут быть личными и государственными. Настоящий политик стремится к тому, чтобы его личные интересы совпадали с государственными. Поэтому мы ведем речь о таких политиках, а не о тех, кто защищает лишь личные интересы. Такие люди, выражаясь словами Вебера, живут за счет политики, а не для политики. Собственно говоря, они и не являются политиками в подлинном смысле этого слова. Подчеркнем еще раз: политик руководствуется интересами, и если он уверен в том, что в данных обстоятельствах интересы его класса или государства требуют принятия решения, которое противоречит моральным принципам, то он, как политик, игнорирует эти принципы. Поэтому нельзя требовать от политика принимать политические решения в соответствии с моральным кодексом. Талейран как человек был аморален, но Наполеон его не отстранил от политической деятельности, потому что ценил его политические качества.

Политик заинтересован в сохранении целого и поэтому жертвует частью. Настоящий политик понимает, что если погибнет целое, то погибнет и часть. Если, скажем, погибнет народ, то погибнет и человек, являющийся частью этого народа. Поэтому политик жертвует человеком во имя сохранения народа. Моралист скажет, что это антигуманно и цинично. Согласен, но в том-то и дело, что политика сама по себе «грязна», «цинична» и «безжалостна». Если политик будет заниматься морализаторством, а не решением неотложных государственных задач, то тем самым он объективно погубит тех, чьи интересы обязан защищать.

Политик не писатель и не обязан постоянно думать о той или иной личности. Он несет политическую ответственность и поэтому он должен заботиться прежде всего о целом (обществе), а затем о части (личности). Конечно, политическая ответственность предполагает и личную моральную ответственность политика за государственные дела. Политик имеет дело с массами, а не с отдельным человеком. Поэтому несерьезными и наивными являются утверждения о том, что в центре политики должен находиться человек. Другое дело писатель. В центре его внимания находится (и не может не находиться) человек со своими заботами и проблемами. Подлинный гуманный писатель, как свидетельствует опыт мировой литературы, всегда выступает на стороне униженных и оскорбленных. Ф. М. Достоевский в своих произведениях показывает людей, которых некому защищать и которые ужасно страдают от нищеты, голода и холода. Писатель призван, руководствуясь моральными принципами и нормами, описывать в образной форме жизнь личности, отдельного человека, выражать ему свои симпатии или антипатии. Политик же, руководствуясь политическими интересами, политическими законами и принципами, защищает либо интересы государства, либо интересы господствующего класса. Поэтому он приносит в жертву интересы отдельной личности, если они противоречат общим интересам. Поэтому политические и моральные принципы не совпадают, даже нередко они противоречат друг другу.

Но политика может способствовать моральному совершенствованию общества. Если государственные деятели проводят такую политику, которая направлена на благо большинства людей (абсолютно все члены общества никогда не будут довольны существующими социально-экономическими и политическими порядками), то и моральные принципы, правила и устои все больше и больше укрепляются. Веком Перикла называли V век до нашей эры, когда правил Афинами Перикл. Как политик он немало сделал для процветания афинских граждан. Если же политика осуществляется в интересах меньшинства, то она приводит к разложению общества, к росту преступности, формированию мафиозных структур, к моральной деградации, что в конечном счете завершается гибелью социума.

Политик как человек. Политик как политик не может и не обязан руководствоваться моральными нормами и принципами. Но как человек он должен быть высоконравственным, соблюдать и уважать моральные правила, быть примером для своих граждан. Он обязан каждый свой неполитический шаг обдумывать с точки зрения морального кодекса, быть морально чистоплотным человеком и вести себя в соответствии с общепринятыми нормами, а также должен понимать, что от его морального поведения в частной жизни во многом зависит не только его политическая карьера, но и авторитет вверенного ему государства. Одним словом, безнравственному человеку нет места в политике.

Моральные преступления. Если политик как человек нарушает общепринятые моральные нормы и принципы, то он совершает лишь моральные преступления, и его за это следует осуждать лишь с позиции морали. К моральным преступлениям относятся подлость, продажность, предательство друзей и близких, алчность, использование своего высокого политического положения. К такого рода преступлениям относятся и оскорбительные выпады против своего политического оппонента, афиширование его физических недостатков, распространение о нем различных сплетен.

Политические преступления. Они имеют иной характер, поскольку связаны с политическими интересами. Глава государства может быть морально чистым человеком, но может допустить тяжкие политические преступления. Последние совершаются, по крайней мере, в следующих случаях: 1) когда нарастает внутренняя нестабильность общества, вызванная либо спадом экономики, либо снижением жизненного уровня населения, либо межэтническими конфликтами, либо иными причинами, а лидер государства ограничивается успокоительными речами, вместо того чтобы действовать смело и решительно; 2) когда глава государства не выполняет конституцию, нарушает ее и тем самым способствует нарастанию конфликтов в обществе. А если его действия приводят к гибели людей или он предает своих соратников, политическую партию, лидером которой он был, то политические преступления переходят в уголовные и он несет не только политическую, но и уголовную ответственность. Но здесь надо иметь в виду, что в отличие от преступлений, совершаемых рядовыми гражданами, политико-уголовные преступления главы государства совершаются как бы не одним человеком (монархом, королем, президентом), а целым государственным аппаратом, политическими институтами, поскольку его действия получают одобрение со стороны аппарата и этих институтов. Поэтому очень трудно бывает привлечь к уголовной ответственности такого главу государства. Кроме того, привлечение его к уголовной ответственности во многом зависит от традиций, стабильности и эффективности политических институтов, уровня политической культуры людей, отношения к нему мировых политиков и т. д.; 3) когда интересам государства угрожают внешние силы, но его глава не предпринимает никаких шагов по отражению агрессии, либо принимаемые меры имеют паллиативный характер; 4) когда открыто предаются интересы государства, что в итоге приводит к его распаду. И в данном случае политические преступления переходят в уголовные; 5) когда проводится политика, направленная на разжигание межнациональной розни, на физическое уничтожение других рас и народов.

Таким образом, политика и мораль являются двумя автономными сферами общественной жизни. Впервые на это обратил внимание Макиавелли, и его величие «как раз заключается в том, что он отделил политику от этики»²⁸⁹. Они взаимосвязаны и взаимодействуют, но тем не менее выполняют разные функции, смешение которых может резко отрицательно сказаться как на морали, так и на политике.

• [1] Макиавелли Н. Избр. соч. М., 1982. С. 345.
• [2] 27Я Там же.
• [3] Гегмь Г. В. Ф. Политические произведения. М., 1978. С. 154—155.
• [4] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1966. Т. 6. С. 289−290.
• [5] Вебер М. Избр. произв. М., 1990. С. 690.
• [6] Вебер М. Избр. произв. М. 1990. С. 698.
• [7] Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. Философская публицистика. М., 1989. Т. 1. С. 264.
• [8] т Аристотель Соч.: В 4 т. М., 1984. Т. 4. С. 184.