Дарвин-путешественник.
Музыка, театр, история, философия, живопись, наука
Родные и друзья молодого Дарвина долгое время не могли предполагать, что из него выработается серьезный ученый. «Случай, упущенный в Кембридже», — обычное явление в жизни юного студента. Дарвин не очень увлекался академической наукой. Он и в гимназии учился посредственно, и в Эдинбурге оставался равнодушным к медицине, которую выбрал по настояниям отца. Его затянула студенческая жизнь, кутежи… Читать ещё >
Дарвин-путешественник. Музыка, театр, история, философия, живопись, наука (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Как легко устанавливаются трафаретные представления о знаменитостях и как прочно они держатся. Для большинства современников, даже хорошо образованных, Чарльз Дарвин — ученый, доказавшей происхождение человека от обезьяны. Вот во что превратилась в предельной популяризации его сложная теория происхождения и трансмутации видов. Известно, что современная наука во многом отошла от дарвинского учения, но в чем это несогласие — для «среднего интеллигента» безразлично, ибо он Дарвина, конечно, не читал, даже в общедоступном изложении. Рассказывают, что любознательный читатель спрашивал в библиотеке сочинение Дарвина — «Происхождение видов на жительство». Реальные представления очень часто мало чем отличаются от этого анекдота. И защитники, и противники дарвинизма базируются обычно исключительно на «обезьяне» и, как на следствии «обезьяны», на отрицании Дарвином бытия Божия. Внучка Дарвина, Нора Барлоу, опубликовала недавно «Путешествие натуралиста вокруг света», т. е. забытый «Дневник изысканий» Дарвина, описывающий его кругосветное путешествие, и неизданные до сих пор его «Путевые записи»[1]. Читатель, который даст себе труд ознакомиться с этим толстым томом, вероятно, будет немало удивлен. Сочинение Дарвина и предпосланный ему биографический очерк его молодых лет должны в корне поколебать установившееся мнение об ученом.
Начнем с главного — «атеист» Дарвин был, по-видимому, религиозным человеком и даже собирался одно время стать священником. Правда, особого призвания к духовной карьере, как мы увидим, у него не было, но воинствующий атеист все-таки не стал бы помышлять о рясе. Перед своим отъездом на корабле «Бигль», устанавливая распорядок своих занятий во время экспедиции, Дарвин вносит в список наряду с научными работами и изучением языков чтение Священного Писания. В предисловии к советскому изданию отмечается, что в самом дневнике такого чтения нет; но странно было бы предполагать, что Дарвин каждый раз сам стал бы записывать: «читал Библию или Евангелие». Зато мы постоянно встречаем упоминания о церковных службах на корабле или в портах, где останавливался «Бигль». На корабле находилось несколько миссионеров, направлявшихся в Южную Америку для просвещения дикарей, и Дарвин отзывается об их намерениях с неизменным сочувствием. Наконец, и некоторые рассуждения подтверждают, что автор их относится к религии с полным пиететом (даже если предположить, что сам он был неверующим). «Моралисты и строгие судьи должны были сообразить, — пишет Дарвин, — насколько в каждом частном случае действуют правила религии… Они совсем не хотят верить нравственности, которой им не хочется придерживаться, или религии, которую они не почитают, а, может быть, даже и презирают».
Удивятся читатели также, узнав, что Дарвин отнюдь не был сухим ученым, а светским человеком, в молодости же даже кутилой и донжуаном. Да и самый факт кругосветного путешествия для многих должен оказаться неожиданной новостью. Как? Дарвин-путешественник? Но ездил он, конечно, исключительно с научными целями и был равнодушен ко всему, кроме превращения одних видов в другие? В том то и дело, что это не так. Бесспорно, научные исследования занимают значительную часть «Дневника» и «Записей», но и они касаются не только зоологии и биологии: Дарвин интересовался и геологией, и картографией, и астрономией. Кроме того, он был вообще внимательным наблюдателем и сообщает нам интересные сведения о нравах и быте примитивных народов. Постоянно дает он художественные описания картин природы, сопровождая их собственными мыслями. «Говоря, что некоторые из европейских видов живописнее всего, что мы видели, я исключаю, конечно, тропический пояс, как совершенно особое. Эти два типа пейзажа нельзя сравнивать друг с другом; впрочем, о величии тропического пейзажа я уже не раз и довольно много говорил».. «Вызывая в памяти моей образы прошлого, я нахожу, что особенно часто передо мною встают патагонии, которые всеми признаны жалкими и безнадежными… Почему же мне, да и не мне одному, так особенно памятны эти безлюдные пустыни? Трудно проанализировать это чувство; отчасти оно, вероятно, происходит от того, что эти пустыни дают простор воображению». Наблюдения Дарвина над фауной тоже не сухи, и свидетельствуют о живой человеческой душе и о чувстве юмора; чего стоит хотя бы описание птиц, «похожих на плохо набитые чучела, убежавшие из музея».
Помимо всего этого, путешествие явилось для Дарвина серьезной духовной дисциплиной. В самом начале поездки он записывает: «Если у меня не будет достаточно энергии, чтобы заставить себя упорно работать во время путешествия, то я упущу большой и редкий случай для самоусовершенствования. Об этом я никогда не должен забывать и тогда, быть может, я буду иметь такой же случай для воспитания своего ума, какой я упустил в Кембридже». Поэтому он и пробует составить программу, хотя и признается в ее невыполнимости. Все же пять лет, проведенных в экспедиции, он усиленно работал над собой, и в «Дневнике» подводит итоги своей внутренней жизни. «С моральной точки зрения путешествие научит его (т.е. натуралиста) к добродушному терпению, помогая освободиться от эгоизма, приобрести привычку действовать самостоятельно и наилучшим образом использовать каждый представляющийся случай… Путешествие приучит его, правда, и к некоторой недоверчивости; но в то же время он узнает, как много имеется на свете истинно добросердечных людей». Отмечая день за днем свои занятия, возвращаясь воспоминанием к прошлому, Дарвин, таким образом, оставил ценный автобиографический материал. Вот какой представляется нам по этим данным юность естествоиспытателя.
Родные и друзья молодого Дарвина долгое время не могли предполагать, что из него выработается серьезный ученый. «Случай, упущенный в Кембридже», — обычное явление в жизни юного студента. Дарвин не очень увлекался академической наукой. Он и в гимназии учился посредственно, и в Эдинбурге оставался равнодушным к медицине, которую выбрал по настояниям отца. Его затянула студенческая жизнь, кутежи, охота и спорт. Молодой Чарльз был также очень влюбчив. Но любил он, кроме того, одинокие прогулки на лоне природы, которые, может быть, и вызвали его интерес к естественной истории. В 1828 году он бросил медицину, в которой явно не преуспевал. Он перевелся в Кембридж на богословское отделение, решив стать священником. Но и здесь официальной стороной учения он занимался небрежно; к занятиям готовился в конце года, в течение одного или двух месяцев. Зато он открыл для себя геометрию и пришел в восторг от «логической последовательности Эвклида». Особенно же он увлекся геологией и зоологией, читал труды по этим отраслям знания, слушал лекции зоолога Робера Гранта и ботаника Генсло[2]. С ними обоими он скоро подружился. Сблизился он также с группой молодых натуралистов, большинство которых были, впрочем, значительно старше его самого. Со своими сверстниками он вообще чувствовал себя стесненно, очевидно, по причине значительного внутреннего превосходства.
В результате общения с этой средой Дарвин бросил и богословие, и перешел на естественный факультет. Особенно увлекался он энтомологией. Сохранились дальнейшие коллекции насекомых, собранные в Англии «Чарльзом Дарвиным, эсквайром». Одновременно он пишет две небольшие научные работы по зоологии, каждая из которых содержит, однако, какое-нибудь открытие. Любопытно, что он остался равнодушным к теориям Ламарка, волновавшим тогда ученые круги. Зато он добросовестно изучал Гумбольдта и тогда уже решил поехать на Тенериф, описанный этим автором. Гумбольдта в Англии в то время почти не знали. И сам он писал впоследствии некой англичанке, госпоже Августине. «Увы. У Вас есть в Англии некто, которого вы не читаете — молодой Дарвин, ездивший с экспедицией в Магеланов пролив… У мистера Дарвина есть еще достоинство, редкое в вашей стране, — он хвалит меня».
Весной 1831 года Дарвин сдал последние университетские экзамены и получил степень «бакалавра наук». Генсло рекомендовал его геологу Седжвику, который и взял молодого ученого с собой в экспедицию по северному Уэльсу. Вернувшись из нее в августе того же года, Дарвин нашел письмо Генсло с предложением места на «Бигле». Капитан этого судна, Роберт Фиц Рой, и кембриджский профессор Дж. Пикокк снарядили кругосветную экспедицию (в частности, и на Тенериф) для картографических измерений, главным образом, в Южной Америке. Преследовались ими и геологические цели, для чего они и обратились к Генсло.
«Я заявил, — сказала последний Дарвину, — что считаю вас из всех, кого я знаю, наиболее подходящим для этой цели. Я утверждаю это не потому, что вижу в вас законченного натуралиста, а по той причине, что вы специализировались в коллекционировании и наблюдении».
Как отнесся к этому предложению Дарвин, мы уже знаем: помимо научных возможностей, его прельщала перспектива «самоусовершенствования». Но отец его, все еще не веривший в «увлечение» Чарльза, счел путешествие «бесполезным и диким предприятием», которое может повредить духовной карьере сына (он все еще надеялся, что Дарвин вернется к своему кратковременному проекту). Затрудняло поездку еще и то обстоятельство, что Дарвина пригласил лично Фиц Рой[3]. Адмиралтейство же сочло его присутствие на корабле не обязательным, ограничившись тем, что не препятствовало ему. Естественно, жалованья Дарвину не полагалось, и он сам должен был платить за свое содержание и нести расходы по экипировке и приобретению научного оборудования.
Спас положение дядя Дарвина, Джое Веджвуд[4], взявшийся уговорить отца. Решать надо было быстро.
«Я никогда не забуду, — вспоминает Дарвин, — какие это были беспокойные и смутные два дня, сердце мое, казалось, замерло, не говоря о сомнениях, которые возбудило ко мне недовольство отца проектом. Я с трудом мог решиться оставить Англию даже на тот срок, который, казалось тогда, должно было продолжаться путешествие. Конечно, для меня было счастьем, что экспедиция с самого начала рисовалась мне в таких ярких красках». Наконец, стараниями дяди и Фиц Роя все затруднения были улажены, и 5 сентября Дарвин был внесен в список членов экспедиции.
24 октября он поселился на «Бигле». Вначале срок намечался в два или три года; на самом же деле, Дарвин провел на корабле почти пять лет. Отъезд состоялся на два месяца позже, чем предполагалось;
«Бигль» покинул Плимут 27 декабря 1831 года. «Бигль был десятипушечным бригом (впрочем, на нем оказалось всего шесть пушек). Орудия были ему необходимы, так как воды Южной Америки представлялись далеко не безопасными для плавания. Кроме членов экспедиции и экипажа, на борту находились врач, чертежник, миссионеры и три огнеземельца, направлявшиеся к себе на родину. Состав экспедиции был исключительно культурными. Зато экипаж долгое время смущал Дарвина: «Такой компании неповешенных мошенников достаточно, чтобы привести в изумление берегового человека». Вначале Дарвин страдал от корабельных неудобств: он жил в одной каюте с офицером Стоксом, служившим одновременно спальней, научным кабинетом, лабораторией и чертежной. Обедал он с Фиц Роем в капитанской каюте. Скоро он привык к этим условиям, так что 8 февраля 1832 года записывал: «Я нахожу корабль особенно удобным местом для всех видов работы. Все находится так близко под рукой, а связанность заставляет быть столь методичным в работе, что, в конце концов, я оказался в выигрыше». С течением времени он полюбил «этот славный кораблик» и сжился с ним. Все же многое до самого возвращения воспринималось им, как лишение, особенно невозможность уединиться. Страдал он также от морской болезни. «Если кто сильно подвержен морской болезни, тот должен серьезно учесть это обстоятельство. Я говорю на основании собственного опыта: это не пустое нездоровье, которое излечивается в одну неделю… Следует помнить, что в течение длинного путешествия приходится проводить на воде несравненно больше времени, чем на суше. Да и что за особая прелесть в хваленой безграничности океана. Утомительная безбрежность, водяная пустыня, как говорят, аравийцы… Должен признаться, что в моем воображении я представлял себе морскую бурю как нечто гораздо более грандиозное и страшное… Вода подымается и опускается, как будто выполняет свою повседневную работу, и, кажется, будто ярость стихии направлена исключительно на корабль и его обитателей».
Тем не менее, Дарвин, если не выполнил всей своей программы, то воспользовался путешествием и для научных трудов, и для работы над собой. «Бигль» проделал путь из Англии через Тенериф к берегам Южной Америки, где оставался в течение трех лет. Там и была произведена главная работа экспедиции. Затем она побывала в Австралии, на островах Тихого океана, на Малайском Архипелаге и у берегов Африки. После нового, кратковременного пребывания в Бразилии «Бигль» вернулся в Англию 2 октября 1836 года.