Зарождение и развитие социологии в россии в период до 1917 года. 
Общий обзор

Россия, общество и власть в период до 1917 года

Отношения между Россией и Западом всегда были для России более значимыми, чем отношения между Россией и Востоком. Это можно объяснить тем, что Запад был больше един в историкокультурном и религиозном измерении, чем Восток, тем, что Россия испытывала мощнейшее идейно-культурное влияние Запада, а не Востока, и тем, что россияне, а конкретнее русские — это европейцы по происхождению и во многом по образу жизни. Однако, несмотря на то что притяжение к Западу всегда было для России значительным, не менее мощным было и остается стремление россиян подчеркивать российскую самобытность, нашу непохожесть на Запад. И у этого стремления имеются серьезные основания.

Формирование российской государственности (Киевская Русь, Новгородская земля) происходило позднее, чем многих европейских государств, а именно в IX веке. Достоверных сведений о более раннем происхождении государства на Руси не имеется. Благодаря достоинствам первых великих киевских и владимирских князей — Владимира Святого (980−1015), Ярослава Мудрого (1019−1054), Владимира Мономаха (1113−1125) — русские земли успешно развивались. В этот период русская история не очень отличалась от истории западноевропейской. Русь стала христианской страной, хотя и по восточному обряду. Развивались дипломатические и торговые связи с Востоком и Западом. Политическая история русской государственности этих веков была не более жестокой, чем история государственности других стран. По словам Н. М. Карамзина, «мы видели грабеж, убийства и злодеяния внутри государства: еще более увидим их; но чем же иным богата история Европы в средних веках?»¹⁸² Русские города были не только.

¹⁸² Карамзин Н. М. История государсгва Российского. Т. I—IV. — С. 123.

пунктами административного управления и средоточием торга и ремесел, но и центрами, в которых зародились и окрепли традиции русской средневековой демократии и того, что X. Арендт и Ю. Хабермас назвали публичной сферой. Законодательные уставы русских князей, начиная с Русской Правды 1015 года, защищали права и достояния не только знатных, но и простых людей. Отдельных слов заслуживает русская культура. К концу XI века она достигла уровня передовых стран Европы, а в XII веке продолжала свое поступательное развитие. Все это свидетельствует в пользу точки зрения о том, что в период IX—XIII вв.еков русские княжества достигли уровня развития, который был немногим ниже, чем у большинства европейских стран. Однако уже в конце XI века «огромное государство, ярко и быстро взошедшее на европейском горизонте, известное на всех просторах Старого Света, начинало испытывать внутренний кризис, вызванный неумеренностью княжеских желаний» и «полным отсутствием учета общегосударственных интересов Киевской Руси»^[1].

Оценка исторического значения и последствий для русскороссийской государственности вторжения 1237 года и последующих нашествий и набегов вплоть до 1408 года является чрезвычайно трудным занятием. Наука здесь слишком часто смешивается с идеологией и политической целесообразностью, объективность подчиняется аксиологии.

Одна спорная точка зрения ярко представлена в трудах Л. Н. Гумилева, который, не оправдывая иноземного гнета иначе как делом борьбы Руси с влиянием Запада, дает интересную интерпретацию некоторых известных фактов. «Восемь миллионов обитателей Восточной Европы подчинились четырем тысячам татар. Князья ездят в Сарай и гостят там, чтобы вернуться с раскосыми женами, в церквях молятся за хана, смерды бросают своих господ и поступают в полки баскаков, искусные мастера едут в Каракорум и работают там за высокую плату, лихие пограничники вместе со степными батурами собираются в разбойничьи банды и грабят караваны. Национальная вражда изо всех сил раздувается „западниками“, которых на Руси всегда было много». Этот взгляд разделяется и некоторыми другими современными авторами. Например, Э.С. Кульпин-Губайдуллин сравнивает не в пользу Европы ордынские и современные им города средневековой Европы: в ордынских городах отсутствуют стены как знак отсутствия страха перед.

врагами, наличествуют широкие улицы, водопровод, кое-где даже канализация, публичные доступные бани*. В Европе — повсеместная грязь и беспорядок на улицах и в домах. В Орде — веротерпимость. «Конечно, подданный Золотой Орды не был свободным в современном понимании, но его жизнь и повседневная деятельность были несравнимо более защищены, чем у жителя Западной Европы. Может быть (в критериях XX века), скорее плохо, чем хорошо, но государство поддерживало порядок и противостояло притеснениям, ограблениям и оскорблениям, своеволию крупных и мелких феодалов, бандитов»^[2].

Противоположная точка зрения более распространена. В последние годы она выражена на Западе С. Пайпсом, а в России В. К. Кантором. По Пайпсу, «чужеземное засилье, в своей худшей форме тянувшееся полтора века, имело весьма пагубное действие на политический климат России. Оно усугубило изоляцию князей от населения, к которой они и так склонялись в силу механики удельного строя, оно мешало им осознать свою политическую ответственность и побуждало их еще более рьяно употреблять силу для умножения своих личных богатств. Оно также приучило их к мысли, что власть по своей природе беззаконна… В те годы основная масса населения впервые усвоила, что такое государство: что оно забирает все, до чего может дотянуться, и ничего не дает взамен, и что ему надобно подчиняться, потому что за ним сила»^[3].

Кантор В. К. полагает, что благодаря Орде «на Руси утверждается военно-тираническая форма правления»^[4] и формируется национальный тип российской ментальности, включавший в себя следующие непривлекательные черты.

• 1. Психологическое i юприятия частной собстве! пюсти, идущее в том числе от так называемого «монгольского права на Землю». Земля принадлежала хану, а стало бьггь, в превращенном представлении крестьянина была ничьей, Божьей, т. е. общей. А в конечном счете — государственной.
• 2. Безграничный произвол власти, не встречающей препятствия в лице гражданских прав.
• 3. Антигородская направленность российского развития, а отсюда — бедность и подавленность населения.
• 4. Общинность как результат государственного приневоливания.
• 5. Политический и психологический изоляционизм и паразитарное восприятие западной науки и техники.
• 6. Взгляд на Западную Европу как на объект «грабежа», явного или завуалированного, как на мир не родственный, а чуждый.

Мы полагаем, что не обязательно прибегать к теории пассионарных напряжений этнических (супер)систем*, или к несочувственным России прозападным объяснениям, как у Кантора, чтобы увидеть главную трудность, с которой связана эта оценка. Изучение и объективная оценка ордынского фактора в российской истории связана с изучением и объективной оценкой отношений России с Западом и Востоком, а также самих отношений между Западом и Востоком, с изучением и оценкой социального и общественного порядка на Западе и Востоке. Нерешенность этого общего вопроса обусловливает и нерешенность частного вопроса. Одну из сторон этого частного вопроса составляет вопрос о том, какие изменения в русско-российском национальном, государственном, культурном и правовом развитии привнесло инородное правление XIII—XV вв.еков?

Прежде всего, это изменения в менталитете русских и россиян, обращенном вовне. Появляется ощущение своей инаковости и отчужденности для Европы. Ключевский В. О. писал: «Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем и Европа»^[5]. Теперь и поныне Россия уже и психологически не совсем Европа. Теперь и поныне Россия на пару с Турцией конструировались в Европе как «Другие», причем воплощением инаковости был «Восток»^[6]. Теперь и поныне Россия обретает свою специфическую идентичность — не Европы, но и не Азии, не Запада, но и не Востока. Теперь Европа для России становится Западом, миром, который был для россиян всегда привлекательным, как мир, единство с которым хотелось восстановить без помощи силы, и как мир, изменившийся в непонятную сторону с непонятной силой.

Второе изменение произошло в характере российского государства и государственности. Оно формируется в XV—XVI вв.еках и в борьбе с инородными институтами и порядками и одновременно использует их в своих интересах в борьбе с вольными городами и старыми элитами. По замечанию Р. Пайпса, до середины XVII века у россиян не было концепции «государства»^[7]. По поводу понятия государства Пайпс пишет: «Термин „государство“, в отличие от английского state, не подразумевает различия между частным и публичным, между dominium’oM и imperium’oM; оно представляет собою чистой воды dominium, обозначая „абсолютную собственность“, исключающую иные виды собственности и подразумевающую за своим обладателем право пользования, злоупотребления и уничтожения»^[8]. «» Государство", если они вообще о нем когда задумывались, обозначало государя, или dominus’a, то есть лично царя, его штат и вотчину. Что до «общества», то оно воспринималось не одним целым, а раздробленным на отдельные чины. На Западе оба эти понятия были хорошо разработаны еще с XIII века под влиянием феодальных порядков и римского права, и даже самые авторитарные короли о них не забывали"^[9].

Российский исследователь Л. А. Асланов противопоставляет гражданское общество западного типа, которое на определенной территории образовывало государство для защиты интересов своих граждан, и сформировавшуюся в России в условиях постоянного вражеского окружения сначала военно-административную общность с воинскими уставными отношениями, которое со временем становится государством. В этом государстве «сословия и каждый лично служат царю и только в силу этой службы служат государству». Асланов подчеркивает, что «в Русском государстве, то есть военно-административной системе, права не было, а было служение по уставу, и такой тип государства коренным образом отличается от государств североморской культуры, где изначально господствовало право»^[10].

Стремление к авторитаризму присуще, вероятно, любому государству. В России оно видится достаточно ясным, как, пожалуй, и его последствия. Авторитарное правление Ивана Грозного привело к Смуте, в которой выразились противоречивые стремления российского характера — дух вольности вместе с социальным протестом против Порядка как такового, и дух гражданского единения и солидарности. Затем петровские реформы, с одной стороны, были направлены на соединение частных интересов с общими интересами, на преодоление привычки русского человека жить розно, для себя. Петр старался заставить россиян действовать сообща, видеть в общем интересе свой частный интерес. Возводя фабрики и заводы, учреждая современного типа войско и строя флот, Петр старался приучать «русских людей к этой общей деятельности, к обществу в высшем значении этого слова»^[11]. Но поскольку его реформы осуществлялись авторитарно и жестоко, вторгались в повседневную жизнь людей, в их жизненный мир, по Хабермасу, навязывая русским людям непривычные ценности и порядки, в России зарождается новое для нее протестное отношение к власти. Это отношение распространяется и укрепляется в разных группах населения — дворянстве, монашестве, крестьянстве, казачестве. Вероятно, в петровское время в России появляется не только новое государство, но и новое общество, осознавшее, что у него может быть право иметь свои интересы, не совпадающие с интересами государства, и готовое их выражать и защищать.

Благодаря петровским реформам были нарушены естественность и органичность развития России. К 1917 году форсирование социальных изменений, а их темпы возрастали и опережали возможности и готовность народа к переменам, привело к социальной напряженности такой степени, что общественный порядок не выдержал ее и рухнул. Еще одно последствие ордынских, а затем московских и петровских правил и порядков — появившееся у российского народа неверие в свои силы, нежелание действовать во имя общих интересов и благ, участвовать в публичной и общественной деятельности и политике. Эта гражданская пассивность была сильной у разных социальных групп или сословий. Еще в николаевское время правительство пыталось «активизировать творчество тех или иных слоев населения, вдохнуть живые силы в механизм управления, оживить дворянское самоуправление. В 1831 году права губернаторов и уездных дворянских собраний были несколько расширены, вводились штрафы за непосещение дворянами собраний, но это не дало результатов. Стремление власти к некоторому отходу от авторитаризма не встретило поддержки снизу. Дворянство было равнодушно даже к тем правам, которыми оно располагало по закону»^[12]. Весьма схожие настроения доминировали у главного класса — антагониста дворянства. В годы, непосредственно предшествующие реформе 1861 года, в донесениях с мест обращалось внимание на упорное нежелание крестьян платить налоги. В терминологии Ахиезера это означало, что «крестьянство стремилось отклониться от жизненно важной для медиатора функции, т. е. исключить из своей воспроизводственной деятельности воспроизводство государства, большого общества. Активизация крестьянства проявлялась не в стремлении перестроить государство, а в желании оттолкнуться от него, замкнуться в своих локальных мирах»^[13]. Но и в самом крестьянском мире не было солидарности. Интересное исследование порядков в селе Петровском Тамбовской губернии, принадлежащем князьям Гагариным, показало, что между крестьянами повсеместно царили дух несотрудничества, огульное насилие и равнодушие. Жизнь в Петровском изобиловала враждой, местью, завистью, страхом и руганью. Крестьяне охотно доносили начальству на своих же собратьев — других крепостных — и пребывали в постоянном и парализующем страхе перед телесными наказаниями, публичным осмеянием, потерей статуса, рекрутчиной и ссылкой. Крепостные воровали как из имения, так и друг у друга. Автор исследования американский ученый Стивен Хок обнаруживает интересные общие черты в поведении русских крепостных крестьян и чернокожих рабов в южных штатах США. И, хотя его исследование посвящено порядкам в отдельно взятом селе, есть основание утверждать, что стремление русского народа к атомизации и приватизации своей жизни, его недоверие к власти, неверие в свои силы зарождаются не в советское время, а намного раньше. Аналогичная склонность к несотрудничеству и негражданственносгь обнаружена также в Южной Италии, Латинской Америке и в арабском мире.

Совершенный нами краткий экскурс в российскую историю и указание на некоторые важные, по нашему мнению, особенности российского государства и общества, которые сохранились до сих пор, были необходимы для того, чтобы лучше понять особенности российской социологии, появление которой произошло во второй половине XIX века.

• [1] Рыбаков Б. А. Киевская русь и русские княжества ХН-ХШ вв. — М.: Наука, 1982.-592с.-С. 572.
• [2] Кульпин-Губайдуллин Э. С. Золотая Орда: проблемы генезисаРоссийского государства. — 176 с.
• [3] Пайне Р. Россия при старом режиме. — С. 81,82.
• [4] Кантор В. К. Между произволом и свободой. К вопросу о русской ментальности. — С. 124.
• [5] Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. — С. 45.
• [6] Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. — С. 214, 215.
• [7] Пайпс Р. Россия при старом режиме. — С. 180.
• [8] Там же. — С. 114.
• [9] Там же. -С 180.
• [10] Асланов Л. А. Менталитет и власть. Русская цивилизация. Кн. 2. Российская империя. — С. 103.
• [11] Соловьев С. М. Сочинения. В18 кн. Кн. 21. Дополнительная. Работы разных лет. — С. 118.
• [12] Ахиезер А. С. РОССИЯ: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Ог прошлого к будущему. — С. 241.
• [13] Ахиезер А. С. Указ. соч. — С. 241.